Одинокий Волк

Когда викинги вернулись из похода, давно минул уже третий месяц. Прибытие родных и начало суровой зимы заставило отказаться от столь желанных посещений на долгое время. Забияка надеялась, что он поймет. Отец Иккинга, Стоик, видимо смирившийся со смертью сына, казалось, старел на глазах. Шли недели, месяцы. А он продолжал напиваться и с горестью восседать на своём деревянном троне. Общий зал мог кричать или безмолвствовать, но вождь не замечал их. Порой, казалось, некогда считавшийся примером стойкости и фигуры вождь утратил всякий интерес к жизни вне своих обязанностей. Последний раз такое состояние у него замечали, когда пропала Валка, его жена и мать Иккинга. Тогда только непоседство и шалости его сына вывели его из столь плачевного состояния. Лишь в моменты нападений или вторжений Стоик словно просыпался. Старый вождь, тот, при чьём имени трепетали враги и пили друзья, снова поднимал повешенный на стену топор. шел, не жалея самого себя в этих казавшихся самоубийственных битвах. Тогда и только тогда он был похож на прежнего вождя, Того, за кем люди шли на смерть. Многие говаривали, что первого дракона Стоик убил в нежном возрасте двух лет. Глядя на то, как он командует, это казалось не лишенным смысла. Его жестокость в боях была непомерной, не имеющей даже простого сравнения среди жителей деревни. Но стоило битве закончиться, как казалось, вождь умирал, возвращаясь в бледную тень самого себя. Тяжело шаркая ногами, он ронял топор, со скрежетом дерева опускаясь на собственную скамью, и снова тянулся к кружке, наполненной столь желанного меда. Под конец очередной Зимы Забияка не смогла. Дождавшись, пока зал опустеет, она, набравшись храбрости, подошла к погрязшему в одиночестве, бесконечной выпивке и порой казавшемся сломленным вождю. Даже Плевака, вечно следующий за ним тенью, казалось, опустил руки. Оставив вождя напиваться в гордом одиночестве. Однако, как и прежде, мольбы оказались тщетны. Стоик не замечал её, что бы она не говорила. Лишь единожды полоснув взглядом безразличия, опрокинул очередную кружку мёда. Тогда в порыве злобы Забияка сделала то, чего сама от себя не ожидала. Она бросила жилетку его сына прямо ему в лицо. Заставив покрытого скорбью вождя взглянуть на неё из покрывших его сознание облаков. Выведенный из собственных тягот, Стоик с угрозой взглянул в глаза нахальной девушке. Этого хватило, что бы она произнесла те два заветных слова-"Он жив". Как в угасающей кузнице, в которую снова добавили свежего угля. Стоик словно ожил. Переводя взгляд то на Жилетку, то на Забияку. Растерянность... Меньшее, чем можно описать реакцию вождя. "он. Жив? " - Казалось, он сам не верил, проверяя, как слова звучат подобно хриплой и тихой мелодии, сокрытой перед ним. Недоверие и надежда искажали его лицо. "Иккинг жив? " - Пересохшим хриплым голосом, готовым сломаться в любую секунду, переспросил Стоик. Его устремленный взгляд вверх, подобно щенку, потерявшую свою мать, мгновенно потушил все негодование, крывшееся в груди девушки, вынуждая с тяжелым вздохом ответить-"Да". Повисло молчание, нарушаемое лишь треском сгорающих дров в затхлом камине общего зала. Давая им обоим время на раздумье. Вождь сначала отнёсся с подозрением к её словам, но снова взглянув на жилетку в собственных руках, кивнул, словно самому себе. Решая поверить, давая себе последний шанс на надежду. Каким бы незначительным он не был. Вскочив, откидывая стул, он словно помолодел. "где? Как? Почему ты молчала? Мой мальчик жив! " - Шквал вопросов и радости Стоика был тем, чего Забияка ожидала, но, вспоминая собственную негласную клятву, не могла ответить на большинство. Забияка не могла сказать ничего особо внятного, дабы не раскрыть себя и Иккинга в придачу. Молчание или полуправда начинала злить Стоика, но, сдерживая себя, он опустился на колено, касаясь плеча девушки и, практически умоляя, попросил-"Отведи меня к нему". "не могу", С тенью сожаления противостояла умоляющему взгляду Забияка. Приложив над собственным нравом усилие, Стоик выдохнул-"Почему? ". "я обещала". Последовал короткий ответ. Стоик, казалось, снова начал погружался в бездну отчаянья, но сейчас это было не горе, а груз вины, что, казалось, он копил с самого начала пропажи мальчика. "но могу спросить его" - тихо, но отчётливо ответила Забияка. - "Но возвращаться или нет, решит он сам". "Отец считавший сына потерянным по собственной глупости, не мог рассчитывать на большее", тихо казалось, он словно боялся, что кто-то другой, кроме неё, услышать эти слова. Опуская собственную руку с её плеча, он снова сел на ближайшую скамью. "спасибо. ". - тихий, лишенный изящества и прочего отчуждения голос заставил Её кивнуть, разворачиваясь и направляясь к выходу. Стоик хотел пойти за ней, проследить до края земли, если потребуется. Но лишь когда она оказалась в дверях, повернувшись и медленно покачав головой. Словно предвидя его мысли и намерения. Стоик Обширный впервые за всю свою долгую жизнь отступился. Эта девушка была странной. Все только и говорили о её розыгрышах и хаосе, который они устраивали по деревне. Но Стоик знал - она не лжет. Или он клянётся богами, своими и чужими. Он заставит её заплатить. Впервые за последние месяцы у него появилась надежда. И будь он проклят, если не сдержит слово, данное этой маленькой девушке. Нет, он Стоик Обширный, и он должен вспомнить. Если не ради собственной деревни, то хотя бы ради сына. Выпрямившись во весь рост, вождь вышел из общего зала. Сумерки танцевали над полями поздней зимы. Окутывая холодом, который мог сразить и великана. Подойдя к главной площади, он зазвонил. Колокол отдавался приятной вибрацией в руке, Давая очередное напоминание об обязанностях, которые он так долго откладывал...