The Boy from Beauxbatons (Шармбатонец)

      Ремус уставился на знакомую черную собаку перед собой.       — О, да ты, должно быть, шутишь.       Пес уставился на Ремуса с той чистой радостью, которая свойственна только собакам. Ремус направил на Бродягу убийственный взгляд.       — Обернись человеком, — сказал Ремус. Бродяга выглядел так, словно его только что пнули, но Ремуса это мало волновало. Собака попыталась лечь и прижаться к Ремусу, но Ремус сел и оттолкнул его. — Я сказал, обернись обратно.       Ремус встал, и когда песик трансформировался, Сириус снова был самим собой, стоя перед ним. Ремус даже не дал ему шанса ответить.        — Так ты все это время был Бродягой?       Сириус кивнул, переминаясь с ноги на ногу. Он выглядел как никогда неуверенным. Для другого человека простой акт превращения был бы шоком, но Ремус был окружен анимагами. Новизна быстро изнашивается.       Ремус выпустил безрадостный смешок.       — И у тебя хватило наглости называть меня лжецом за то, что может буквально разрушить мою жизнь.       — Это может разрушить и мою жизнь, — возразил Сириус. — Если кто-нибудь узнает, что я анимаг, я могу попасть в тюрьму на долгие годы.       — О, да успокойся ты.       — Я могу!       — Я уверен, что твоя семья может потянуть за ниточки и отмазать тебя, — фыркнул Ремус, прекрасно понимая, что это был удар ниже пояса. — Или ты можешь превратиться в собаку и убежать, или даже шпионить за людьми, когда они понятия не будут иметь, кто ты на самом деле.       — Я не шпионил за тобой.       — Это ты сказал мне держаться подальше от тебя тогда, все эти месяцы назад. Ты был тем, кто положил конец всему.       — Я думал, ты понял, почему…       Ремус проигнорировал его.       — Но все это время ты не держался в стороне, не так ли? Ты добился моего доверия. Ты добился моей привязанности. И все это время я скучал по тебе, по-настоящему.       — Я тоже скучал по тебе! — крикнул Сириус.       — Я был у тебя, мать твою!       — Нет, не был! Ты был у Бродяги.       — Бродяга — это ты, тупица.       — Да нет же, — рассуждал Сириус, и на этот раз Ремус замолчал, желая, чтобы Сириус продолжил. — Просто с Бродягой все проще, ясно? Я не задумываюсь над всем. Это более… эмоционально в каком-то смысле. А когда я Бродяга, тот, кто делает меня счастливым, просто делает меня счастливым.       Сириус сделал шаг ближе и протянул руку Ремусу, которую тот неохотно взял.       — Ты делаешь меня счастливым, Ремус.       Слова Сириуса прожгли его насквозь, как лесной пожар. Ремус переплел свои пальцы в руке Сириуса и сжал. Он не мог не простить его, потому что Ремус знал, что за эти месяцы, если бы он мог заставить Сириуса полюбить его снова, он бы сделал это.       Ремус поднес руку Сириуса к своим губам и нежно поцеловал ее. Он посмотрел в глаза Сириуса.       — То, что ты это сделал, всё равно хуёво.       — Блядь, я знаю, Ремус, правда знаю. И я заглажу свою вину перед тобой, хорошо? Я обещаю. Я заглажу свою вину, если ты мне позволишь.       — О, правда? — сказал Ремус, приподняв бровь. Сириус закатил глаза от такого намека.       — Правда, — сказал Сириус, мягко и искренне. — Я люблю тебя во всех чертовых вселенных, особенно в этой.       Лицо Ремуса расплылось в бесконечной улыбке. Он обхватил щеки Сириуса руками и притянул его к себе, крепко поцеловав.       — Я тоже тебя люблю, — прошептал он. — Во всех вселенных.       Они снова поцеловались, и Ремус на мгновение отстранился и посмотрел на Сириуса.       — Но клянусь Богом, если у тебя есть еще какие-нибудь секреты вселенского масштаба, и ты не расскажешь мне их прямо сейчас, даже Мерлин не сможет тебя спасти.       Сириус рассмеялся, восхитительный звук, который Ремус никогда не уставал слышать. Ремус мог поклясться, что этот звук заставляет звезды гореть ярче.       — Больше никаких секретов вселенского масштаба, обещаю.

-

      — В последний раз повторяю, Джеймс, на третьем испытании не будет драконов. Мы бы уже что-нибудь об этом узнали, — сказал Ремус, ударяя своей книгой по руке другого мальчика.       — Да, но это было бы круто, даже? — попытался возразить Джеймс. Ремус закатил глаза.       Несколько дней спустя Ремус, Джеймс, Лили и Питер сидели в коридоре, якобы занимаясь, но на самом деле, не делая ни фига.             — Что, если вместо опасного и смертоносного испытания это будет просто очень сложный тест? — предположил Питер, и все они разразились смехом.       — Что, типа на бумаге? — спросил Джеймс.       — Да, это будет тест, где можно заглядывать в конспекты, — продолжал додумывать Питер, улыбаясь и по-детски смеясь, — один из таких тестов, где подглядывание скорее вредит, потому что записей слишком много, а тест ограничен по времени и все такое.       — Это было бы самое скучное испытание, — засмеялась Лили. — Я имею в виду, что второе испытание чуть не убило Сириуса, а потом просто подвести к тесту. Министерство никогда бы этого не допустило.       — Знаешь, я бы в любой день согласился на тест, а не на другое испытание, — сказал Ремус.       — Ты говоришь это сейчас, — заметил Джеймс. — Но это не тебе придётся сдавать экзамены в этом году.       Ремус собирался возразить, когда скульптура, обозначающая вход в кабинет Дамблдора, начала поворачиваться, и из мрамора показалась каменная лестница. Все повернулись, чтобы посмотреть, как тяжелые шаги загрохотали по лестнице, и у ее подножия появился директор Дурмстранга с Дамблдором неподалеку.       — Надеюсь, это прояснит для вас ситуацию, — мягко сказал профессор Дамблдор.       Директор Дурмстранга быстро повернулся к нему.       — О, это действительно многое прояснило. Вы вор и лжец, Альбус. — его голос был таким же, каким Ремус запомнил его с ночи на корабле. Он заметил, что Джеймс внимательно следит за разговором.       — Это была собственность Хогвартса. Она не должна была так долго находиться в ваших подвалах.       Директор Дурмстранга выглядел так, словно мог взорваться.       — Я не забуду этих посягательств, Альбус, — сказал он и ушел.       Профессор Дамблдор смотрел, как он уходит, а затем повернулся к месту, где сидели Ремус и его друзья. Он поймал взгляды Ремуса и Джеймса, проигнорировав приступ гнева, свидетелями которого они только что стали.       — Наслаждаетесь учебой, да, ребята? — любезно спросил Дамблдор.       Лили выглядела так, словно хотела задать вопрос, но Ремус заговорил первым.       — Все замечательно, спасибо.       — Рад это слышать, мистер Люпин, — ответил Дамблдор. — Возможно, вам стоит изучить мантикор, я всегда находил их очаровательными.       Черт, если Ремусу придется сражаться с мантикорой в третьем испытании, он, возможно, сам сожжет Министерство.       — Я так и сделаю, спасибо, сэр.       Профессор Дамблдор улыбнулся им четверым.       — Держитесь своих друзей, — сказал он группе, а затем вернулся к лестнице в свой кабинет.       Когда мраморная лестница снова исчезла, группа как будто выдохнула.       — Ребята, у вас от Дамблдора никогда не бегают мурашки по коже? — спросил Питер.       Три пары глаз быстро повернулись к Питеру. Мальчик уже мог сказать, что они не согласны.       — О чем это ты, Хвост, говоришь? — спросил Ремус с недобрым оттенком в голосе.       — Нет, нет, я просто имею в виду… — Питер начал отступать. — Он такой скрытный, нет?       — Идет война, Питер, — сказала Лили. — Все люди скрытные, — Джеймс положил руку ей на плечи, молчаливо заверяя в своей поддержке.       — Но вы действительно думаете, что мы можем ему доверять? — спросил Питер.       — Почему бы и нет? — спросил Джеймс.       — Я к тому, что директор Дурмстранга, кажется, был очень огорчен им.       — А директор Дурмстранга считается таким надежным парнем? — Ремус спросил Питера.       Питер только покачал головой в неудачной попытке сформулировать ответ. В конце концов, он просто погрузился в себя.       — Наверное, я просто не знаю, о чем говорю, — пробормотал он. Никто не сказал обратного.       — Как дела с Сириусом? — спросила Лили, вежливо меняя тему.       — Хорошо, да, — сказал Ремус. Он сделал мысленную заметку рассказать ему о корабельной ночи в Дурмстранге.       — Да? — спросил Джеймс. — Вы снова вместе?       — Да, — было странно обсуждать их отношения так открыто. Когда он был рядом с Сириусом, казалось, что они создали свой собственный маленький мир. Было странно впускать туда кого-то еще.       — И он нормально относится к твоей… маленькой пушистой проблеме? — спросил Джеймс.       — Да, нормально, — заверил Ремус. — Вообще-то, тут забавная история вышла, — Ремус на мгновение задумался о том, что ему не стоит рассказывать эту часть истории, но было уже поздновато, так как остальные члены группы уже с интересом смотрели на него. — На самом деле он тоже анимаг.       — Правда? — взволнованно спросил Джеймс, в то же время Лили простонала: — Ну конечно.       Джеймс наклонился вперед со своего места.       — Кто он? Пожалуйста, скажи мне, что он птица. Это было бы так здорово.       — Сириус не похож на птицу, — сказал Питер.       — Правда? Даже на орла не похож?       — Я согласна с Питером, — сказала Лили. — Он точно не птица.       Все трое выжидающе повернулись к Ремусу. Он уже хотел было солгать, просто чтобы поиздеваться над ними, но он решил, что правда в конце концов всплывет.       — Он собака.       — Собака? — спросила Лили.       — Это скучно, — проворчал Питер.       — Бродяга, если поконкретнее.       — Подожди, ты имеешь в виду, как та собака с вечеринки?       — В точности как собака с вечеринки.              — Нет, — сказала Лили. — Значит, он был здесь все это время?       — Да.       — И ты не знал?       — Не имел ни малейшего понятия.       — Боже, какой мудацкий поступок, — вздохнула Лили. — Честно говоря, я не думаю, что тебе стоило снова с ним сходиться.       — Ну, нет. Я все еще… — начал говорить Ремус, но Джеймс прервал его.       — Да ладно, Лилс. Быть анимагом незаконно. Ты не можешь ожидать, что он просто так об этом расскажет.       — Я также не могла ожидать, что он будет шпионить за Ремусом месяцами, но посмотри-ка куда нас это привело.       — Он не… — начал было Ремус, но Джеймс прервал его.       — Его могут посадить в тюрьму, Лили!       — А если он вынюхает, что Ремус стал оборотнем?       — Он уже узнал, нет, разве? Для этого ему не нужно было быть анимагом.       — И это оказалось все хорошо и прекрасно, не так ли?       Ремус переглянулся с Питером и сделал молчаливое, вымученное выражение лица. Он уже мог предугадать, что этот спор вышел за его рамки. Это быстро превращалось в одну из легендарных ссор Лили и Джеймса, которые могли длиться днями.       Ремус полностью отстранился от их ссоры и начал читать. Хотя время от времени сквозь него прорывались слова «самовлюбленный придурок» и «всезнайка». Лишь спустя, по крайней мере, главу, когда ссора окончательно утихла, Джеймс, наконец, сказал:       — Ну, что ты думаешь, Ремус?       Ремус поднял глаза от своей книги.       — О, безопасно ли снова разговаривать с вами двумя?       Лили бросила на него укоризненный взгляд, но Ремус заметил тихую усмешку Питера.       — Мы спрашивали, хочешь ли ты, чтобы Сириус присоединился к тебе в полнолуние? — уточнила Лили.       — Я не уверен. Не думаю, что он захочет.       — А ты спрашивал его? Он вообще знает, что это возможно? — спросил Джеймс.       — Ну, это не совсем моя любимая тема для разговора.       — Если бы он знал, он бы захотел быть там, — сказал Джеймс.       — Откуда ты это знаешь?       Джеймс посмотрел на Ремуса.       — Потому что как только я узнал, что это возможно, я решил сделать все, чтобы быть там.       Ремус улыбнулся. Джеймс был великолепен в этом, маленькие комплименты, когда ты их не ожидаешь, которые заставляли его почувствовать всю полноту любви Джеймса.       — Да, но Сириус — это не ты. Он так не устроен.       — Если он любит тебя, Ремус, а насколько я могу судить, он чертовски одержим тобой, то он захочет быть рядом.       Даже Лили, которой в целом не нравилась идея анимагов, казалось, согласилась.       — Хорошо, я спрошу его, — согласился Ремус.

      -

      Сириус, конечно, был в восторге от этой идеи. Нервничал, но был в восторге.       — Ты хочешь сказать, что это сработает? Ты действительно не вредишь анимагам? — спросил Сириус. Они лежали на подушках в классе Прорицания поздно вечером.       Ремус проигнорировал то, как Сириус описал Волка как Ремуса. Когда Ремус говорил об этом, Волк всегда был отделен от него самого, это было совершенно другое существо.              — Волк просто воспринимает их как других животных. Есть чувство стаи или чувство врагов, но не чувство добычи или чего-то еще. Я не знаю. Я мало что помню из превращений.       — Ты помнишь, что видел меня? — тихо спросил Сириус.       — Да, — ответил Ремус, его голос был таким же тихим. — Ты стоял в дверном проеме как раз в тот момент, когда я превращался.       — И что ты подумал, когда увидел меня? Я был стаей или… — он запнулся, другие варианты были слишком темными, чтобы их упоминать.       — Ни тем, ни другим. Я просто испугался, что Волк причинит тебе боль, — или еще хуже, — Ремус не договорил.       — Не причинил, — сказал Сириус. Это должно было успокоить.       — Так бы и случилось, — сказал Ремус. — Если бы Джеймс не вытащил тебя оттуда, Волк разорвал бы тебя на куски.       Сириус ничего не сказал. Да и нечего было говорить. Ремус говорил правду.       — Ты все еще хочешь пойти? — спросил Ремус. Он не знал почему, но по какой-то причине ему очень хотелось, чтобы Сириус сказал «да», даже если это было опасно, даже если это было безумием. Ремус все равно хотел, чтобы Сириус сказал «да». Сириус посмотрел на Ремуса с того места, где он лежал под его рукой.       — Да, хочу, — сказал он и сжал руку Ремуса.       Ремус улыбнулся и нежно поцеловал его.       — В каждой вселенной, — прошептал он в губы Сириуса.       — В каждой вселенной, — прозвучало в ответ, и Сириус позволил их губам снова встретиться.

-

      В пятницу утром за завтраком на колени Ремуса упало письмо. Обратного адреса не было, как и не было его имени на лицевой стороне. Тем не менее, открыв конверт, Ремус обнаружил внутри единственную записку.       Наблюдательная миссия в лесу за Хогсмидом. Сегодня вечером, на закате. Приходи один.       Имени не было, но в углу был выгравирован маленький феникс, и как только Ремус закончил читать, конверт тут же вспыхнул.       — Черт, что это было? — спросила Марлин.       — Опять какой-то розыгрыш Джеймса, наверное, — ответил Ремус. Он перевел взгляд на Джеймса и произнес слово «орден», надеясь, что даже вечно недогадливый Поттер поймет его.       — Я думала, ты зарекся от розыгрышей, Поттер, — сказала Мэри с озорным блеском в глазах.       — Я не смог устоять перед старым добрым приколом, Макдональд. Я должен держать всех в тонусе, — сказал Джеймс, и Ремус поблагодарил Бога за то, что Джеймс не всегда был беспечным идиотом.       Ремус объяснил записку Джеймсу после урока чар.       — Сегодня вечером? Но ты пропустишь мою игру в квиддич, — тут же пожаловался Джеймс.       — Это немного важнее, чем квиддич, Сохатый.       — Было бы так, будь это обычная игра, но это наш отборочный турнир на Кубок Школы, Лунатик. Это мой последний Кубок Школы в жизни, а ты мой талисман удачи.       Ремус закатил глаза.       — Я твердо убежден, что это неправда.       Казалось, что Гриффиндор больше проигрывал, чем выигрывал, когда Ремус приходил на матчи.       — Ладно, может, это и неправда, но я все равно хочу, чтобы мой лучший друг был там.       Ремус выровнял свой взгляд.       — Джеймс, мы уже не дети. У нас есть вещи поважнее, чем какая-то спортивная игра волшебников.       Эти слова, казалось, задели какую-то глубокую часть Джеймса.       — Неужели теперь это действительно наша жизнь, а?       — Да, теперь да, — подчеркнул Ремус.       Джеймс оглядел зал. Группа второкурсников проходила мимо них с детскими лицами и громким смехом. Казалось, что Джеймс видит зал в первый раз.       — Когда они успели стать такими маленькими? Мы не были такого роста, когда были второкурсниками.       — Может, я и не был, — пошутил Ремус. — Ты-то и сейчас почти с них ростом.       — Заткнись, — сказал Джеймс, слегка ударив Ремуса по руке.       — Почему коротышки всегда такие агрессивные? — поинтересовался Ремус.       — Я вовсе не коротышка! — крикнул Джеймс. — Я не виноват, что ты какой-то хренов великан.       Они оба рассмеялись. За семь лет они шутили так сотни раз, и все равно это не надоедало.       — Я все еще чувствую себя ими, — сказал Джеймс, глядя туда, где были второкурсники. — Когда мы начнем чувствовать себя взрослыми, Лунатик?       Ремус пожал плечами.       — Может быть, когда мы начнем вести себя как взрослые.       — Только не я, — сказал Джеймс. — Я буду молодым и безрассудным до последнего вздоха.       Ремус посмотрел на Джеймса, на его неуправляемые волосы, на его перекошенные очки и на неизменную улыбку на его лице. Он не сомневался, что все сказанное Джеймсом — правда.

-

      Ремус не совсем понимал, на что он должен был обращать внимание, когда незаметно шел по деревне Хогсмид. Он даже не был уверен, за кем он должен следить — за городом или за лесом.       Он начал прогуливаться по краю леса. Он искал «подсказки», но какие именно, он не представлял. Когда его шаги оставляли следы на тонком слое снега, Ремус начал задаваться вопросом, зачем он вообще отправился на это задание. Дамблдор сказал, что он не хочет вербовать его до окончания школы. И вот Ремус здесь, на, казалось бы, бессмысленном задании, а все потому, что его окликнул какой-то феникс.       И все же Ремус чувствовал, что в этой ночи что-то не так. Может быть, дело было в отсутствии следов на снегу или в закрытых табличках на обычно веселых зданиях. А может, это было что-то более глубокое, какое-то звериное чувство внутри Ремуса, которое подсказывало ему, что он находится на чужой территории.       Все произошло в одно мгновение. В один момент он был один, бездумно рыскал вдоль опушки леса, а в другой — привалился спиной к стволу дерева, когда воздух наполнился криками хохота. Кто-то, или, может быть, что-то, пробежал мимо него тяжелыми шагами, мало заботясь о земле, которую они разворошили.       Это был человек, хотя это было настолько щедрое определение, насколько Ремус мог ему дать. Его одежда была изорвана, волосы всклокочены и обросли, а на ногах не было обуви. Тем не менее, он не выглядел измученным жизнью. Напротив, в его движениях чувствовалась плавность дикого животного. Казалось, его совершенно не беспокоили ни холод в воздухе, ни грязь под ногами.       Кем бы ни был этот человек, Ремус чувствовал себя обязанным следовать за ним. Если уж на то пошло, он был интересной находкой.       Мужчина замедлил шаг до легкой походки, его пальцы шарили по стволам деревьев на опушке леса. Затем, казалось бы, без всякой причины, он перешел на бег, и Ремус бросился за ним.       Ремус умел многое, но атлетика не входила в их число. Его шаги были неровными, а дыхание громким и тяжелым, когда он бежал за мужчиной.       Из ниоткуда мужчина остановился, и Ремусу пришлось остановить себя, чтобы не налететь на него.       — Кто там? — воскликнул мужчина. Его голос был низким и хрипловатым. Ремус молчал, изо всех сил стараясь контролировать дыхание. — Я вижу твои следы, — снова заговорил мужчина. — Покажись или я тебя заставлю.       Ремус оглянулся и чуть не выругался. Конечно, на снегу было две дорожки следов. Прятаться теперь не было смысла, к тому же мужчина, похоже, был из тех, кто может выполнить свое обещание.       Ремус отошел за дерево и снял мантию-невидимку, плотно сложив его в карман куртки. Осторожно выйдя из-за дерева, он повернулся лицом к мужчине.       — Кто ты? — тихо спросил Ремус. Он хотел казаться слабым, не угрожающим.       Мужчина дико улыбнулся, обнажив кривые и пожелтевшие зубы, что могло быть дружелюбием.       — Ну и хорошенький же ты, а? — его голос впился в кожу Ремуса, как назойливый зверь. Мужчина сделал шаг ближе, и Ремус усилием воли заставил себя не отступить. — Да еще и молоденький. Сколько тебе лет?       — Семнадцать, — заикаясь, произнес Ремус. — Подождите, нет. Восемнадцать, — он с ужасом понял, что не отпраздновал свой день рождения после последней луны.       Мужчина облегченно рассмеялся.       — Ну, так сколько тебе, красавчик? Семнадцать или восемнадцать?       — Восемнадцать, — ответил Ремус, немного более уверенный в себе. Он не знал, почему он говорит правду этому человеку, который был старше его по крайней мере на десяток лет.       — Хм, — хмыкнул мужчина и начал медленно обходить Ремуса. Он старался не ерзать. — Почему ты следил за мной сегодня вечером? И как ты за мной следил, если уж на то пошло?       — Я просто прогуливался, — ответил Ремус. — Ты показался мне интересным, и я пошел за тобой.       — Интересным, да? У тебя есть привычка следить за интересными мужчинами?       Ремус знал, что с ним флиртуют, и все же он чувствовал лишь полное отвращение к этому человеку, к его тону, к его возрасту, к его внешнему виду. И все же, по какой-то причине, он не чувствовал, что мог бы убежать. Какая-то глубинная часть его души, казалось, доверяла этому человеку, и эта противоречивость заставляла Ремуса застыть на месте.       Ремус не ответил на его вопрос, и мужчина продолжил.       — Так еще и следуя в невидимой тишине. Вот это фокус. Ты должен как-нибудь показать его мне, — Мужчина потянулся вперед и провел рукой по рукаву Ремуса. Он вздрогнул.       — Да ладно, — сказал мужчина. — Я не желаю тебе зла. В конце концов, это ты преследуешь меня, — он снова протянул руку вперед, и на этот раз Ремус остался на месте, когда пальцы мужчины проследили путь от его запястья до самого плеча. Мужчина улыбнулся.       Хорошо.       Мужчина провел рукой по шее Ремуса и провел пальцем по шраму на шее. Несмотря на то, что Ремус был на несколько дюймов выше мужчины, Ремус чувствовал, что мужчина может убить его прямо на месте, если захочет.       — Как ты его получил, а? — Ремус ничего не ответил. Мужчина провел кончиками грязных пальцев по шее. — Или этот? — Ремус застыл на месте, тихо дыша. Пальцы мужчины пересекли его шею. — Или вот этот маленький? — наконец, Ремус дернулся от его прикосновения.       — Пожалуйста, не трогайте меня, — сказал Ремус, и на этот раз ужас не был показным.       — Тебе нечего бояться, мальчик. Я знаю, кто ты, — Мужчина сказал это с улыбкой. Кровь в Ремусе похолодела. — Не волнуйся. Я тоже один из них. Я могу показать тебе другой путь. Тот, на котором ты больше никогда не оставишь на себе шрамов.       Его голос изложил предложение, и Ремус понял, что именно за этим его сюда и послали. Дамблдор знал, что этот оборотень придет. Он знал, что тот захочет завербовать Ремуса. Если бы у Ремуса было время для злости, он бы в ярости сжег кабинет Дамблдора. Но у него не было времени. Он должен был получить информацию. Он должен был выбраться отсюда.       — Какой? — спросил Ремус, изображая саму невинность. Если бы он понял, в чем заключается его задача, то смог бы придумать, как лучше выбраться отсюда.       Мужчина отступил назад и широко раскинул руки, словно представляя свою лучшую работу.       — Присоединяйся ко мне, малыш. Беги со мной, образуй стаю. Будь свободен в ночи.       — Разве это не опасно? Разве люди не пострадают? — спросил Ремус.       Мужчина подошел ближе, на его губах было написано сочувствие. Он протянул руку к его щеке и провел по ней большим пальцем. Нож был бы менее опасен.       — Мой маленький щенок, что они с тобой сделают? Запрут тебя? Посадят на цепь?       — Да, — прошептал Ремус. Прикосновение не позволяло сделать больше. Мужчина покачал головой и проворчал:       — Какая жалость, что они делают с такими, как мы. Разве ты не мечтаешь избавиться от боли? От их тирании? Разве ты не жаждешь жить своей собственной жизнью с людьми, которые понимают тебя, а не боятся?       — Я даже не знаю твоего имени, — тупо сказал Ремус.       — Фенрир Сивый, — сказал мужчина с улыбкой, и Ремус не смог сдержать вздох, вырвавшийся из его губ. — Ты слышал обо мне?       Ремус смог только кивнуть. Мужчина, Фенрир, воспринял это как комплимент.       — Хорошо. Тогда ты должен знать, что я забочусь о своих, — Фенрир убрал свою руку со щеки Ремуса и продолжал держать ее на своей руке. — Ты мой собственный, детеныш. Я знаю, ты чувствуешь это. Глубоко внутри тебя, разве ты не чувствуешь того зверя, которого постоянно подавляешь. Позволь ему восстать. Позволь себе почувствовать, что оно тебе говорит.       Вопреки здравому смыслу, Ремус закрыл глаза и потянулся внутрь себя. Он попытался вызвать животное, которое он снова и снова загонял в себя, пока его там почти не стало. Он попытался прислушаться к тому, что оно ему говорило.       Это было всего лишь одно чувство, даже слово — Стая.       Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Фенрир тихо сказал:       — Хорошо. Скажи мне, что оно говорит, детеныш.       — Оно говорит «стая», — прошептал Ремус и открыл глаза. Лицо Фенрира было поразительно близко, а его рука по-прежнему крепко лежала на руке Ремуса. Через мгновение Ремус понял, что не контролирует ситуацию.       — Доверься этим голосам, мальчик. Они знают, что для тебя лучше. Они знают, что все эти волшебники пытались выбить из тебя снова и снова. Ты един с природой. Ты — животное. Ты — стая.       То, как Фенрир сказал это, почти заставило Ремуса поверить в это. Он говорил о тех животных чувствах, к которым Ремус так старался не прислушиваться. Это говорило о каждом мгновении до луны и каждом ужасающем утре после.       — Присоединяйся ко мне, — сказал Фенрир, его голос был мягким и приглашающим. Человек внутри него хотел оттолкнуть его. Животное внутри него хотело упасть в его объятия.       — Я должен подумать об этом, — сказал Ремус, больше не играя никакой роли, просто позволяя себе говорить. Ему был отвратителен этот человек и отвратительна его собственная звериная сущность, которая жаждала того, кто обратил его.       — Ничего страшного, — кивнул Фенрир, как будто он все понял, как будто они были друзьями. — Я вернусь сюда в ночь после следующей луны. Тогда мы сможем поговорить подробнее. А пока мне нужно идти на встречу, и боюсь, что если я задержусь, то опоздаю.       Он говорил почти как человек. Обычный человек, опаздывающий на встречу. Ремусу захотелось блевануть.       Фенрир еще раз погладил Ремуса по щеке, а потом убежал, оставив Ремуса застывшим на месте, не в силах даже осознать, что только что произошло.       Ремус бежал на автопилоте, разворачивая мантию, накидывая её на себя и выходя к замку. Когда он наконец почувствовал, как воздух возвращается в легкие, его охватило новое чувство: ярость.

-

      Весь ужас этой ночи превратился в гнев, который затопил разум Ремуса. Он поднялся по винтовой лестнице по две ступеньки в кабинет Дамблдора. Он не потрудился постучать. Вместо этого он распахнул дверь кабинета и с силой ударил ею о стену.       Директор Дамблдор спокойно сидел за своим столом, даже не вздрогнув от звука открываемой двери. Ремус ворвался внутрь, но директор даже не поднял глаз.       — Какого черта это было? — крикнул Ремус.       Дамблдор продолжал читать свое письмо, но поднял в воздух один палец — безмолвный сигнал Ремусу подождать. Ремусу захотелось отшлепать его руку прямо из воздуха. Дамблдор закончил читать письмо и, наконец, поднял глаза.       — Мистер Люпин, рад вас видеть. Как прошла миссия? — его голос был приятным, как будто они обсуждали завтрак в Большом зале.       — Как всё прошло, черт возьми? Там был Фенрир Сивый. Вот как все прошло, блять.       Выражение Дамблдора даже не изменилось.       — Да, я подозревал, что он может появиться.       — И вы все равно послали меня туда?       Глаза Дамблдора буравили Ремуса, взглядом судьи, определяющего степень вины подсудимого.       — Если бы я сказал вам правду, вы бы пошли?       Ремус насмешливо хмыкнул.       — Это не вам решать! Вы рассказываете мне обстоятельства, и я смогу принять взвешенное решение или, по крайней мере, буду готов к встрече с человеком, который в буквальном смысле разрушил мою жизнь.       — Мы на войне, Ремус. Кто-то должен принимать трудные решения.       — Тогда предоставьте мне принимать это решение!       — Это не ваша роль, — голос Дамблдора был тверд и неподвижен, как мрамор.       — Моя роль? Вы ожидаете, что я буду беспрекословно выполнять все ваши приказы, как безмозглый солдат?       — Именно этого я от вас и ожидаю.       — Я принадлежу себе! Я…       Профессор Дамблдор поднял руку, и Ремус, несмотря на желание закричать во весь голос, замолчал.       — Это война, мистер Люпин, и я ее генерал. Мы все должны идти на жертвы. Мы все должны делать то, чего не хотим. Но все это ради чего-то высшего, ради чего-то более важного, чем любой человек.       Слова рикошетом пронеслись сквозь Ремуса и обвились вокруг его груди, как цепи. Выхода не было.       Должно быть, его молчание было достаточным ответом, потому что Дамблдор вернулся к своей невозмутимой позе.       — Расскажи мне, как прошло задание.       Ремус открыл рот и начал говорить. Он рассказал о потрепанном виде Фенрира, о его дикой звериной сущности, об ощущении стаи, о предложении, которое сделал ему Фенрир, и о встрече, на которую он поспешил. Ремус опустил все прикосновения, слова, сказанные шепотом, все маленькие крупицы ласки, которые казались более жестокими, чем все, что мог бы придумать любой Пожиратель смерти.       Директор размышлял над словами Ремуса, как Провидец над предсказаниями.       — Вам стоит присоединиться, — мягко сказал Дамблдор.       — Я должен подумать об этом, — сказал Ремус.       — Это даст нам большое стратегическое преимущество — иметь человека внутри стаи Сивого. Он один из самых верных союзников Волдеморта.              — Если я пойду с ним, я буду убивать людей. Магглов, волшебников… Я не знаю, на что это будет похоже. Не думаю, что у меня был бы хоть какой-то контроль.       — Возможно, Сивый мог бы научить тебя этому.       — Вас там не было, сэр, — тихо сказал Ремус, его голос снова стал таким, каким он был в лесу. — Он был не просто потерянным человеком. Он…       Ремус не мог найти слов, чтобы выразить то, что Фенрир заставил его почувствовать. Он не мог найти способ выразить, насколько жестокими были его мягкие прикосновения. Он не знал, как сказать, что руки Фенрира были словно ножи, а Ремус все еще чувствовал их след на своей коже. Не было способа заставить Дамблдора понять, как Фенрир пригвоздил Ремуса к месту ужасом без единой угрозы.       — Пожалуйста, не заставляйте меня присоединяться к нему, — наконец сказал Ремус. Лицо Дамблдора все еще оставалось в своей неотступной твердости. — Не сейчас. Пожалуйста, я хочу побыть ребенком еще несколько месяцев.       Ремус знал, что если он переступит эту черту, если он присоединится к Сивому, это убьет какую-то невинную часть его самого, за которую Ремус отчаянно цеплялся.       — В таком случае это должен быть ваш ответ ему. Скажите ему, что хотите остаться в этом мире еще на какое-то время. Если хотите, используйте Турнир как предлог.       Ремус выдохнул. Казалось, что он наконец-то начал чувствовать, как ослабевают цепи на его груди.              — Спасибо, профессор.       — Но мистер Люпин, — сказал Дамблдор, когда Ремус начал уходить. — Когда вы закончите школу, я попрошу вас вот о чем. Вы должны подготовиться к неизбежности.       И вот все повторилось, цепи натянулись все туже и туже, пока каждый вздох Ремуса не начал казаться последним.