Он пришел ко мне во сне

      В тринадцать лет, в день, когда по телевизору шла одна из популярных, но сопливых мелодрам, а мама увлечённо смотрела её, заливаясь слезами, я тоже взглянул на экран. Меня мало интересовал сюжет, но на экране парень, чуть не потерявший любовь всей своей жизни, страстно целовал эту самую «любовь» в лице стройной блондинки. Тогда то я и задумался впервые: «А каково это, так яро отдаваться любви? Какой он, первый поцелуй?»       Я представлял его себе по-разному, так и не сойдясь на окончательном варианте. В четырнадцать думал, что это произойдёт с одной из назойливых одноклассниц. Возможно, в укромном тёмном школьном коридоре после уроков.       В пятнадцать казалось, что первый поцелуй перепадёт мне в какой-нибудь дебильной игре по типу «Правда или действие» или в классической «бутылочке». И сам, набравшись смелости, как бы невзначай, предлагал поиграть в это будучи в лагере.       В шестнадцать я считал, что вряд ли вообще когда-то займусь этим интимным делом хоть с кем-то. Ведь мой характер и обособленность явно не пишутся с чем-то романтическим. Не влюблялся никогда, да и кому это вообще нужно?       Но вот я на пороге восемнадцатилетия, до которого меня отделяли пара-тройка недель. Стою в шикарном пентхаусе. Манящая полутьма задаёт особую атмосферу. А мужчина, что в эту секунду крепко держит меня за ворот худи, впился в мои губы, будто они полностью и бесприкословно его собственность.       Первое, что я ощутил — шок. Ведь что это вообще такое? Какого чёрта он творит? Злость, навалившаяся со всех сторон, всё ещё бурлила в крови, но поступок Арса застал меня врасплох. На второй секунде я почувствовал всю ту романтическую хуйню, которую так расписывают в книгах и фильмах.       Мягкие губы, я бы даже назвал их бархатными; тёплые руки, что мужчина уже успел переложить на мою шею; приятное покалывание в районе солнечного сплетения, от чего лёгкость тягучей волной разливалась по телу; и, наконец, реальность.       То самое осознание происходящего. Воспоминания колких слов, что сыпались на меня ещё вчера из этих самых бархатных уст, больно ударили поддых. Ведь ещё вчера этот парень напротив оттолкнул меня, не жалея моих чувств, а сейчас дарит первый поцелуй? Уверен, самый лучший поцелуй, что я бы мог получить за всю свою жизнь. Но что потом? Снова оттолкнёт меня? Вновь напомнит, какое я ничтожество? Нет, так дело не пойдёт. Эта минута, возможно, лучшее, что происходило со мной, но я не готов ради неё разбить своё сердце. Не готов страдать в ожидании, когда же Арсений снова соизволит растоптать мою душу. Я не позволю отталкивать меня от себя, а значит сделаю это сам. Как бы хорошо мне сейчас ни было, как бы сильно я не хотел прижать его к себе, я должен отпустить.       Я с силой оттолкнул от себя мужчину, полностью возвращаясь в реальность. Нет, теперь его глаза не казались убийственно холодными. Даже толики льда не виднелось за этой синевой. Кажется, что они оттаяли полностью и бесповоротно. Сейчас лишь боль, сожаление и куча недосказанности томилось в этой небесной синеве.       «Чтобы твоё сердце растаяло, нужно было лишь поцеловать тебя?» — задал я сам себе немой вопрос, совершенно не находя другой причины такого изменения.       «Поздно», — добавил внутренний голос, что вчера разочаровался в человеке напротив.       В абсолютной тишине я развернулся на 180 градусов. Длинными шагами я пересёк расстояние до собственной комнаты, моля самого себя не оборачиваться. Дверь казалась тяжелее тонны кирпичей, пока я скрывался за ней от мужчины.       Не раздумывая и минуты, я быстро достал всё ещё не опустевшую пачку сигарет, открывая окно настежь. Было плевать, почувствует ли запах табака хозяин дома, а ведь он, наверняка, почувствует. Дикое желание успокоить нервы никотином перевешивало, и я поджёг тонкую палочку. Уверен на тысячу процентов, что этой ночью пачка, содержащая в себе шестнадцать сигарет, опустеет полностью, а я же опять не усну.

***

      Стрелка часов перевалила за 5:03, а я всё так же сидел у огромного окна своей комнаты, почти полностью прикончив излюбленную пачку Marlboro. От многочасового раздумья голова шла кругом, но добивало меня состояние противоречивости. С одной стороны, минуемый вечер был в списке «Лучшее в жизни», ведь случилось то, о чём я мог мечтать разве что только во снах. С другой же, его можно смело занести в графу «Забыть к чертям собачьим», так как страх быть брошенным любимым человеком стал набирать бешеную силу. Он даже походил на своего рода фобию.       Но вот восходящее солнце, что полностью успело растворить в себе завораживающий блеск луны, уже достаточно ярко освещало наш маленький город, а это значит пора.       «Что пора? Бежать от проблем, как крыса с тонущего корабля?» — задался вопросом дотошный, вечно осуждающий голос в голове. Последнее время он появлялся всё чаще, да и критиковал всё больше.       «Не бежать, а денёк подумать подальше от всех. Побыть одному и освежить голову», — ответил я себе же беззлобно. Со стороны это, наверняка, выглядит комично. Но кто меня видит, верно?       «Это и называется бежать, придурок», — вновь стояло на своём сознание, на что я лишь артистично закатил глаза. Да, со мной определённо что-то не так.       Я бесшумно оделся, быстро умылся и взял всё, что может понадобиться мне сегодня. Кинув взгляд на рюкзак, из которого выглядывала лишь пара тетрадок в клеточку, я плюнул на идею идти сегодня в школу. Какой смысл? Если уж я и начал избегать Арса, то пересекаться с ним точно не входило в мои планы, а ведь он, скорее всего, будет караулить меня после уроков, грёбаный маньяк.       Я не знал, когда конкретно просыпается мужчина, поэтому решил выдвигаться прямо сейчас, дабы ненароком не пересечься с ним. Боюсь ли я его? Нет. Стыдно? Немного, но всё равно нет. Скорее я просто не хочу быть сломленным им. Не хочу привязаться, хотя, возможно, уже этим грешу.       «Хах, а я смотрю, вы с ним похожи. Жалкие трусы, что избегают друг друга. Два сапога — пара, да оба на левую ногу надеты», — продолжало свои издевательства собственное отражение.       «Отъебись, — лишь и смог прокомментировать я. — Мы разные, ясно? А ухожу я лишь потому... Потому что... Да просто захотел, понятно?»       «От него может и спрячешься, а вот от себя не убежишь. Так что не надо оправдываться, слабак», — всё же оставил за собой последнее слово некто. Этот спор с самим собой казался глупым, странным и даже пугающим, но сейчас не время размышлять о странности собственного разума.       На часах раннее утро, на улице лёгкий мороз, а на карте скромный остаток карманных средств. И что мне делать с этим набором? Решив, что вариантов особо нет, я поплёл «куда глаза глядят». Не в первой же? Наушник в ухо, сигарету в зубы и вперёд!       Так я и проводил свой день впустую. Слонялся по незнакомым и пока не оттаявшим улочкам, которых, на удивление, оказалось так много в таком-то маленьком городе. Не переставая курил одну за одной, вызывая тем самым осуждающий взгляд всех бабушек в округе. Периодически отвечал на сообщения Окси, большинством из которых были смешные картинки. Я решил не грузить подругу своими проблемами, ведь у неё и своих, наверняка, по горло. Да и проблем то у меня не было. Не было ведь? Так, сам придумал — сам убиваюсь.       Когда время было уже за три часа дня, я понял весь идиотизм своего плана. Серьёзно, ходить с пяти утра абсолютно без дела, денег, да ещё и по холоду — оказалось не лучшей идеей. Тогда то в голову и полезли мысли по типу: «Может, ну его? Прийти домой, дождаться Арса и нырнуть наконец-таки в этот омут с головой?».       Но в следующую секунду я уже буквально видел картину, на которой сам в этом омуте и тону. Беспомощный и до того жалкий, пытаюсь не захлебнуться в океане разочарования и боли от какого-то предательства, от ножа, что воткнут в спину, и от, к сожалению, очень знакомого одиночества.       А голубоглазый брюнет сидит на берегу и заливисто смеётся с того, как ловко разыграл спектакль, как хорошо вжился в роль и как наивно я ему доверился. Он с усмешкой и превосходством смотрел на моё тонущее тело, отмечая, что является прекрасным актёром, раз так красочно сыграл влюблённого, даже поцеловав меня для убедительности. А для чего же ещё?       «Нет, он бы не поступил так. Я стал ему дорог, это же невооружённым глазом видно», — убеждал я себя с надеждой.       «Ты ещё скажи, что Дед Мороз существует, придурок», — тут же подтрунивало сознание с гаденькой ухмылкой.       Интересно, о чём сейчас думает Арсений? Что он делает, пока я хожу туда-сюда, продрогший до нитки. Может, и вовсе не заметил, что я ушёл? Работает свою работу, о которой я ни сном, ни духом, даже не догадываясь, как разбивает моё сердце на крошечные осколки самим своим существованием. Несомненно, я рад, что земля носит такого человека, но почему находясь так близко, он так далёк?       Или гоняет чаи, нарочито важно листая сводку новостей за неделю. Занятие неимоверно скучное, но так по-Арсеньевски. Хах, смешное слово, а главное — подходящее.       Возможно, играет в Пашей в покер, пока у обоих обеденный перерыв. Держу пари, Арс выигрывает. Зная его умение скрывать эмоции, что очень немаловажно для этой карточной игры, он бы, наверняка, вёл игру за собой, даже блефуя «по-чёрному».       Хотя, скорее всего, в эту секунду он страстно обнимает горячую брюнетку, почему нет? Вторник, три часа дня — самое подходящее время для этого. Вероятно, он бы смог обворожить любую красотку, лишь взглянув на неё. Аж бесит.       Я ума не приложу, чем сейчас может заниматься Арс. Но совершенно точно не думает обо мне. Да и кто я вообще такой, чтобы обо мне переживать, верно?

***

      — Твою мать, вы чем думаете вообще? — доходя до точки кипения голосил мужчина во всё горло. — У вас глаза на жопу натянуты или что, я понять не могу. Вас три здоровых лба, вы за школьником уследить какой день не можете, имбицилы!       В деловом, но лаконичном кабинете сейчас была просто убийственно-накалённая атмосфера. Арсений, что уже был багрового цвета от злости, стоял перед своими сотрудниками. Он желал задушить каждого собственноручно, ведь нервы уже конкретно сдавали.       Дверь кабинета распахнулась именно в тот момент, когда Арс хотел было продолжить свою тираду. В проёме появился Дима, от чего облегчение трёх накосячивших сотрудников стало ощущаться на каком-то невербальном уровне. Для них Дима был начальником, Арсений в свою очередь — босом их боса. И в данной ситуации не работал когда-то известный феодальный принцип «Вассал моего вассала — не мой вассал», ведь именно сейчас бедных парней хотели и, что главное, могли буквально разорвать на части, если не на атомы.       — Все трое уволены. Собирайте свои манатки и проваливайте туда, откуда пришли, — привычным для себя ледяным тоном процедил Арсений, явно сдерживая себя, чтобы не кинуть в этих бедолаг что-нибудь тяжёлое.       — Дождитесь меня на первом этаже, — спокойно, чуть понизив голос, протараторил Дима подчинённым. Те хотели уже открыть рот для возмущений или никому не нужных оправданий, но решили приберечь свою шкуру на лучшие времена и не испытывать терпение генерального директора.       — Арс, — сохраняя данное от природы самообладание, начал мужчина, когда в кабинете остались лишь они двое, — что происходит? У нас увольнений за пол дня больше, чем за годы работы. Ты там всех сотрудников довёл до белого каления. Наши лучшие парни сейчас сидят в очереди на подписание увольнительных и сбор документов, а на бирже труда появляется всё больше новых лиц благодаря тебе.       — Что происходит? — переспросил Арсений шокировано. Он явно был в бешенстве, но Дима и не шелохнулся. Он прекрасно знал этого человека, да и ярость эту видел не раз, принимая в друге все его как лучшие, так и самые худшие качества. — Это я тебя должен спросить, что тут, чёрт возьми, происходит?! Знаешь, кто мне сейчас звонил? Татьяна, мать её, Петровна! Не знаешь, кто это? А я сейчас расскажу. Это грёбаная математичка! Нахер мне звонит какая-то математичка? Да потому, что Антона нет в школе, а классная руководительница мне об этом великодушно сообщает. Какого хуя, Дим? Почему эту новость я узнаю от учительницы общеобразовательной задрипанной школы, а не от, как ты выразился, наших лучших парней! Мне сказали не они, которые со вчерашнего обеда должны были караулить хоть дом, хоть всю эту сраную школу, но не спускать с него глаз. Не ты, который должен был возить его каждое утро. Так что объясни, что тут происходит, будь добр!       Дима рассеяно взглянул в какую-то прострацию. То ли он шокирован происходящим, то ли думал о чём-то своём. Наконец, посмотрев в яростные глаза, он спокойно, но всё так же отстранённо ответил:       — Утром он написал мне, чтобы я не приезжал. Сказал, ты сам его отвезёшь. Я думал, это из-за «Shavl».       — Что? — уже полностью не веря ни ушам, ни глазам прохрипел мужчина. — И ты не додумался написать мне? Дим, ладно эти недоумки, но ты... Ты знаешь меня, знаешь, как устроена работа и какие правила у нас есть. Сука, да мы же с тобой друзья больше пяти лет! И ты реально поверил, что я бы не предупредил тебя о таком?       — Арс, — поникши произнёс мужчина, понимая, что поступил и правда совсем не подумав. — Я понимаю, виноват. И парни виноваты, но увольнения пачками? Из-за этого? Ты начинаешь открываться Антону и всё такое, но это перебор, не считаешь? Почему из-за него тебе так сорвало крышу?       — Дим, ты не понимаешь! Теперь ситуация совсем изменилась. «Shavl»... Они же его голыми руками прикончат, как только узнают, что мы как-то связаны!       — Да я понимаю это, но тебя это так задевает? Это ужасно, даже слов не хватит описать, что за конченые люди там работают и где таких вообще берут. Но даже потеряв шестнадцать наших человек, ты таким не был. Те парни, помнишь? Мы ведь работали с ними плечом к плечу! Помнишь, как ты лично обучал их ещё самым основам? А как мы ходили по дождливому Питеру и искали помещение для нашего офиса все вместе. Когда открыли компанию и нашли первых клиентов, а потом всю ночь отмечали это в каком-то баре. Да они же с самого начала были с нами, а теперь их попросту нет! Их семьи до сих пор оплакивают их. И даже когда всё произошло, ты так не слетал с катушек. Почему, Арс? Что изменилось?       Дима начал терять то давеча стойкое самообладание, был на грани, вспомнив трагедию прошлого. Он смотрел на друга непонимающе, ища ответы на свои вопросы в каждом сантиметре его тела, в каждом мимолётном движении.       Арсений, тоже окунувшийся в воспоминания, тяжелым грузом упал в кожаное кресло. Затем он взглянул на Диму до того душераздирающе, подбирая слова для признания.       — Он — то, что я так долго искал. Я не знал, что когда-то поверю в это, но, видимо, судьба — не такая уж сука, решила дать мне ещё один шанс. И я просто не имею права снова его потерять, понимаешь? — шёпотом произнёс Арсений, а солёная слезинка быстро-быстро скатилась по щеке.       — Это... Это то, о чём я думаю? — спустя чуть ли не вечность переспросил Дима. До него томительно-долго доходило осознание происходящего. Когда его друг аккуратно кивнул, вымученно улыбаясь и вытирая с глаз влагу, Дима кинулся к нему. Он сцепил его в крепкие объятия, слушая бешенное сердцебиение друга. — Мы найдём его, обещаю.

***

      На часах было пол девятого вечера, а я всё также шнырял по городу. Голодный, холодный, глупый, но зато пиздец, какой гордый. Телефон разрядился где-то после двадцать пятого сообщения Оксаны и тридцатого звонка от Арса. А что делать дальше, я совсем не знал, но мысль вернуться домой и, наконец, взглянуть в бездну океанов пугала до мозга костей.       Когда лёгкая ветровка перестала даже создавать видимость теплоты, я решил зайти погреться в какой-то бар. Это было жалкое местечко. Воздух насквозь пропитан табачным дымом, пьяные мужские тела устраивали бои без правил у входа, а дамы лёгкого поведения так и рвались отдаться кому-нибудь за банку пива. М-да, ни в сказке сказать, ни пером описать, картина — блеск!       «Зато, первое: меня, похожего сейчас на бродячего пса, не вышвырнут отсюда, ведь всем плевать на оборванного школьника. Второе: тут хоть капельку, но всё же теплее. И третье: место хоть и убогое, но явно дешёвое. Так что карманные деньги не сильно потерпят крах, если я перекушу что-нибудь», — старался изо всех сил поддержать я себя. Стало даже немного легче, серьёзно.       «Не подавись, а главное не отравись, придурок. И постарайся не быть мудаком. Иначе до утра ты тут точно не протянешь. Пырнут ножом, и поминай как звали», — вторил вновь голос сам себе, и легче от этого не стало.       Я уселся за пародию барного стола, взяв меню в руки. Даже у Арсения барная стойка выглядит в разы лучше.       Пристально изучив блюда, я остановил свой выбор на классической картошке фри, кесадилье с курицей и коле. Думаю, такие элементарные и ходовые позиции не сможет испортить даже это место.       Спустя минут двадцать передо мной уже стояло всё то, что я заказал. Желудок жалобно подал голос при виде еды, напоминая о своём существовании. Так как ел в последний раз я ещё вчера в школе, набросился на свой заказ сразу же.       Ну что тут можно сказать. Бывало и лучше. Кесадилья оказалась на твёрдую троечку, но её априори испортить сложно. Картошка была сухой, точно приготовленной несколько часов назад. А кола самая обычная, покупная, но явно сильно разбавленная. Положение спасал лишь голод, поэтому показались блюда не такими плохими, коими являлись в действительности.       Медленно потягивая оставшийся напиток, я грелся и наблюдал за людьми. Бухие и противные, так и тянет блевать от них. Нужно рассчитаться поскорее и, наконец, сваливать отсюда.       — Какие люди, — раздалось обращение явно ко мне где-то над ухом, заставляя меня обернуться.       В это мгновение я действительно хотел провалиться под землю. Хотелось биться головой об стену, ведь решение зайти в этот бар казалось сейчас самым глупым из всех возможных. Хотелось задушить себя из-за собственной трусости перед Арсом, и вернуться в его уже полюбившийся пентхаус. Перенестись во вчерашний вечер, жадно впиваясь в чужие губы, а не отталкивая его. Даю голову на отрез, что он до сих пор меня ищет. Почему-то сейчас я был уверен в этом на все сто.       — Как тесен мир, — лишь кратко ответил я, глядя в глаза напротив. Неужели этот город и правда настолько мал? Или неудача ходит за мной по пятам?       Мужчина подсел рядом со мной, как бы обозначая, что дальнейший вечер пройдёт в его компании, хочу я этого или нет.       И видит бог, я не хотел.