Когда сердца бьются в унисон

      Терпкий дым наполнил легкие, я буквально почувствовала, как никотин проникает в тело, наполняя собой сосуды. Я сделала выдох, клуб дыма на секунду завис и растаял в свете закатного солнца. Наверное, не стоит делать это на террасе, мать заебет, если узнает, что я курю…       Запястье перехватила крепкая хватка теплых пальцев, пришлось приложить все усилия, чтобы не вздрогнуть: я никому не показываю слабости, даже ему. Стараясь выглядеть равнодушной, я повернула голову и встретилась с внимательным взглядом синих глаз.       Отец никогда не был груб ни со мной, ни с Лоттой, скорее, наоборот: трудно, наверное, найти второго такого навязчивого папашу, готового задушить в любви и заботе. Но, порой, когда он смотрел настолько внимательно, он как будто бы менялся. Совсем немного, но я сразу начинала испытывать страх рядом с ним, словно под знакомой овечьей шкурой на секунду чудился блеск клыков.       — Лив, дорогая. — Папин голос был спокойным и ласковым, но я чувствовала в нем какую-то неясную, скрытую угрозу. — По-моему, мы с тобой обсуждали курение на территории дома.       — Это — терраса. — Я раздраженно огрызнулась и ответила отцу настолько недовольным взглядом, насколько смогла. — Я не в помещении, так что не считается.       — Считается, Лив. Ты могла бы выйти в сад. — Он отпустил меня, вытащил из пальцев сигарету и бросил ее за перила, оранжевая искра проблеснула в кустарнике. — Я не смогу постоянно прикрывать тебя перед мамой. Я и так иду тебе на уступки, пожалуйста, пойди и ты мне навстречу.       Я скрестила руки на груди. Не хотелось этого признавать, но папа был прав: он не устраивал концертов по поводу моего курения, хотя мне всего шестнадцать, и не раз брал вину на себя, когда я ленилась пройти пару блядских футов по ступенькам и выйти покурить в сад, чтобы прикрыть меня перед матерью. Наверное, правда стоит перестать быть задницей, хотя бы в такой мелочи.       — Ладно, пофиг. — Я пожала плечами. Отец улыбнулся как-то особенно тепло.       — Вот и славненько. Маме нужна вторая пара рук на кухне, помоги ей, пожалуйста.       — А тебя отстранили или что? — Я удивленно приподняла брови: обычно папа сам старался во всем ей помогать.       — Солнышко, если ты забыла, мне нужно забрать Лотти с танцев.       Я хмыкнула и ухмыльнулась.       — Па, ей тринадцать, а ее родители забирают, ты ее позоришь.       — Лив, детка, не все такие же, как ты. Она не имеет ничего против того, чтобы доехать домой в комфорте и безопасности.       — Ну, я бы точно не позволила себя забрать.       — Я знаю. И я счастлив, что у меня такие замечательные девочки, пусть и такие разные. — Отец аккуратно обнял меня за голову и поцеловал в макушку, я раздраженно отмахнулась, приглаживая длинные черные волосы.       — Блин, все, я поняла! Не обязательно меня мусолить. — Я тут же скрылась за дверью, направляясь на кухню. Они с матерью такие прилипчивые, иногда это просто переходит все границы… Пройдя сквозь гостиную, я зашла в широкую арку, ведущую на кухню, и увидела маму, суетящуюся возле плиты. Глядя на ее выразительную, полную фигуру, сердце кольнула досада: ну почему я такая же, как отец, длинная и плоская, как доска… Мама развернулась ко мне и ласково улыбнулась.       — Ох, Ливи, ты как раз вовремя. Помоги достать посуду, пожалуйста.       С высокой полки я достала тарелки и отнесла их в столовую. Механически я принялась расставлять их, слушая мамину возню на кухне. Вернувшись, я застала ее за тем, как она доставала из духовки аппетитного вида мясной рулет, рот тут же наполнился слюной, мама, конечно же, заметила мой голодный взгляд.       — Хочешь кусочек?       Отказываться было глупо: не могу устоять перед маминой стряпней. Я кивнула, она тут же отрезала мне несколько кусочков и сложила на тарелку. Я достала из ящика вилку и принялась есть, облокотившись на кухонную тумбу, мама тем временем помешивала что-то в кастрюле. Она заглянула внутрь, ее лицо выражало недовольство.       — Мне не нравится эта картошка, стоило купить другую.       — Не срать ли? Отец все и так сожрет, а Лотта наверняка на очередной диете. — Я отправила еще один кусочек рулета в рот. — Я сейчас наемся, больше мне и не надо.       — Ну, нет, Ливи, это не годится. Всем надо нормально поесть.       Я равнодушно пожала плечами. Несмотря на все мамины старания, в доме стабильно оставалось три тощие шпалы, что весьма ее расстраивало. Вдруг я вспомнила про то, что уже два дня забывала спросить у нее.       — Ма, я полезла на чердак за книгами, и нашла коробку с одеждой. Там цепи, всякий шмот в сетку и классные штаны. Можно я это себе заберу?       Мама как-то странно дернулась и издала нервный смешок, после чего с кривой улыбкой взглянула на меня.       — Лучше спроси у папы, дорогая, в конце концов, это — его вещи.       От неожиданности я едва не подавилась и вытаращилась на маму.       — Чего?!       — В твоем возрасте папа одевался и выглядел точно так же, как выглядишь сейчас ты. Поэтому он с таким трудом принял твой… новый имидж. Он не любит вспоминать школьные годы. — Сказав это, она как-то странно хихикнула.       Я продолжала смотреть на маму так, будто впервые ее видела. Представить, что отец, будучи подростком, одевался как какой-то гот, было… невозможно. Он странный, но дружелюбный тип, образцово-показательный муж и отец, такие обычно в школьные годы бывали ботаниками, либо веселыми школьными звездами, как Лотта. Но нелюдимыми агрессивными засранцами, облаченными в черную одежду и цепи — никогда. С другой стороны, зачем маме врать? В самом деле, вернется отец домой — спрошу его. Приняв это решение, я смогла выкинуть это из головы и вернуться к рулету.       Наевшись, я помогла маме расставить еду на столе и разложить приборы. В коридоре послышался хлопок двери: вернулись, значит. Спустя некоторое время на кухню зашла Лотта и бросилась меня обнимать. Еще одна прилипала, в этой семье, видимо, только я подобным не занимаюсь, хвала, блять, всем богам.       — Отвянь.       — Я тоже рада тебя видеть! — Знакомый сладкий запах вишни ударил в ноздри: ей тринадцать, а она все еще пользуется этими идиотскими духами. — Меня сегодня похвалил тренер, представляешь?! Сказал, что я подаю надежды! — Синие глаза сестры сияли каким-то лихорадочным блеском.       — Попробовал бы он сказать что-то другое. — Несмотря ни на что, я гордилась Лоттой: в отличии от меня, она была жизнерадостной, дружелюбной и всегда делала большие успехи в том, что ей нравилось.       Мама тоже принялась хвалить сестру, та засмеялась высоким, звонким смехом, и в этот момент я почувствовала странное, неприятное ощущение: мать с отцом — образцово-показательная парочка, самые милые люди на планете, от их слащавости затошнит кого угодно, жизнерадостная, оптимистичная Лотта получилась им под стать. И я, Оливия Роксана Кинг, настоящее зло во плоти: грубая, молчаливая, нелюдимая и отстраненная. Родители никогда не выделяли кого-то из нас двоих, но это было и не нужно: даже идиоту очевидно, кого в такой семье должны любить больше.       Спустя некоторое время мы собрались за столом и принялись за еду, но я была сыта, а поэтому ковыряла свою порцию безо всякого аппетита. Через несколько секунд в моей тарелке оказалась порция салата, я подняла взгляд на маму, но она уже оживленно беседовала о чем-то с отцом. Неугомонная женщина, считает, что любую проблему можно решить достаточным количеством еды. Но картофельный салат выглядел соблазнительно, поэтому я съела свою порцию и, кажется, мое лицо даже не было слишком уж недовольным.       Сумерки опустились на город, уступив место ночи. Я вышла во двор, спряталась возле розовых кустов и зажгла сигарету. Главное, не порвать одежду об шипы, кому вообще пришло в голову посадить во дворе красные розы… Моего плеча неожиданно коснулась теплая рука, я не удержалась и вздрогнула всем телом. Глухой щелчок, огонек зажигалки — и я почувствовала знакомый запах отцовских сигарет.       — Мама сказала, ты нашла мои вещи. Можешь их забрать, я не против. — Папин голос звучал отрешенно и был наполнен странным сожалением, будто он жалел, что эти идиотские шмотки вообще существуют. Я не удержалась и издала короткий смешок.       — Обосраться, ты правда так одевался.       — Ты еще мой школьный альбом не видела, я его сжег. — В слабом свете, падающем из окон дома я увидела его слабую улыбку. — Для фотографии, помню, я вырядился особенно чудовищно.       — Серьезно?       — Сетчатая майка на голое тело и ошейник с шипами. Тогда мне казалось, что это — настоящий протест.       Мне снова не удалось сдержать смешок. Упрямые факты никак не хотели сходиться в моей голове, чтобы признать, наконец, что мы с отцом хоть в чем-то были похожи.       — Надо же… а я думала, это я в семье паршивая овца. — Я затянулась, и через пару мгновений выдохнула дым, после чего встретилась с удивленным взглядом отца.       — Лив, детка, о чем ты говоришь? — Сказанное мною явно его удивило и встревожило. Я равнодушно пожала плечами и сделала очередную затяжку.       — Не знаю, вы с мамой такие… нормальные. И Лотта нормальная. Учится, танцами занимается, все такое. Я ни на кого из вас не похожа. — Хотелось, чтобы это звучало равнодушно, но даже мне была очевидна печаль в собственном голосе.       Искра брошенной сигареты проблеснула в траве — и крепкие отцовские руки схватили меня за плечи, моя сигарета тоже упала на землю. Он заглянул мне в глаза, и я с ужасом заметила, что его лицо выражает испуг и тревогу.       — Ливи, дорогуша, почему ты так думала? Мы с мамой очень сильно тебя любим и никогда не считали тебя хуже Лотти или что-то в этом роде. Мы сделали что-то не так?       — В папином голосе слышался страх и мольба, будто я обвинила его в убийстве, которого он не совершал. Взяв себя в руки, я мягко оттолкнула его и скорчила недовольную гримасу, будто он сморозил откровенную глупость.       — Па, я вообще не об этом! Я просто говорю, что вы все — скучные и обычные. Я рада, что не такая, как вы, просто мне странно, как это вообще получилось.       Отец вдруг как-то замер, я заметила его тихий облегченный вздох, и едва удержалась от точно такого же. Он, конечно, бывает паникером, но что-то в этот раз вообще разволновался на пустом месте.       — Я к себе. Спокойной ночи. — Стоило пройти мимо папы, как я оказалась в его крепких объятиях, но почему-то вырываться в этот раз совсем не хотелось.       — Мы с мамой очень сильно тебя любим. И Лотти тебя обожает. Пусть хоть весь мир рухнет, для нас ты всегда останешься нашей прекрасной Лив.       — Блин, пап, заканчивай! — Я вырвалась из его цепких рук. — Просто невозможно, что у вас за привычки дебильные?!       Возмущенно фыркая, я поднялась на террасу и скрылась за стеклянной дверью, игнорируя смущение и странное теплое ощущение, зародившееся где-то в груди. Совсем некстати в голове всплыли воспоминания о младшей сестре, которая с самого раннего возраста всеми своими достижениями в первую очередь делилась со мной.       Может, я, конечно, и зло, но в этой семье я точно не лишняя. В конце концов, даже у самых красивых и нежных роз бывают шипы.