Одинокий Волк

Холод и огонь, начавшийся паники, минул лишь когда дракон повис в воздухе, продолжая размеренно размахивать собственными крыльями. А фигура, восседавшая на нём, стала куда более явной и явно человеческой. Тихий ропот медленной волной тянулся по толпе. Все казались, словно замерли в выжидании, устремляя свой взор на верх. Волчьи шкуры, покрывавшие тело человека, заставили даже самых сомнительных и старых викингов отступить. А приказ Стоика сложить оружие вызывал все больше вопросов, нежели давал столь необходимые толпе ответы. Дракон медленно опустился, грузно приземляясь на покрытую мелким камнем арену. Его рык вынудил ближайших отступать, давая пространство. С явным недоверием взирая на окружающих. Дракон и владелец казались едиными в этом общем вопросе. Всадник наклонился над ухом, шепча только ему известные слова, заставляя ужасающего зверя спрятать пугающие клыки. Медленно перелезая через дракона, шаги его ног казались оглушающими. Медленно обходя дракона, он вынул довольно громоздкий топор. Возмущение и интерес горел в глазах жителей Олуха, лишь с новой силой, нарастая каждое мгновение. Когда Всадник откинул свою волчью голову. Являя покрытое шрамами лицо, искаженное, но не потерявшее завидной юности. Молодое, но ещё не взрослое. В воздухе с новой силой витал невидимый для простого человека вопрос, который, казалось, заставлял снова и снова кричать в сознании собравшихся. "Кто этот всадник? Почему дракон не убил их всех? Почему дракон позволил себя оседлать?". Человек был холоден, и лишь Забияка знала, кто он такой. Вырвавшись из хватки Стоика и побежав ему на встречу, она бросилась прямиком в его объятья, позволяя страхам уйти хотя бы на время. Положив голову ему на грудь, будто он был единственным родным ей человеком, оставшимся на этом острове. Скалой, за которой можно было переждать бурю. Щитом, закрывающим её от глаз врагов и недоброжелателей. Секундное промедление и шок толпы дал Иккингу правильное направление. Отвечая на объятья, тот медленно поднял взгляд, окидывая потрясенную толпу, прежде чем остановиться на отце. "Я выполнил твою просьбу, Стоик Обширный. Я стою перед тобой и всем Олухом". В насмешливой манере окинув всех присутствующих рукой. Стоик понял все сразу, Однако его глаза искали подвох, даже колдовство. Человек перед ним был на голову, а то и на две выше его пропавшего сына. Его черты исказились и стали более угловатыми, тонкие руки превратились в настоящие мускулы, которые не сокрыть даже под одеждой. А его когда-то чистая кожа была покрыта десятками шрамов и рубцов. Бледный, словно сама смерть, явно давно не бывавший на солнце. Лишь глаза, как в самую последнюю их встречу, были такими же. Выказывая лишь живую сталь. "Сынок... Иккинг, это ты? ", прерывая неловкое молчание, казалось, вся деревня устремила свои взоры то на вождя, то на его названного сына. "что не узнаешь родного сына". Развёл руками Иккинг, в театральной манере продолжая ухмыляться- "Знаешь... я почему то и не ожидал услышать что-то иное от тебя. Даже нет, от всех вас. Когда я уходил, никто даже не потрудился узнать, жив ли я... Никто, кроме Забияки. И я ей благодарен куда больше, чем каждому на этом проклятом камне, который вы зовете Домом". "Вы. так пеклись о самих себе, утопая в собственной значимости и старых путях. В собственной чести и репутации. И что я вижу? Я вижу испуганную свору стервятников, что испугались волка. " - Безжизненный смех, казалось, заставил ближайших к вождю воинов напрячься. "Теперь же я стою перед тобой, о великий вождь, но не вижу ни родства, ни сходства. " - Иккинт поднял топор, указывая проушиной в сторону родного отца. Забияка, казалось, замерла. Она знала, что он изменился, видела это собственными глазами, но сейчас. смотря как. Тот, кто ранее безмолвно принимал оскорбления и поругания отца, тот, что не так давно был ходячей катастрофой. Сейчас сам предстал как судья и обвинитель, а его слова, подобно топору, рубящему дерево, эхом отражались в пространстве, заставляя умолкнуть даже самых уважаемых и почитаемых викингов. Яма безмолвствовала. Взгляды переходили с отца на сына, и шёпот, казалось, заполонил трибуны и окружение вождя. Удовлетворений произведенным эффектом. Иккинг приблизился, с вызовом вглядываясь в глаза отца. Даже повидавший многое Плевака отступил на пару шагов от бывшего подмастерья, явно заводя свой крюк для возможной атаки. Смерив его лишь презрительным взглядом, он захохотал-"О великий Плевака, неужели ты видишь во мне врага... Неужели ты такого низкого мнения обо мне? Что готов напасть исподтишка среди всех этих "Достойных" людей" - Презрение и сарказм резали слух от твердости его голоса. Плевака, казавшийся пристыженным, отвел взгляд, неспеша убирая руку-крюк из-за спины. Явно потерявший к кузнецу всякий интерес, Иккинг всматривался в фигуру собственного отца. Стоик же выглядел впервые за всю свою жизнь в качестве вождя жалким, пристыженным, опущенным. Плечи вождя, некогда гордо восходящие к солнцу, были опущены, да и сам он казался куда меньше прежнего образа, что преследовал Иккинга долгое время своими нравоучениями, своим негодованием... Но сейчас на порицании стоял не он, а его отец. Словно он, подобно Иккингу, разрушил половину деревни и сейчас терпел поругание. Но он, как и все другие, знал одну истину. Не деревня лежала в руинах, а сердце его родного сына и наследника... Покрытое сталью, сокрытое во мраке обид и одиночества. Любая слабость, словно сорняк, была выдернута, выжжена без остатка и посыпанная тонной соли. Любое порицание, любое оскорбление не было забыто. Понимая все это, молчание Стоика затягивалось. "Молчишь... " - Понимающе кивнул сын вождя. Развернувшись и сделав пару шагов, он остановился, слегка наклонив голову в сторону собеседника, произнося слова, которые, как казалось Забияке, ножами впивались в плоть поверженного вождя-"Каково, это - быть прошлым мной... Отец... " - Последнее слово Иккинг выговорил, шипя от изрекаемой злобы. Когда ответа не последовало, Иккинг повернул голову, продолжая свое шествие назад к дракону. Забияка стояла и трепетала перед ним, пытаясь осознать свои смешанные чувства. Сейчас он был похож на мифическую фигуру из легенд. Верхом на драконе, покрытый мехами и шрамами, с суровым взглядом для всех. Всех, кроме неё. Без страха принижал одного из самых известных викингов Северного моря посреди его народа. Именно он. Изгнанник по собственной воле, одиночка. Сейчас именно он был волком, нежели овцой. Поднявшись на дракона, Иккинг задумался. Обращая свой взор прямо на неё. На мгновение смягчился, чаруя своими карими глазами её бездонные океаны. Казалось, сейчас он одарил её тем же взглядом, что почти десятилетие назад, протягивая ей свою покрытую мозолями руку. Заставляя встать её перед выбором. Он или их народ. Казалось, прошло всего мгновение, прежде чем она протянула ему собственную руку, позволяя ему усадить её за собой. Погруженный в собственные печали вождь Олуха смотрел, как его сын, или точнее тот, кем стал его сын, уходит. Сын последний раз взглянул на отца -"Я. вернусь через год с тем же вопросом, что задал ранее Стоик Обширный. Постарайтесь найти ответ,.. "- Обронил Иккинг напоследок. Дракон взревел, раскрывая подобные самой ночи крылья, издавая вопль прежде, чем устремиться вверх к небесам, заставляя вздрогнуть любого из оставшихся. Забияка обняла Иккинга, склонив голову, устраиваясь у него на плече. Десятки провожали их взглядом, но только Стоик не мог заставить себя поднять глаза, не мог смотреть на то, как его сын снова оставляет его. Понимая одну простую истину: он с самого начала ушел по собственному желанию, из-за него. Погруженный, казалось, в собственный кошмар, который снова происходил прямо на его глазах. Он дрогнул. Ноги вождя подкосились, а тело приготовилось к столкновению с землей. Лишь благодаря крепкой хватке Плеваки Стоику удалось устоять на нетвердых от переживаний ногах. Он, как и его сын, знал. У него не было ответа на этот вопрос. И, возможно, не будет даже спустя и десятки лет...