Алый в черно-белом мире.

Раздражающее сияние эмоций в канун Рождества почти выводит из себя, по крайней мере вызывает острую зубную боль как от кариеса. Уэнсдей хмурится, наверное, уже в десятый раз, когда на неё налетает стайка детишек из ближайшей Церкви. Детишки словно не замечают её страшной агрессивной ауры и используют её вместо защитного столба в своей нелепой игре. Лучше бы вместо снежков использовали гранаты, вот в бросании гранат можно почувствовать реальные эмоции. Девушка уже собирается использовать свой излюбленный приём, когда перед глазами мелькают русые вихри кучерявых волос, огромные серо-синие глаза смотрят на неё открыто, губы растягиваются в хитрой заговорщической улыбке, от чего на лице девочки появляются ямочки, на секунду воображение услужливо подсовывает ей изображение другого лица, Уэнсдей застывает, а в следующую секунду чувствует удар в голову… Тайлер уже привыкает к этим ударам электрической дубинкой. Кажется, они хотят приручить хайда, теперь, когда Лорел мертва, думают, что это у них получится. Возможно, они хотят использовать хайда в своих целях. Хорошо, что они не нашли тот странный дневник, который он впервые увидел у неё. Вспоминается её неловкие попытки пытать его. Удар электрошокером был сродни щекотке. Она была осторожной, почти нежной, в отличие от Лорел. В горле до сих пор саднит при воспоминании о том, что она делала с ним в пещере, а по телу растекается страх. Здесь же в этих стенах ни о каком страхе речи не было, он чувствовал лишь боль, усталость и раздражение. Не было даже злости, хотя это не помешало бы ему. Может получилось бы сбежать. После очередного удара, он ощущает, как наконец проваливается в спасительное забытье, его пока единственный способ убраться из этого места… …Уэнсдей рассматривает себя в отражении, Энид возбуждено приплясывает рядом. - ОMG! Не верится, что сегодня ва-ша го-дов-щи-на!!! Ты взволнована? Куда он тебя поведёт? Он сказал? Или это сюрприз? Неужели уже прошёл целый год?! – от возбуждения Энид восторженно размахивает руками и подпрыгивает на месте, голос её кажется выше обычного. В светлых волосах теперь еще больше цветных прядей. Девушка отвечает ей нечитаемым взглядом, но на губах блуждает почти счастливая улыбка. Казалось бы, за время их общения, Уэнсдей должна была положительно повлиять на Энид, и в этом радужном единороге должно было проснуться больше мрачных черт кровожадного оборотня, но вместо этого девушка отмечает, что она поддается возбуждению подруги и внутренне приплясывает также как она. Отвратительно. Хорошо, что Энид не может этого видеть. Времени остаётся мало, а она всё никак не может решиться, поэтому неожиданно для себя обращается за помощью к Энид и Вещи. Что посоветуете? Энид с тоской оглядывает её наряды: приталенное черное платье с широким поясом; черные брюки и черно-белый в рубчик безразмерный свитер. Её лицо приобретает странное выражение, и она как-то очень многозначительно смотрит на Вещь: - Боюсь, я не могу помочь тебе выбрать между мрачным и мрачным? Может быть что-то из моего? - У меня всё еще аллергия на цвет? – парирует Уэнсдей. - Пусть тогда Вещь извернется. Хотя я почти уверена, что он всё равно не заметит твоей одежды. Не замечал же всё это время. Уэнсдей замечает сарказм и довольно хмыкает. Ей нравится, что Энид с ней прямее и не заморачивается над соблюдением социальных норм, предписанных этикетом. Тем временем Вещь действительно неодобрительно сбрасывает одежду, которую она выбрала и пристукивая бежит к гардеробу. - Ладно. Я посмотрю, что ты мне предложишь, но в следующий раз не советую сбрасывать мою одежду на пол. Особенно, если не хочешь, чтобы я снова спрятала твои запасы любимого крема. – говорит девушка холодно, обращаясь к единственному члену семьи, что неустанно следует за ней попятам с тех пор, как она оказалась в Неверморе. …Тайлер бросает вещи в багажник, поспешно целует мать в щеку, вернувшуюся после долго лечения совершенно здоровой, хотя никто этого не ожидал, обнимает отца и совершенно счастливый вылетает из дома. Прошло больше года с тех пор, как в его жизни появилась Уэнсдей, его «готическая барби», готовая преподнести ему голову любого, кто посмеет его задирать, на завтрак. Он сразу понял, что она особенная. И каким-то чудом они стали встречаться. Академия Невермор встречает его более чем равнодушно. Тайлер чувствует приятное беспокойство, он крепче сжимает руль, стараясь казаться менее счастливым, когда перед окном его машины возникает её лицо. Уэнсдей пугает его как обычно. Это стало их фишкой. На губах обоих играют полуулыбки. В глазах девушки играют чертики, и Тайлер чувствует жгучее желание её поцеловать, но, когда Уэнсдей залезает в машину, он позволяет себя лишь аккуратно коснуться костяшек её пальцев. Она не любит проявлений чувств на людях, всё самое сладкое всегда случается между ними наедине. Даже этого легкого прикосновения достаточно, чтобы его сердце пропустило удар, а короткий выдох, слетающий с его губ, превратился в новую ухмылку. Мимика Уэнсдей почти ничего не выдаёт, но он видит, как расширяются её зрачки, и ему этого достаточно, чтобы знать, что она тоже это чувствует. На годовщину он решает повторить сценарий их первого свидания в крипте, с той лишь разницей, что он проводит его не в Неверморе и даже не в Джерико. Им приходится ехать в Берлингтон на вокзал. Уэнсдей не выпытывает у него ничего, хотя могла бы устроить ему такие пытки, что он запомнил бы надолго, зато в глазах читается интерес, и Тайлер чувствует себя так, словно ему вкололи лишнюю дозу дофамина. Уэнсдей устраивается напротив него и утыкается в книгу «Средневековые процессы о ведьмах», он же в свой томик произведений Эдгара Алана По, который Уэнсдей подарила ему в машине. Когда она замечает, что он читает, её глаза жадно загораются на секунду. Возможно, она спрятала какую-то загадку на полях, а может просто надеется, что он оценит её подарок. Честно говоря, он мог бы смотреть на неё часами, чтобы собирать каждую деталь, каждую едва мелькнувшую эмоцию. Вообще-то он часто этим занимается, и ему никогда не надоедает. Они подолгу изучают друг друга самыми разными способами, и их обоих это устраивает. Ведь люди на самом деле мало похожи на пазл, если даже тебе кажется, что ты собрал «человека», это не значит, что ты увидел всю картину целиком. Её маленькие острые колени, спрятанные под широкими штанинами, часто соприкасаются с его огромными ногами. За этот год он смог хорошо изучить остроту углов её тела, благодаря иногда случайным, иногда намеренным прикосновениям. Они не спешат, да и куда, они будут узнавать друг друга так долго, как только возможно, словно они одни в этом мире движутся в самом медленном танце на свете. Когда они приезжают в Берлингтон, Тайлер берет в прокат машину, оставаясь в рамках закона несмотря на то, что Уэнсдей предлагает прибегнуть к способу дяди Фестера. Он снова завязывает ей глаза, и намеренно несколько раз сворачивает не туда, чтобы запутать дорогу, так чтобы Уэнсдей ни за что не догадалась, куда они направляются. Ему приходится отъехать от Берлингтона на приличное расстояние, чтобы исполнить задуманное. К счастью, Энид была в курсе плана и обещала их прикрыть, ведь сегодня он не собирается возвращать Уэнсдей в Невермор. Девушка чувствует легкий эффект дежавю теперь, когда у неё завязаны глаза, она пытается определить, куда Тайлер везет её, но умение ориентироваться в пространстве несколько подводит её. Уэнсдей догадывается, что он изучил карту окрестностей вдоль и поперек, чтобы запутать её, девушка чувствует приятное ускорение сердечного ритма и какое-то щекочущее чувство в области живота. Когда через два часа они наконец приезжают и он показывает ей заброшенный особняк Уолбергом, которые таинственным образом исчезли 150 лет назад, и объявляет, что они останутся здесь на ночь, чтобы выведывать их секреты, её руки сами тянутся к лацканам на его рубашке, она аккуратно тянет его на себя. Его загорающиеся восторгом синие глаза и довольная кошачья улыбка вызывают новый спазм в животе, и когда его лицо замирает так близко, что она слышит его дыхание, она целует его так нежно и трепетно, как только умеет. Её чувства к нему всегда были похожи на прозрачное стекло, с виду хрупкое, незаметное, но его можно было окрасить любым цветом, или же можно было использовать как оружие. А вот его… Он был тем самым разрядом дефибриллятора, которое могло разбудить даже самое мертвое сердце. И поцелуи его всегда напоминали ей об этом, о том, что он пускает чистое электричество по её венам, не обладая никаким природным даром для этого, как дядя Фестер. Вооружившись фонариками, они проводят несколько часов в поисках улик, которые полицейские и детективы-любители могли упустить за всё то время, что особняк пустует. В результате они находят несколько потайных ходов, несколько закладных на большие займы, и Уэнсдей остается немного разочарованной, пока один из тайных ходов не приводит их прямо к скрытой комнате с черным алтарём. Однако всё обнаруженное не складывается в общую картину. Тайлер аккуратно убирает паутину с её волос, Уэнсдей замечает, что он весь в пыли и паутине и не может сдержать улыбки. - Так, судя по твоей улыбке, я уже похож на маньяка, тащащегося от пыли и паутины. Что ж думаю нам пора в отель. Он тут недалеко. Уэнсдей хмыкает и в последний раз бросает взгляд на алтарь, рядом с которым замечает гримуар и еще несколько книг. Она осторожно изучает их. Те, что не опасны отдает Тайлеру. Сама же забирает гримуар. - Что ж, не думаю, что мы найдем еще что-то интересное. – Уэнсдей пожимает плечами. - Я мог бы предложить тебе остаться здесь, но, честно говоря, не хочу быть искусан клопами. Надеюсь, ты не будешь сильно в обиде на меня за это. - Я уже как-то привыкла к твоей изнеженности. Приезжай к нам, в поместье Аддамсов, на каникулы, и я быстро это исправлю. — как всегда почти без эмоций говорит Уэнсдей, но глаза её загораются, когда она представляет, как она тренирует его «выносливость». Тайлер замечает это и его губы сами собой расплываются в улыбке. Они пребывают в отель, где он забронировал один номер на двоих. Кровати раздельные, но он всё равно тушуется. Ему просто хочется быть с ней как можно дольше, конечно, глупо отрицать, что каждая часть его тела страстно мечтает о том, чтобы соединиться с ней, войти в неё и почувствовать на вкус, какого это, когда она у него не только в мыслях, под кожей, но и везде. Однако давить пошло, просить глупо. Всё случиться, когда она сама захочет и как захочет. Но его опасения напрасны, Уэнсдей не выказывает ни презрения, ни подозрений. Просто молча принимает это как часть подарка, она идёт первая в ванную, где переодевается в черную пижаму с рожицей панды на футболке, которую ей подарила Энид на день рождения. Уэнсдей была уверена в том, что она не брала её, а значит подмену устроил Вещь, который видимо считает, что детские рисунки убивают всю романтику. Уэнсдей недовольно качает головой, ну кто в самом деле думает, что панда может остановить бушующие гормоны подростков? Когда она выходит, Тайлер уже стоит у двери ванной, почему-то уже совершенно чистый и в одних пижамных штанах. Он улыбается: - У них есть бассейн с душем на первом этаже. Я гляжу ты тоже быстро справилась. – он нежно касается её уже сухих снова заплетенных в косы волос. Дурацкий способ соблазнения работает, Уэнсдей чувствует прилив крови к голове. Стоит некоторых усилий отвернуть голову, чтобы не разглядывать его. Впрочем, Тайлер такими вещами не заморачивается, он с неприкрытым удовольствием разглядывает её ноги в короткой пижаме, а на губах всё та же улыбка, довольного жизнью кота, которому перепала лишняя ложка сметаны. - Уэнсдей …. – его голос становится более хриплым, - я очень хочу поцеловать тебя прямо сейчас. Девушка немного нервно потирает указательный палец, поднимает на него глаза и привстаёт на носочки. Он накрывает её губы своими, и она чувствует, как плавится словно стекло в раскаленной печи. Они целуются, наверное, целую вечность, и стоило бы остановиться, проветрить голову, вернуть себе контроль над эмоциями. Да только, когда Тайлер разрывает их поцелуй, и делает шаг от неё, она двигается за ним словно за магнитом. Без него становится пусто, неправильно, она чувствует себя незавершенной и снова тянется к нему за поцелуями, за кислородом, за током для мертвого сердца. - Уэнсдей, - его шёпот обжигает ухо, он прижимает её к себе, она внезапно чувствует себя такой маленькой в его руках, взгляд его становится жадным, - я хочу тебя. Он нежно проводит пальцем по её щеке, пробегает подушечками по шее, вызывая россыпь мурашек. Его пальцы опускаются ниже к ключице, находят её тугую косичку и срывают резинку, потом другую. Его ладонь забирается ей в волосы, но создается впечатление, что под кожу. - Целую вечность хотел это сделать. Уэнсдей забывает, как дышать. Впрочем, она как никто умеет задерживать дыхание, не нуждаясь в кислороде очень и очень долго. - Уэнсдей, я хочу тебя. А ты? Ты меня хочешь? Сейчас? Или потом? - Хочу. Сейчас. – она улыбается ему, голос её ровный и спокойный, почти ледяной, но Тайлер видит, что внутри неё всё отнюдь не так спокойно, как на первый взгляд. Он тянется к её губам, и она поддается ему навстречу. Поцелуи становятся глубже, слаще, опаснее. Каждая частичка тела тянется к ней, стремиться познать, заполнить собой, наполниться ею, запомнить, высечь, стать одним. Она чувствует, как он всем своим существом тянется к ней. Они не спешат, им хочется вечность узнавать друг друга, и в тоже время, каждая клеточка кожи кричит от нетерпения. Когда её тело пронзает острая боль и алая струйка крови врывается в их мир, он внезапно говорит: - Я бы хотел, чтобы всё это было правдой. – а потом исчезает. … Уэнсдей открывает глаза в госпитале, за окном непроглядный мрак, тусклый свет лампы озаряет стол дежурной медсестры, которой нет на месте. Девушка оглядывает себя. На затылке небольшая шишка. Тривиальное столкновение черепа со льдом. Компьютер открыт, девушка понимает, что пробыла без сознания больше суток. Рождество прошло. Она очнулась в полночь, когда наступило 26 декабря. Девушка забирает свои вещи и направляется в их с Энид комнату, пока внутри ноющая пустота снова пытается пробраться в её холодный мир. … Тайлер предпочел бы никогда больше не открывать глаза. Этот сон был и подарком и отвратительнейшим из наказаний. Он не был уверен, игра ли эта его собственного подсознания, или действия тех лекарств, которыми его накачивали ежедневно. В любом случае, побывать в «Раю», где его мать была жива, а он был обычным парнем, влюбленным в самую необычную девушку, было приятно. Однако тем мучительнее было возвращаться в эту клетку.