Чудовища

      Как бы Эва ни убеждала маму больше не соваться в этот чёртов цирк, та была непреклонна. В конце концов, в маленьком городке не так много развлечений и мест, куда можно сходить, чтобы оно удивило. Убеждения, что глазеть на кривляние уродцев – это не самый лучший способ скрасить серую жизнь, натыкались на глухую стену упрямства. Взывать к мистеру Никсону оказалось бесполезно, ему не хотелось встревать в отношения матери и дочери. К тому же он был прав, мама – взрослый человек и не ему, тем более не Эве, решать, куда ей ходить и как проводить время. Он возьмётся за увещевание матери, только если та вляпается во что-то незаконное, а походы в цирк таковым не являются.       И вот уже четвёртый вечер девушка сидела рядом с мамой и рассеянно глядела на представления, не проявляя ни малейшего интереса к происходящему на сцене. И каждый раз после выступления мама подходила к Человеку в маске, а Эва тенью следовала за ней, прячась среди тех, кто тоже был не прочь перекинуться с ним парой слов.       Непонятно, замечал ли он неусыпную слежку или же мастерски делал вид, но больше попыток увести маму за кулисы не предпринимал, а та не смотрела на него покорной овцой. Разве что другие люди теперь так глядели на него, у них на миг стекленели глаза, будто под гипнозом, они вслушивались в речи директора цирка, но это видение быстро проходило.       После выступления они приходили домой, Эва теперь предпочитала ужинать в своей комнате, не желая слушать восторженные речи матери о шоу и разговорах с Человеком в маске. Работа и необходимость следить за матерью выматывали до изнеможения, сегодня уже просто пошла наверх, разделась, легла в кровать и провалилась в сон.       Ей чудился запах гари, возбуждённые крики людей, они тенями сновали вокруг, просачивались между домов. Постройки вокруг напоминали гравюры и рисунки художников восемнадцатого века. Но ничьих лиц она не видела, погруженная в водоворот хаоса и безумия. Идти по мощёной улице было тяжело, она задыхалась от тяжёлого духа просмоленных веток и ткани, среди ненависти и боли.       И вот небольшой проулок вывел на центральную площадь или просто на большую. В центре полыхал огромный костёр, внутри него от боли верещала молоденькая девушка, почти девочка. Яркие языки пламени почти поглотили её полностью, удивительно, как она ещё не задохнулась от дыма и не умерла от болевого шока. И почему так отчётливо виднелись её слёзы, затравленный и молящий взгляд куда-то сквозь толпу теней.       Эва внимательно посмотрела в ту сторону и заметила знакомую фигуру. Он стоял спиной, вглядываясь в стенающую от боли девушку. Преодолевая удушье, сдавливающее горло всё сильнее, прошла сквозь неожиданно плотные облака чужих душ и воспоминаний. Коснуться Человека она не успела, он повернулся, демонстрируя на лице ещё одну маску, с огромным количеством мелких зубов и сверкающими жёлтыми глазами.       Эва уже почти ничего не видела, когда он схватил её за горло, темнота окончательно сожрала всё вокруг.       – Да проснись же ты! – панический голос мистера Никсона заставил распахнуть глаза и закашляться.       Он пытался расправить плотный шарф, который она вчера с вечера почему-то не сняла, и тот во время сна обвился вокруг шеи и душил. Только вот ткань натягивалась и никак не хотела отпускать из смертельного захвата. В комнату вбежала мама с ножницами, шериф быстро их схватил, перерезал ткань в одном месте и освободил Эву.       Та закашлялась, жадно глотая воздух и рефлекторно пытаясь сорвать с себя уже не стягивающий горло шарф.       – Милая, как же ты меня напугала, – мама бросилась обнимать Эву, которой сейчас было не до этого.       – Не надо, ты ей сейчас только хуже сделаешь, – вступился шериф и преградил матери дорогу. – Как можно быть такой беспечной?       – Мистер Никсон, не начинайте опять, – попросила она, утыкаясь в подушку и пытаясь справиться с болью в висках.       Похоже, пора заканчивать с посещением цирка, раз так устаёт, что мерещится всякое. Только вот как отпускать маму одну? Вдруг этот чёртов Человек в маске что-то с ней сделает?       – Ладно, выпишу тебе сегодня отгул, отдохни хоть немного, а то так до несчастного случая недолго, – шериф встал с кровати и вышел из комнаты, на ходу надевая куртку.       За окном кружились снежинки, пока было ещё слишком темно, но часы показывали шесть утра. Мама осталась, села неподалёку и погладила по голове, будто котёнка.       – Милая, ну давай ты не будешь больше так маниакально следить за мной и провожать из цирка.       – Я не хочу, чтобы ты ходила туда одна, – коротко бросила Эва, глядя на снегопад.       – Эва, ну я же не маленькая девочка, чтобы ты везде ходила со мной за ручку. И потом, что со мной там случиться на глазах у всех?       – Мама, – Эва подскочила на кровати и проникновенно посмотрела на мать. – Ты понимаешь, что он тебя чуть за кулисы не увёл на глазах у всех, а ты и не думала сопротивляться?       – Да он всего лишь маску мне хотел подарить, а ты из этого целую историю раздула, – обиженный взгляд и надутые губы свидетельствовали только об ослином упрямстве и извечной наивной вере во всё хорошее.       – Мама, – для пущего эффекта пришлось взять её за руки и пристально взглянуть в глаза. – Если ты не доверяешь мне как дочери, то, пожалуйста, прислушайся ко мне, как полицейскому.       Это хоть немного подействовало, и та кивнула, готовая выслушать дочь дальше.       – Этот человек опасен, он прекрасный психолог и, вероятно, владеет гипнозом. Иной бы не смог держать в узде уродцев с психическими отклонениями. И я не знаю, как он может его применить, для чего и зачем. И если с тобой что-то случится, доказать, что ты пошла за ним не по своей воле, будет крайне сложно. Потому прошу тебя, не ходи ты больше туда, или хотя бы не разговаривай с ним.       – Детка, – она коснулась её щеки, задержалась на отметине шрама. – Я понимаю, что после пережитого, ты во всех видишь врагов, тебе кажется, что весь мир против тебя. И в незнакомом, непонятном и любящем таинственность человеке, ты тоже видишь угрозу. Но ведь это не значит, что так и есть. То, что он заведует цирком уродов, и тебе неприятно там находиться, ещё не повод подозревать его невесть в чём. В конце концов, у многих людей можно найти и более странные хобби.       – Ты невыносима, – Эва разозлилась, в раздражении отбрасывая руку матери от лица и вставая к окну вплотную.       – Пойдёшь завтракать? – мама попыталась за обыденной заботой прикрыть повисшее напряжение и злость дочери. Но, так и не дождавшись ответа, покинула комнату.       Вскоре пальцы начало подмораживать, едва заметные щели между рамой и окном пропускали морозный воздух, и Эве пришлось отойти.       Спустилась вниз на кухню она только после того, как приняла душ и переоделась. На столе она нашла ещё теплые оладьи с джемом и записку от матери: «Приятного аппетита, дорогая».       Отсутствие ужина сказалось, и Эва набросилась на остывающую еду так остервенело, что не заметила, как съела всё до крошки. А вот что делать дальше, не имела не малейшего понятия. Свободные дни она обычно проводила с друзьями, но сейчас не хотелось никого видеть и смущать своим раздражённым видом. Все уже давно или встречались с кем-то или работали или ещё как проводили время.       Уйти в фильмы, книги и просто бездумное вглядывание в телевизор не получилось, потому она решила пройтись по улицам Сентфора.       Запасной шарф лежал не распакованным ещё со дня рождения и вот прекрасный момент его надеть. Пальто она сменила на куртку, брюки на джинсы и пошла в прачечную. Мелочь у неё была, к тому же, помимо своих вещей, взяла ещё и мамины, которая в последнее время решает провести лишний вечерний час не за журналом, а посетить жуткий цирк.       Что ж, на ближайшее время у неё есть занятие, так что можно хоть немного отвлечься от грустных мыслей. Внутри прачечной, как обычно витали запахи стирального порошка, пышели жаром сушилки и стоял постоянный гул работающих машинок. Местные домохозяйки оживлённо о чём-то шептались, полистывая журналы мод, а еле работающий телевизор за стойкой администрации бухтел выпуском новостей. Местный кабельщик, подгоняемый парнем-администратором, чинил тяжёлую коробку на кронштейне, постоянно идущую рябью и теряющую сигнал       Эва забросила вещи и уселась на протёртый диванчик, решив немного вздремнуть или же просто выйти на этот час в соседнее кафе и отрешиться от всего.       – Да, наконец-то! – послышался возглас от стойки, когда изображение в телевизоре стало чётким.       Кабельщик утёр пот и протянул листок с актом выполненных работ, но Эву уже это не волновало, больше всего её приковал голос диктора.       – И к новостям Сентфора, пять дней назад пропал без вести человек, Илиас Кардингтон, – справа появилась черно-белая фотография молодого мужчины с пышной шевелюрой и острым взглядом.       Эву передёрнуло, это же был тот самый бандит, порезавший ей лицо.       – Местным жителям он известен по прозвищу «Бурый» и являлся членом банды «Чёрные Драконы». В розыск подала его мать, которая заволновалась наутро, когда он не вернулся с работы.       Далее следовал маленький кусочек интервью с невысокой сухонькой женщиной. Она слёзно говорила, как волнуется о сыне, какой он хороший и добрый мальчик и всё, произошедшее с ним несколько лет назад – случайность и влияние дурной компании.       На этих словах свело зубы, ведь эта женщина даже не извинилась за своего сыночка, когда банда сдала его полиции и выкинула из своих рядов за беспредел. Аарона можно обвинить во многом, он вор, владелец игорного клуба. Но он никогда не продавал наркотиков, не убивал и не поощрял нападений на школьников.       Домохозяйки, сидевшие чуть в стороне, тут же заахали, сочувствуя несчастной женщине, а вот Эве её было нисколько не жаль. Может, правду говорят, что всё воздаётся? И сейчас, слушая новости и глядя на фотографию отморозка, порезавшего ей лицо и навсегда изменившего жизнь, представляла, как этот урод валяется в какой-нибудь канаве и медленно дохнет от передоза.       Закон оказался бессилен, он лишь поглумился над страданиями девочки, выпускной бал у которой был на носу. Красивое платье тогда оказалось изрезано на лоскуты и выкинуто в мусорный бак, истерики, слёзы и издевательства Адель едва не довели до самоубийства.       Когда ситуация дошла до предела, в дом неожиданно нагрянули Кэнди и Дерек. Если бы не они, если бы они не пришли тогда и не застали её в состоянии глубочайшей апатии, то Сара О'Нил перестала бы существовать не только на бумаге.       Новость изрядно подняла настроение, заставляя вольготно развалиться на диванчике и, прикрыв глаза, фантазировать. Как этот урод умирал? Сторчался, ограбили, избили, проехались на машине, замёрз пьяный? Поняла она, что ехидно улыбается только тогда, когда вынырнула из фантазий и увидела бледноватое лицо администратора. И про себя понадеялась, что тот не станет звонить шерифу.       Потому час для неё пролетел незаметно, и домой она уже направлялась в изрядно приподнятом настроении, разве что не приплясывала, как девочка. Уже развесив вещи, любопытство взяло верх. Она знала, где работал Бурый, в баре недалеко от въезда в город. Там часто собрались «Чёрные драконы», а этот парень отрабатывал перед ними долг, протирая стойку, разливая напитки и убирая бар.       Кто-то мог бы сказать, что унижения достаточно, но не Эва, которой пришлось пережить ужас неминуемой гибели, осознать никчёмность и неготовность к столкновению с настоящими чудовищами жизни. И всё-таки хотелось узнать информацию из первых рук.       Закусочная и бар была частым местом посещения не только бандитов, но и многих проезжающих мимо людей. Туда наведывались дальнобойщики, путешественники и прочие люди, впервые или по необходимости посещающие Сентфор. Может, Бурому просто надоело унижаться и он просто сбежал на попутке куда глаза глядят.       Дождавшись примерно четырёх часов, отправилась в закусочную, чтобы послушать, что говорили завсегдатаи. Конечно, идти на выход из города было далеко, но, благо, рабочий день начал у многих заканчиваться и поймать попутку не составляло труда. К тому же, её работа в полиции давала хороший бонус, её все знали и потому хотели вежливостью выслужиться, в случае непредвиденных ситуаций. Неоспоримый плюс в маленьких городках, где все друг друга знают.       Неоновая вывеска с названием едва теплилась и пара букв уже давно не горела. Потому прочитать в темноте не представлялось возможным, вывеска сейчас больше служила ориентиром и подсветкой для низенького одноэтажного здания. Чего доброго в темноте и при дожде сюда въедет какой-нибудь грузовик.       Стоило открыть двери, как её едва не снесло плотным запахом табака и дешёвого пива. Стучали кии по шарам на бильярдных столах, игроки дымили сигаретами так, что плотные клубы и не думали покидать помещение. Да, узкие форточки были открыты, но они не могли вытянуть столь плотный дым наружу.       Музыкальный аппарат распространял бодрую музыку Queen, но всё же этого было мало, чтобы выжить в этом табачном аду.       Конечно, местные завсегдатаи тут же обратили на неё внимание, но подходить и спрашивать какого чёрта она тут делает, не торопились. Все прекрасно знали, что Аарон в своё время заверил Эву в неприкосновенности. К тому же, если сейчас тут найдутся горячие головы, помимо пистолета у неё был ещё и нож, купленный почти сразу после нападения Бурого.       Просто так сидеть у стойки она не стала, слишком уж это было подозрительно. Потому заказала легкий ужин, кухня здесь на удивление вполне сносная, алкоголь пока не решилась брать, предпочитая сохранять трезвый взгляд.       Отсев за столик в ожидании заказа, заметила, как резко притихли разговоры бандитов в кожанках и с символикой китайских драконов на одежде и теле. Конечно, прийти сюда после новостей о пропаже пусть и бывшего члена банды, вопиюще, но поворачивать назад уже поздно.       Источником информации стали больше подвыпившие подруги «Драконов». Те не разделяли их склонности к тайне и тишине и потому в открытую обсуждали пропажу бармена и уборщика, делились впечатлениями о нём.       – А я говорила, что он странный, – заплетающимся языком сказала одна.       – Да ничего не странный, просто на голову обиженный, – подхватила вторая.       – Заткнитесь! – прорычал спутник одной из них.       – Ой, да ладно, может и хорошо, что он больше не будет тут работать, бывших наркоманов-то не бывает. Мало ли чего он мог нам подмешивать в коктейли.       – Да заткнись, курица!       – Ты кого курицей назвал, козёл!?       За столиком началась возня в тот момент, когда Эве принесли заказ. Кусок в горло не лез, но всё же ради прикрытия чего только не сделаешь, лишь бы не привлекать ненужного внимания.       Возня за столиком напротив прекратилась звонкими шлепками по щекам, истеричными криками подвыпивших девушек и громкими хлопками входной двери. Пустую тарелку никто не торопился забирать и Эва уже уверилась, что ничего интересного тут не узнает. Хотя, конечно, хотелось бы взглянуть в глаза обидчику и… Она не знала, плюнуть ему в лицо? Это слишком низко. Поглумиться? Посмеяться? Проявить себя высокомерно стервой?       – Исполнение ваших желаний зависит только от вас, – знакомый бархатный голос вернул из мыслей вместе со звуком поставленного на стол шота.       Густой желтоватый цвет говорил о том, что внутри был виски, но подносить к носу и узнавать наверняка не стала, во все глаза следя как напротив опускается знакомый незнакомец.       Она узнала его лишь по голосу, а ещё по чувству поднимающейся паники от одного присутствия этого человека.       Сейчас перед ней сидел привлекательный мужчина лет тридцати: высокие скулы, ровный прямой нос, серо-голубые глаза, пухлые губы. В этой закусочной он выглядел до ужаса вызывающе в отглаженной и застёгнутой на все пуговицы белой рубашке, темном пальто, брюках, отглаженными стрелками которых можно, наверное, разрезать бумагу и дорогих прогулочных туфлях.       Он поставил перед собой точно такой же шот, неотрывно следя за реакцией Эвы на его появление.       – Не боитесь, что выйдя отсюда, останетесь без дорогих шмоток? – грубо спросила она, испытывая, как и всегда, непреодолимое желание бежать от него подальше. Сейчас это мешало сделать присутствие «Драконов», которые тоже заметно напряглись при его появлении.       – Мисс О'Нил, я ведь пришёл просто поговорить, а вы снова проявляете грубость, – голос его становился медово-ласковым, отчего Эва опустила одну руку под стол и нащупала в кармане нож.       Этот жест не ускользнул от него, он быстро перевёл взгляд на спрятанную в кармане куртки руку, а потом вернул на её лицо.       – Вы меня боитесь?       – Скорее опасаюсь, эпатаж мне никогда не был по душе, – призналась она, немного расслабляя руку на ноже.       – Да, вычурность образа вам бы и не пошла, как не идёт и одежда служителя закона. Он ведь только на бумаге строг и суров, а на деле лишь слегка наказывает, как провинившегося ребёнка за разбитую игрушку, не более того.       – Вы ошибаетесь, серийные убийцы…       – А разве мы сейчас говорим о них? Закон, как вы видите, или ударит воспитательным подзатыльником или казнит топором. Нет золотой середины, нет ощущения кары, настоящей кары, страданий, которые испытывают жертвы.       – Вы пришли вступить со мной в полемику, что такое хорошо, а что такое плохо? Поздновато, я уже вышла из этого возраста.       – Но не из возраста фантазий, – на его лице заиграла загадочная улыбка, будто он поймал её за чем-то непростительным. – Позвольте задать вопрос: что вы испытали, когда суд вынес приговор тому негодяю, оставившему на всю жизнь упоминание о себе?       Эве захотелось выплеснуть виски ему в лицо только чтобы не видеть его издевательской усмешки. Он ведь почувствует ложь, увидит её, почему-то в этом сомнений не оставалось.       – Зачем это вам?       – Природное любопытство, мне нравятся интересные экземпляры человеческих пороков и тёмных копилок их душ. И, глядя на вас, я всё больше убеждаюсь, что пойти в полицию вас заставило чувство справедливости, которое вы так и не получили. Так что же вы почувствовали, когда судья вынес приговор?       – Ничего, – судя по его усмешке, примерно такого ответа он и ждал. – Пустоту.       – А ещё возмущение и гнев. Вас выводило из себя невозможность дать сдачи, ведь именно этого мы ждём от справедливости. А слепое правосудие оказалось до ужаса милостивым.       – Мне хотя бы выплатили компенсацию.       – И что же она компенсировала? Разрушенную жизнь? Девичьи мечты? – он мягким движением потянулся вперёд, упираясь локтями в столешницу. – Деньги смогли убить ваш страх перед неизвестностью, уберегли от насмешек богатой стервы-одноклассницы, или же помогли посетить выпускной бал, не стесняясь уродливого следа на лице?       – Чего вам надо? – разговор уводил в темные дебри души, задевая те струны, которых не хотелось касаться, но омут глаз гипнотизировал, а бархатный голос заставлял помимо воли говорить слова.       Она попала в капкан, но слишком поздно поняла это. Паук пока ещё давал возможность барахтаться, только это напоминало предсмертную агонию, а не путь к свободе.       – Чтобы вы поняли, какую ошибку совершили. Вы прикрылись законом, фальшивым именем и напускной злостью, в то время как внутри всё ещё сидит напуганная девочка и ей нужна забота.       – Уж не ваша ли? – ехидный смешок ненадолго прорвал эту пелену гипноза.       Директор цирка расслаблено откинулся и взял в руку шот.       – Вы не будете?       – А вдруг вы меня решили отравить?       – Чтобы потом завтра все полицейские Сентфора обыскивали мой цирк, пугая артистов? А, поскольку я буду последним, кто вас видел, то обязательно стану первым подозреваемым. Впрочем…       Он поменял шоты местами, отдав ей свой, а себе забирая её.       – Так вы будете чувствовать себя в большей безопасности?       – Рядом с вами – нет.       – Полно. Неужели, вам не было приятно узнать, что обидчик ваш пропал? – слова легко слетели с губ, мигом снова приковав внимание Эвы к собеседнику.       Он умело управлял её поведением, кукловодом ведя разговор в нужное ему русло, добиваясь только одному ему понятных целей.       – С каким упоением вы представляли, как его переехал грузовик или как он захлёбывается в канаве от дозы наркотика. Или вам больше было по душе, как его кто-то ограбил и медленно забил до смерти в той самой подворотне, куда он затащил вас столько лет назад?       – Заткнись! – она резко подалась вперёд, ударила по столу, расплескав немного виски.       Гнев готов был вырваться наружу, затопить всё вокруг в кровавой пелене, лишить тело контроля разума и выпустить на свет собственное чудовище, что все эти годы жаждало напиться страданиями причинившего ему боль.       – Вот теперь я вижу вас настоящую. И знаете что? – он приподнял вверх рюмку с виски и полушёпотом закончил: – Мне это нравится.       Директор цирка опрокинул в себя рюмку, скривился, выдохнул и тут же просиял.       – А тут, правда, хороший алкоголь, главарь бандитов не скупится.       – Убирайтесь, и я больше не хочу вас видеть никогда.       – Как я уже говорил, исполнение ваших желаний зависит только от вас самой.       Он встал с места, попрощался и пошёл на выход из заведения. Бандиты проводили его долгими взглядами, кто-то даже вышел следом, чтобы пощипать гостя в дорогом наряде. Эва не сомневалась, что они его быстро потеряют в темени, не смогут найти, если конечно, он сам этого не захочет.       Полная рюмка стояла на столешнице, девушка взяла её и выпила одним быстрым глотком. Горючая жидкость обожгла горло, заставила слезиться и без того слезящиеся от табачного дыма глаза.       Эве даже показалось, что Человек в маске засмеялся и одобрительно кивнул на этот жест, будто надеялся, что она поступит именно так. Чудовище внутри заворочалось, разбуженное ехидными и колкими речами этого манипулятора и, быстро глянув на настенные часы, сорвалась с места, направляясь в цирк.