Избавиться от кошмаров

Как же раздражает. Свет на лице такой тёплый. И постельное мягкое, почти хрустящее. Способное утопить в себе. Но неритмичное постукивание и непонятный вой. Как же раздражает. Нехотя разомкнутые глаза. Поднятый корпус. Тяжесть в теле, списанная на долгий сон. Долгий глубокий и уютный сон без сновидений, так беспардонно прерванный нарушителем тишины. Воодушевлённый желанием сеять справедливость, Какаши срывается с футона и несётся к источнику дьявольских звуков - на кухню. Обито резко оборачивается при вторжении, усмехается заразительно, обезоруживающе. Какаши настигает ступор. Это что, эволюция его фантазий? Теперь не просто совместный секс, но и совместный быт его возбуждают? - Прости, если разбудил. Я знаю, что не очень хорошо пою, - посмеивается, продолжая готовить. Стоит тут, на его кухне, в его фартуке, с его лопаткой над его плитой и его сковородкой и просто посмеивается. Что происходит? Какаши пытается вспомнить. Свой отпуск, затворничество. Свои кошмары. Как это всё привело к этому? На чём он остановился? Лицо покрывается краской и испариной. Он попытался повторить судьбу своего отца. И Обито знает об этом. Судя по всему, он же его и нашёл. Стыд затапливает с головой. Он ведь обещал себе не быть таким, как отец. Рука потянулась к лицу, чтобы поправить маску. А её и нет. А на руке немного неумелая повязка. Он в обычной белой майке-алкашке, которую пару лет уже как собирался выбросить за ненадобностью. И вся его мимика, весь румянец, расползающийся широкими мазками по коже шеи до плеч, вся нервозность - как на ладони для взгляда чёрных глаз. Но Какаши же гордый. Особенно перед Обито. Он не нашёл ничего лучше, как просто усесться за небольшой обеденный стол, словив на себе изучающий с детским интересом и толикой смущения взгляд. Как будто так и нужно было. Постепенно успокаивая мысли и свыкаясь с наготой, нервно теребя перечницу со стола. Если Обито нашёл его, то и без маски видел. Да и переодел его тогда скорее всего он. Чего смущаться теперь. К тому же, он видел то, чего Какаши уж точно не хотел ему доверять. - Ты ничего не хочешь у меня спросить? - врываясь в неловкость молчания между ними. - Не думаю, что сейчас подходящий момент, - неловкая улыбка. Будто это он совершил, а не Какаши, что-то безрассудное. - Давай сначала поедим. Будто только этого и ожидая, живот Какаши урчит раненым китом, заставляя невольно убрать руки со стола, принимая более защищённую позицию. Принюхивается. Пахнет вкусно, резко увеличивается количество слюны во рту. Он слишком давно не ел ничего нормального, домашнего. Обито ставит тарелки на стол. Омлет, поджаренные овощи и немного риса. Они упираются взглядами каждый в свою порцию, берут палочки молча. Молча же едят. Какаши, несмотря на голод, медленно, небольшими кусочками. С непривычки начинает ныть желудок. Неловкость ситуации гнетёт и давит. Голос Обито звучит практически громом в ней. - Я... - пытается сформулировать мысль лучше. - Никто не знает, - вкрадчивый взгляд. - Я никому не говорил..., ну, о том, что случилось с тобой. Какаши переваривает информацию. Он оказался прав. Но он не думал, что настолько. - Почему? - Наверное, я не хотел ломать тебе жизнь, - задумчиво ковыряясь в тарелке, ответил Обито. - Знаю, что это звучит глупо, потому что ты мог умереть, но я сам до конца не понимаю. И мне показалось, что ты сделал это не подумав. - Спасибо, - тихо произнёс Какаши, как будто и не Обито благодарил, а омлет. Подхватывает и пережёвывает очередной кусок, думает. Смущается, но пытается казаться невозмутимым. - И долго я был в отключке? - Три дня. Мне не хватило навыков, чтобы рана полностью затянулась, поэтому я заживил, что смог, подзашил и подпитывал тебя чакрой, пока ты спал. Ну, и перевязку делал. Думал, что ты уже можешь и не проснуться, но вчера к вечеру вроде шевелиться начал. Какаши уставил удивлённый взгляд в него, охреневая от срока и от всё той же безалаберности бывшего товарища по команде. Некоторые люди совсем не меняются. Но сейчас не тот момент, чтобы выходить на конфликт. Он почёсывает затылок, чувствуя, как снова нагнетается атмосфера. Есть расхотелось. - Я, наверное, пойду ещё полежу. - Ты уверен? Ты почти ничего не съел. Мне, конечно, неловко говорить такое, но пока я тебя переодевал, прямо ужаснулся. Настолько, что во мне чуть бабушка не проснулась. - Если пихать через силу, всё равно ничего не выйдет. - Слова моей бывшей, - Какаши поперхнулся воздухом. - Прости, у меня появилась дурная привычка глупо шутить, когда нервничаю. Может, тебе хоть чай заварить? Какаши даже легонько усмехнулся, забыв, что на нём нет маски, способной скрыть это. И тут до не дошло: чай, готовка, поведение по-хозяйски. - Ты тут все три дня ночевал, что ли? - Ну да, я же не настолько безответственный, чтобы оставлять тебя одного, когда ты в любой момент можешь либо ласты склеить, либо проснуться и... доклеить, - продолжил под пристальным взглядом: - Я только за продуктами выскочил пару раз, да и всё. - А миссии? - Отпуск я взял, как и ты. Да, ещё за этим выскакивал в штаб. Не смотри на меня так, мне Минато-сенсей почти сразу сказал, что ты решил в кои-то веки отдохнуть, вот только дошёл не сразу. Ошарашенность разве что не иероглифами выгравирована на лице Какаши. Неловкость и нервозность снова вытеснили хвалёную выдержку. - Прости. Ты можешь идти домой. Спасибо, что позаботился обо мне, - Какаши не может поднять глаза на Обито, просто теребит бинт на руке, не зная, куда укрыться от взгляда, резко ставшего жёстким. - Нет, - твёрдо и чётко. - Что? - Я не уйду, - непонимающий взгляд в ответ. - Очевидно же, что ты совершил, - жестикулируя в сторону руки Какаши: - Вот это не просто так. Я не могу тебя оставить в таком состоянии. И не потому что думаю, что ты попытаешься закончить начатое, а потому что ты - Бакаши. Что бы не было причиной, - снова указывает на бинты: - Этого, ты ни у кого даже помощи попросить не додумался. И это необязательно должны быть ирьёнины. У тебя есть друзья. Я считаю тебя своим другом. Как я могу бросить того, с кем плечом к плечу войну прошёл? Ты же сам меня тогда спас. Почему я не могу отплатить тем же, не прося ничего в ответ... С каждым словом накатывал стыд. Какаши чувствует себя глупым школьником, которому выговаривают за ошибки. И хочется, как тому школьнику, начать оправдываться, но нет ни сил, ни решимости открыться. Он просто сидит, опустив голову. Как вдруг чувствует теплую руку на своём плече. - Я просто хочу тебе помочь. - Ладно, - отвечает Какаши тихим голосом, не поднимая головы. Разум твердит, что постоянное соседство с одним из тех, кто умирает в его кошмарах, должно помочь. Демон шипит, что всё это может быть как агонией затухающего разума, так и следующей стадией его "проклятья" - полноценные галлюцинации. От последней идеи мозг судорожно пытается найти противоядие. Но не может. Остаётся только довериться, оставляя у горла клинок паранойи. - Может, сходим на рыбалку? Как ты в детстве ходил, - прерывает размышления Какаши Обито. - Я не уверен, что снасти ещё целы. - Проверим? Я уже сам устал находится постоянно в четырёх стенах. Не представляю, каково тебе. Взгляд Обито почти умоляющий. В то же время Какаши прекрасно понимает, что попытки его вытащить из дома не прекратятся. Рыбалка - безопасный и полезный вариант. Пусть, он ещё не решил, как относится к такому Обито, и можно ли его считать реальным вовсе, но он и не смог бы отказать этому взгляду. - Я их проверю, - кивает Какаши, чем вызывает у Обито торжественную улыбку во все тридцать два. - Но сначала я хочу осмотреть рану. Обито понимающе кивает, оставаясь на кухне возиться с грязной посудой. Какаши же закрывается в ванной, пытаясь переварить произошедшее в одиночестве. Только сейчас до него начало доходить, что могла значить обнародованная попытка самоубийства. Его бы не только исключили из Анбу и шиноби вовсе, прописав к ирьёнинам на неопределённый срок. Эта попытка, вне зависимости от удачности, легла бы тенью на весь его клан. Пусть он сам и не оставил потомков, прошлое бы тоже оказалось запятнано. Второй самоубийца в роду, он чуть собственными руками ни перечеркнул то, что осталось хорошего от его отца в истории. В мыслях мелькнула светлая улыбка, слова о дружбе. Отплатить за спасение? Какая же это оплата, Обито, если ты тогда сам прыгнул под камень, чтобы вытолкнуть Какаши? Ты отплатил ещё тогда. Тёплое чувство всколыхнулось за грудиной. И усилилось, когда Какаши снял потрёпанный бинт. Быстрого взгляда хватило, чтобы понять, что Обито бросил все силы, чтобы заживить крупные сосуды, а уже поверх, стягивая кожу мелкими стежками тянется аккуратный шов. Ещё и рана добротно смазана заживляющей мазью. Какаши невольно принюхивается. Не из его аптечки даже и не обычная аптечная, в которую не кладут ничего серьёзного, рассчитывая, что население благоразумно обратится к медику в случае серьёзного ранения. Какаши невольно произносит одними губами: "Спасибо, Обито". Наконец он позволяет себе поднять глаза на зеркало. Он боится увидеть, что его пока единственная проверка на реальность провалится. Но видит всё тоже измождённое лицо (непривычно голое, правда) с всё тем же шрамом, пересекающим серый безжизненный глаз. Глубокий вдох и выдох. Облегчение. Теперь нужно переодеться в привычное и проверить старые удочки. Какаши надеется, что сможет починить их. Ему самому захотелось свежей рыбы. Мысленно осёкся. Столь обычное и естественное желание кажется непривычным и диким. За долгие месяцы это первый раз, когда он желает что-то столь простое. Может, эмоциональная встряска от встречи с Обито так подействовала. А может после пикового отчаяния мозги стали становится на место сами. Выходя из ванной, он решил, что если продолжит анализировать и подозревать каждую мелочь, то рискует задушить на корню крохотные шажки в сторону положительной тенденции. Какаши надел привычную майку с воротом, переходящим в маску, заменил леску в удочках (удивительно, что спустя столько лет это единственное, что понадобилось) и они с Обито выдвинулись к небольшой речушке недалеко от деревни. Туда же, где Какаши в детстве ловил рыбу, чтобы прокормиться. И Обито конечно же не остановили заверения в том, что уже поздно для рыбалки. Его лицо засияло ярче солнца, когда они выбрались наружу. И Какаши улыбается под маской, глядя на него и вдыхая прогретый воздух. Дошли быстро, за лёгкой беседой, которую поддерживал в основном Учиха, не избавившийся от болтливости даже с возрастом, а Какаши лишь односложно отвечал по привычке. Они оставили небольшое ведёрко, в которое планировали сложить улов, на берегу вместе с обувью, и, закатав штанины, зашли в воду по колено. При этом Какаши не смог не прикрикнуть на Обито от его резких движений. Он ведь распугает всю рыбу! Но под маской снова улыбка. То, что в детстве вызывало лишь раздражение, сейчас окрашивается ностальгией по ушедшим временам, даже умилением, от инфантильной дурашливости товарища, которую сам Какаши то ли потерял слишком рано, то ли не имел вовсе. Да и сам Обито не может не вызывать улыбку. Так и светится счастьем от столь простых вещей, как первая пойманная рыба (конечно, ещё сыграл роль факт того, что Обито смог выудить её раньше, чем Какаши). Он выглядит живым. Это то чувство, которое Какаши давно не видел и давно не чувствовал. В работе анбу редко почувствуешь вкус жизни. А сейчас Какаши понимает, что даже на каких-то отмечаниях удачный миссий (попойках в ближайшем баре на деле) с командой, он не видел в их лицах того чувства. И сам был пуст. Даже свет Минато-сенсея мрачнеет в сравнении. - Чего завис, Бакаши? Я уже вторую выловил, а ты говорил, что ничего не выйдет! - Какаши одёргивает себя от слишком пристального разглядывания, делает вид, что сосредоточен на действии и вовсе не слушает болтовню Обито. Обито рассказывает про их одноклассников из академии, про дела в деревне, про всё, что придёт тому на ум. - Кстати, ты, скорее всего, не знаешь. У Рин скоро свадьба. С Генмой. Помнишь может, он учился с нами. - И как ты себя чувствуешь? - Ты о моей детской влюблённости в Рин? Да всё нормально! Мы даже встречались с ней какое-то время года два назад, но расстались. - Сочувствую. - Ничего, мы расстались по моей инициативе. Мне казалось, что мы остались друзьями, но приглашение на свадьбу мне так и не прислали, - неловко улыбается. - Почему? - Какаши не успевает остановить любопытство мыслью о том, что задавать такой вопрос может быть неприлично. - Ну, знаешь, - Обито выглядит смущённым. - Я понял, что это не моё, - ловит непонимающий взгляд Какаши и смущается ещё больше, покрываясь румянцем и нервно почёсывая затылок (сколько ещё поколений шиноби унаследует этот жест). - Ну, женщины - это не моё. Только ты не подумай, - поспешил оправдаться Учиха, выставляя руку в защитном жесте. - Я просто захотел тебе помочь без какого-либо подтекста. У меня на тебя даже не встанет! Не в том смысле, что я не считаю тебя привлекательным. Просто я даже не думал об этом! Не та ситуация, - Обито всё сильнее и сильнее краснеет с каждым словом. - Наверное, мне лучше просто заткнуться уже. - Расслабься, - Какаши усмехается под маской. - Я не имею ничего против твоих предпочтений, - колеблется, обдумывая, но всё-таки решается. - Если честно, меня тоже привлекают мужчины, - тут уже настал момент для Обито удивлённо уставиться на собеседника, а для Какаши - оправдываться. - Опять же, ничего такого, - не будет же Какаши ему говорить про те сны и мысли, что предшествовали текущим. Обито кивает, всё ещё красный, как рак, и они продолжают рыбачить уже в тишине, обдумывая новую информацию. Несмотря на неподходящее время и попытки отпугнуть потенциальный ужин (в основном, со стороны Обито, конечно), Какаши оценил полученный улов. Ещё на завтра хватит. Он принялся за ужин, пока Обито дремал на веранде. Процесс затянул с головой, он успел забыть насколько рутина умеет быть медитативной. Тревога отошла на второй план. А за ужином Обито снова болтал без умолку. Кажется, он уже забыл про своё собственное неловкое признание. А Какаши уже смелее посмеивается над забавными историями и понимает, насколько скучал по простой жизни. Но несмотря на прекрасный день, липкий страх заползает под кожу, когда он ложится снова в свой футон. Он не может сомкнуть глаз, уставясь в потолок. Мозг затапливается ложными воспоминаниями из снов и реальными о том, что Какаши чувствовал после них. Паника, вина, отчаяние, переливы из почти истерики в апатию и обратно по крутой дуге. Захотелось встать и пойти проверить реальность человека в соседней комнате. Но что-то останавливает. Как будто считать прошедший день иллюзией для Какаши сейчас - покушаться на святое. Или он просто понимает, что если предположение о нереальности окажется правдой, то он точно довершит начатое, не выдержав. Он перекатывается на бок, стараясь не смотреть на пустой потолок, который является слишком хорошим экраном для проектора неустойчивого сознания. Невольно устремляет взгляд на протянутую руку с белым бинтом. Снова накрывает стыдом. Он ведь даже не знает, что Обито видел и как себя чувствовал. И какую ответственность взваливал на себя, прикрывая шкуру Какаши. А сам он не может ничем ответить. Перекат на другой бок, зарыться поглубже в футон и стараться не думать об этом. Завтра будет новый день, они придумают, как его занять. Медленно, то и дело отгоняя мысли о страхе перед подступающейся тьмой, Какаши погрузился в сон. Он видит, как их команда снова в сборе. Они на тренировке, одной из первых после объединения под началом Минато. Ещё до войны. И ни один из троих юных шиноби ещё не искупал руки в крови. Они с Обито опять ссорятся, Рин пытается их разнять, а Минато просто смеётся, заверяя Обито, что тот обязательно станет сильнее и тогда уже сможет претендовать на пост Хокаге. Юный Какаши хмурится очевидной, с его точки зрения, лжи и потаканию этому балбесу, у которого из поводов для гордости только фамилия. Но в груди всё равно тепло. От по особенному яркого солнца, от улыбок на лицах, от ощущения себя частью, пусть и не совсем дружной, но команды, где никто не закроет лицо маской и не бросит тебя, если того будет требовать задание. Острый укол пронзил сердце. Какаши понял, что слышит голос, которого тут быть не должно. Он осматривает Минато, Рин, Обито, но они всё также заняты своим и не слышат того, что Какаши кажется очевидным. Он оборачивается в сторону леса, на краю которого они обосновались. Что-то манит его в глубь, а голос не может быть полноценно распознан. Как будто это и не звук вовсе, а что-то другое. Липкое, смутно знакомое чувство появляется где-то в глубине черепной коробки. Он идёт туда, где почему-то должен быть, не замечая, что залитая солнцем поляна сменяется пыльным тёмным коридором. Он подходит к источнику непонятного голоса. Он снова видит своего отца, скрючившегося на полу. Он снова испытывает чувства неверия и обиды, снова склоняется и оборачивает к себе лицом, надеясь увидеть кого-то другого. Несмотря на стыд и колкие взгляды, и собственные едкие пожелания, с ними связанные. Словно в замедленной съёмке безжизненная щека ударяется об пол по инерции, позволяя Какаши взглянуть воочию. Позволяя самостоятельно рассмотреть размозжённую половину черепа с раздавленным вытекшим из орбиты глазом, единственным оставшимся. Позволяя ужаснувшись отпрянуть, предоставляя более полную картину при отдалении. На раздробленные кости, виднеющиеся сквозь лопнувшую кожу, на масляно блестящие проглядывающие местами и вытекшие внутренности, вперемешку с рваными лоскутами мышц, застывшими в свернувшейся крови. В полумраке едва заметно лёгкое движение треснувших, покрытых красно-коричневой коркой губ. Но отчётливо слышно, как будто звук не снаружи, а внутри: - Это всё - твоя вина! Тошнота резко скручивает желудок, разрывая пространство между сном и реальностью. Какаши уже рефлекторно поворачивается на бок, ловя между спазмами ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Уставившись в грязную лужу невидящими дикими глазами не сразу понимает, что чья-то рука легла на спину. Резко вздрагивает, как от неожиданного броска противника, но на набор дистанции нет сил. Концентрирует взгляд на знакомом лице. На лице, которое буквально только что видел в почти таком же сумраке обезображенным, но сейчас оно целое. - Какаши, всё нормально, - Обито проводит по щеке Какаши, вытирая мокрую дорожку. Только сейчас Какаши заметил собственные слёзы и чужую обеспокоенность. - Я с тобой, - он притягивает Какаши к себе, обнимая, поглаживая волосы. Так тепло, так защищённо, что внутри что-то щёлкнуло. Какаши впился пальцами в футболку, зарываясь лбом, пытаясь спрятать от горящих глаз хлынувший поток, сжался в комок. Он бы так и сидел, впитывая нежные поглаживания, но поток слёз утих и стало неловко. Отстранился, стараясь избегать зрительного контакта. - Надо убрать, - комментирует свою попытку встать, но Обито кладёт руку на плечо, останавливая. - Я сам схожу за тряпкой и ведром. На что уставший Какаши просто кивает, садится на футон, обнимает колени. Корит себя за показанную слабость. Слышит шум набирающейся воды. В голове удивительно пусто, хотя это спокойствие не кажется правильным. Скорее гнетущим. Как момент перед тяжёлым сражением, после которого ты не знаешь, что будет с тобой. Даже не можешь предугадать, будешь ли ты сам после. Обито возвращается, в молчании приступает к уборке. Какаши берёт вторую тряпку. - Мне снятся кошмары, - тихо произносит Какаши, как бы между делом. - Да я уж понял. - Мне снится, что ты умер на той миссии по уничтожению моста во время войны. Тебя придавило камнем, - продолжает нерешительно, но голос постепенно набирает силу. - И все последующие за этим смерти: Рин, Минато с женой, твой клан, Третий. Я не понимаю как, но чувствую, что это всё связано. И чувствую, что я виноват в этом, - останавливается ненадолго, пытаясь найти сил и слов продолжать, пытаясь понять настроение слушателя по движениям. - И у меня появились галлюцинации. Во время последней миссии я не смог убить врага из-за этого, - глубокий вдох. - И один из команды погиб. Какаши ожидает реакции сквозь едкую тишину. Пытается понять, что думает Обито, но отказывается смотреть ему в глаза. Ожидая того же, что видел в глазах шиноби после последней миссии отца. Осуждение. Презрение. - Бакаши, - голос Обито звучит отрезвляюще. Какаши поднимает глаза и видит укоризненный взгляд. - Ты настолько эгоист, чтобы винить себя во всех грехах? - негодующе кидает тряпку в ведро. - То-то я думаю, кого обвинять в поднятии акциз на пиво. - Да блядь, какой к чёрту акциз, Обито? Я мог его убить, и тогда человек, такой же шиноби Конохи как ты или я, остался бы в живых, - раздражение и злость хлынули наружу. - Неужели ты не понимаешь разницы? - Понимаю! Но ты винишь себя не по тому поводу! Посмотри на меня, - он садится рядом, поднимая лицо Какаши на себя и удерживая. - Я жив. Если бы я там помер, это была бы не твоя вина, а моя, потому что я под него прыгнул. И во всём последующем ты не можешь и не должен себя винить. В чём ты действительно виноват, так в том, что не додумался попросить помощи хоть у кого. Да даже если бы попросил, откуда ты знаешь, что всё прошло бы иначе? Или если бы смог убить или ранить того подонка, откуда ты знаешь, что всё пошло бы иначе? Откуда, Какаши? - он потрясывает руками в воздухе, демонстрируя негодование, не находящее полноценного выхода. - Не знаю, - тихо, уперев взгляд в пол. Обито забирает ведро и уходит, оставив Какаши с чувством разбитости и опустошённости. Бессмысленности. Как будто надежда исчерпала себя. Но он цепляется. Цепляется за штанину Обито, который зашёл то ли пожелать спокойной ночи, то ли бросить ещё один укоризненный взгляд. - Можешь остаться здесь? - почти неслышный голос, но не для уха шиноби. Обито смягчается. Наверное, он был слишком резок. Перетаскивает свой футон в комнату Какаши, который замер, как статуя, в сидячем положении с опущенной головой. Ложится рядом, лицом к Какаши. Только после этого он вновь опускается на футон, скрывая лицо под маской, тоже лицом к Обито. Как будто если перед ним будет опровержение кошмару, его это спасёт. Наивно и по-детски. Обито уже засопел, а Какаши продолжал вздрагивать при каждой попытке мозга погрузится в дрёму. Распахивал глаза, смотрел перед собой, как мирно спит Учиха, чуть улыбался смешному выражению. Разве что слюни не пускает на подушку. Чуть легче. Уснул он только под утро, когда сил сопротивляться не осталось.