Жизнь как триллер

За окном российский снег, в котором утонуть можно.

В этой боли тоже можно утонуть. Не за что ухватиться.

— eva_flos, «Когда расцветают ромашки»

***

Наступил понедельник. Лина может быть, впервые в жизни, выспалась, и поэтому пребывала в хорошем настроении. Первый урок отменили, и школьникам дали возможность отдохнуть перед занятиями. Учителям никто такой возможности не предоставил, и поэтому Екатерина Андреевна пошла в школу к 8 часам. Малькова разглядывала окружающий её пронзительно-холодный мир, усыпанные снегом сухие деревья и будто ещё не проснувшиеся от серой тоски дома. Ей, как персоне творческой и романтической, был приятен даже такой вид. На улице бушевал мороз, но Лине он был нипочём, ведь с недавних пор её согревало абсолютно новое чувство — любовь. Приятная и разливающаяся по телу и, что самое главное, взаимная. Несколько недель, хотя, что уж тут скрывать, даже несколько дней назад она и представить себе не могла, что будет так счастлива. Действительно, кто бы мог подумать, что прежняя Лина пойдёт в школу с улыбкой? Она шла и иногда смеялась. Ей было смешно, когда она вспоминала о том, как плакала, написав очередной романтический фанфик и думая, что в реальной жизни так не произойдёт. Ей было смешно, когда она вспоминала, как в первый раз увидела Катю и влюбилась. Ей было смешно. По мере приближения к школе небольшие сомнения начали одолевать её, но, увидев на школьном крыльце учительницу экономики, Лина смогла полностью избавиться от них. Лина подошла ещё ближе и заметила, что рядом с Екатериной Андреевной стоит ещё одна девушка, которую Малькова не могла разглядеть. Лина немного смутилась, почувствовав небольшое покалывание в сердце и приступ ревности, но смогла успокоиться и взять себя в руки. В конце концов, это же школа. Тут полно разных девушек, например, каждый второй учитель — женщина. Лина подошла к школьным воротам и посмотрела на крыльцо, намереваясь помахать Екатерине Андреевне, но затем решила, что это некультурно, и отказалась от этой затеи. Затем рассудила, что ей плевать на мнение других, и решила всё равно помахать, и даже почти была готова сделать это, но вдруг обратила внимание на девушку, с которой общалась её учительница. Невероятные чувства охватили Лину. Здесь, у школьного крыльца, стоят две девушки: одна подарила ей счастье, другая — боль. Стоят и болтают, как лучшие подружки. Её с головой окунули в прошлое, несмотря на то, что она рассчитывала никогда больше не возвращаться к нему. То, что она хотела забыть как страшный сон, вновь застало её врасплох в виде русой девушки с каре, стоящей прямо сейчас у её школы и спокойно говорящей с её девушкой. «Надо бежать. Нельзя позволить ей увидеть меня, иначе мне конец» — размышляя так, Лина развернулась и направилась в сторону выхода со школьного двора. Она зайдёт с другого входа. Поздно. — О, Лина! — говорит, как и всегда улыбаясь, Екатерина Андреевна, — Чего не проходишь в школу? Собеседница Екатерины моментально повернулась к Лине и той пришлось встретиться с до боли знакомым взглядом голубых глаз. Лина сразу же узнала её, как только смогла нормально рассмотреть. Такие знакомые светлые волосы, такие холодные и проницательные глаза, в которых Лина успела увидеть весь спектр эмоций: от дружелюбности до извращённой жестокости, и милое, очаровательное лицо, слишком обманчивое, слишком лживое, не способное отразить её настоящую сущность. А узнала ли она Лину? Блондинка расплылась в своей фирменной жуткой улыбке, и Лина поняла — узнала. Это конец. Мост в счастливое и беззаботное будущее с любимой девушкой обрушен, уничтожен и подорван. Как и Лина. Она сильно подавлена, и не знает, что ей делать и как поступить. Ей нужна помощь. Срочно. Сама она с этим монстром не справиться, как не справилась и тогда. — Это моя лучшая подруга, — заметив недоумение на лице ученицы, поясняет Екатерина, — Алина. А это моя... ученица — Лина. Значит, так её звали? А ведь Лине она представлялась другим именем. Жестокая, лживая, обезумевшая внутри, и красивая, милая и привлекательная внешне. Как часто так, к сожалению, бывает. И люди, судящие других исключительно по внешности, всегда попадаются в капкан людей, подобных Алине, не замечая, что их жестоко обманули и скоро выбросят, как ненужную вещь. Ничего общего с Екатериной Андреевной. Кроме, наверное, того факта, что Лина была влюблена в них обоих. Худший кошмар Лины воплотился в реальность. — Рада знакомству, — она протягивает Лине руку, и, когда та протягивает свою, незаметно сжимает её до боли, — Надеюсь мы с тобой подружимся. Лина как можно скорее прерывает рукопожатие. Ей страшно даже касаться этого существа. — Ну, ладно, я пошла, — говорит Катя и заходит в школу. Когда дверь за ней захлопывается, Лина вздрагивает. Екатерина Андреевна слишком не вовремя решила оставить её одну. Малькова кутается в пальто и пытается пройти к двери, но блондинка грубо отталкивает её и, смотря до смерти напуганной девушке в глаза, спрашивает: — Узнала? Лина молчит и смотрит на неё, как раненая жертва смотрит на охотника. — По глазам вижу, что узнала, — ухмыляясь, говорит Алина, всё продолжая испепелять её взглядом. — Эта школа намного лучше, чем я думала. Лина снова не в силах не произнести ни слова. Говорить в присутствии Алины или, уж тем более, перебивать её — значит отдать себя на погибель. Это Малькова запомнила на всю жизнь. Алина отошла от двери и пропустила школьницу внутрь. Та, не раздумывая ни секунды, забежала в вестибюль и поспешила затеряться в толпе. Блондинка злобно усмехнулась, достала сигарету и закурила. Выпустив очередное кольцо дыма, она, глядя через оконное стекло на раздевающуюся Лину, надменно произнесла: — Ещё увидимся, девочка.

***

Первый урок Лина сидела словно на иголках. Постоянно вздрагивала от каждого звука, в каждом шаге в коридоре ей мерещилась высокая девушка-блондинка, ждущая, когда Лина покинет своё убежище и полностью попадёт в её власть. В тот момент ей было абсолютно плевать на предупреждения директора и на выговоры классной, ей руководил лишь страх, и поэтому со звонком Лина собрала вещи в рюкзак и, пока никто не видел, побежала вниз, в гардероб. Забежала внутрь и, оглядываясь по сторонам, накинула своё пальто, переобулась и направилась к выходу из школы. Проскочила мимо охранника, сидевшего где-то в сторожке, почти бегом выскочила из школы и, все ещё оглядываясь, бросилась бежать. Но ей второй раз за день не повезло. На школьном дворе никого не было, кроме снова курящей Алины, которая не растерялась и тут же схватила Лину за руку, остановив её. — И куда же ты собралась? — издевательским тоном спросила она. Лина пыталась вырваться из цепкой хватки, но у неё получилось, и Алина только сильнее сжала её запястье. — Отвечай, — всё таким же спокойным, но угрожающим голосом приказала девушка. Лина промолчала, за что тут получила пощёчину. Щёку обожгло болью, но Лина легко стерпела это, ведь знала, что если она попытается сделать что-то наперекор Алине, то её ударят ещё сильнее. — Не хочешь — не говори, — притворно-добрый голос резал уши своей фальшивостью, — Но за каждым игнорированием следует наказание... Школьная дверь открылась, кто-то вышел, и Алина инстинктивно отпустила свою пленницу. Лина, не желая терять шанс уйти, со всех ног побежала. Не зная, куда, главное, чтобы подальше от неё. Пробежав метров двести, она, обессилев, упала на снег и расплакалась. День начинался слишком, слишком хорошо, почему, почему она не могла догадаться, что это говорит лишь о том, что должно случиться что-то ужасное? Затишье бывает только перед бурей. Она знает эту пословицу и полностью понимает её смысл, более того, она много раз следовала ей и оказывалась права, так почему же сегодня всё пошло наперекосяк? Она слишком расслабилась после начала отношений с Екатериной Андреевной. Перестала думать о том, что он ней подумают другие, о том, что произойдёт в будущем... Ей нравилось так жить, но ведь это нехорошо, небезопасно, неправильно. Потеряешь бдительность — и тебя уничтожат. Слёзы всё ещё катились по её лицу, но девушка уже не хотела плакать. Ей хотелось кричать. От боли, от страха, от невозможности заглянуть в будущее и узнать, что в нём произойдёт. — И что ты здесь ноешь? — услышала она знакомый голос какой-то девушки. Да, точно, она уже слышала этот голос. Нужно напрячь память... Лина вспомнила и от удивления тут же посмотрела на девушку. Она снова, как и в первую встречу, была одета в строгий чёрный костюм, поверх накинуто пальто, тоже чёрное. Девушка смотрела на неё сверху вниз и ожидала ответа. — Алла Владимировна?! — ошарашенно спросила Лина. Лейтенант тяжело вздохнула, поправила причёску и, снова ровным, безразличным тоном произнесла: — Садись в машину. Несмотря на всю непонятность ситуации, Лина даже обрадовалась: у неё появилась возможность убежать от прошлого — где ещё, как ни в полицейском участке, можно скрыться от психованной блондинки.

***

Всю поездку Лина думала об утренней встрече и о связи Алины и Екатерины Андреевны. Кто они? Подруги? Сёстры? Или... Поэтому думать о причине вызова на допрос она начала, только переступив порог участка. На ум приходило только одна, и, по-видимому, единственно правильная мысль — произошло новое убийство. Расспрашивать молчаливую лейтенантку Лина не хотела, да и к тому же, это было бессмысленно. Она не будет раскрывать все подробности до того, как подозреваемая не войдёт в кабинет. Лина понимала это и поэтому в предвкушении нажала на ручку и вошла внутрь. Села на стул и в ожидании объяснений посмотрела на старшую следовательницу. — И снова здравствуйте, — улыбнувшись, проговорила Марина Александровна, — Произошло новое убийство. — Но если ты думаешь, что мы привезли тебя сюда, чтобы известить тебя об этом, то ты ошибаешься, — перебив капитана, вставила свои пять копеек её напарница. — Панкратова! — прикрикнула на неё следовательница, — Во-первых, хотелось бы узнать, есть ли у вас алиби на момент убийства. — На время убийства — это на какое? — Хорошо подготовилась, — ухмыльнувшись, произнесла Алла Владимировна, — Особенно в сравнении с прошлым разом. Марина Александровна со злостью посмотрела на неё, затем перевела взгляд на Лину и спокойно ответила: — В ночь с субботы на воскресенье. Лина задумалась. В ту ночь она спала дома у Екатерины Андреевны. Так себе алиби, а учитывая ещё и то, что его нельзя использовать, чтобы не подставлять Катю... И что же тогда сказать? — Я спала. Алла Владимировна посмотрела на коллегу, неприятно улыбнулась, и, обратившись к Лине, сказала: — Знаешь, весьма хлипко. Кто может это подтвердить? Возможно стоит сказать, что это может подтвердить мать, но тогда позднее придётся объяснять матери почему Лину вообще вызвали на допрос. Нет уж, не надо. Тем более её не могут задержать только за отсутствие алиби — других доказательств её мнимой «вины» нет. — Никто. Лейтенант чуть ли не вышла из себя, но быстро взяла себя в руки, и не дав ни слова сказать старшей коллеге, произнесла: — Посадить бы тебя в обезьянник по-хорошему, и проверить, произойдёт ли новое убийство... — Панкратова! — неодобрительно крикнула Марина Александровна, — Не мешай. Итак, Лилия Сергеевна, опустим тему с алиби... — она достала откуда-то цветную фотографию, — Посмотрите, вам знаком этот человек? Лина пригляделась. Как она поняла, на этот раз убийца вдохновлялся главой «Последняя капля алкоголя». Взрослый мужчина с морщинами, не от старости, а от постоянного употребления спиртного лежал на асфальте в луже собственной крови. Рядом были аккуратно разложены стеклянные осколки бутылок из под пива. Некоторые осколки самой разной формы и размера были воткнуты убийцей в части тела жертва: в грудь, в живот, ноги, руки, и, наконец, лицо. В рот убитого была засунута пустая бутылка из-под вина. Само же вино багровой лужей растекалось рядом и смешивалось с кровью. Лина сглотнула от ужаса и омерзения, всё-таки описывать убийства проще, чем видеть. Убитого алкоголика она узнала. — Это Алексей Викторович Коркин, полковник в отставке, — пояснила старшая следовательница, — Вам он знаком? Конечно, знаком. Это был отец Миры. — Это отец одной из моих одноклассниц. Когда она увидела фотографию, всё вдруг встало на свои места: и странное поведение Миры вчера, и её слова про «свободу» и «новую жизнь». Неудивительно, что Мирослава была рада смерти отца — он был редкостной сволочью, причём не только по отношению к дочери. Лина искренне радовалась за «подругу», за то, что она решила измениться в лучшую сторону, и старалась простить её за годы издевательств и унижений, и вроде бы даже простила, но при этом была уверена, что подругами, как раньше, они уже никогда не станут. — Ясно. И кто же, по-вашему мнению, мог его убить? — Не знаю. — Ясно. У него были враги? — немного недовольно спросила Марина Александровна. — Конечно, он же алкоголик, да ещё просто отвратительный человек, — это мне одноклассница рассказала, — ответила ей Лина, — Я уверена в этом. — Что-то у нас ничего не клеится, — хмыкнув, произнесла Алла Владимировна, — Как будто чего-то не хватает... — Да, — с грустью произнесла старший следователь, и, затем добавила, обратившись к Лине: — Но это не значит, что вам нужно продолжать писать. Собственно, я и хотела поговорить об этом. Не продолжайте этот фанфик, Лилия Сергеевна, и мы посмотрим, будут ли происходить убийства или нет. Ясно? — Да. — Отлично, — в диалог вступила лейтенант Панкратова, — Выйди из кабинета и подожди меня там. Лина с облегчением вышла из комнаты допроса, закрыв за собой дверь. И тут же стала прислушиваться к тому, что обсуждают коллеги-следователи. — Да ну, она не могла убить, — утверждала лейтенант Панкратова, — Не подходит она на роль убийцы, нет. Марина Александровна хотела раскрыть рот, чтобы возразить, но коллега её остановила, передав ей маленький листочек с надписью «подыграй мне». — Да, согласна, она не канает на роль подозреваемой, — после недолгой паузы произнесла Марина Александровна и показала большой палец в знак одобрения находчивости коллеги. Через несколько секунд Алла Владимировна тоже вышла из кабинета и жестами приказала Лине идти за ней. И Малькова, в сопровождении двух полицейских, направилась к выходу участка прямо через толпы разных людей. На секунду, проходя мимо очередной ждущей чего-то толпы, она как будто увидела среди массы людей высокую девушку-блондинку и, ужаснувшись, отвернулась и ускорилась. Но потом, оглянувшись, она присмотрелась и поняла, что это была совсем другая девушка. Вот до чего доводит страх.

***

Её довезли до дома, но непосредственно в квартиру Лина не пошла. И к Екатерине Андреевне тоже. Она просто гуляла под осенним серым небом, рассматривала окружающую её природу и старалась изгнать из головы тревожные мысли. Сделать этого никак не получалось. Моральная боль сильнее физической — Лине слишком хорошо понятны эти слова. Сколько Мира или кто-то другой не били и не ранили её, они все равно никогда бы не смогли причинить девушке столько же боли, сколько причинила ей «Аглая», которая на самом деле оказалась Алиной. Её первая и, к сожалению, ненормальная любовь. Когда-то Лина была милой, общительной девочкой, например, в детском саду. Но потом всё изменилось в одночасье. Она ходила в множество секций: музыкалка, рисование, и, наконец, бассейн. Последнее сыграло огромную роль в её жизни, и сейчас речь, конечно, не об ударе о кафель. Именно там она впервые искренне, по-детски сильно влюбилась. Русая, милая и будто «светлая» девочка-солнышко сразу же понравилась Лине, хоть она была маленькой и не осознавала этого. Во взрослом возрасте она часто вспоминала свою влюбленность, но всегда в негативном ключе, и поэтому считала не любовью, а всего лишь «неудачной детской шалостью». Шалостью, в итоге обернувшейся настоящей драмой и изменившей жизнь (и ориентацию) Лины Мальковой навсегда. По детской глупости она рассказала о своей симпатии Аглае, и они подружились. Стали иногда встречаться после бассейна, гулять вместе по городу. Лине тогда было двенадцать, Алине — шестнадцать. После всего, что произошло, Лина каждый день мысленно благодарила себя за то, что не рассказала Аглае, где живёт и где учится. «Дружба» в итоге переросла в отношения. По-детски простые и глупые, именно такие, про какие обычно говорят «любовь в 0 лет». Милые, короткие поцелуи, встреча закатов вместе, парная одежда и так далее по списку. Лина была поистине счастлива. У неё было всё: хорошие отношения с одноклассниками, лучшая подруга и, наконец, любимый человек. Жаль, но всё это она безвозвратно потеряла. Лучшая подруга, ради повышения репутации изменившаяся в худшую сторону, отвернулась от неё, отношения с одноклассниками с её же подачи сильно испортились. Когда она рассказывала об этом Аглае, та лишь пожимала плечами и равнодушно говорила что-то вроде «ясно». Но иногда жалобы Лины выбешивали Аглаю, и она поднимала на свою «девушку» руку. Потом долго извинялась, говоря, как ей жаль, как ей стыдно и что она никогда больше не сделает ничего подобного. Лина верила ей, а та снова делала. И снова бесконечный цикл: удар, извинения, удар, извинения... Скоро извинения исчезли — остались лишь удары. Избивая маленькую девочку в кровь, оставляя синяки на бледной коже, Аглая не забывала ласково говорить слова о любви, и Лина до последнего верила ей. До последнего удара, до последней капли крови, до последнего нервного срыва. Травмы от одноклассников смешивались с травмами от Аглаи, но никогда не были такими же болезненными. Однажды у Лины просто не осталось сил состоять в таких отношениях, о чём она, по детской глупости, и рассказала Аглае. Именно тогда случилась безобразная сцена с разбитыми в осколки унитазом и чувствами Лины к Аглае, за которую последняя снова долго извинялась. Но Лине надоело терпеть. К тому моменту она уже осознала всю неправильность их отношений (во-первых, Аглая намного старше, во-вторых — не умеет выражать «любовь» ничем, кроме жестоких побоев) и просто прекратила их. Под предлогом того, что ей не нравится ходить заниматься плаванием и того, что на это тратятся большие деньги, Лина упросила мать отказаться от абонемента в бассейн. Аглая сначала пыталась найти Лину, караулила в местах, где они раньше гуляли, но бесполезно. Малькова специально избегала их, и вскоре Алина сдалась и стала искать новую жертву, которую могла бы превратить в новую куклу для битья. Лина вздохнула с облегчением. Но те «отношения» всё равно оказали на неё огромное влияние. Ночами она часто просыпалась от кошмаров, чувствуя, как рёбра будто сдавливает невыносимая боль от жестоких ударов, как неугасающая жестокость в голубых глазах превращается в быстрые, точные и болезненные удары во все части тела, как детские наивные надежды рушатся о суровые препятствия взрослой жизни. Но, тем не менее, во всей этой печальной истории были свои плюсы — например, именно в тот период Лина начала писать. Писать жестокие триллеры про насилие и убийства. Ушла в мир фантазий, чтобы отвлечься от реальности. Забавно, что множество произведений, написанных «в стол», Лина писала именно о ней. Стихи, короткие рассказы, в которых всё было не так, как на самом деле. В которых боль и насилие заменялись на радость и счастье. Самое отвратительное — молчание. Никому она не могла рассказать о своём опыте. Ни друзьям, которых вмиг не стало, ни, тем более, матери. Сначала она планировала обратиться в полицию, но, во-первых, Алина говорила, что у неё там связи, а во-вторых — такой поступок, к сожалению, был бы бесполезен. Пришлось, как и всегда, справляться со всем самой. С нервными срывами, с ночными кошмарами, со страхом и недоверием к людям — со всем. Лина старалась, правда старалась, но жизни, похоже, было плевать на все её старания — именно поэтому судьба продолжала гнуть свою линию, разрушая ожидания и мечты Лины, постепенно убивая в ней веру в будущее. Она бы, наверно, так и утонула в болоте отчаяния и боли, если бы не появившаяся в её жизни внезапно, но вовремя, Екатерина Андреевна. Учительница помогла девушке хоть немного справиться с душевной болью и ежедневными мучениями, как и моральными, так и физическими. Они могли бы быть счастливы всегда, но жизнь решила по-другому и подкинула Лине очередной сюрприз — появление человека, изменившего её жизнь навсегда. ...Надо рассказать обо всём Екатерине Андреевне. Она должна знать. Молчание — прямой путь к страданиям. Эту истину Лина слишком долго не могла понять. Нет, она не может. Почему? Непонятно. Может быть, потому, что придётся рассказать всё об «Аглае», а Малькова ещё не готова делиться настолько личным. Не может, но должна. Хотя... Что это изменит? Возможно, многое, а возможно — ничего. Кто знает, может быть Екатерина просто не поверит Лине и откажется от неё. Сомнения заковывали её в цепи, не давая сделать верный выбор. Неопределённость будущего уничтожала изнутри, лишая всякого ощущения безопасности, а страх от возвращения монстра угнетал и заставлял Лину чувствовать себя беззащитной двенадцатилетней девочкой. Она не знала, что делать дальше. И спросить не у кого. Да и плевать. Такое уже было сто раз, верно? Она слишком много думает о будущем. Плевать. На всё плевать. Настанет новый день — вот тогда она и будет думать. Екатерина Андреевна долго звонила, и когда Лина уже более менее успокоилась, она отправила ей сообщение, что сегодня переночует у матери, и увидев, что учительница прочитала его, со слезами на глазами легла спать в одинокой и пустой квартире.