Смерть рассвета

Ты сумасшедшая. Определено, ты давно сошла с ума. Ты потеряла тот завораживающий рассудок, что всегда захватывает людей. Ты, чёрт возьми, завела меня вместе с собой! С первых моментов, как ты заходишь в мой дом, ты уже разрываешь мою жизнь на две половины, что никак не сшить вновь. Ты сломленная. Сломленная временем и той, чьё имя мы обе не в силах произнести. Ты ищешь того, от чего люди бегут в жутком страхе. Ты неторопливо идёшь к смерти, смотря в пустые ночные глаза, рассматривая космос в них, словно уже выучила полностью все детали. Ты верными шагами идёшь к ней ещё даже до встречи в моём слишком бесконечном доме.  А я молчу.  В тот раз, когда, открыв двери, обнаруживаю тебя, я молчу, словно и не странно видеть эту бренную оболочку, что уже даже ничего не скрывает за собой. Словно нет в этом ничего крушащего сознание и вырывающего крик из глотки.  Я молчу.  Может и не стоит. Может следует получше разглядеть эти пепельные глаза с ошмётками плоти. Может быть и следует коснуться тебя, чтобы убедиться, что серая кожа холоднее, чем твоё ранее существующее сердце.  Но я молчу, а ты и не видишь меня словно. Ты призраком идёшь по некогда уютным коридорам моего дома, не смотря ни в какую из сторон. Я наблюдаю. Я не могу оторвать глаз от тебя. Это выбешивает и заставляет врываться острыми ногтями в свои каштановые волосы. Я не должна это чувствовать. Ты лишь сломанная душа, потерявшая свой факел. Но я все равно слушаю твои гулкие и тяжёлые шаги в коридоре перед комнатой Доры. Ты нигде не останавливаешься, и это жутко, и вызывает огромную благодарность одновременно. Не уверена, что вынесла бы твоё присутствие хоть в одной комнате этого дома.  Но ты всё ещё здесь. Ты стоишь, бесцельно смотря в окно, где только капли дождя разбиваются о стекло.  Мы молчим.  Я всегда неподалёку. Смотрю на дикие взлохмаченные кудри, потерявшие блеск, как и твои глаза. Я хочу зарыться в них и закрыть твои глаза, чтобы не могли они лицезреть разрушающийся мир. Я знаю, что ты разочарована. Хотя нет. Ты ничего не чувствуешь. Твоё сердце давно вырвано из грешного тела. Ты давно уже не существуешь.  И по ночам, когда ты остаёшься на улице в моей небольшой беседке, наблюдая за ночью, я не могу не всхлипывать в подушку, думая о том, как сильно мир желает уничтожить всё. Возможно ему мало Доры. Мало Теда и Тедди, что теперь растёт с Гарри и Джинни. Может нужно ему ещё выбросить выпотрошенное тело, что единственное напоминает мне о той, кто разрушил мою жизнь, обрубив всё.  Я молчу.  Пока ты смотришь бесцельно вдаль, я молчу, заглушая рвущийся вопль и боль в давно угасшем сердце. Я молчу и, не сгибаясь пополам, хватаюсь за голову. Я молчу и терплю, наблюдая за тобой.  Ты разрушена. Может быть временем, а может судьбой. А может и не причём тут вещи вечные! Может ты сломлена таким же жалким существам, что и ты теперь. Может Она превратила тебя в это. В подобие себе.  И я готова кричать, стоит этой мысли появиться. Потому что это невыносимо и кажется сплошным ужасом. Но я молчу.  Даже когда я нахожу тебя тогда. Когда ты сидишь посреди моей комнаты, куда никогда не входила. Сжимаешь кухонный нож, пока руки твои покрыты глубокими надрезами. Они выпускают твоё оставшееся естество. И кровь твоя слишком много оттенков твоим запястьям придаёт. Это вызывают тошноту и отвращение, то ли к тебе, то ли к себе, пока я стою на пороге, смотря в пустые глаза, где зеницы давно покрыты паутиной мёртвой.  И я молчу.  Лишь опускаюсь на колени, вспоминая заклятия первой помощи. Но почему-то не обнажаю палочку. Я лишь достаю бинты и спирт. Ты даже не шевелишься, пока я восстанавливаю тобой сделанные ужасы. Это такой головокружительный шокирующий факт, что кажется моё сердце ещё немного делает шаг к пропасти. Я не понимаю, действую я нежно или слишком резко дёргаю бинт. Я лишь чувствую запах спирта и крови. Как тогда.  Твоя кожа холоднее льда. Но она опаляет, стоит мне коснуться. Я лишь молчу. Я бесцельно смотрю на бледное запястье, безжизненно в моей руке держащееся. Ты сидишь, прислонившись к стене, пока твой взгляд не отрывается от меня. Я чувствую глубину этой пустоты в твоих глазницах. Ты уже давно мертва. И может ты пришла убить меня?  Я молчу.  Когда ты заходишь в библиотеку, где я пытаюсь спрятаться от жгучих слёз и дождя. Ты находишь меня, и в глазах твоих пустое непонимание. Словно удивляешься слезам в моих зелёных и тусклых глазах. Я с ненавистью смотрю на тебя, сжимая какую-то книгу, давно потерянную в моём сознании. Я даже не заметила, как ты подошла. Но то, как мертвые пальцы касаются моей щеки, стирая слезу, вызывает мурашки по всему телу, и заставляет дыхание замереть в горящих лёгких.  Ты задумчиво смотришь на блеск на твоём пальце, словно пытаясь рассматривать его ближе, глубже. Но потом ты поднимаешь взгляд. Пустые глаза кажутся несколько живее, когда ты проводишь пальцем по второй щеке, вновь касаясь влажной дорожки. Я вздрагиваю от первой эмоции твоей. Твои губы изгибаются в тонкой и незаметной ухмылке. Но это кажется трещиной в твоём лице, словно разрывающей кожу. Кажется ты замечаешь мой страх. Ты покидаешь библиотеку.  Я молчу, разрываемая страхами.  Каждый твой шаг раздаётся эхом в моих ушах, пока я сжимаюсь в кресле или на кровати, просто стоя или смотря на тебя. Я не поднимаю глаз. Мне страшно увидеть там жизнь. Потому что мертвые не могут восстать. Не могут, не могут, — шепчу я среди ночи, пока ты в доме этом сидишь. Ты теперь не выходишь на улицу, словно чувствуешь холод. Но так не должно быть. Нет, нет, не должно.  Я молчу.  А ты заставляешь меня чуть не упасть с лестницы, когда я вижу веревку в свете утра. Ты стоишь на табуретке, закрепляя петлю. Я не знаю, броситься мне оторвать тебя от занятия, или взглянуть, умеет ли смерть шутить дважды.  Я молча убираю веревку подальше, пока ты сидишь в библиотеке. Не знаю, что мною двигало, когда я сорвала твою идею. Не знаю. Но ты все ещё в этом доме. Всё ещё наблюдаешь за моим молчанием.  Ты ешь крайне редко. А я всегда готовлю на двоих. Не спрашиваю тебя ни о твоих предпочтениях, ни будешь ли ты вообще есть. Я ставлю две тарелки, не призывая приходить. Но когда ты приходишь, моё сердце замирает, пока стул немного скрипит, пока ты его отодвигаешь, прежде чем ты садишься напротив. И каждый раз тишина. Она гнетуще облегчающая. Потому что я бы не выдержала разговоров с тобой. Не когда твой голос срывается в крике в моих кошмарах.  Я молчу, когда посреди новой бессонной ночи ты приходишь ко мне в свете луны. Я лежу, прикрыв глаза в бесполезной попытке заснуть и понять, что это лишь кошмар. Прежде чем ты, словно ветер, проскальзываешь ко мне, остановившись у кровати. Я молчу, открывая глаза. Я вздрагиваю при виде взгляда твоего. Глаза полны лунного безумного блеска. Я замираю, когда ты садишься на кровать. Этот жест кажется приближающейся смертью, что вызывает бешено колотящееся сердце. Ты смотришь на меня. Но прежде чем я успеваю сесть и развеять видение, ты касаешься меня.  Твои острые и до разрывающего ожога пальцы нежно касаются моего виска, словно начерчивая план моей смерти. Твои глаза с любопытством смотрят на то, как мои волосы скользят меж твоих пальцев, пока ты несколько непонятно касаешься их. Прежде чем зарыться в них. Я выпускаю дрожащий вздох, когда твои остро-нежные пальцы касаются кожи головы, пока ты несколько раз моргаешь, смотря на это. Словно ты впервые видишь такое. У меня бегут мурашки по коже.  Ты переводишь взгляд на мои глаза. Мне хочется взывать к Салазару при виде ужасающего лёгкие чувства интереса в твоих глазах. Пальцы ещё немного перебирают ореховые волны волос, и я не могу не содрогнуться при мысли о наслаждении от этих движений. Ты понимаешь, пусть я и молчу.  Улыбка. Почти полноценная, пусть и кривая, улыбка сокрушает твои черты лица, пока я сдерживаю всхлип. Ты нежно выпутываешь пальцы из моих волос, прежде чем коснуться ими моего лица. Пальцы обводят мои губы, пока я сдерживаю резко вернувшееся желание. Я отскакиваю. Нет, нет, я ведь не могу этого желать. Ты улыбаешься. Это вызывает тошноту и яд в глотке. Ты исчезаешь столь же незаметно, как и появляешься.  Я сжимаю свои волосы, подавляя крик. Ногти царапают кожу, пока я жмурюсь, пытаясь забыть об этом. Нет, нет, нет, я сплю. Я просто сплю, вот и всё. Я не могу хотеть твоих прикосновений. Они ведь режут мою кожу и разрывают её надвое. Верно, ведь?  Я пытаюсь молчать.  Я не ищу тебя, нет нет. Я не ищу твоих глаз, когда ты всё же приходишь на какой-нибудь приём пищи. Я не ищу встречи с тобой, когда сижу на первом этаже, который проклясть хотела, только из-за того что ты здесь. Я не смотрю на тебя, пока ты проходишь мимо. И я не хочу кричать, когда целый день тебя не вижу.  Но ты приходишь. Скорее позволяешь мне увидеть тебя. Я стою у окна, обхватив себя руками, пытаясь спастись от неизбежного холода, что глубоко вгрызся в кожу. И ты приходишь. Ты прикасаешься ко мне, но на этот раз я лишь на секунду напрягалась, прежде чем отпустить.  Я погружаюсь в твои объятия, пока ты держишь мою талию, зарываясь носом в мои волосы, вдыхая их запах. Я закрываю глаза, выпуская дрожащий выдох, пока мои руки нежно скользят к твоим.  Это неправильно. Всё кричит об этом. Но мы стоим под светом луны, испарившиеся души, пока ты забрала всю жизнь мою, оставив лишь оболочку, с какой изначально пришла. Я тону в твоих руках, позволяя сделать всё, что ты захочешь.  И ты уводишь меня к кровати. Я опускаюсь на неё, опираясь локтями, не отрывая взгляда от хищных огней в ещё лишь немного не окрепших карих глазах. Ты скользишь ко мне. Ты садишься на мои бёдра, и это кажется такой жгучей смесью неправильности и безразличия к истине, что воздух ненадолго покидает мои лёгкие. Твои руки теплы. Слишком теплы для мертвеца. Ты скользишь по изгибам моего тела, а я теряюсь в твоих ласках. Ты опускаешь и, откинув в сторону мои волосы, накрываешь губами кожу шеи, касаясь её горячим языком.  Я задыхаюсь под тобой, позволяя аккуратно опустить меня полностью, пока твои руки заняты изучением моей талии, рук и груди. Я молчу, но чувствую, как рвутся слова из моего горла, когда ты наконец поднимаешься по шее вверх.  Ты целуешь мои обескровленные губы. Это проносит ужасающее пламя по телу, обжигая внутренности, поджигая лёгкие пламенем ненависти к нам. К нашему слиянию, к этим изгибам тел вместе. Ненависть к тому пылу, с каким отвечаю я, обхватывая твоё лицо ладонями, прижимая ближе к себе. Твои губы горячи, как отчаяние и безразличие. Эта сладкая горечь жизнь нашу объединяет. Мы сломленные души, чьи руки скованы болью времени. Ты сжимаешь мою шею, нежно царапая кожу. Я знаю, что заслужила эту боль. Я отрываюсь от твоих губ, чтобы запрокинуть голову, вцепившись в простыни руками. А ты наслаждаешься. Смотришь безумными глазами на меня, и я не могу оторвать взгляда.  Ты такая живая, моя девочка. Ты даже больше не ведение, ты истинный образ греха, что окутывает меня туманом похоти и вожделения. Я не могу больше молчать, дорогая, я хочу кричать о своих чувствах, чтобы мой шёпот резал твой слух. Чтобы ты услышала что-то кроме своих гулких шагов в коридорах моего дома и стука дождя за окно. Я хочу заставить тебя дышать, милая.  Ты резко отрываешься руки от моей шеи, что вызывает вдох, я почти подскакиваю, на секунду позволив себе отвлечься от глубины твоих глаз, чтобы отдышаться.  Но… дорогая, ты плачешь. Твои глаза налиты болью, а слёзы украшают лицо. Девочка моя, ты плачешь. И ты отстраняешься от меня, явно в шаге от того чтобы вновь кануть во тьме. Но нет, милая. Я обхватываю твоё запястье. Если мы обе погрязли в грехах, я не позволю тебе выйти в святое раскаяние. Не для этого мы созданы, моя дорогая девочка. Не для этого.  И ты видишь. Ты слышишь и читаешь это в моих глазах. Это ужасает и восхищает. Ты читаешь меня, изучаешь как книгу, пока я наслаждаюсь твоей красотой.  Но я молчу. А ты понимаешь. Ты все понимаешь, моя девочка. И ты вместе со мной тонешь в этом. Возможно и спасение переоценено.