The Boy from Beauxbatons (Шармбатонец)

      Как только задание было выполнено и зрительские трибуны еще толком не разошлись, Ремус украл из своего общежития мантию-невидимку и пробрался в Больничное крыло. Сириуса только что доставили в больничное крыло, и он лежал без сознания на самой дальней кровати за занавесками.       Там было еще много людей из министерства, но мадам Помфри запретила всем им подходить к кровати Сириуса. Ремус проскользнул за занавески и сел на свободный стул, пока Помфри накладывала исцеляющие чары, которые, как Ремус знал, были гораздо мощнее, чем те, что могут понадобиться большинству людей за всю их жизнь. Заклинание было довольно мощным. Оно покрывало тело Сириуса волнами голубого света. Магия исцеления была настолько близка к оживлению, насколько это вообще возможно. Ремусу в его жизни, полной переломанных костей и глубоких ран, никогда не требовалось ничего подобного.       В конце концов, мадам Помфри вернулась к другим пациентам, и Ремус остался наедине с телом Сириуса. Тот был совершенно спокоен, с той красотой, о которой магглы пишут детские сказки. У него было такое лицо, с которого люди пишут портреты и выставляют в музеях.       Ремус не знал, как отреагирует на него Сириус, когда проснется. Да и какое лицо Сириуса он вообще увидит? Очаровательного мальчика, только что сошедшего с кареты из Франции? Возлюбленного, который называл его нежными прозвищами в темноте ночи? Или он получит мальчишку, который стоял в темном коридоре и разбивал ему сердце?       Сириус издал протяжный стон и потер глаза тыльной стороной ладони. Сегодняшний день был так близок к судному дню, как Ремус не чувствовал никогда.       — Привет, — сказал Ремус, стаскивая с себя мантию.       Сириус повернул голову и одарил его несдержанной улыбкой:       — Привет, — прошелестел его голос. Он вздрогнул, когда заговорил. Его горло, без сомнения, саднило от крика.       — Как ты себя чувствуешь? — спросил Ремус, осматривая тело Сириуса на предмет видимых шрамов, но его кожа была словно фарфор — чистейшая.       — Зудит всё, — ответил Сириус. — Но нормально. А ты? — Взгляд Сириуса упал на лицо Ремуса, на нем было написано беспокойство.       — О, я в порядке. Он не достал меня, — сказал Ремус. Его голос прервался, когда в голове пронеслись события этого дня. Сириус, похоже, думал о том же, потому что протянул руку, почти как для того, чтобы взять руку Ремуса.       Но тут занавес раздвинулся, и Сириус мгновенно отдернул его. Мадам Помфри стояла в прихожей, глядя между ними двумя.       — Честно говоря, я не знаю, кого еще мне следовало ожидать, — сказала она, впиваясь взглядом в глаза Ремуса. — А теперь позвольте мне взглянуть на вас.       Ремус терпеливо сидел, пока мадам Помфри брала у Сириуса всевозможные анализы, с которыми Ремус после семи лет полнолуний был хорошо знаком. Мадам Помфри поставила на стол зелье, которое, как знал Ремус, на вкус было как грязь, но в результате позволяло чувствовать себя лучше, а не в пяти шагах от смерти.       Сириус отпил и скорчил гримасу абсолютного отвращения, над которой Ремус не мог не хихикнуть.       — Не смейтесь надо мной, я ранен, — надулся Сириус.       Мадам Помфри только покачала головой.       — Будь благодарен этому мальчику. Он спас тебе жизнь.       — Правда? — поддразнил Сириус, и в его тоне было нечто непринужденное.       — Что было последнее, что вы помните, мистер Блэк? — Мадам Помфри спросила это небрежно, но, похоже, она тоже уловила суть.       — Ну, мы были на корабле Дурмстранга и только что закончили драку с Игорем, и тут раздались голоса, самое прекрасное пение, которое я когда-либо слышал, а потом… — Сириус замолчал, словно перебирая в уме воспоминания, — После этого все стало размытым. Я был наверху, кажется, на палубе, но я не могу вспомнить ничего, кроме голосов.       Ремус резко выдохнул.       — О, Боже, — сказала мадам Помфри.       Сириус посмотрел на них обоих.       — А что? Что случилось? — его голос был таким живым, и Ремус ненавидел, что ему придется присутствовать при его исчезновении.       — Может, сохранилась какая-нибудь запись или что-то еще, что мы могли бы ему показать? — спросил Ремус у мадам Помфри.       — Не думаю. Трансляция вообще была очень экспериментальной. Но я могу принести омут памяти, если вы не против.       Ремус глубоко вздохнул. Он не знал, сможет ли он пережить это снова. Сможет ли он провести Сириуса через этот проклятый корабль, услышать его истошные крики, снова увидеть кровь.       Сириус смотрел между ними, как потерянный ребенок.       — Что ты хочешь мне показать?       — Задание, — сказал Ремус. Он читал, что передача воспоминаний в омут памяти заставляет того кто отдаёт их, почувствовать себя легче, менее отягощенным всем этим. Он в этом он нуждался. Кроме того, Сириус заслуживал того, чтобы знать.       — Хорошо, принесите Омут памяти, — сказал Ремус мадам Помфри, и она быстро вышла из импровизированной комнаты.       — Что ты собираешься мне показать? — спросил Сириус.       — Ничего хорошего, — ответил Ремус.

-

      Ремус не присоединился к воспоминаниям Сириуса. Пережить это единожды было более чем достаточно. Вместо этого он терпеливо ждал, пока Сириус исчезнет в каком-то нереальном месте.       — Как ты, Ремус? — спросила мадам Помфри. Она стояла рядом с кроватью Сириуса, терпеливо ожидая его возвращения из воспоминаний.       Первым побуждением Ремуса было ответить, что он в порядке, что физически все в порядке. Но он уже проделывал этот танец с Помфри раньше; он знал, что она требует большего. И если Ремус говорил правду, он не был в порядке.       Не только сегодня, но и последние несколько месяцев Ремус чувствовал себя так, словно что-то глубоко внутри него наконец-то сломалось, и он падал в свободное падение через горе, войну и неоспоримое чувство, что в ближайшее время все может быть не в порядке.       — Я… — начал Ремус, но не мог найти слов, чтобы закончить предложение. — Я жив, — сказал он наконец, потому что это было единственное, в чем он мог быть уверен.       Мадам Помфри посмотрела на него с материнским пониманием, от которого Ремусу захотелось оказаться в объятиях матери. — Иногда, дорогой, это все, чем мы можем быть.       Ее мягкие слова сломили Ремуса. В них была доброта, которую он не позволял себе чувствовать. Он почувствовал, как слезы жгут глаза, но тут же смахнул их. Если он начнет плакать сейчас, то уже никогда не сумеет остановиться.       — Это были ужасно трудные несколько месяцев, — снова сказала мадам Помфри. — Больше всего для тебя. Боюсь, что с тем, как развивается мир, в ближайшее время легче не станет.       Это была та мадам Помфри, которую Ремус любил — добрые слова, но без ложных утешений. Она была честной и стойкой. После многих лет, когда взрослые лгали ему и боялись того, кем он стал, Ремус всегда восхищался тем, что Помфри обращалась с ним как с настоящим человеком.       — Я не знаю, что мне делать, — признался Ремус. — Ни с войной, ни с реестром, ни даже когда я закончу школу. Вот почему мне нужно победить. Мне нужны эти 1000 галлеонов, потому что у меня нет других вариантов.       — Ты будешь делать шаг за шагом, Ремус. Это то, что мы все будем делать.       Мадам Помфри не была его матерью. Ремус знал это. Но в Хогвартсе она была самым близким человеком, который у него был.              — Спасибо, Поппи, — тихо сказал Ремус.       Мадам Помфри лишь улыбнулась ему.       — Конечно, мой мальчик.       Прошло немного времени, когда Сириус вернулся в себя, выглядя диким и запаникованным. Он обвел взглядом комнату, словно пытаясь сориентироваться, и его дыхание стало учащенным.       Мадам Помфри немедленно оказалась рядом с ним, положив руку на его руку.       — Спокойно, мальчик, спокойно. Дыши со мной.       Сириус сделал глубокий вдох, а затем в ужасе повернулся к Ремусу.       — Как ты это сделал? Как ты все это видел и потом просто продолжал идти?       Ремус просто пожал плечами.              — У меня не было выбора. Испытание не закончилось бы, пока последнее задание не было бы выполнено.       — Какого хрена? — выдохнул Сириус. — Нет, правда, какого хрена? Кто позволил этому случиться?       — Вы задаете вопросы, о которых думаем мы все, — сказала мадам Помфри. Она еще раз осмотрела тело Сириуса, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, а затем посмотрела в глаза Ремусу. — Я оставлю вас наедине.       Ремус пробормотал «спасибо», когда она ушла, и они остались вдвоем: Сириус смотрел на Ремуса, словно тот был призраком; Ремус смотрел на Сириуса, словно тот был чудом.       Сириус протянул руку, и Ремус мгновенно взял ее. Сириус пристально смотрел на Ремуса.       — Спасибо, — сказал он, и Ремус понял, что никогда в жизни не говорил ничего более значимого. — Ты спас мне жизнь, Ремус.       Его слова были слишком тяжелыми, слишком искренними. Ремус знал, что это настоящий Сириус — без стен, без скрытых намерений — и от этого становилось еще тяжелее. Как Ремус должен был справиться с осознанием того, что он спас Сириусу жизнь? Как он должен был справиться со всем этим?       — Ты бы сделал то же самое для меня, — ответил Ремус, потому что это казалось правильным. Не существует руководства, как вести себя с бывшим после того, как ты спас его от смерти.       Однако пальцы Сириуса по-прежнему переплетались с пальцами Ремуса, и по какой-то причине слово «бывший» больше не казалось правильным.       В конце коридора раздался стук в дверь — такой громкий, что заставил вздрогнуть и Ремуса, и Сириуса. Ремус услышал быстрые шаги мадам Помфри, которые эхом разнеслись по коридору.       Он не расслышал, что она сказала, но ответ прозвучал по Больничному крылу так высоко, словно мог разбить стеклянные окна за ними.       — У моего мужа завтра утром запланированы важные дела, не то чтобы вы это могли понять, Поппи. Впусти нас.       Сириус мгновенно отдернул руку, так как все его тело напряглось от голоса женщины.       — Тебе нужно спрятаться. Сейчас же, — его голос был поспешным и наполненным отчаянием.       Ремус не стал задавать вопросов. Он просто натянул на себя мантию-невидимку и забрался на подоконник, пока Сириус сидел прямо на больничной койке. Споры за дверью продолжались, но женщина, похоже, не собиралась отвечать отказом.       В коридоре раздался хор шагов — резкий стук каблуков о камень и тяжелые шаги еще нескольких человек. Всю дорогу мадам Помфри кричала, что им нельзя здесь находиться.       Занавеска на кровати Сириуса с силой распахнулась, и за ней стояла семья — высокая женщина с выразительными скулами и усыпанной драгоценностями шеей, мужчина пониже ростом, одетый в деловой костюм с мрачным выражением лица, а за ними обоими, делая вид, будто он может спрятаться в тени, стоял Регулус Блэк.       — Ну, вот ты где, — выплюнула женщина, и Ремус увидел, как Сириус чуть не вздрогнул.       — Мэм, вам нельзя здесь находиться. Сириусу нужен отдых, — мадам Помфри защищала его, стоя у рамы занавеса.       — Все в порядке, мадам Помфри, — сказал Сириус голосом, который Ремус уже успел узнать — холодная, отстраненная сталь Сириуса Блэка.       Мадам Помфри не казалась заинтересованной в том, чтобы уйти, но в конце концов она вздохнула и села в дальнем углу комнаты, не слишком тонко наблюдая за ними.       — Вейлами одураченный? С предателем крови сотрудничаешь? Это тот сын, которого мы вырастили? Так вот как наследник Блэков представляет наш дом? — каждое обвинение пронзало Сириуса, как нож.       — Я только пытался… — начал защищаться Сириус, но мать прервала его.       — Разве я разрешала тебе говорить? — ее голос был злобным. Сириус только покачал головой и опустил взгляд. Ремус никогда не видел, чтобы он уступал в чем-либо. — Ты — позор всего Волшебного мира. Ты позор для нашей семьи, для твоего отца, для меня. Как Регулус должен ходить по этим коридорам, когда вся школа знает, насколько жалок его старший брат?       Регулус склонил голову, подчеркнуто не глядя в сторону Сириуса. Казалось, он хотел быть здесь еще меньше, чем его отец.       — Что я должна сказать своим друзьям? Что я скажу твоим кузинам? Ах да, это же мой сын, тот самый, который превращался в хнычущего идиота при первых признаках неприятностей. Это он гладит единорога, пока сын Каркарова сражается на мечах. Ты не только себя выставил дураком, но и меня.       Наступила долгая пауза, пока слова заполняли неподвижный воздух. Его мать снова открыла рот.       — Ну? Что ты можешь сказать в свое оправдание? — её голос был ожидающим и грозным.       — Мне очень жаль, мама, — проговорил Сириус. Он все еще не поднимал взгляда от своих рук.       — Как и должно быть. — она выплюнула эти слова на него, как яд. Его мать подняла руку, и тогда Ремус увидел это: Сириус вздрогнул от движения матери. — О, возьми себя в руки. Мы на людях, — огрызнулась она, как будто это Сириус вел себя здесь нелепо.       — Простите, мама, — снова заговорил Сириус.       — Но не забывай. В следующий раз, когда ты вернешься домой, тебя будут ждать последствия того, как ты вел себя сегодня. Ты явно ничуть не изменился с Рождества, — и затем она наклонилась к уху Сириуса, чтобы остальные не могли подслушать. Но Ремус мог, она была всего в нескольких дюймах от его укрытия. — И на этот раз я не позволю Регулусу остановить меня.       Его мать повернулась на пятках и вышла. Его молчаливый отец не отставал. Регулус колебался. Сириус поднял голову и встретился с глазами Регулуса.       — Если бы ты ушел, — сказал Регулус. — Я бы простил тебя.       — Регулус! — крикнула их мать, и Регулус исчез в коридоре.       Как только дверь закрылась, Сириус испустил дрожащий вздох и провел рукой по волосам. Ремус снял плащ и осторожно спустился с подоконника.       Сириус подпрыгнул на фут в воздух, когда посмотрел на него.       — Черт, Ремус. Я забыл, что ты здесь.              — Да, я здесь, — осторожно сказал Ремус.       Сириус выпустил беззлобный смешок.       — Ну, вот ты и познакомился с моей семьей.       — Мне так жаль, Сириус, — начал говорить Ремус, но Сириус поднял руку, чтобы прервать его.       — Мы можем не говорить об этом, пожалуйста? -его умоляющий голос прорвался сквозь слова Ремуса. Он хотел лишь защитить Сириуса от всего этого. Он хотел забрать Сириуса к себе домой. Он хотел настигнуть родителей Сириуса и заставить их заплатить за все, что они когда-либо с ним сделали.       — Хорошо, — мягко сказал Ремус. — Хочешь, чтобы я ушел?       Сириус покачал головой.       — Не мог бы ты… Не мог бы ты лечь со мной, пожалуйста?       Это была грань, которую они не должны были переступать, которая была далеко за пределами приятельских отношений или даже дружбы. Но не это ли это было? Не было ли все это причиной того, что они не смогли? Разве они уже не прошли через это?       — Конечно, — сказал Ремус, и Сириус подвинулся, чтобы Ремус мог лечь рядом с ним.       Ремус тут же обхватил Сириуса за талию, и Сириус прижался к нему. Здесь было безопасно, знакомо, тепло и именно то, в чем они оба нуждались.       Он знал, что они не должны этого делать. Он знал, что мадам Помфри должна его выгнать. Но после событий этого дня она закрыла на это глаза, и Ремус тоже.       Он позволил им побыть вдвоем. Он позволил себе просто обнять Сириуса. Он позволил их пальцам сцепиться, а волосам Сириуса щекотать его подбородок. И когда Сириус разразился тихими рыданиями, он позволил себе обнять его еще крепче и прошептать ему нежно что «все будет хорошо», позволив себе притвориться, что он не лжет.

-

      Ремус покинул больничное крыло ранним утром, отцепив свои конечности от все еще спящего Сириуса. Он подумывал оставить ему записку, но не был уверен, в каком положении они сейчас находятся. Он вообще не вполне уверен, что бы он мог написать.       Поэтому вместо этого он молча ушел и исчез в коридорах Хогвартса, пока не добрался до своего общежития как раз в тот момент, когда первые лучи солнца начали проникать через окно.       Он тихо закрыл за собой дверь и оглядел комнату. Питер и Джеймс крепко спали в своих кроватях, но, к удивлению Ремуса, Лили тоже была там, пристроившись под рукой Джеймса. Они выглядели совершенно очаровательно, прижавшись друг к другу, даже если это было в комнате общежития Ремуса.       Ремус пробрался обратно в свою кровать так тихо, как только мог, но ему не удалось предотвратить шорох простыней, когда он забрался обратно. С другого конца комнаты он увидел, как Лили подняла голову с руки Джеймса, и услышал шепот:       — Он вернулся, Джеймс.       Лили снова посмотрела в его сторону, и он слабо помахал ей рукой. Она устало улыбнулась и поднялась на ноги, несмотря на ворчание Джеймса рядом с ней.       — Как ты себя чувствуешь, Ремус? — спросила она мягко, ее голос мягко разносился по залитой солнечным светом комнате.       — Я устал, — пожал плечами Ремус. Он знал, что это не тот ответ, который она искала. Он знал, что она спрашивает о задании. Но Ремус не мог думать ни о чем подобном.       — Где ты, блядь, был? — спросил Джеймс, потирая рукой глаза.       — В Больничном крыле, — ответил Ремус.       — Что? — резко спросила Лили. Ее голос был гораздо более бодрым, чем несколько минут назад.       — Расслабься, это была просто мера предосторожности, — соврал Ремус. Он не собирался говорить им, что провел ночь с Сириусом. Ему не нужна была эта лекция.       — О, Ремус вернулся, — сказал Питер, проснувшись.       — Утречка, Пит, — помахал рукой Ремус.       Питер громко зевнул.       — Нужно было видеть Джеймса прошлой ночью. Он вчера весь извелся, метался взад-вперед, как встревоженная мамаша. Он не разрешал нам ложиться спать, пока ты не вернешься домой.       Ремус закатил глаза.       — Нет, ты серьёзно, Сохатый? Я же в порядке.       — Если ты думаешь, что после того, как я был твоим лучшим другом семь лет, я хоть на секунду поверю в это, Лунатик, — сказал Джеймс.       Ремус вздохнул. Иногда он ненавидел то, как хорошо его знают друзья.       — Я просто хочу оставить все это в прошлом.       — Ты никогда не говоришь с нами о таких вещах, — сказала Лили.       — Может быть, я не хочу говорить об этом, — тон Ремуса был резким, но он устал от этих вопросов.       — Ты не можешь держать все это в себе, приятель. Это вредно для здоровья, — сказал Джеймс.       — Да, но смотреть, как твоего бывшего парня чуть ли не убивают на твоих глазах, тоже не совсем полезно для здоровья, но тем не менее мы только этим тут и занимаемся, — огрызнулся Ремус.       — Полегчало? — спросил Джеймс.       — Не-а, — проворчал Ремус. Он повернул голову к подушке, пытаясь отгородиться от всего мира. Он хотел, чтобы они оставили его в покое. Он хотел притвориться, что этого никогда не было. Он хотел притвориться, что это был обычный год, что он был обычным студентом и что весь мир не развалился к чертям собачьим.       Лили спустилась и села рядом с ним на кровать.       — Мы так волновались, Ремус. Было просто ужасно наблюдать за всем и быть совершенно беспомощными. А когда ты не вернулся прошлой ночью… Да черт возьми, Ремус, мы думали, что тебя прокляли или еще чего похуже.       — Я просто хочу побыстрее избавиться от этого дерьма, — пробормотал Ремус, поворачиваясь лицом к Лили.       — Я знаю, Ремус. Знаю, — сказала Лили. — Мы тоже хотим, чтобы все это закончилось.       Ремус действительно был измотан, и когда Лили начала поглаживать ему спину, он почувствовал, что его веки начали опускаться.       — Я пойду спать, — пробормотал Ремус. Он чувствовал, как края сознания начинают покидать его.       — Все в порядке, — сказала Лили. — Мы еще поговорим утром.

-

      Остальная часть гриффиндорского стола за завтраком была совершенно вне себя от ярости.       — Нет, иначе зачем Дамблдору соглашаться на это гребаное задание, если он знал о потенциальной опасности? — Мэри практически кричала.       — Зачем он вообще согласился на турнир? — добавила Марлин. — Разве Лили не говорила, что люди умирали во время заданий?       — Так и происходило, — согласилась Лили.       — Я поражен, как они смогли поймать полноценного единорога, — сказал Питер.       — Зачем вообще нужен был единорог? Почему они не могли просто спрятать где-нибудь волос единорога? — Мэри продолжала свою тираду.       — А что это было за странное зеркало в конце? — спросил Джеймс. Ремус просто пожал плечами и позволил дискуссии продолжаться.       — Это даже не похоже на препятствие, — сказала Марлин. — Просто какое-то старое зеркало?       — Это должно быть какое-то заколдованное зеркало, потому что Ремус долго смотрел на него, — сказала Лили.       — А Ремус ненавидит зеркала, — добавил Питер.       Все взгляды за столом были обращены к Ремусу, ища какого-то объяснения. Но у Ремуса его не было. Он не знал, почему в зеркале не было точного отражения. Он не знал, почему он так долго стоял перед ним и почему ему казалось, что это целое испытание — просто отойти от своего отражения.       — Я точно не понял, что это было, — сказал Ремус. — Но это было чертовски странно.       — Интересно, оно все еще на корабле Дурмстранга? — спросила Лили.       Глаза Джеймса стали яркими.       — Пора грабить?       Мэри закатила глаза.              — Я думала, ты зарекся от розыгрышей.       — Это будет не розыгрыш. Это будет ограбление, — поправил Джеймс.       Лили закатила глаза и поймала взгляд Ремуса, который покачал головой.       — Я накладываю вето на ограбление, — сказал Ремус. — Мне хватило и одного раза.       — Я сомневаюсь, что они хранят его там, — сказала Лили. — Возможно, это собственность министерства или что-то в этом роде.       В этот момент в Большой зал влетели совы и начали сбрасывать копии «Ежедневного пророка» на каждый стол. Джеймс бросился за своим, пока не пролился его тыквенный сок. Как только он прочитал заголовок, его лицо исказилось в замешательстве, а затем в ярости.       — Что? Что там написано? — спросил Ремус.       Джеймс перевернул газету, и весь стол собрался вокруг, чтобы прочитать заголовок:        — Кровавый, кровавый Хогвартс.       — Чемпион Хогвартса, Ремус Люпин, выиграл второе задание Турнира Трех Волшебников в кровавой схватке с Сириусом Блэком из Шармбатона и Игорем Каркаровым из Дурмстранга, — прочитала вслух Лили. — Задание, состоявшее из совместных поисков сокровищ между чемпионами, пошло совсем не по плану. Единороги, вейлы и кровопролитная битва, которая держала зрителей на пике интереса.       — Что ж, я рад, что хотя бы зрителям было интересно, — пробормотал Ремус.       В статье был раздел, посвященный каждому чемпиону — «Злодей из Дурмстранга», «Любовник из Шармбатона», и целая страница была посвящена Ремусу, но Лили отказалась читать вслух. Она просто торопливо передала газету Ремусу.       В верхней части страницы красовалась надпись: «Ремус Люпин — чемпион или обманщик?». Он пролистал статью, в которой Рита Скитер без обиняков заявляла, что Ремус Люпин обманул всех, потому что на него совершенно не подействовал призыв Вейлы.       Мало того, Скитер обратила пристальное внимание на якобы агрессивные наклонности Ремуса — его крики на камеры, его драку с Игорем, то, как он избивал его до потери сознания. Скитер проигнорировала все нежные моменты задания — его и Сириуса с единорогом, защиту единорога от Игоря, спасение жизни Сириуса.       Это выводило из себя. Это было унизительно. Но более того — это было ожидаемо. Ремус был полукровкой против двух чистокровных, в мире, который все чаще находил проблемы между этими двумя слоями населения.       Ремус закрыл газету и передал ее обратно Лили, не дочитав статью до конца.       — Так, я всё, — сказал он. Прожив более десяти лет в качестве оборотня, Ремус привык слышать чудовищные неверные толкования своего характера. Раньше он расстраивался из-за этого. Теперь же он просто оцепенел.       Никто ничего не сказал, газету молча передавали по столу. Лица людей менялись от явного отвращения до молчаливой ярости.       Ремус просто продолжал есть свой завтрак. Если весь волшебный мир считал его каким-то жестоким обманщиком, то так тому и быть. Пусть будет так, еще одно пятно на куче дерьма, которым была его жизнь?

      -

      Прошло еще два дня, прежде чем Сириусу разрешили покинуть Больничное крыло. Ремус навещал его после уроков, приносил еду из кухни и рассказывал Сириусу все о своем дне и последних хогвартских сплетнях.       Сириус был измотан почти до предела: он закрывал глаза, но все равно задавал уточняющие вопросы. Заклинание, которым его ударил Игорь, не могло полностью зажить, а зелья, которые дала ему мадам Помфри, высасывали из него всю энергию.       Именно поэтому Ремус так удивился, услышав однажды поздно вечером голос Сириуса, проникающий в его зеркало. В тот день Сириус вышел пораньше, но Ремус предполагал, что он проспал всю ночь.       Ремус, с другой стороны, не мог заснуть — никогда не мог, — поэтому он отправился на эту лесную поляну, чтобы потренировать свои чары Патронуса.       — Ремус… Ремус, — прошептал слабый голос из его сумки. Ремус взял за привычку держать при себе зеркало. Он даже не знал, зачем он это делает, просто без него он чувствовал себя не в своей тарелке.       Ремус копался в сумке, пока не нашел зеркало.       — Привет? — спросил он отражение темных стен.       С той стороны послышался шорох, и Сириус схватил зеркало. Его лицо появилось в поле зрения — ярко-голубые глаза и беспорядок черных волос, теснящихся в рамке зеркала.       — Ремус! — прошептал он с улыбкой на лице. — Что ты сейчас делаешь?       Его голос был таким бодрым, какого Ремус не слышал уже несколько месяцев. Его организм не был замутнен выпивкой. Он казался таким же светлым и чистым, каким был в их первую встречу.       — Я отрабатываю кое-какие заклинания в лесу. Хочешь присоединиться ко мне?       — Я уже иду, — не было ни секунды колебаний с его стороны.       Немного поплутав, Сириус появился на краю поляны через десять минут. Ремус не мог не заметить, как засветилось его лицо при появлении Сириуса. Как будто задание расставило все по своим местам, и они могли притвориться такими же яркими и свободными, как раньше.       — Привет, — сказал Ремус в знак приветствия и постарался, чтобы это не прозвучало как «Я все еще люблю тебя».       — Привет, — ответил Сириус, с нежностью произнося слова, когда он присел рядом с Ремусом на камень. — Над чем ты работаешь?       — Над чарами Патронуса, — Ремус положил свою руку на руку Сириуса, но Сириус не отстранился.       — Мерлин, для какого урока это?       — О, я учусь этому по собственному желанию.       Сириус покачал головой, издав легкий смешок.       — Ну ты и задрот.       — Ну, у одного из нас должны быть мозги, — сказал Ремус, не думая, не вспоминая, существовали ли вообще «мы».       Но Сириус, казалось, даже не заметил его промашки. Вместо этого он смотрел на ночное небо между ветвями деревьев. Сириус переплел их пальцы. Некоторое время они молчали, что не было редкостью для их поздних ночных свиданий.       — Я подумываю о побеге, — сказал Сириус, наконец нарушив тишину.       В его словах не было ни капли юмора. Все прежние теплые шутки были забыты. Было ясно, что это уже давно тяготит его.       — О, — сказал Ремус. — Куда собираешься идти?       Сириус испустил долгий вздох.        — Я не знаю. Моя кузина Андромеда сбежала несколько лет назад, вышла замуж за магглорожденного. Мы поддерживаем связь — не то чтобы моя семья знала. Они бы убили меня, если бы узнали, — Сириус выпустил беззлобный смешок. — Но я не хочу оставаться с ней подолгу, вдруг моя семья придет за мной. У нее есть ребенок, и я не хочу подвергать их опасности.       Ремус подумал, что для восемнадцатилетнего подростка беспокоиться об этом — слишком уж много. Но Волшебный мир стоял на пороге войны, и они больше не могли быть детьми.       — Мой дядя Альфард оставил мне немного денег, может быть, хватит на квартиру или что-то в этом роде. Но я не знаю, как-то ужасно одиноко всё это звучит, — Ремус мог себе это представить — Сириус один в пустой квартире, без мебели и без любви.       — Тебе не придется быть одному, — сказал Ремус. Он знал, что переходит черту, предлагая совместное будущее, когда на прошлой неделе Сириус не хотел с ним разговаривать. Но Ремус ничего не мог с собой поделать.       Сириус сжал их руки вместе.       — Звучит неплохо, — он замолчал еще на одно долгое мгновение, прежде чем снова заговорить. — Я ужасно боюсь оставлять Регулуса. Я не хочу, чтобы они сделали с ним то, что сделали со мной.       Ремус хотел задать вопрос из собственного болезненного любопытства, чтобы узнать, из какого именно дома убегает Сириус. Но он видел ту поднятую на него руку. Он видел, как Сириус тогда вздрогнул. Он знал достаточно.       — Я не очень хорошо знаю Регулуса, — сказал Ремус. — Но мне кажется, что с ним все будет в порядке. Он гораздо лучше вписывается в культуру чистокровных.       — Не всегда, — сказал Сириус. — Раньше мы были партнерами по преступлению, вообще-то. Мы наводили ужас на нашу бедную матрону, — на его губах даже появился след улыбки.       — Что случилось?       — Я пошел в школу. Он понял, что не осталось никого, кто мог бы защитить его от последствий. Когда я вернулся, он был уже другим человеком.       — Не пойми меня неправильно, Сириус, но похоже, что ты оставил его давным-давно. Он научился справляться сам.       — Ты прав, — Сириус повернулся, чтобы посмотреть на него. — Я не знаю, почему это так трудно. Они ужасно ко мне относятся.       — Они все еще твоя семья. Они тебя вырастили. Даже если ты их ненавидишь. Даже если ты отвергнешь все, что они тебе дали, даже если ты никогда больше не будешь с ними разговаривать, какая-то часть тебя всегда будет оплакивать семью, которой у тебя никогда не было.       — Я ненавижу их, я ненавижу их, я ненавижу их, — Сириус произнес это как брань. — Так почему же я все еще жду, что они изменятся?       — Потому что они твои родители, и ты хочешь, чтобы они любили тебя, даже если знаешь, что они не умеют.       — Если я убегу, тихо уйти не получится. У меня будет мишень на спине до конца жизни. Я стану врагом для всего мира чистокровных.       Ремус просто сжал его руку.       — Вступай в клуб.

      -

      На следующий день за обеденным столом Ремус получил письмо с просьбой явиться в кабинет Дамблдора сразу после трапезы.       До этого Ремус бывал там всего несколько раз — когда пранк проваливался. Но Мародеры не устраивали розыгрышей уже несколько месяцев, а Ремуса вызывали одного. Он мог только предполагать, что это какая-то штука с оборотнями, и от этого ему еще меньше хотелось туда идти.       Тем не менее, он подтащил себя к статуе горгульи и прошептал ей на ухо пароль на конфетную тему. Когда он вошел в кабинет, профессор Дамблдор сидел за своим столом, торопливо выводя буквы, которые несколько сов взяли на лапки и вылетели в окно.       — Мистер Люпин, — спокойно поприветствовал он, несмотря на ажиотаж. — Я рад видеть, что вы получили мою записку.       Ремус беспокойно переминался на ногах.       — Да, профессор, — ответил он. Он прекрасно понимал, насколько велика власть Дамблдора в этой школе.       — Вы прекрасно справились со вторым заданием. Должен сказать, я не ожидал, что все обернется настолько мрачно. Ваша человечность и храбрость проявились во всем великолепии. Вы хорошо представили Хогвартс.       — Спасибо, профессор, — сказал Ремус. Он очень старался смотреть Дамблдору в глаза.       — Я должен спросить, мистер Люпин, они разрешили вам оставить ваше зеркало?       — Да, профессор.       Зеркало по-прежнему лежало в его сумке на боку, но он не вынимал его на случай, если Дамблдор захочет забрать его себе.       — Как я и боялся, — ответил Дамблдор и сел обратно в кресло.       — Простите, профессор. Я не совсем понимаю.       — Если они позволили Вам оставить зеркала, то Игорь, несомненно, тоже оставил себе трофеи: меч из лучшего гоблинского серебра и множество бутылок с кровью единорога.       Понимание этого осенило Ремуса с привкусом горького ужаса.       — Вы знаете, для чего используется кровь единорога, мистер Люпин?       Ремус покачал головой.       — Бессмертие, — ответил Дамблдор. — Те, кто пьет кровь единорога, могут исцелиться от любой раны, какой бы смертельной она ни была. Но это дается страшной ценой — за убийство существа, столь чистого и беспомощного, пьющий, как говорят, проклят на половину жизни. Это поистине жалкая участь, на которую решаются только самые отчаянные волшебники.       — Сами-Знаете-Кто, — почти непроизвольно произнес Ремус.       Дамблдор кивнул.       — Его силы растут с каждым днем, как и его жестокость. По последним данным, он объединился с Великанами и Оборотнями — особенно с Фенриром Сивым.       Ремус почувствовал, как его желудок уходит из-под ног.       — Сивый не пытался связаться с Вами, так ведь?       Ремус покачал головой.       — Я никогда не встречал его с тех пор… Как вы думаете, он будет искать меня?       — Я думаю, он попытается завербовать Вас, Ремус. Оборотням, как Вы знаете, не очень-то повезло в Волшебном обществе. Многие из них уже стали врагами Министерства. Волдеморт пообещал им лучшую жизнь, где они не будут прятаться на задворках.       Мысли Ремуса вихрем пронеслись в голове. Сивый охотился за ним. Волдеморт охотился за ним. Оборотни ополчились на Министерство. Сам Ремус не особенно любил Министерство, но вступать в союз с Волдемортом? Убивать ради него невинных магглов? От этого Ремуса бросало в дрожь.       — Хотя Ваш статус в Хогвартсе хранится в тайне, нет сомнений, что Сивый и его стая знают, что Вы были обращены. Учитывая Ваш новообретенный статус знаменитости, они также точно знают, где Вы находитесь.       Ремус быстро вскинул голову, чтобы встретиться с нечитаемым взглядом Дамблдора.       — Я буду в безопасности в Хогвартсе, верно? Вы защитите меня?       — А вы хотите, чтобы вам обеспечили защиту? — голос Дамблдора не выражал никаких признаков осуждения.       — Что?       — Вам предстоит сделать выбор. В отличие от многих студентов здесь, этот выбор за вас еще не приняли.       — Вы спрашиваете меня, буду ли я вступать в союз с Сами-Знаете-Кем? — голос Ремуса дрожал от гнева. — Стал бы я пытаться убивать невинных магглорожденных? Убивать своих друзей?       — Я спрашиваю вас, планируете ли вы примкнуть к оборотням, — сказал Дамблдор с отвратительным спокойствием.       — Да пошли вы, — прошипел Ремус. — Катитесь к черту.       Это, наконец, вызвало некоторую реакцию со стороны директора — на его лице промелькнуло легкое веселье.       — Ваша страсть и преданность делу достойны восхищения, — сказал Дамблдор.       — Да, спасибо. Обычно я не голосую за то, чтобы моих друзей убивали.       — Именно такие вопросы будут задавать люди. На вас всегда будет падать подозрение из-за вашей ликантропии.       — Я привык к этому, — оборвал его Ремус.       Профессор Дамблдор сделал паузу, как бы осматривая мальчика перед собой.       — Мистер Люпин, я пригласил вас сюда сегодня не для того, чтобы допросить вас, а чтобы оценить уровень вашей приверженности. Я уверен, вы понимаете, что война не за горами. Некоторые утверждают, что она уже началась.       — Слышал что-то такое, — ответил Ремус.       — Ремус, я создал оперативную группу, в которую вошли талантливые волшебники и ведьмы вроде вас, которые устали от пассивного подхода Министерства к этому превосходству чистокровных. Мы считаем, что не можем больше игнорировать это и надеяться, что это пройдет само собой. Это группа волшебников и ведьм, которые предпринимают действия, идут на риск, даже ставят на кон свою жизнь. Может быть, это то, что Вас заинтересует?       — Да, — без колебаний ответил Ремус. Это было похоже на все, над чем он работал. Это было похоже на все гипотетические разговоры, которые он вел с Джеймсом об их будущем. Так долго Ремус не знал, что он будет делать после окончания Хогвартса, но впервые ответ был найден.       — Это будет опасно, Ремус. Будут погибать люди, друзья, семья, может быть, даже вы. Вы будете на передовой линии войны. Вы станете мишенью.       — Если то, что вы сказали, правда, профессор, то похоже, я уже стал мишенью.       Ремус подумал, что Дамблдор мог бы улыбнуться на это, но вместо этого его лицо было мрачным.       — Мистер Люпин, добро пожаловать в Орден Феникса.