Я тебе разрешаю всё

Стоять на коленях неудобно. Неловко, стыдно, унизительно. Да чёрт возьми, это больно! В тонкую сухую кожу впиваются неубранные крошки. Миша шипит и тихо матерится. Его голову тут же оттягивают за отросшие волосы назад и вверх. Хлёсткая пощёчина отдаётся жжением на коже, звоном в ушах и свинцовой тяжестью в обнажённом паху. Ему нравится. Очень нравится. Миха приоткрывает один глаз и косится на Андрея. Судя по оттопырености на брюках, тому нравится не меньше. Он снова размашисто бьёт Миху по щеке и произносит, рвано дыша и отбрасывая со лба упавшую чёлку: — Так будет всякий раз, когда ты ослушаешься меня. Понял? Это не игра. Между ними происходит нечто странное, но оба молчат. На людях делают вид, что всё как обычно, а если остаются наедине, старательно обходят эту тему до тех пор, пока не сорвутся. Андрею нравится власть и контроль. Ему нравится ломать Мишку, переделывать его под себя. Доминировать, чтоб выбить из башки дурь. Михе нравится подчинение. Он делает то, что ему говорят, кайфует от боли, и не думает о последствиях. Вообще ни о чём не думает. Голова пустеет, как у дебила, и ему становится легко и свободно. Но подчиняться он готов только Андрею. И то не всегда. За это и отхватывает наказания. — Открывай рот, мать твою, — рычит Андрей и раздирает губы пальцами, влажными и холодными. — Ну же! В раззявленную пасть летит плевок. — Ты больной извращенец, — ошалевший Миха забывает про уговор и сплёвывает всё обратно под ноги Андрею. — Ссука… По-плохому, значит, хочешь? — он выдёргивает из шлевок узкий кожаный ремень с заклёпками и сворачивает вдвое. — Кто разрешил говорить? — Не… Не надо, Андрюх, не бей, — Миха малость пугается, потому что у Андрея чертовски тяжёлая рука, а если он входит в раж, то теряет остатки здравого смысла. — Так уж и быть, — Князю самому сейчас не до порки, поэтому он возвращает ремень на место, не застегивая пряжки, и жёстко приказывает: — Тогда открой свой упрямый рот и сделай мне хорошо. Миха кивает, перестав испытывать судьбу, и слушается. На самом деле, ему нравится делать минет. Это даже приятно. Особенно когда Андрей начинает толкаться вперёд, но ещё не в полную силу, а так, слегка. Он вцепляется пальцами в Мишкины лохмы, вновь натягивая их, и выдыхает настолько шумно и протяжно, что Миха тянется своей рукой вниз. Нужно сию минуту снять напряжение, пока его не разорвало на кусочки. — Руки за спину! — тут же приказывает Андрей, не теряя контроля. — Быстро, блять. Разочарованный стон заглушается кашлем. Слишком глубоко. Горло саднит, но по телу горячей судорогой прокатывается до боли сладкая волна. Миха не закрывает глаз и сквозь выступившие слезы преданно смотрит на Андрея. Он выучил каждую черту его лица и продал бы душу дьяволу за настоящий человеческий поцелуй, но Князю нужно другое. Что с ними обоими не так? Андрей натягивает волосы ещё сильнее, и Миха готовится глотать. Приторно-солёно, гадко и всё ещё возбуждающе. За что?.. — Хочешь тоже кончить? — Князь грубо обхватывает ствол и резко сдвигает кожу вниз. — Хочу! Больше похоже на скулёж, но Мишка не может иначе. — Нельзя, — ухмыляется Князь, замедляется, дразнит большим пальцем головку и убирает ладонь, когда Миха уже в миллиметре от финиша. — Руки! Окрик долетает слишком поздно. Одно движение — и белые капли орошают пол, а с губ слетает хриплый стон. Миха поднимает глаза, мутные и почти чёрные, и ждёт нового наказания. Но расслабленный Андрей не готов больше играть роль злобного хозяина. Он лишь толкает Мишку в плечо и тихо говорит: — Приберись. Смотри, испачкал тут всё. Миха отчаянно не хочет, чтоб Андрей уходил. Он готов языком слизывать сперму с грязного, давно не мытого пола, лишь бы Князь остался. Но в прихожей хлопает дверь, и Миха опять остаётся один.