Одинокая луна

Через неделю подобного сожительства я узнаю, что омегу зовут Тали, старшего альфу Хадат, а их первенца-альфу Тадат, как производное их имён. Именно Тадат вышел с младшим щенком погулять, а потом на спор в лес вдвоём позвал. Там, желая напугать, Тадат спрятался от щенка и не смог его найти. Прибежал домой в слезах, повинился, тогда родители собрали соседей на поиски Фалька, а в итоге встретили меня. Щенок заболел и простудился, но вскоре я вновь его вижу, когда Хадат с детьми решают построить для меня конуру. — Нравится? — спрашивает у меня Хадат, а я обегаю это чудо с крышей, с сухой соломкой внутри и даже тюфяком, сшитым Тали из лоскутов. Ношусь вокруг конуры и людей, тявкаю и повизгиваю, обследую её всю и забираюсь внутрь, катаюсь по тюфяку под смех моих людей. — Ответ очевиден. Не ожидал, что настолько оценишь. Молодец, Хого, место. Хого — это теперь моё новое имя и очень даже неплохое. Дети предлагали назвать меня Булка, Пирожок и Фыр-фыр. Омега звал Пёс или Малыш, но глава семейства постановил, что звать меня будут Хого, как духа-хранителя из сказок, которые рассказывали ему родители. Два бойких старичка живут в двадцати минутах от их дома и сами прекрасно справляются с небольшим хозяйством, держат свиней и нескольких коз, а вот родители Тали живут в соседней деревне. До них нужно ехать на санях или телеге. Летом, в принципе, можно и дойти. Я много узнаю о деревне и её жителях, обследуя её и развешивая уши. Скоро меня берут на охоту. Хадат выходит рано утром, даёт мне смесь каши с яйцами и хлебом, а потом берёт лук и зовёт за собой. У колодца мы встречаем его двоюродного брата Дукана и идём в лес. — След бери, след, Хого, — командует мне Хадат, указывая вперёд себя, потому что я иду рядом и никуда не тороплюсь. — Уверен, что он обучен? — сомневается Дукан. — Не надо его кормить было, сейчас бы его голод погнал. — Ага, а потом ты бы полез у голодного волка заработанный завтрак отнимать? — возражает Хадат. — Кушать все хотят, ты же с набитым брюхом ноги переставляешь, так и ему приятнее сытым бежать. Давай, Хого, ищи, вперёд беги, глупый. Вот зачем сразу обзываться, я и отсюда ситуацию контролирую. Это у людей снегоступы, а меня в глушь тянут, по брюхо проваливаюсь. Ладно, выведу их для начала на нужное мне место, тут снег слишком рыхлый, а день такой хороший, ветра нет, тепло. Можно и прогуляться. — Молодец, Хого, след! — радостно поддерживает меня Хадат, когда я прыгаю впереди них и врезаюсь грудиной в снег. Этот добрейший альфа учит меня ещё и лапу ему давать, сидеть и лежать. Довольно весело. Он хороший семьянин: ласков с омегой и детьми, много работает и кажется в деревне кто-то вроде плотника, потому у них даже забор внушает доверие. В общем, мне нравится приютившая меня семья, а быть в шкуре постоянно я привык. Через час я ловлю и сжираю мышь, вызывая у альф вздох отчаяния. Сами виноваты, не дают нормально отойти от деревни, всё время одёргивают, а тут только мышь да зайца можно поймать. Причём одного я вспугнул. Зайцы меня ненавидят, не везёт с ними вообще никак. Когда альфы сдаются и бредут за мной с унылым видом, куда бы их не виду, нахожу след оленя. Когда я бегал тут свободно, то заметил их тропы, но не охотился — слишком большая для меня добыча, но у людей луки и семьи. Из хищников тут много лис, нет постоянной стаи, так что лес богат на пищу, в том числе и рогатую. Остерегаться тоже есть кого — рыси и медведи, но последние хотя бы спят. Я вижу оленя, хрустит молодым кустиком, оборачиваюсь на людей и начинаю красться. Они ещё не понимают почему, но не шумят, а я огибаю животное, чтобы он был между мной и альфами. Крупный самец, молодой. Я почти на месте, но люди уже вскидывают луки... Миг, и стрелы летят почти одновременно. Одна входит в тушу, поражает лёгкие, вторая пробивает шею ближе к голове, но олень всё равно начинает бежать, и я ускоряюсь, уворачиваюсь от копыт и вцепляюсь в горло, валю своим весом, да и стрелы сильно ослабляют животное. Когда его дергания становятся неопасными, альфы подходят, и Дукан наносит удар в сердце ножом. Я отпускаю тушу и подхожу к Хадату, он приседает и треплет меня за ушами. — Молодец, Хого, хороший наш малыш, хранитель настоящий, — рассказывает мне Хадат, и я плавлюсь от похвалы, хвостом виляю вместе с задом. Интересно, если я останусь с ними на пару десятков лет, они заметят, что я не старею? А то остаться хочется всё сильнее. Альфы разделывают тушу, и я сразу получаю ещё теплые вкусные куски мяса. Всё по справедливости, можно сказать, да и работают они тщательно, ни кусочка на костях не оставляют. С уважением к добычи относятся и даже благодарят дух оленя и леса за дар. — Молодец, Хого, давай домой, — командует Хадат, поправляя лямки рюкзака, набитого мясом. Дома нас встречают как героев, я купаюсь в похвале и ласке омеги и щенков. Мы ведь добытчики! Фальк на меня залезает, ему вообще нравится «коняшка» в моём лице, да и не весит он ничего, совсем щенок. Только пока что кашель у него держится, так что в дом загоняют быстро. Маг бы конечно за раз с таким справился, но нет его в деревне, только травник. Здесь живут без особого шика, но всё нужное у людей имеется, нет бездельников, голодных и опустившихся. Одежда хорошая у людей, не обноски, дома крепкие стоят, взаимопомощь не редкость. Я встречал за время пути места беднее. Бывали такие, где только старики живут, а молодые ушли на заработки, но наверно даже с концами, не вернутся к родителям. Я в пути давно, а большого города так и не встретил. Вряд ли кто из человеческого молодняка будет возвращаться к старикам, жизнь у людей короткая, и они вынуждены постоянно спешить. Старики обессилят, не смогут заготовить дров, а там — зима укроет их вечным сном, и с последним вздохом человека снег и земля поглотят и их дома. Но тут Тали с Хадатом моложе меня, а двоих щенков растят. А родители Хадата почти седые, с морщинами, но моложе Торафа с Магом. После ужина засыпаю в своей конуре сытым и очень довольным. *** Как охотник я прихожусь по душе, и мы почти каждую неделю и даже чаще выходим в лес с Хадатом и Дуканом. Братья не спорят, не шумят и не ссорятся из-за добычи, а друг друга мы понимаем всё лучше. Хадат называет это дрессировкой и очень меня хвалит, но это кто ещё кого дрессирует, ха-ха. Мясо и шкуры они не все оставляют себе, а обмениваются с соседями, и мне даже кажется, что Хадату завидуют. Мол, ручного волка к себе прибрал, прикормил. Но я без ошейника хожу, и на цепи меня не держат, сам возвращаюсь к ним, на что Хадат и указывает. В общем, признают меня за семьёй, но я на всякий случай начинаю осторожничать, не хочется хорошим людям сложностей добавлять, если решат сманить и где-то запереть. Разок меня пытаются обвинить в убийстве петуха. Мы с Хадатом тогда возвращались из леса, а альфа средних лет тряс перед Тали тушей петуха и выговаривал, что мы ему теперь должны за него. Мол, лучший петух, чудовищная потеря, как это так и ко-ко-ко. Хадат пытается достучаться, объяснить, что я весь день при нём, но в итоге идут за старостой деревни и с его старшим сыном проводят целое расследование. Я при Хадате, тоже слушаю, интересно же, да и мне мой спокойный нрав работает на пользу. Староста отмечает, что я на живность не кидаюсь, когда хожу по птичьему двору. Пока люди спорят, я беру след и привожу Хадата, а он остальных подзывает к лисьим следам и клочкам шерсти. Вот так меня оправдывают, а вообще жизнь в деревне относительно скучная. Всегда есть работа — это правда, и её много, но развлечений зимой никаких. Разве что катания на санях, в которых я не могу участвовать, и с детьми с горки. Может, за дверьми домов интереснее, но я остаюсь всегда на улице. Получается, я одновременно причастен и непричастен к их жизни. *** Дети — это лучшее. Когда я выхожу к ним со своими щенками, особенно Фальком, то забываю про скуку. Их детские игры немного отличаются от тех, что были в моей жизни в родной стае, но тоже весёлые и беззаботные. Особенно мне нравится снежная война. Дети копают и строят целые замки, подбираются друг к другу скрытно, идут штурмом и устраивают целую свалку из себе подобных. А взрослые даже смотрят спокойнее, когда я среди детей. Чувствуют, что охраняю. Зима в этом году заканчивается раньше. Снег тает очень быстро — буквально за пару дней, и в деревне дороги делаются отвратительными. Люди ходят грязными, дети так вообще кошмарные, Тали постоянно занимается стиркой. Он устаёт больше обычного, а его руки делаются грубее. Но Хадат не оставляет супруга наедине с тяготами и присоединяется к постирушкам и уборке дома, а на шутки про «омежью работу» отмахивается. Хадат говорит, что руками помогает своему сердечку любимому, своей семье, а это не зазорно. Я же говорю, хорошие у меня люди. Когда любишь, то не станешь смотреть на страдания любимого и ничего не делать при этом. Не помогать. В лесу снег ещё лежит, и я предпочитаю проводить время там, проверяя территорию вокруг деревни и иногда перекусывая свежим мяском. Порой птиц приношу, особенно тех, что ещё полусонные и дурные. Тали варит из них вкусный суп, я всегда получаю свою порцию и косточки погрызть. Для меня они неопасны. Когда на деревьях раскрылись почки и появилась свежая чистая листва с травкой, а кое-где на грядках и первые всходы особо-устойчивых к прохладе растений появились, со мной случается неприятность. Вновь очень сильно болит низ живота. Я с трудом хожу на охоту с Хадатом и Дуканом, но им хватает кролика, после чего мы возвращаемся. Я сразу залезаю в конуру, в которой сегодня сменили солому, и пытаюсь перетерпеть спазмы. Наверное, мои люди понимают, потому что Хадат заглядывает ко мне и гладит по морде, а потом возвращается с Тали, который трогает мой нос. Я чихаю, и низ взрывается болью, скулёж вырывается. — Бедненький наш, Хого, что с тобой сегодня? — гладит меня Тали, чешет за ушком, и я лижу ему запястье. Омега проверяет мне дёсны, но я знаю, что это не отравление, с ним я легко справился бы. Вздыхаю. — Свари ему бульона, пусть попьёт хоть, — просит супруга Хадат, тоже жалеет меня. — Не знаю, что с ним, недавно же носился с детворой. — Да много ли надо зверушке, — вздыхает Тали. — Пойду готовить еды. Может, ему подмешать тех трав, что остались, как мы Фалёчка лечили? — Да ну, вдруг волкам они не подходят. Да и неизвестно же что с ним. Мне и самому неизвестно. Живот болит, кровь пойдёт наверное, а течка не наступает. ЧТО я вообще такое?.. Скулю, и меня гладят активнее. Зато теперь хоть знаю, если сдохну, то есть кому прикопать в лесу. Всё же лучше, чем переживать этот кошмар в одиночку. Да и сейчас я в безопасности, и еду мне принесут. Не так страдаю, как когда я несколько дней лежал под деревьями, голодал и молился предкам, чтобы меня не нашли. На третий день температура проходит. От жара я лежал возле будки, меня жалели, гладили и кормили. Теперь пришла кровь, которая порадовала Тали. — Милый, с ним всё хорошо. Он просто омега и молодой, организм кровью очищается, чтобы график течки потом наладить, — Тали прижимается к боку мужа, и тот обнимает в ответ. — Это ему самца что ли надо? А мы боялись, что помирает. Чего у него как-то не так, как у псов? — Ну, индивидуально бывает, мы же все разные, да и волк он, а не пёс, — целует в щёку мужа Тали, ласкается. — Пусть отлежится спокойно, ты только приглядывай, чтоб не гоняли его похотливые альфы. — Но с щенками проблем не будет, наш Хого многим нравится, потомство от него сильное будет, за обмен разберут, не за даром. *** Вот чувствовал я, что этот разговор про потомство неспроста был. Когда я уже нормально ходил, кровь прекратилась и самочувствие вернулось к обычному... Пришли они. Стоит Хадат с приятелем, а с ними пёс огромный. Альфа. Самец. Действительно крупный, мохнатый, вид добродушный. Понимаю, что для меня, значит, отобрали лучшего представителя. Стоим, друг на друга смотрим. — Давай, Джог, подойди к омежке, познакомься. Покажи, какой ты ласковый бываешь. Пёс хозяина слушается, вильнув хвостом, неуверенно приближается, но дистанцию держит. Ему-то понятно, что я оборотень, а не волк обычный. И что противная течка опять не началась, а только измучила меня своей репетицией. Но, когда альфа начинает меня обходить с боку, рычу на него и показываю клыки. Крупнее его будут, да и сильнее я в разы. Самец пристыжено скулит и отбегает к хозяину, прячется за ним и смотрит уже из укрытия. — Давай, это, — чешет затылок Хадат, — я своего придержу, а ты с хвоста подведи. Становится всё интереснее. Стою спокойно, когда Хадат вцепляется мне в шкуру, кошусь на трусливо поджавшего хвост Джога, которого хозяин тащит ко мне за ошейник. Опускаю хвост, прикрывая своё ценное, и вновь рычу глухо. Пёс скулит отчаянно, а я становлюсь всё громче. Джог выворачивается из рук хозяина и убегает. Как мне это нравится. Приятель Хадата бежит за псом, а я смотрю на своего альфу, перестав рычать. Примирительно лижу ладонь и виляю хвостом. — Ну, нет так нет, — не расстраивается Хадат. — Не готов ты папашкой стать? Чешет меня за ушами, приятно так. Лучше по лесу побегаю, погодка замечательная.