Одинокий Волк

Все воспринимается иначе. Лишь пересекая покои своего некогда родного дома, Иккинг мог сказать, как сильно он ошибался. Даже сейчас, сокрытый от посторонних глаз, он едва сдерживался, что бы не впасть в истерику. Бремя вождя, смерть отца, возвращение домой. Все это шло наперекор казавшейся ещё столь недавно спокойной и что не менее важно свободной жизни. Нет, он так и не простил отца или деревню, не простил наставника и самого себя. Старые образы продолжали всплывать, заставляя и без того перегруженную голову раскалываться на множество мелких осколков, превращая любые мысли в нарастающие свинцом слитки. Но все казалось неважным в тот момент. прижимая к себе Забияку. Её слезы текли нескончаемым ручьем, оплакивая родителей, оплакивая саму себя. Как бы сильно она не изменилась внешне, Иккинг один в целом мире знал: в душе она осталась все той же девочкой, что едва-ли была готова нести какой-либо груз ответственности. Да, на людях она была более чем холодна и непоколебима. Но сейчас, в дали от любопытных глаз, она была не грозной воительницей, не наездником на драконе. Она была безутешной девочкой, лишившейся родителей. Её горе, боль и переживания были тем, что заставляло его сердце болеть. Он знал, что не мог. Не хотел ломать её любовь к жизни тогда, не смог бы и сейчас. Медленными движениями он гладил её по спине, чувствуя, как его плечо намокло под нескончаемым градом слез. Часами продолжал шептать успокаивающие слова, пока её крепкая хватка оставляла синяки на его коже. Продолжал терпеть, даруя ей всю защиту, надежду и покой, какие мог, просто оставаясь рядом с ней. Забияка продолжала вспоминать напутственные перед их полетом слова Иккинга-"если они не любят нас, заставь их уважать, если не уважают, заставь их бояться. Ибо только со страхом они будут уважать таких, как мы". Тогда она была согласна с каждым словом, привыкшая доверять. Но всего несколько часом спустя её снова грызли сомнения. "не ужели для них нет иного пути? Неужели только ненависть и страх уготованы им за пределами собственного дома? ". Не имея ответов на свои вопросы, Забияка лишь крепче прижималась к новоиспеченному вождю. Рыдание угасало. Она выплакала все слезинки до последний. Прямо здесь, в доме их бывшего вождя. Она цеплялась за Иккинга, словно он был единственным, что отделяет её от пропасти безумия и забвения. Его слова, как бы она не хотела, заставляли её расслабиться, его мозолистые руки заставляли ластиться. Его присутствие успокаивало. Прямо сейчас она была более чем жалкой, лишенной всякой красоты и погруженная в собственное горе. Но Иккинг не дрогнул, позволяя стать её спасательным кругом в океане безысходности. Лишь окончательно успокоившись, она обессиленная подняла взгляд, полностью утопая в той нежности, что, казалось, проступила в его взгляде. Прямо сейчас там не было ни стали, ни равнодушия, ни пустоты. Лишь любовь, лишь понимание. Мгновение, растянувшееся в вечность. Забияка действовала импульсивно. Её искусанные губы и его потресканные от стужи губы впервые слились в поцелуе. Это было не то время, не то место, но прямо сейчас это казалось единственным правильным решением. Небольшая щетина щекотала, добавляла контраст и заставляя желать его, лишь сильнее углубляя поначалу робкий поцелуй. Прямо сейчас, она впервые позволила себе открыться. Отдавая частичку себя на его суд. Любые переживания об отказе были стерты. Прямо сейчас она показала, как сильно он нужен ей. Давая то немногое, что могла... Плевака же восседал в покрытой полумраком Кузнице, обрабатывая поврежденную руку. Их маленькая схватка явно показала кузнецу, ученик превзошел учителя. Его грудная клетка до сих пор ныла скупой болью, резонируя по всему телу. Каждое движение приводило лишь к новой боли и проклятьям, казалось без остановки покидающим его горло. Он был прирожденным лидером. Всего двух слов было достаточно, что бы склонить Олух на колени. Даже оторванный от реальности Сморкала был вынужден подчиниться. Кузнец хмыкнул и зашипел. Даже издавать столь простые звуки без последствий было крайне сложно. Плевака не был глупцом или гордецом. Иккинг унизил его, закрепляя себя в умах простых людей. Чёрт подери, он мог запросто лишить старика жизни, если бы только пожелал. Легкость его движений... Даже его бесстрастное лицо изображающее настоящую скуку... Это пугало. То, чем отделался кузнец, было милосердием и в то же время напоминанием. Можно сказать, платой за его резкие слова. Прямо сейчас Плевака мог только надеяться на благоразумие их нового вождя и что есть сил постараться направить его на путь истинный...