Заключенный собственной неопределенности

      Бренная жизнь безостановочно идет своим чередом. Продавщица раскладывает груши на прилавок своего маленького магазинчика, книга отправляется на законное место на полке, доставщик устремляется к следующему пункту назначения, мужчина прибывает на свое рабочее место, только светло-каштановая прядь, слегка качнувшись от прикосновения нежно-розового лепестка сакуры, остается в том же положении, аккуратно обрамляя застывшее безжизненное лицо молодого парня. Холодная земля впитывала оставшееся тепло уходящей жизни. Солнце опаляло мраморную кожу, ласково играя «зайчиками» по телу. Волосы, что потеряли свой блеск, все так же идеально уложены, а лицо замерло в восхищении. Последним, что видели эти глаза, было бескрайнее небо, окрашенное светло-коралловыми оттенками, и вальс парящих в воздухе белых и розовых лепестков. Они свободно кружились, отдаваясь воле мимолетных дуновений ветерка. Хотя бы так, хотя бы на долю секунды он освободился от всего, что душило и разрушало его каждый день. Ему не нужна была причина, он даже не знал, что дальше, и эта неизвестность была ему крайне безразлична как и все, что его окружало.       Поднявшийся ветер разом смахнул лепесток с волос парня так же, как и с плеча мужчины, стоящего у ног бездыханного тела своего пациента. Сняв шляпу, он неотрывно вглядывался в изящное молодое тело, которое было бы прекрасно, если бы в нем трепыхалась хоть какая-то жизнь. Чувствуя, как к горлу подступает ком, он тяжело вздохнул и вытер слезу, что неприятно жгла щеку. — Пока, Тоору, — обращаясь к покойнику, доктор обошёл его, останавливаясь рядом с головой и приложив ладонь к холодному лицу. Он опустил веки, навсегда закрывая взор невероятных, цвета молочного шоколада, глаз.       Выпрямившись, мужчина последний раз взглянул на парня и направился внутрь здания, оставляя тело в объятиях лучей утреннего солнца, от которых вновь распустились бутоны красных хризантем, стоящих на подоконнике больничной палаты пациента под номером 3427…