Одинокая луна

На улицу Тораф вырвался через три недели постельного режима. Ноги у него были в порядке, хвала предкам, но все резервы организма шли на регенерацию, так что ходил Тораф с костылём, мной и поддержкой Мага, который сам начал ходить немногим раньше. Его спину я тщательно мазал маслами и лосьонами, бинтовал до твёрдости, создавая своего рода корсет, как научил лекарь. Позвоночнику Мага требовалась помощь и поддержка, да и удача, что спину не сломал в стычке. Кожа срослась хорошо, швы давно вынули, а шрамы сойдут со временем. Сейчас там всё похоже на много раз штопанное лоскутное одеяло. Видя состояние своих магов, я начинаю думать, что проще уступить Замбре. Почему я вообще раньше не догадался под него лечь? Вряд ли будет хуже и больнее, чем за пятнадцать лет в ненавистной стае. Вот у кого хватало фантазии на самые разные зверства. Помню, они как-то нацепили на меня замоченный в воде кожаный ошейник, и когда тот сох, медленно душил меня. Когда я начинал молить их о пощаде, дать вздохнуть нормально, они уступали и лили на ошейник воду. Кипяток. Так что Замбра и правда меня не удивит. Ну, изнасилует, как ему хочется, но на этом всё закончится. Запинаясь, я рассказываю своим альфам. — Глупый, — хмурится Тораф, — будет так же, как после свадьбы. Мы думали, что нашли решение, а ему уже просто из принципа хочется показывать над нами силу и власть. Он не ограничится ни разом, ни десятком. Он просто больной человек. Насильник. Педофил. — Ты спятил, — Маг выражает своё отношение к моей идеи более жарко, даже руки в кулаки сжимаются. — Я тебе подзатыльник дам, если ещё хоть раз такую гадость предложишь. Тораф правильно говорит, не вздумай вытворять ничего подобного, иначе всё, чего мы добились, и чем жертвовали, пойдёт насмарку. Ты разом всё перечеркнёшь! Да и хватит ему или нет, но как мы можем допускать такое? Подставлять тебя, жертвовать тобой, позволять надругаться над омегой, над нашим другом. Ни ты, ни мы не сможем дальше жить нормально, ничего не будет как прежде, да и потворствовать преступлениям? Нет! Его слова словно хлыстом ударяют, горло перехватывает спазмом, а внутри сжимается. Действительно, годы их усилий, их лишений, риска и травм утратят смысл. — По глазам вижу, что ты меня услышал, — вздыхает Маг и ласково гладит по голове. — Прости, малыш, но только так я уверен, что ты не сделаешь глупостей. Киваю. Но глупости сделаю. *** И всё же именно я должен найти решение. Уверенность крепнет с каждым днём, а решимость растёт. Я много думаю об этом, наблюдая и помогая восстанавливаться моим друзьям. Осень подходит к концу, Маг уже занимается с мечом на площадке для тренировок, а Тораф может пока только наблюдать. К счастью, он большей частью правша и тренирует правую руку. Левая тоже стала лучше выглядеть и пахнуть. Тораф нас несказанно порадовал, когда стал уверенно шевелить пальцами. Глазом лекарь тоже доволен, но повязку не снимает, я только мазь на кожу вокруг глаза наношу. Конечно в таком состоянии Замбра не может никуда отправить альф, что его несомненно бесит. Я ловлю взгляды главы чаще обычного, но мы трое не разлучаемся, поэтому хоть и становится нервозно, но как прежде я уже не боюсь. Я осознаю, что люблю своих альф. Не как омеге полагается, а как их другу. Их жизни для меня ценнее собственной шкуры, а потому я решаюсь, когда снег укрывает землю. Подготовка занимает немного времени, да и никого не удивляет. Я постоянно помогаю на кухне, бегаю с едой для своих, навещаю лекаря, потом мчу к магам на тренировку. Одним словом мои мотыляния ни у кого не вызывают вопросов, как и мои руки, в которых бывает то мешок, то сумка, то поднос с едой, то пучки травы. Первым делом я краду немного еды с кухни, затем беру одежду и прячу сумку по дороге к дровнице при теплицах, раздеваюсь, убираю обувь и вещи туда же в сумку и перекидываюсь. Со своими иду прощаться в шкуре, чтобы мимикой или взглядом не выдать эмоции, а выражение морды прочитать только другой оборотень может. Как раз ветер поднимается, скоро должен пойти снег. Мои альфы развлекаются тем, что играют в карты в нашей с Торафом комнате. Сосредоточенные серьёзные лица. Большая часть печенья лежит на тарелке Мага, значит, он лидирует. Я трусь о ноги Торафа, сую нос под руку Мага и ловко краду у него печеньку. — Ах ты жулик, — улыбается он и гладит между ушами. — Присоединишься к нам? Отрицательно мотаю головой и указываю в сторону окна. — Холодает, не бегай слишком долго, — просит Тораф и получает мой кивок. Вильнув хвостом, я выхожу из комнаты, а потом и дома. Время раннее, многие занимаются своей работой, а потому и я не выгляжу подозрительно. Ночью бы тут стояли дежурные, а так я будто снова бегу по делам. У дров я беру сумку в пасть и припускаю со всех лап. Первые снежинки закружились в воздухе. Тораф и Маг слишком слабы, чтобы искать меня, их не выпустят. Остальные не будут заинтересованы в поисках, разве что Замбра. Но он хотел получить меня менее заметно для своих, ведь ни разу не противостоял нам в открытую, а зажать, как тогда в сарае, мы ему шанса уже не дали. Он явно не бросит ковен, чтобы преследовать меня до края земли. Сам же я выбираю юго-западное направление, желая добраться до земель людей. Простите меня за обман, мои дорогие друзья. Я безумно рад нашей встречи. Вы стали для меня защитниками, семьёй, которую я не думал обрести. Я очень надеюсь, что моё исчезновение позволит вам жить спокойно. Я буду молить за вас предков и Луну. *** Я провёл чудесные годы бок о бок с Торафом и Магом. Мы встретились в мой тридцать первый год жизни, и вот мне исполнилось тридцать пять, я стал свободным, замужним, но при этом не созрел как омега... Я вынужден бежать и искать место для себя. К полуночи начинается метель, ветер кидает снежную крупу в морду, бодает в бока, но чаще дует со спины, и я считаю это хорошим знаком — он будто заставляет меня бежать быстрее. Никогда я ещё не совершал длительные забеги в одиночестве. В детстве мы проходим объединение со зверем обычно в возрасте двенадцати-четырнадцати лет у омег и десяти-двенадцати у альф, нас берут в забег со стаей. И я тоже бегал: счастливый до умопомрачения рядом с родителями и вожаком, оберегаемый, любимый, с другим молодняком и всей стаей. Примерно в тот же год после объединения начинается половое созревание, но и задержки бывают, как у меня. Уверен, если бы не плен и горе от потери родителей и стаи, я бы уже сформировался как омега. Может, меня бы тогда не стал преследовать Замбра... Жизнь непредсказуема. Но по факту я впервые ухожу от какого-никакого дома в одиночку, ещё и так далеко, планируя пересечь чуть ли не треть континента. Пройти земли оборотней, пожалуй, будет самым сложным, но пока что я иду только полдня и полночи, а у меня уже всё болит от усталости. Да и с сумкой я плохо продумал, нести её в пасти тяжело, а чтобы перевязать нужны руки. Если перекинусь в такую метель, точно помру от холода. Луны не видно. Непогода разбушевалась настолько сильно, что хочется вернуться обратно. Сказать, что ушёл побегать, уснул под деревом, потом потерялся... Они примут, даже если поймут, что я вру. И именно поэтому я не вернусь. Иду почти вслепую, иногда приоткрываю глаза, но ориентироваться сложно, однако направление различаю, так что упрямо переставляю лапы столько, сколько могу. Когда кажется, что сейчас откажет тело, подхожу к большому толстому дереву, выкапываю яму поглубже и кладу сумку. Свернувшись вокруг вещей, прячу нос и лапы, скрываю хвостом. Меня быстро заносит снегом и становится тепло. По ощущениям проходит несколько часов. Не скажу, что я в порядке, но чувствую себя немного отдохнувшим и выкапываюсь из снега. Я понимаю, что не ушёл далеко. Скорее всего, даже пределов земель Замбры не покинул, а потому нужно идти, пусть непогода и продолжает бушевать, нисколько не стихнув. Мне везёт с ней, даже оборотень не найдёт моих следов. С новыми силами беру хороший темп. *** Над головой тяжёлые набухшие тучи, третий день идёт бесконечный снегопад, но ветер уже не так сильно швыряет мёрзлое крошево в морду, и я почти всегда бегу трусцой. В животе всё сжимается от голода, а телу сложнее сохранять тепло. Я вспоминаю времена, когда мне не давали еды и воды неделю и дольше. Я лежал и ждал смерти. Сейчас приходится в любом состоянии шевелить лапами, нет возможности перекинуться. С едой я тоже просчитался. Взял я конечно подходящую для перехода и сытную, вот только даже сухари промёрзли настолько, что напоминают куски льда. Во время отдыха я отгрыз один кусочек и долго размачивал его в пасти. Было приятно засыпать с ним на языке. Через неделю погода улучшилась. Снег ещё идёт, но с перерывами, во время которых я стараюсь бежать, закапываясь на отдых во время метели. Зима в этом году снежная. Голод мучает, я приноравливаюсь отгрызать от сухарей и затем дремать с кусочками в пасти, они тают, превращаются в кашицу. Когда стихает ветер, лесные звери, отсиживавшиеся в логовах, тоже выходят на поиски пропитания. Так я удачно ловлю с пяток мышек. На один зуб, конечно, но эта быстрая охота меня совершенно не задерживает, появляются силы бежать дальше. Когда вижу горы, забираю западнее. Стоило бы конечно и южнее, но по идее там река шире, я не смогу её перейти. Сейчас тоже есть риск, течение стремительное, наверняка схватилось не всё, но я лёгкий и прыгучий. *** Сегодня снега нет, и я перекидываюсь впервые за время своей отлучки из поселения. Ветер моментально выбивает всё тепло, и я спешу натянуть одежду, завернуться в свитер и куртку. Они такие же промёрзшие, как и вся моя еда, но ничего не поделать. Ноги не лапы и конечно проваливаются по колено, но идти мне особо и не надо. Я выбрал это место из-за поваленного метелью дерева. Старого и сухого. Наламываю с него веток и щепы, складываю простенький костерок и развожу огонь. Полноценного котелка у меня нет, но я забрал большую железную кружку, Тораф называл её полуведёрной. Зачерпнув снега, ставлю её к огню. В кружку втыкаю вяленое мясо, нарезанное соломкой, а поверх кладу сухарь. Разводить большой костёр опасно, слежу постоянно за дымом и направлением ветра. Хотя бы с одной стороны скрывает дерево. Я не собираюсь тут ночевать или задерживаться, но на двух ногах удивительно страшно находится. Не смогу быстро перекинуться и удрать, одежда меня замедлит или вообще спеленает. Вспоминаю, как Замбра уже завязывал мои руки рукавами рубашки... Как там Тораф и Маг? Им всё ещё нужны растирания и мази. Надеюсь, нашёлся тот, кто их наносит. Невольно задираю рукав и проверяю свадебное тату. Уникальные и изменчивые узоры, знаки семьи и силы Торафа. Во время нападения и первых операций после, когда мы не знали, точно ли выживет Тораф, тату блёкло, почти исчезало. После альфа рассказывал, что оно показывает состояние пары, если между ними появляется связь. Обычно, всё же для этого надо делить ложе, но мы долго и тесно жили бок о бок, нас сроднили неприятности и обстоятельства, так что кое-что стало доступно и нам. К счастью, Тораф не чувствует моего местонахождения, как я например не ощутил нападения на друга. И всё же мне нравится видеть чёткий сильный узор, говорящий, что Тораф в порядке. Надеюсь, и с Магом всё хорошо, вместе они не пропадут. Пока вспоминал, да на тату поглядывал, снег в кружке растаял, а носа коснулся запах мяса. Сглатываю слюну и осторожно отодвигаю кружку от костра, даю остыть, облепив её снегом и, проверив, начинаю пить жидкий бульон, выгребая из него мясо. Оставив с половину, добавляю крупу и немного снега. Когда она набухает, у меня есть каша и оттаявший сухарь. Давно я не ел так хорошо, в животе приятно тяжелеет, а тепло расходится по телу. Мне нельзя тут оставаться. Я не видел свежих меток или следов, но ничейных территорий нет, а что за стая и под каким вожаком тут ходит, мне неизвестно. Метки наверняка поставлены перед долгой снежной бурей, значит, скоро здесь пройдут волки, проверят. Хотя бы для них я пахну щенком, но всё же являюсь омегой. Ничейным свободным омегой, которого можно присвоить на правах сильного. А вдруг Замбра настолько безумен, что назначил награду за моё возвращение в ковен? Да и просто оказаться в стае не тянет. Мне хватило пятнадцати лет среди садистов. Уповать на удачу тоже не стану, я фортуне не особо-то и нравлюсь, судя по всему. С такими думами, собираю свои пожитки и перевязываю ремни сумки, теперь я смогу поднырнуть носом, переступить лапой и перекинуть её к спине или боку. Попробую бежать так. Убрав следы костра и своей стоянки насколько умею, торопливо раздеваюсь и собираю вещи. Встав на лапы, проверяю сумку. Подпрыгиваю, пробую бежать и петлять и, довольный результатом и свободной пастью, мчусь дальше с сумкой на спине. Удачно вышло, даже не подпрыгивает и не бьёт, никуда не съезжает. Вновь смотрю на горы и сворачиваю к реке.