Жизнь как триллер

Ничего нет. Лишь сплошная, всепоглощающая темнота. Лина ничего не видела и ничего не чувствовала. «Неужели я умерла?» — первая мысль, возникшая у неё в голове. Связь с внешним миром постепенно восстановилась. Лина чувствовала лёгкий холодок, неслабую боль в затылке и, самое страшное, — чей-то пристальный взгляд. Хотя, может быть, это всё лишь игра испуганного воображения. Что же произошло?.. Лина с трудом вспоминала последние события, оставшиеся в памяти. Мать попросила забрать заказ из аптеки... Тёмная и пустая улица... Сообщение... Страх, тревога, ужас... затем недолгое облегчение, беззаботный смех, а после... что? Лина попробовала пошевелить рукой — не вышло. С ногой то же самое. Может, она всё-таки умерла? Может, именно так и выглядит жизнь после смерти?.. Пустота, где нет ни ангелов, ни демонов, ни других умерших, лишь одно сплошное ни-че-го... «Так, надо мыслить рациональнее...» Лина попыталась использовать свои никудышные «детективные» способности. «Итак, попробуем разобраться в ситуации». С ней произошло что-то странное, и она никак не может понять, что именно... Какие есть зацепки? Двигаться она не может... Может, это просто сонный паралич? Лина читала что-то о таком на психологическом сайте. Человек не может двигаться, но может контролировать взгляд... Обычно при этом также возникают различные (пугающие, чаще всего) галлюцинации... Но никаких монстров, призраков или серийных убийц Лина не видела. Она не видела вообще ничего. Версия с сонным параличом отпадает... Или нет? Что же там ещё говорилось в этой статье?.. В этот раз память сработала как надо и в точности воспроизвела нужную строчку: «Во время сонного паралича человек не может ни двигаться, ни говорить». «Двигаться я не могу... А говорить?» Лина с трудом расцепила слипшиеся губы и сдавленно произнесла: «Меня кто-нибудь слышит»? Звук её собственного голоса нарушил сводящую с ума тишину. Значит, говорить она может... Всё становилось ещё страннее. Тревога внутри лишь усилилась. Непонимание пугало девушку, заставляло чувствовать себя пойманной в ловушку... Ловушку, из которой не получается найти выход. Ловушку, устройство которой она совсем не понимает. «Интересно, жертвы похитителей ощущают себя так же?» — подбрасывает мозг насмешливую мысль. — «Ты столько раз писала об ощущениях человека, загнанного в угол, и вот, теперь тебе выпал шанс почувствовать то же самое „на своей шкуре”...» Какой же беспорядок в голове... Аптека, сообщение, жизнь после смерти, сонный паралич, галлюцинации... Кстати, о галлюцинациях. Лине показалось, что она слышит тихие, осторожные шаги... Реальность это или всего лишь порождение измотанного недостатком сна и постоянным стрессом мозга?.. Лина ясно почувствовала, что рядом кто-то есть. Она даже при всём желании не могла объяснить это странное ощущение, но ей казалось, что на этот раз предчувствия не обманывают её. Чьё-то движение — и сплошная темнота перед глазами исчезла. Сначала Лина видела всё нечётко, размыто, расплывчато, но затем глазам удалось сфокусироваться. Лина, всё ещё не отойдя от кошмарного ощущения чьей-то близости, увидела, что она находится в небольшом помещении с пугающе-тёмными кирпичными стенами. Свет от единственной лампочки слабо освещал его. Перед ней, сложив руки на груди, стояла девушка, силуэт которой показался Лине... знакомым. Девушка стояла неподвижно. Туфли-лодочки, деловые серые брюки, длинный чёрный пиджак прямого кроя... Наконец, Лина увидела лицо незнакомки и вздрогнула. В голове всё перемешалось, Лина несколько раз моргнула — ничего не поменялось. Девушка всё так же молча стояла и глядела прямо ей в глаза. Её до боли знакомое лицо, обычно милое и добродушное, полностью изменилось. Холодный, пустой, будто бы мёртвый взгляд медовых глаз обезобразил его. Лина подумала, что окончательно сошла с ума. — Удивлена? — голос тоже стал неузнаваемым, чужим. Он был не мелодичный и слегка приглушённый, как раньше, а насмешливый, злобный и... механический. — Что это значит?! — спросила Лина и не узнала собственный голос. В нём смешались непонимание, ужас, надежда на то, что это всего лишь глупая шутка или страшный сон. — Много чего, — пожав плечами, ответила Екатерина Андреевна. — Ты не поймёшь. — она улыбнулась, и её улыбка заставила сердце Лины забиться чаще. Правда, совсем по другой причине, нежели раньше. Не из-за любви, а из-за ужаса. Лина молчала. Мысли путались, и от них голова начинала трещать по швам. Бесконечное множество вопросов — и ни одного ответа. Все последние события проносились перед глазами. Труп Антонины Степановны, допросы в полиции, снова трупы, сон в кабинете биологии, самоубийство Влада, извинения Миры, появление Аглаи, драки с ней, её возвращение, ночной поход в аптеку, сообщение, страх, пустота, темнота, сонный паралич, подвал, лампочка, чёрный костюм... Вот как Лина оказалась здесь. Вот оно, настоящее. Действительность. Реальность, больше похожая на чудовищный сон. — Представляю, что творится у тебя в голове, — произнесла Екатерина, и в её голосе на секунду появилась бледная тень сочувствия. — Ты ничего не понимаешь. Ты испугана. Ты думаешь, что это всего лишь сон и скоро ты проснёшься, умоешься, позавтракаешь и пойдёшь в школу... Но нет. Я избавила тебя от этого мучения. От обязанности каждый день ходить в этот чёртов рассадник жестокости. Лина молчала. — Жестокость... — Екатерина сказала это слово с особой выразительностью и неприязнью. — Люди жестокие. Даже дети. Подростки в особенности. Им наплевать на чувства других, их заботят лишь собственные желания и прихоти, они могут причинить боль другому человеку и совсем не чувствовать никакой вины. Я знаю это на собственном опыте, — она говорила быстро и раздражённо. — Ты читала новости? Постоянно, каждый день — кого-то оскорбляют в социальных сетях, кого-то запирают в классе, кого-то избивают руками, ногами, да чем попало, до синяков, до крови, до смерти. И всем наплевать. Зачинщики выходят сухими из воды, их жалеют, ведь «они же ещё дети», «зачем портить детям жизнь»... О том, что эти выродки сами портят и свою, и чужую жизнь, никто почему-то не думает. И всё им сходит с рук, потому что обществу не важно мнение жертв. Люди почитают статью про жестокую травлю, поужасаются, повздыхают, пустят ради приличия слезу и забудут всё. А смогут ли забыть это сами жертвы? Люди, которых сделали моральными калеками, люди, чью жизнь безнаказанно испоганили и превратили в ад? А самоубийцы? Сколько людей ушло из жизни, потому что никто не пришёл им на помощь в трудную секунду? Лина не смела сказать и слова. Екатерина была слишком увлечена своим монологом. — Жестокость как гниль. Как раковая опухоль нашего общества, убивающая его изнутри. Скоро люди сойдут с ума настолько, что в один прекрасный день выйдут на улицу и просто переубивают друг друга. Моя цель — избавиться от жестокости, и я приложу все усилия, чтобы сделать это. Люди, которых я убивала, были недостойны жизни на земле. Мир должен сказать мне «спасибо» за то, что я отняла у них их жалкую жизнь. Екатерина посмотрела в глаза Лины. Та вся съёжилась и отвела взгляд. Екатерина снова заговорила: — Ну что, умею я красиво говорить пафосные речи? — ухмыльнулась. — Впрочем, можешь молчать и дальше, я и сама знаю ответ. Лина считала вдохи и выдохи, чтобы хоть как-то успокоиться. Екатерина продолжала: — Мы слишком разные. В тебе слишком много... сочувствия. Сочувствия к тем, кто его не заслуживает. Ты сочувствовала всем, и что получила в ответ? Оскорбления, насмешки и издевательства. Но ты наверняка думала, что так и надо. Ты крепко вошла в свою роль, считала себя слабой, бесхарактерной, одним словом — жертвой. Ты приняла реальность и терпела мучения каждый день, а тщательно скрываемые злость и боль выплёскивала в своих произведениях... Удивительно хороших, кстати. Они нравились мне именно своей основной идеей. Как там у тебя? Главный герой — жестокий, но справедливый убийца, который пытается избавить мир от зла... Красиво. Поэтично. А главное — так... вдохновляюще. Лина продолжала молчать. В конце её триллера раскрывалось, что главный герой — не «заступник обиженных», не справедливый мститель, а всего лишь псих, получающий удовольствие от издевательств и убийств. Екатерина насмешливо поглядела на неё и продолжила говорить: — Я догадываюсь, о чём ты думаешь. У меня есть пароль от твоего аккаунта. Я прочитала все твои черновики, надеюсь, ты не сильно злишься? — она ухмыльнулась. — В том числе и последний, кстати. Мне не понравилось, — Екатерина проговорила это громко, строго, непривычно низким голосом. Лина уже в который раз вздрогнула. — Знаешь... Портит образ героя и обесценивает его поступки. Благородный мститель и исключительный человек превращается в обычного садиста. Пошло и неинтересно. Превратить сильную, противоречивую личность в типичнейшего «абсолютного злодея»... Это глупо. Так бездарно растратить весь творческий потенциал твоих работ. Она задумалась и замолчала, но вскоре заговорила вновь: — Хотя знаешь, в чём-то ты права... — Екатерина смотрела прямо в глаза Лине, лишь изредка задумчиво отводя взгляд в сторону. — Я убиваю не только для того, чтобы избавить мир от людей, недостойных жить в нём. Убийства приносят мне... удовольствие, что ли, не знаю, как выразиться поточнее. Вроде бы даже для этого есть какой-то особый медицинский термин, но я в этом не особо сильна. В отличие от тебя, моя маленькая любительница психологии, — она улыбнулась почти той же ласковой и нежной улыбкой, какая была у неё прежде. — Ты сейчас смотришь на меня, и в твоих прекрасных глазах я вижу дикий ужас и непонимание. Может быть, даже разочарование. Всё это эмоции, которые мне почти недоступны. Я постоянно чувствую либо пустоту, либо злость. Такое однообразие ужасно раздражает, а убийства помогают мне... — она несколько раз пощёлкала пальцами в поисках подходящей фразы. — ...ощутить... радость? — Екатерина пожала плечами и вопросительно посмотрела на Лину. — Ты не понимаешь... — в её голосе чувствовалось раздражение. — Имей совесть! Я не писательница. Мне сложно описывать свои ощущения, особенно те, которые не вписываются в традиционную, правильную, — она особенно выделила это слово, — систему мира недалёких ограниченных людишек, не способных понять и принять что-то выходящее из её рамок. Я не верю, что ты такая, так что будь добра — оправдай мои ожидания. Лина не смогла ничего сказать, но кивнула. Проявление агрессии от похитительницы ещё сильнее испугало её, довело до состояния молчаливого, бездумного подчинения. — Видеть ужас в глазах людей, знать, что ты можешь распоряжаться их судьбами... Парадоксально, но... Отнимая чужую жизнь, я чувствую себя живой, — она широко ухмыльнулась и пристально посмотрела на Лину, ожидая её реакции. — Я не сильна в сравнениях. Но каждое убийство для меня — особый процесс. Наверно, я бы сравнила его с... — после этих слов последовала длительная, мучительная для Лины пауза. — С лесным пожаром. Да, точно, с ним. Вначале всё спокойно и тихо. Затем появляется маленькая искра — и начинается пожар. Маленький огонёк постепенно превращается в пламя, которое охватывает всё, бушует, разгорается больше и больше, становится сильнее, сильнее, пылает, сияет, торжествует, подчиняет себе всё живое, достигает наивысшей точки... и стихает. Всё уничтожено, сожжено. Снова пустота, снова всё тихо и спокойно. Каждое убийство должно быть совершено по-разному, иначе и они перестанут давать мне возможность прочувствовать этот «лесной пожар» внутри себя. И в этом мне и помогают твои работы. Они дают мне идею, вдохновляют меня... Вроде бы я это уже говорила, не? Лина вновь промолчала. Она дрожала от холода и от страха. Всё тело покрылось мурашками, Лина едва могла спокойно дышать. Ей казалось, что всё это происходит не с ней; что она не здесь, а где-то далеко, может быть, даже в другой жизни, бродит, окутанная туманом, и никак не может найти выход. — Ладно, скажу ещё раз: твои произведения великолепны. И к тебе, их автору, я питаю большую симпатию. Придётся всё же немного пояснить, что к чему, зачем я тебе всё это говорю, иначе ты с ума сойдёшь. Лина кивнула и почувствовала, что голова начинает ужасно болеть. Екатерина продолжила: — Я обожаю чужое внимание. В этом мы с моей недоподружкой Алиночкой похожи. Я всегда завидовала ей в том, что она может открыто показывать свои «особенности». Я другая, люблю прятать свои тёмные секретики подальше от неизбранных людей. Да и к тому же, резкое «раскрытие всех карт» производит гораздо бóльший эффект, — она немного посмеялась. — Хотя, конечно, есть большой минус — приходится слишком долго ждать этого самого «раскрытия», притворяться и держать всё в себе... Зато потом... Ну ты видишь, как меня понесло сегодня. Я вела долгие, откровенные речи... Кстати, мне не понравилось, что ты постоянно молчишь. Это раздражает. Как будто бы общаюсь с пустотой. Будь добра впредь тоже говорить что-нибудь, иначе в один прекрасный момент я могу нечаянно допустить мыслишку о том, что зря оставила тебя в живых. Лина нервно сглотнула. Екатерина, заметив это, насмешливо ухмыльнулась. — Несмотря на то, что я очень много болтала сегодня, я рассказала тебе далеко не всё. Ты не говоришь этого, но, возможно, ты бы хотела знать, зачем я тебя похитила... Что ж, я отвечу: подожди, и всё узнаешь. У нас с тобой будет ещё много времени. Очень много. Екатерина Андреевна развернулась, прошла к стене и нажала на выключатель. Свет погас, и Лина вновь погрузилась в сплошную, всепоглощающую темноту...