Весна моего сердца

* * *

      Мико помнит Эи с самого детства. Ее старшая сестра, кицунэ Сайгу была лучшей подругой Макото, и поэтому сестры часто проводили время вместе, точно также как и Яэ Мико с Райдэн Эи. Семья Райдэн всегда была очень влиятельна, как и клан кицунэ, поэтому обе семьи были рады друг другу, поддерживая крепкую дружбу и хорошие отношения из поколения в поколение. Поддерживая традиция, вместе с Эи Яэ пошла в начальную школу в Инадзуме, вместе они получили письмо из Хогвартса. Яэ Мико хорошо помнит тогда этот день, ведь ее сестра тогда так нежно потрепала ее по голове, поздравляя и целуя в лоб, что для маленькой кицунэ было лучшей похвалой всегда. Яэ Мико в тот день побежала к Эи, виляя тогда ещё только парой хвостов, потому что не хватало еще достаточно силы кицунэ, чтоб скрывать их. В принципе часто Эи сравнивала ее с собакой, которая радовалась появлению хозяина, за что получила обиженное фырчание, и Мико отворачивалась от нее, пока подруга не предлагала ей данго, не зная как еще заслужить необычное помилование. Яэ часто подстрекала ее на всякие шалости, ведь любила, как заливалось лицо Райдэн Эи в смущении, какой бы холодной она не старалась казаться. Макото часто смеялась, наблюдая за такой картиной, тут же стараясь обсудить это с Сайгу.       Яэ Мико также не удивилась, когда они вместе попали на факультет Слизерина в школе чародейства и волшебства: сама кицуне благодаря своей природе была готова на любую шалость, и своим лисьим чутьем всегда улавливала нотки азарта, что так старательно старалась прятать Эи, называя глупостями, а после присоединяясь к подруге. И по мере взросления, Яэ Мико готова была едва ли не писать оды к Эи, настолько очаровательной становилась подруга, когда вся детская припухлость превращала ее в черты лица в изящный аристократизм, что был привычен для четы Райдэн (Но, к сожалению, глава школьной газеты не желал принимать любовные стихи, которые любила писать молодая кицунэ.). Они делили одну комнату, ходили на одни занятия, и почти всегда были рядом друг с другом, из-за чего другие студенты распускали слухи, которые безумно любила Яэ Мико (и иногда сама их и распускала, и нет, ей вовсе не стыдно! Она кицунэ, между прочим.): кто-то считал их кровными сестрами, а кто-то говорил, что они любовницы. И на каждый вопрос об их отношениях, Яэ только хихикала, махая рукой, и даже не думая говорить Эи. Кицунэ по своей природе были обольстителями, и по преданиям либо просто играли чужими чувствами, либо влюблялись раз и на всю жизнь. Прекрасная пора!       Яэ Мико с интересом и восхищением наблюдала за тем, как глаза Эи загорались каждый раз, видя сестру. И сама лиса чувствовала непонятный ком, будто что-то скребло в груди, когда смотрела в темноту глаз, которые вмещали в себя грозное небо в середине весны. Шерсть наверное каким-то образом попала, скоро линька должна быть. Кицунэ заставляла Эи идти отдыхать, когда та снова погрязала в учебе, в надежде стать похожей на старшую сестру, ругала ее.       — Ты с такими успехами станешь похожей на труп, но никак не на сестру, — говорила Яэ Мико, прекращая ухаживать за своими хвостами, подходя к Эи. Вся комната пропахла маслом с запахом сакуры и чайной розы, что так любила использовать кицунэ. Райдэн только мычит, даже не думая отрываться от свитков, и Яэ Мико подходит вплотную, так и застыв у нее за спиной, находит конец длинной косы, распуская ее, зарывается пальцами в темный шелковый океан волос, массируя кожу головы.       — Если ты не забыла, то у людей вместо шерсти волосы, — проговаривает Эи, чувствуя как запах масла, в котором были запачканы руки лисицы, перебирается на ее волосы.       — Зато благодаря моему маслу они еще более шелковистые. — Заканчивает Яэ Мико, даже не думая убирать руки, только перемещает их ниже, проводя по шее, чувствуя табун мурашек, что разрядами тока пробегают по ее собственным рукам, и останавливается на плечах. — Уже достаточно поздно, Эи. Если ты не будешь отдыхать, то Макото этому рада точно не будет, — Мико знает, какая это беспроигрышная манипуляция, слыша уставший вздох подруги, которая откидывается на спинку стула, в надежде также сбросить и чужие руки. И в этот раз Яэ действительно их убирает, складывая на груди, и победно выдыхает, когда Райдэн закрывает старые учебники.       — Зато ты, Мико, всегда настолько самоуверенна, что даже и не думаешь подготовиться к занятиям. — С укором смотрит на нее Эи, тяжело растирая висок, но Яэ Мико только лукаво смотрит на нее и хихикает, заставляя Райдэн в ответ благодарно улыбнуться. И кажется кицунэ замирает, хотя ее хвосты так предательски виляют из стороны в сторону. Магии у нее уже было достаточно, чтоб скрыть их, что она и делала большую часть школьного дня, но тут, находясь в комнате с Эи, она могла себе позволить быть той самой капризной Яэ Мико, которой она была еще в таком, казалось, далеком детстве, и не скрывала такую важную часть себя, иногда шаловливо прося Райдэн помочь с уходом за хвостами. Яэ Мико ловит каждую улыбку Эи, сохраняя ее в памяти, и старается не замечать как этот лисий комок в груди так бешено бился от этого, и кицунэ знала к чему это ведет, стараясь игнорировать, как хочется замурчать и ластиться к руке Эи.       И Яэ Мико готова отдать все свои жизни и хвосты, чтобы снова увидеть хотя бы тень улыбки Райдэн Эи, когда та узнает о смерти Макото. Эта потеря далась тяжело для всех, ведь Макото для каждого становилась хорошим товарищем, кто-то видел в ней, как и сама Яэ, еще одну старшую сестру. И Яэ Мико только и может созерцать, как увядает Эи: как она слоняется по пустынным коридорам Хогвартса, словно один из призраков, как на ее лице больше нет той жизни, и как сильно она переживает потерю сестры.       — Я принесла твое любимое трехцветное данго. — Произносит Яэ Мико, ставя на столешницу блюдо. Кицунэ застала Эи в комнате, откуда она в последнее время не выходит, смотря в окно с неживым выражением лица. Даже ее глаза не выражают ничего, потеряв весь свой привычный блеск. — А еще я заварила тебе чай, любимый сорт. — Но Эи даже не смотрит на нее, и, кажется, даже не слушает. Яэ Мико садится напротив, с тяжелым и печальным вздохом. Она не знала, как помочь подруге, и даже если бы знала действенный способ, готова была бы отдать все ради этого. Ее сердце ужасно ноет, и кицунэ хочет выдрать этот противный комок, который был честен. — Хочешь я тебе еще раз расскажу твою любимую историю? — Яэ Мико улыбается, и ее лисьи ушки немного приподнимаются, когда Райдэн переводит свой взгляд на данго, даже не притрагиваясь. Но кицунэ радует хотя бы такая реакция.       И Яэ Мико тогда начала свой монолог, внимательно наблюдая за реакцией Эи, которой не было. А на следующий день кицунэ вернулась в пустую комнату, в которой не осталось ничего, что напоминало бы об Эи. Паника, боль, тоска — все это сплелось в отвратительный комок в горле, и ей захотелось самой осесть и заплакать, только вот для кицунэ это был позор. Она обошла каждый кирпич этой школы, но так и не нашла Райдэн, и декан Слизерина лишь развел руками, как и все руководство. Будь оно проклято! Кицунэ еще никогда не чувствовала такую пустоту, которую раньше занимала Эи, что казалось где-то в груди зияет огромная дыра, которую мог бы заметить любой.       Ее сестра, кицуне Сайгу, тоже была убита горем от мерзкого хода этой ужасной судьбы, и только и могла, что уединиться, не подпуская к себе никого. И Яэ Мико ее полностью понимает и нисколько не осуждает, когда на рождественских каникулах пытается заговорить через двери с сестрой и не получает в ответ ничего. Кицунэ надеется найти Эи с помощью заклинания поиска, но она словно в воду канула, что заставляло противным кошкам скрести душу лисы. Как смешно. Вот только Яэ Мико вовсе не смеялась, наблюдая, как на горе Ёго опадает снег. Прошлым Рождеством они с Эи вместе писали желания на табличках, и Мико вспоминает, как подруга отчаянно не хотела показывать ей свою, скрывая от чужих любопытных глаз, вспоминает, как натянула шапку ей на голову, чтоб та не простудилась, когда большие снежинки покрывали ее волосы, и укутывала в шарф, подаренный кицунэ на Рождество.       И Яэ Мико не знает, как чувствовать себя, когда совершенно внезапно узнает о Райдэн и ужасной аварии, в которую та попала. Кицунэ ничего не сказала директору Хогвартса, уже являясь профессором в этой школе, и тут же прибыла в больницу небольшого города. И как она могла не найти Эи, когда та все время была у нее под носом? От вида подруги предательски щемит сердце, и что-то в душе обрывается, и от печали хочется смеяться и плакать одновременно, но самодисциплина не позволяет такого, она же уважаемая кицунэ.       И становится еще горестнее, когда Яэ Мико узнает о мальчишке, что был сыном Эи. Она хочет уничтожить в себе это ужасное чувство, что так опаляло ее сердце, распространяя в душе пламя, такое страшное, что под ним все превращалось в пепел, пустырь, на котором вряд ли что-то сможет вырасти. Но несмотря на непрекращающуюся печаль, Яэ находит в себе силы отстоять дело о сыне Райдэн, и изначально она замирает, забывая обо всем, впервые видя юношу: черты его лица и даже цвет глаз казались такими до безумия родными, такими же, как у Эи, и кицунэ пытается выдавить улыбку, какой бы уродливо-кривой та не была, заставляет себя сделать судорожный вздох, чувствуя дрожь в руках. Яэ Мико чувствует себя преданной и брошенной, как бы эгоистично это не было, смотря на Скарамуччу. Но старается, ради Эи, что лежала в коме, и врачи не могли дать никаких обещаний или прогнозов, понимает, что ребенок ни в чем не виноват. Когда спустя месяц волокиты Яэ Мико заходит в свой кабинет, она не может сдержаться от рыка, который вырвался из горла, показывая сущность кицунэ. Она смахивает все лежащие на столе пергаменты, бумаги, смахивает все, плевать на важность, бьет кулаками по поверхности стола, чувствуя как грудь и горло сдавливает чем-то непонятным, заставляя задыхаться. И она сама не понимает, когда какие-то непонятные капли приземлились на стол, даже не чувствует влагу на щеках, пока удивленно не проводит по щекам, тут же приходя в ярость и раздражение, ударив по столу кулаком еще раз. Она чувствует боль и оседает на пол, смотря на свои руки, которые не прекращали дрожать, как бы не старалась избавиться от этого женщина.       Какой позор для кицунэ — любить. И до чего же невыносимым было проклятье для них, получить эту возможность только раз на всю жизнь.

* * *

      Яэ Мико привычно сидела в своем кабинете, устало разбирая бумажную волокиту и студенческие работы, когда в дверь постучали. От неожиданности она едва ли не подпрыгнула на месте, но все же позволила войти, сразу обращая взгляд на юношу, потревожившего ее спокойствие.       — Каэдэхара, принес еще хокку для печати? — Спросила профессор Яэ, поправляя очки на переносице, и никто не мог точно сказать, являются ли они аксессуаром или у женщины действительно были проблемы со зрением.       — Так точно, профессор. — На лице у Кадзухи как и всегда сияла приветливая улыбка, а в руках были листы с поэзией.       — Твои хокку действительно хороши, твои фанаты закидывают всю почту нашего издательства своими письмами. — И только тогда женщина переводит свой взгляд на действительно огромный ящик с письмами, что Каэдэхара чуть не поперхнулся: с каждым разом их становилось все больше и больше, и часто юноша проводил все свое свободное время на то, чтоб ответить на них, засыпая, а на утро обнаруживая отпечатавшиеся чернила на своем лице.       Но также Яэ Мико нравилось наблюдать как этот инадзумский мальчишка писал о ее сыне, пусть и не родном. Вся печать проходила через ее бдительный взор и была перечитана самой кицунэ, а потому ей было не тяжело догадаться, что видимо у Скарамуччи появился преданный фанат. Ее и саму это переносило во времена молодости, когда Яэ была такой же влюбленной как и все эти дети. Воспоминания одновременно и согревают ее сердце и заставляют почувствовать привычную тупую боль в этом противном комке, из-за чего она откидывается на спинку стула, как только дверь за студентом закрывается. Она тяжело вздыхает и мысли мечутся, разбегаются, не позволяя поймать ни одну.       — Однажды этот противный и ничего не понимающий старик уйдет и я займу его место, позволяя публиковать что-то более интересное, чем глупые и никому не нужные статьи, — раздражению юной кицунэ не было предела и Райдэн Эи только хмыкнула на ее реплику, подвигая ближе любимые сладости, задабривая подругу.       И вот, Яэ Мико исполнила свое обещание и заведовала «Люмосом», явно изменив его в лучшую сторону. Только теперь та, которой влюбленно давались обещания, лежит в коме. Она трет устало виски, возвращаясь к проверке работ.

* * *

      Изначально Яэ Мико никак не обращала внимания на Сайно, который только занял пост преподавателя в Хогвартсе и знакомился со всеми, но стоило только одному лисьему уху услышать слухи, что бродили в их коллективе, и тогда она узнала, что Генерал Махаматра, участвовавший в секретной операции вместе с Макото давно уже прошедших дней и есть Сайно.       — Дай мне доступ в архивы по делу Пожирателей Смерти, случившегося несколько лет назад. — Яэ Мико учтиво сидела напротив Сайно в его кабинете, стараясь прочесть его язык тела, но он был единственным человеком, с которым это не работало. В глубине лисьей души она чувствовала некоторое беспокойство рядом с Махаматрой, понимая насколько сильным магом был этот человек.       — Почему я должен тебе давать доступ к архивам? Эта информация дается только определенным лицам, работающим в Министерстве, — Сайно откидывается на стул и складывает руки на груди, делая акцент на последнем слове, — но никак не лисицам, преподающим Трансфигурацию в школе.       — Я… — Яэ Мико замялась и впервые чувствовала себя так неловко, будто ее отчитывают как ребенка, и это заставило ее стушеваться под недоверчивым взглядом Сайно. — Моя старшая сестра была близкой подругой одной из Семерых Архонтов — Макото. — Заставляет себя выдать эти слова женщина, держа осанку и не отводя прямого взгляда, стараясь излучать недвижимую уверенность, готовую пойти на все ради информации. И она понимает, что выбрала правильный путь и Генерал Махаматра должен был дать ей доступ в архивы, потому что личные имена Архонтов не афишировались никогда ради безопасности их семей. Сайно продолжал смотреть с прищуром на лисицу, пытаясь высмотреть намек на ложь, но это было безуспешно.       — Я подумаю над твоей просьбой. — единственное что сказал Генерал, и опустил взгляд обратно в документы. Яэ Мико хмыкнула, и не поспешила задерживаться.       Сайно действительно сдержал свое обещание, и пергамент с отчетом о секретной операции оказался в руках Яэ Мико. План проходил точно и без проблем, Пожиратели Смерти уже не предъявляли особой опасности, поэтому облава была завершена с непеременный успехом. Но никто не заметил, как один из крыс вырвал палочку у Моракса, в надежде наколдовать проклятье и свести счеты с Эгерией, когда Вельзевул заслонила ее собой. Не то, чтоб Эгерия была слабой, но инстинкты заставили Макото двигаться быстрее, чем она могла осознать и принять удар на себя, и казалось, все обошлось: Пожиратель смерти тут же оказался обезоружен и скован, и, все думали, что Вельзевул нисколько не пострадала, поскольку была допущена ошибка в проклятии. Вот только эта ошибка позже и ухудшила состояние Макото. Пожиратель смерти попытался ее убить тем же заклятием, которым однажды погибла Беллатриса Лестрейндж от рук Молли Уизли, но из-за допущенной ошибки, Вельзевул ожидала медленная и не самая приятная смерть. С каждым прожитым днем ее тело каменело все сильнее, и как бы медики не пытались остановить действие проклятия, у них не получалось этого. Макото только и могла последние дни улыбаться, словно вовсе не страшиться предстоящей смерти, хотя ее сердце каждый раз замирало от боли и мыслях о сестре, которую она оставляет. Вельзевул попросила до последнего не говорить о проклятии Эи и вовсе не раскрывать подробности смерти.       Яэ Мико, дочитав отчет об операции, не понимала что чувствовать. Но когда она и вовсе перешла к личным данным всех, кто только присутствовал на операции и некоторых опознанных Пожирателей смерти, она и вовсе будто онемела, чувствуя как злость, печаль и одновременно с этим и облегчение полностью просачиваются в каждую клетку ее тела. Всем было известно, что Эи и Макото были близнецами и их невозможно было отличить, от того кицунэ поняла, почему не заметила никакого подвоха в Скарамучче, который казалось был копией Эи. Яэ Мико откинулась на спинку стула, издавая неприятный хриплый звук, что напоминал трагичный всхлип: Скарамучча оказался сыном Макото, который появился на свет незадолго до облавы на Пожирателей смерти и чье появление также держалось в секретности для его же безопасности, а отцом оказался один из этих мерзких ублюдков, из-за заклинания которого и погибла сестра Эи. От полученной информации Мико почувствовала, как сильно заболел ненавистный комок где-то в груди, что привычно называть сердцем, ведь все это время она мало того, что считала что Эи предала ее любовь, так и питала некую мерзкую неприязнь, что вставала комом шерсти в горле к Скарамучче.       Уважаемая кицунэ Яэ, профессор в школе магии и волшебства в Хогвартсе, никогда прежде не чувствовала такой огромной вины. Ей хотелось и выть волком от печали, что скребла кошками на сердце, и сжаться в клубок, как делала будучи совсем молодым лисенком. Правда теперь ни ее сестра не придет, чтоб погладить по шерстке и успокоить бурю печати в ее сердце, ни Эи не приготовит для нее данго, какими бы неудачными они не были, но кицунэ всегда хихикала, и ее настроение сразу улучшалось. Раз в месяц она оббивала пороги больницы, в надежде, что Райдэн очнется и сама решится попробовать ее данго спустя столько времени.       Копая глубже, Яэ Мико выяснила, что и авария не была случайной. Из-за схожести Эи с Макото и из желания отомстить за облаву, Пожирательница смерти подстроила несчастный случай, приведя к таким результатам. И хоть она уже и была поймана и отбывала срок в Азкабане, легче от этого на душе кицунэ не стало.

* * *

      Она старалась заботиться о Скарамучче, чувствуя также жалость к этому ребенку, что оказался под влиянием ужасных стечений обстоятельств, и понимает, что Эи изо всех сил старалась заботиться о сыне ее сестры и ублюдка, убившего ее. Со временем их отношения стали более доверительными, и Яэ Мико где-то в глубине своей души надеялась, что когда ее любовь очнется, они смогут стать отличной семьей. Она жила этой надеждой, боялась иного исхода. И одного дождливого дня она получила весть. — Добрый день, госпожа Яэ. Вы просили позвонить, как только состояние госпожи Райдэн изменится. У нас для вас несколько вестей, одна хорошая, а вторая плохая. Из хороших: Райдэн Эи пришла себя, выйдя из комы. Плохая: ей предстоит долгая реабилитация.