По тонкому льду

Время — безжалостно-неумолимо. Оно угадывает ее желания и идёт им вопреки. Ане хочется, чтобы этот вечер подольше не кончался — и, разумеется, он пролетает за одно мгновение. С другой стороны, грядущая неделя непременно покажется ей непрерывной чёрной полосой, как бы она не старалась отвлечься, уйти с головой в тренировки и учебу. И, конечно, эти семь дней будут тянуться долго и уныло, как длинный-длинный товарный поезд. Но пока все ещё вечер. Разложенный диван. Они лежат в обнимку, и девушка почти засыпает, убаюканная ласковыми руками мужчины, невесомо поглаживающими ее спину и волосы. Спокойно, хорошо. Тихо. Фильм они выключили почти сразу же. Отвлекает. Дребезжащий звук нового сообщения заставляет вздрогнуть их обоих. Аня нехотя тянется за своим телефоном, поворачиваясь на другой бок. 21:50 Сашин Марк: Буду минут через 15 :) Она раздраженно вздыхает. Даня выглядывает из-за ее плеча, и обеспокоено интересуется: — Кто пишет? Мама потеряла? — Марк. Нужно собираться уже… Он плотнее сжимает кольцо своих рук, касаясь губами ее плеча. — Не пущу. — Не пускай, — соглашается Аня. Бессмысленный диалог: они оба знают, что расставание неизбежно. — Он скоро? — Ещё 15 минут. — Прекрасно. Он разворачивает ее обратно к себе и целует — так, как ей нравится: с напором вжимаясь в ее губы своими, забирая себе каждый ее выдох. Ей хочется остаться, раствориться целиком в этих поцелуях — и она тянется ещё ближе, выгибаясь, пытаясь соприкоснуться с ним всем телом. Миллиметры расстояния между ними — ее футболка, его футболка — все равно останутся, как бы она не старалась. И это раздражает, хочется, чтобы кожа к коже, и от этого желания всю ее бросает в стыдливый трепет. — Ещё, — задыхаясь, шепчет она, когда он отстраняется. Зацелованные губы саднят и ноют, но почему-то это не останавливает. Но он только медленно качает головой. — Пора. Прощание — это светлая грусть. Прощание необходимо для того, чтобы вы встретились вновь. Кто-то вообще верит в эти глупости?! Аня точно знает, что ее грусть совсем не светлая. И мысль о следующей встрече спустя неделю ее совсем не греет — потому что вот так, как сейчас, как сегодня вечером, будет не скоро. Он вернётся из Канады, придёт на тренировку и натянет свою отстранённо-безразличную маску (точь-в-точь такую же, как у неё) и будет следить за ней из-за бортика краешком глаза. Ей хочется по-другому: чтобы смотрел не украдкой, а обжигающе-влюблённо, пристально. Чтобы трогал и целовал, чтобы внизу живота приятно тянуло, а сердце перекачивало кровь быстро-быстро. Для неё это ново, непривычно, немножко стыдно, но все-таки волнующе-прекрасно и мало, мало, малo. Казалось бы, он целый вечер не отходил от неё ни на шаг, но этого все равно в итоге не хватило. Как будто даже хуже стало. Как будто она выйдет из его квартиры — и никакой радости, никакого удовлетворения не останется. Только ожидание обожжет голодной вспышкой. Как в тумане она надевает кроссовки, продевает руки в рукава пальто. Встречается с ним потерянным, невидящим от слез взглядом. — Ну, что это такое? — он расстроенно всматривается в ее лицо. — Все так глупо и несправедливо… Почему? Ему не нужны объяснения: что именно глупо, что несправедливо и о чем на самом деле этот вопрос «Почему?». Почему этот вечер закончился так быстро? Почему я не могу остаться там, где мне очень хорошо? Почему тебя так мало в моей жизни, когда хочется наполнить тобой каждую секунду? Почему мы так боимся осуждения? Много, очень много разных почему у неё. У него — всего один вопрос: Почему я не знаю ответа ни на одно из твоих «почему»? Беспомощность. Бессилие. Это то, что он чувствовал четыре года назад, когда увидел ее в больнице с гипсом от стопы до бедра. И год назад, когда она надрывалась от кашля, ставшего аккомпанементом к каждой их тренировке. И сейчас. Сейчас особенно. Даня обнимает ее за плечи и целует беспорядочно, собирая губами соленые слёзы, шепча какие-то глупые нежности, не успевая даже их толком осознать. Она теряется, растворяясь в этих судорожных ласках, отвечает, как может, комкая в маленьких ладошках его футболку. Наконец, когда все выплакано, когда все эмоции излиты, прячет лицо у него на груди, прижимаясь сильно-сильно, доверчивая, беззащитная и опустошенная. Он долго молчит, растерянно перебирая ее волосы. Наконец, тихо шепчет: — Сегодня был лучший вечер в моей жизни. И ты — самое лучшее, что со мной случалось. — Правда? — Аня внимательно смотрит на него красными от слез глазами. — Не устала уточнять все мои признания? — усмехается Даниил, — Мне кажется, если я скажу, что люблю тебя, ты тоже переспросишь, правда ли это. — А ты любишь? — Ань… — Просто скажи. — Люблю, конечно. — Я тоже. Люблю. Там такси ждёт. — И Марк. — Что я говорила о ревности? — Просто не люблю делиться. И отпускать тебя. И быть без тебя. Не хочу.