Одинокая луна

„К черту жалеть себя, меньше никчемных рефлексий и больше рефлексов. Когда ставится четкая цель, то пустые скитанья становятся квестом.“ — Oxxxymiron

Они отодвигали миску, когда я подползал ближе, натягивая цепь, которой меня приковали к камню, вбив в него почти метровый металлический штырь с кольцом. Ошейник душил, а шипы на его внутренней стороне впивались в шею, ещё сильнее раня и так не успевавшую заживать кожу. Постоянный голод, жажда и отсутствие отдыха медленно убивали меня вот уже на протяжении пятнадцати лет. Волчья регенерация работала всё хуже. Короткими передышками были только минуты между очередными пытками, а иногда и часы, когда я отключался, оставляя мучителей наедине с их фантазиями. Пятнадцать лет они пытаются меня убить, а я всё живу, не зная даже для чего. Немного напрячься, и я почти уверен, что смогу наконец сдохнуть, но тогда никто не отомстит им за смерть моих родителей. И я живу, как собака на привязи, ем из миски, терплю насмешки и побои. Дотянулся! Я с трудом ухватил комок каши, похоже заваренной с опилками и помоями, но еда есть еда. Удивительно, как много можно стерпеть при желании. Давлюсь, но ем под насмешки двух альф, прижавшись к пыли брюхом, чтобы не получить в живот ногой. Раньше вокруг камня росло много травы, но я её выгрыз. Так давно не перевоплощался, — года два, пожалуй, — что уже сомневаюсь, что смогу сменить шкуру. Шерсть на боках и хвост покрыты колтунами и, когда могу, выгрызаю их, чтобы не стягивали кожу. И блохи. Какое унижение, на оборотнях они редкие визитёры, сколько бы люди не называли нас животными. Удар в челюсть, хруст. Кровь наполнила глотку, зуб выбит. Стараюсь защитить голову, пока бьют ногами. Потом отключаюсь. Как же хорошо в этой тьме... *** — Альф вырезали, омег и щенков отдали в соседний клан... — долетают обрывки слов, как через вату. О чём они? Соседний клан? — Прорыв севернее... Голова трещит, на морде стянута шерсть от крови. — Надо откупиться, просить защиты, сами не выстоим... — Да чтобы мы — истинные хозяева этих земель, живущие по законам предков, да с людьми якшались?! — слышу ненавистный голос вожака, убийцы моих родителей — Джакара. Рык рождается где-то глубоко в глотке, но застревает, всё тело ноет. Сил совсем нет после последних побоев. Сколько я вообще пробыл в отключке? — Надо, вожак... — уверенное. Не помню его имени. Кто-то недавно вырвался в совет стаи. Почему же никто не свергнет этого безумца? Давно пора. Как же тошно, глаз не открыть, во рту сухо. Опять проваливаюсь в темноту. *** Сердце ухает, когда на меня выливают ведро ледяной воды, но я только рад. Пытаюсь напиться, разеваю пасть, хватаю подачку, вылизываю землю, что жадно и так быстро впитывают нужную мне воду. Ещё ведро! Сегодня праздник какой-то. Я пью, даже впервые за долгое время утоляю жажду, глотаю, кашляю, но глотаю. Когда водопад воды иссякает, я весь мокрый дрожу от холода. Удар прута и команда: — Скинься! Удары сыплются, вызывая судороги, я пытаюсь, но ошейник душит. Кто-то догадывается и меняет один ошейник подчинения на другой. Этот кожаный, почти новый, от него веет свежими чарами. Побои не помогают, а только мешают, делая процесс ещё более болезненным, держаться в сознании сложно. Наверное, этого и добиваются. Если я правильно понял из обрывков разговора, то меня отдают в довесок к плате магам за защиту, и этим недостойным оборотням и вообще альфам больше не выпадет случая надо мною потешаться. Каким-то чудом меняю облик, и теперь дрожу в пыли и грязи от холода. В безволосом теле очень плохо. Естественно мне и тряпки не дают, вновь поливают из вёдер, устроив прям банный день. Меня колотит так сильно, что болят мышцы, постоянно что-то сводит, и я отключаюсь. *** Тряпку всё же дали. Какое-то старое лежалое одеяло, нос раздражает запах пыли и плесени, но я кутаюсь, чтобы удержать капли тепла. Мы едем, я лежу в крытой телеге среди тюков. Узнаю травы, провизию, что-то из вещей. Деньги наверняка тоже передают. Если прорыв был севернее, то кто убил соседний клан? Неужели нашёлся вожак, что воспользовался несчастьем соседей и прибрал таким образом чужие земли? Жестоко, но такой уж у нас мир. Слабые умирают. Интересно, к какому ковену магов везут, и почему люди так углубились в наши земли? Стая Джакара держит территорию практически по центру условных земель оборотней. Неужели маги перебрались сюда... Должно быть в их землях участились прорывы. Плохо. Не буду гадать, скоро увижу своими глазами. Я избит и частично связан, но обычными верёвками, их удаётся перегрызть за час, а может и больше. Давно не чувствую времени, не знаю, какой день недели, да и в месяцах путаюсь. Только по чужим разговорам более-менее понимаю и ориентируюсь во времени. Будучи прикованным по центру поселения, чтобы меня было удобно бить всем желающим, слышал я тоже немало. Скинув верёвки, я дотянулся до мешка с сухарями и начал есть. Воды не нашел, но всё равно неплохо. Конечно, поймают и накажут, но я буду избитым хотя бы сытым. Это почти счастье. *** Мы едем почти трое суток. Моё воровство заметили в вечер второго дня, когда решили проведать. Они думали, что я проваляюсь в отключке намного дольше, но побои неплохо закаляют, скажу я вам. Меня предсказуемо избили, еду переместили на другую повозку, а я оказался связанным. До этого для нужду справлял, отгибая полог, но в путах стало и это невозможно, о чём я и сообщил. Изгадить подношения магам мне не дали, идти или бежать я не мог, что тоже выяснилось быстро, хотя меня тащили по земле на поводке довольно долго. Я успел дважды потерять сознание. Потом вспомнили, что я вообще-то часть платы за охрану, и стали выпускать в кустики, заодно мешая перегрызть верёвки. Эта неделя странствий мне понравилась: в ней почти не было побоев, часть ран даже затянулась и начала рубцеваться ткань. К несчастью мы приехали слишком быстро, хорошего по чуть-чуть, как говорится. В конце концов, первые шестнадцать лет детства меня любили родители и стая, мы жили дружно, пусть и небогато, зато счастливо, а омег одинаково ценили абсолютно все, как будущих продолжателей вида, ведь нас и так не особо много из-за местных войн и нападения тварей из прорывов. Никому бы в моей стае не пришло в голову держать любого омегу на цепи. Большинство омег из моей стаи после захвата власти Джакаром продали в другие стаи, но меня оставили, так как родители не подчинились и до последнего вздоха боролись с ненавистным вожаком, что после мучил и держал меня на цепи пятнадцать лет. Часть оборотней осталась возле вещей, и мне не давали выглянуть. Остальные ушли на переговоры к магам. В щель покрывала на телеге я наблюдал, как сгущаются сумерки. Беседа затянулась. Неужели не удалось договориться? В животе появился холодный ком страха. Не хочу, не хочу возвращаться обратно в кошмар! Я не знаю, как отнесутся ко мне маги, но что будет по возвращении к Джакару — понимаю отлично. Ужас застит глаза, и я не сразу понимаю, что за цепь дёргают и уже не в первый раз, судя по злому взгляду. В итоге выбираюсь и жмурюсь. Даже света от разведённых костров кажется слишком много, он слепит, глаза слезятся. Меня подводят к группе людей, магов, но я не успеваю переставлять вовремя ноги и падаю на колени перед ними. Как мило. Один из них, широкоплечий и черноволосый альфа, довольно крупный в сравнении со своими людьми, смотрит на меня с удивлением. — Это что... кто? — поправляется он, кивнув на меня, кутающегося в заплесневелое одеяло. Идти в шкуре мне не давали по какой-то им одним известной причине, и я постоянно мёрз от частой кровопотери и вообще — жизни. — Он в уплату за охрану от вожака, за помощь в зачистке территории. — Это же омега из ваших, — удивлён глава магов, теперь не сомневаюсь, что он их возглавляет. Многие смотрят на него, ожидая решения. — Будет кем угодно, хоть комнатной собачонкой, — мою цепь передают кому-то из подошедших магов. Их глава хмурит кустистые брови и кивает. — Хорошо... Тораф, пристрой... куда-нибудь, — короткий взгляд на меня, и глава магов уходит в сторону костра, оставляя меня с тем, кто держит цепь. Мысленно усмехаюсь. Пока не знают, что со мной делать, возможно, не станут бить. Поворачиваюсь к тому, кого назвали Торафом. Тоже высокий и широкоплечий, глаза настолько тёмные, что кажутся чёрными и, не могу поверить в это, но в них сочувствие. Не помню, когда я его видел... Тораф смотрит на цепь в своих руках и выпускает её. Звенья шелестят по земле, когда я инстинктивно отшатываюсь от потянувшимся ко мне рукам. Ошейник подчинения затянули утром, и он мешает обратиться. — Не бойся, тише, — шепчет Тораф. — Я отстегну... Не верю, замираю в ожидании удара, но маг действительно отстёгивает цепь, разбив звено магией. Я ощутил, как тонкая ледяная струйка мазнула шею. От Торафа пахнет травами и немного человеческим потом, альфой. Не противно. Разобравшись с цепью, он ослабляет ошейник, и тот больше не душит. Ощупав, я даже чувствую, что он достаточно широк. Не задумываясь, меняю ипостась, перестав дрожать от холода, наконец согреваюсь хоть немного. Тораф не испугался, только хмыкнул. Он не снял ошейник, вынуждая подчиняться. Оно и понятно, если бы снял, я бы вонзил клыки ему в горло. Я шатаюсь на лапах, меня качает из стороны в сторону, но взяв в пасть одеяло, иду за Торафом. Он заводит в дом, где вкусно пахнет едой и множеством запахов людей. Похоже, это какое-то общее строение и довольно добротное, не времянка. Удивляюсь ещё больше, когда оказываюсь на кухне, отползаю в угол к теплому боку печки и замираю. Маг с тарелкой обходит горшочки и шкафы, затем достаёт ложку и садится за стол. Сглатываю слюну. — Тебе нужно обернуться, если хочешь есть. На пол не поставлю, ты же не пёс, — говорит маг и смотрит на меня. Он это серьёзно? Мне можно есть? Есть за столом и нормальную еду? Колеблюсь, но голод толкает изнутри, и я оборачиваюсь. С полным брюхом и побои как-то легче переносятся, даже если стошнит в итоге. Закутавшись в одеяло, осторожно сажусь на край лавки и, внимательно следя за каждым движением мага, медленно подтягиваю к себе тарелку с ложкой. И... Накидываюсь на еду! Нужно успеть, пока не отнимут, давлюсь, но глотаю, помогая себе ложкой и рукой. Как же вкусно! Не разбираю, что тут вообще, главное сытно. Съесть побольше и ладно. Маг удивляется, но молчит, а я уже и не особо слежу за ним. Тарелка стремительно пустеет, и я сыто вздыхаю. Тораф встаёт, и я скатываюсь с лавки, жмусь к печке. Прикрыть спину от ударов и голову! — Извини... Не надо бояться, — маг отходит к плите, наполняет глиняный стакан из чайника и возвращается ко мне, ставит на пол и отходит. Забираю подачку и наслаждаюсь вкусом травяного отвара. Как же хорошо! Эти маги или задумали что-то, или им не интересно развлекаться, избивая слабого. Тораф ждёт чего-то некоторое время, и я вслушиваюсь в голоса в доме. Кто-то ходит, что-то делает, где-то смеются. Я жмусь у бока печи и согреваюсь. Сытно и тепло, настолько радостно, что начинает клонить в сон. — Идём за мной, — составляет в раковину тарелку и стакан маг. У нас в стае тоже был водопровод, полезная система и несложная в обслуживании. Главное заклинание обновлять или напитывать. Маги наверняка сами и делают, у них всегда всё наиболее развито и систематизировано в быту, насколько знаю, даже освещение электрическое, пусть и тусклое. Подмечаю и другие нюансы, пока меня ведут по коридору к двери в конце. — Заходи и мойся, мыло там же найдёшь, одеяло это выкинем, оставь на полу. Я принесу замену, — говорит Тораф. — Не чуди и не пытайся бежать. Он подкрепляет команду магически, чувствую лёгкое гудение и давление в ошейнике. Меня впустили в чистую ванную комнату. В одной из стен под потолком узкое окно. Я бы мог протиснуться в него, настолько сильно исхудал. У меня и течек-то не было никогда, организм подорван, хотя мне уже тридцать один год. Я и пахну словно ребёнок, поэтому меня не пытались насиловать. Только больной волк полезет на щенка. Такому альфе свои же глотку вырвут, так что спасибо организму за чудачества. Наполняю настоящую ванную и с тихой радостью внутри, погружаюсь в горячую воду. Ссадины и раны начинают ныть, но это такая мелочь, что мне всё равно. Я отмокаю, греюсь. Приходится дважды сменить воду, пока та не перестаёт темнеть от грязи и крови. Я отрываю кусок от одеяла, простирываю его с мылом и использую как мочалку. Некоторые раны начинают кровоточить, настолько остервенело их тру, но оно и к лучшему. Я не имел возможности их прочищать очень давно, обычно мылся, когда дождь шёл. Неплохо было бы и волосы подравнять, но кто мне нож доверит-то... Их конечно кромсали, больше вырывая и раня кожу, но с последнего такого издевательства они успели отрасти. Я промыл волосы с полдюжины раз, избавляясь и от паразитов. Вздрогнул, когда в дверь постучали. — Это я, — дверь приоткрылась, Тораф протянул руку в щель, не заглядывая сам. — Одеяло и кое-какая одежда. Обуви нет, надень носки. Домывайся, и я отведу тебя спать. Как тебя зовут-то? Дверь не закрывается, а я всё ещё слишком ошеломлён, медлю с ответом. Видимо, настолько долго, что Тораф открывает дверь шире и смотрит на меня. Тёмные глаза наполняются жалостью и сочувствием. Тут нет зеркала, но я догадываюсь, как отвратительно выгляжу. — Ладно, не спеши, я подожду за дверью. Тораф исчезает, а я понимаю, что задержал дыхание. Судорожно втягиваю воздух и пытаюсь успокоиться, вновь меняю воду. Не могу отказать в удовольствие вымыться ещё раз, но судьбу искушать не стоит, тороплюсь закончить. Мне дали штаны, которые абсолютно на мне не держатся, но в куче вещей нашёлся и плетёный ремешок. Затягиваю его на себе, надеваю чистую, но старую, порядком застиранную рубаху. Она висит на мне мешком, но из горловины я не выскальзываю, что уже хорошо. Тут же вязаная жилетка, теплая и слегка колючая, а к ней такие же толстые носки. Вещи пахнут порошком, как и одеяло. Немного раздражающий нос оборотня запах, но я рад до слёз этим вещам, и дышу ими, завернувшись в одеяло. Тораф действительно ждал за дверью. Он кивнул, когда я вышел и показал в сторону лестницы. — Нам на второй этаж. Лестница скрипит, но я ступаю почти бесшумно, а вот Тораф — гулко. Его сапоги добротные, подбитые, шаги хорошо слышны, но почему-то кажется, что если маг захочет, его поступь будет бесшумной как у кота. На втором этаже тоже много запахов людей, по обе стороны коридора расположены двери, а за ними, надо думать, по комнате для члена ковена. Или пары, если верно слышу голоса. Мы останавливаемся у предпоследней двери, Тораф пропускает вперёд и заходит сам. Сердце неожиданно ухает в груди, я напрягаюсь, готовясь защищать себя, но маг раздвигает сдвинутые вместе узкие кровати, достаёт из шкафа подушку и пару одеял, стелет место и указывает мне на него. — Извини, но без присмотра я тебя не оставлю, — говорит Тораф, пока я несмело подхожу и забираюсь в постель. Я пятнадцать лет не спал так, поэтому обнюхиваю её всю и кутаюсь в одеяло, внутренне сходя с ума от счастья. Даже подушка есть! Тораф гасит свет и ложится на другую кровать, вертится там недолго и затихает, но я понимаю, что он не спит, отслеживает меня, хотя с ошейником подчинения я магам ничего не сделаю. — Валенс, — выдыхаю и замираю. — Что? — спрашивает маг. — Моё имя... Он молчит некоторое время, а потом выдыхает как-то расслабленно с явной улыбкой на лице. — Рад знакомству, Валенс, спи. Давно я никому не говорил своего имени. Да и вообще старался говорить реже, а, если требовалось, то шептал. Вожаку не нравилось меня слышать, он ненавидел звучание моего голоса и избивал даже за него. Но сейчас мне удивительно хорошо, чисто, тепло и сытно. Я быстро засыпаю, хотя и думал дежурить до утра.