Окруженные тенями

      Тео проводит рукой по груди и поправляет натёртую до блеска фибулу с выгравированной буквой «Н», скрепляющую мантию практически под самым горлом. Он едва сдерживает улыбку, норовящую скривить губы из-за разбушевавшихся эмоций, пока следует за домовиком к кабинету отца.              Сегодня он отправляется в Хогвартс.              Отправляется в место, к которому его готовили с пятилетнего возраста. Преподаватели, нескончаемые уроки, потоки знаний, которые Тео, будучи ребёнком, поглощал и впитывал как губка, обеспечивая себя будущего первым местом в лидерстве по успеваемости факультетов.              Они подходят к массивной двери с витиеватыми узорами, и ладонь тянется к металлической ручке, на которую падают тени от магических огоньков из парящего в воздухе канделябра. Раздаётся скрип, и Тео слышит непривычно тревожный голос отца:              — Ты рассказал Драко?              — Да. — Искажённо раздаётся ещё один знакомый голос. — Я был против, что он узнает об этом так рано, но Цисси настояла. Школа — место первых влюблённостей, и дети должны знать, что их ждёт. Они должны быть готовы, что однажды в их жизни всё измениться с появлением…              — Не каждому дано её встретить, Люциус! — Резко прерывает своего друга отец, и Тео видит, как ладонь старшего Нотта сжимает выступ каминной полки. Мелкие пылинки начинают кружить по воздуху, огибая руку мужчины, когда он отнимает ладонь и трясёт ею, словно жаждет сбросить неприятные ощущения.              — Это не повод предполагать, что твой сын избежит этого, Райан. Для его же блага узнать о связи заблаговременно. Ты должен понимать это, как никто другой.              Теодор прищуривается; чувство трепета медленно отступает, позволяя подкрасться другому ощущению — волнению. Плечи отца напрягаются, и Тео пытается уловить настрой разговора, который заставил Нотта-старшего показать свою растерянность, неприемлемую для мужчин их семьи.                     — Будь целостным. Ты понимаешь, как это? — Маленький Теодор трясёт головой. Отец, улыбаясь, убирает тёмные кудряшки, падающие на лоб сына; жёсткая, но тёплая ладонь задерживается на лбу ребёнка, проверяя температуру. Тео не любит болеть. Ни один знакомый ему волшебник или ведьма его возраста не болеет так часто, как он. Это огорчает и удушающе злит. Злит, потому что слабость — гадливое чувство, которое нужно истреблять ещё в зародыше. Злит, потому что показывать слабость недопустимо. Душит-душит-душит ощущение собственной опрометчивости. Он понимает, о чём именно хочет сказать отец, но не желает сейчас прощаться и вновь оставаться на попечительстве Аче, их домовика. — Даже если тебе плохо, как сейчас, например, ты не должен разваливаться на глазах у всех.              — Да, папа, — хрипит ребёнок. — Прости меня. Я не хотел тебя подводить.              Тео сжимает в маленьких ладонях простыню, отчего та, кажется, скрипит. Он не должен плакать — Мерлин, как же стыдно, — когда на них смотрят десятки пар глаз. Но он всего лишь ребенок, которому больно. И всё же он предпочёл винить во всём разыгравшуюся болезнь. Правда, отцу он так не скажет, ведь перекладывание ответственности — новая поучительная лекция. А сейчас ему просто приятно смотреть на родителя, который беспокоится, поддерживает охлаждающие чары на подушке, и подбивает ему под спину и ноги одело, в коконе которого Тео чувствует себя в наивысшей безопасности.              Отец качает головой и тихо шикает на сына. Тео начинает светиться изнутри оттого, как тело окутывает родительская любовь.              Если болеть чаше означает это, то он с радостью потерпит несколько суток лихорадки.              — Ты не способен подвести или разочаровать меня, Тео, — добавляет отец серьёзнее. — Но, когда ты чувствуешь, что вот-вот способен сломаться, уходи. Уходи, залижи раны и возвращайся с аргументами и неоспоримыми фактами своей отлучки. Все твои действия должны иметь твёрдое обоснование, малыш. Никто не должен видеть тебя в таком состоянии, ведь это могут использовать против тебя в самый неожиданный момент.                     Когда дверь за Тео закрывается, мужчина с подстриженной бородой и аккуратным пучком шоколадных волос на затылке поворачивается и кивает, приподнимая уголки губ. Теодор старается не шаркать по полу, когда подступает к камину. Он опускает взгляд в пол, не позволяя своему чрезмерному любопытству перейти грань и нагло впиться глазами в проекцию Люциуса Малфоя в углях.              Положив тяжёлую руку на плечо ребёнка, Нотт старший говорит:              — Поздоровайся, Тео.              — Здравствуйте, мистер Малфой, — мгновенно выпаливает он. Зелёные блики пламени играют в тёмных радужках Теодора, когда он, переплетая и заламывая пальцы, снова сдерживается от неистового желания расспросить о том, где Драко и когда они уже отправятся на вокзал Кингс-Кросс.              — Здравствуй, Теодор. — Голос мистера Малфоя, как всегда, стальной и холодный. — Готов к школе?              Этот вопрос застаёт Тео врасплох. Он не привык к любого вида проявлению заинтересованности Малфоя-старшего.              — Да, — отвечает он уверенно. Мигом взглянув на папу, Тео не находит признаков неодобрения и интересуется: — Могу я отправиться вместе с Драко?              Отец переглядывается со старым приятелем и спустя секунды сдержанно кивает.              Тео терпеть не может догадываться, додумывать и предполагать. Голые факты всегда были, есть и будут сильнейшим оружием. Сейчас он чувствует себя загнанным в угол с бьющимся по стенам любопытством, которое, словно мячик, отскакивает от одной потёртой временем поверхности и с глухим звуком бьётся о другую. Хочется скривиться от ощущения, будто черепную коробку дробят со всех сторон.              — Прежде чем ты отправишься к Малфоям, удели мне несколько минут.       

***

             Теодор растерян. Он не чувствует воодушевления или восхищения от новости, которую преподносит ему отец. Впервые он видит Нотта-старшего таким… взволнованным. Впервые Теодор наблюдает, как тяжело отцу даётся объяснение чего-то столь важного, так не просто. Это выводит из равновесия. Ощущение спокойствия и чёткой уверенности теряется рядом с родителем, и Тео не понимает, как реагировать на подобное.              Уже находясь в поезде, Теодор осознаёт, что немногие знают о существовании соулмейтов. В основном это группа парней, с которыми он не знаком. Но Крэбб, кажется, в курсе, так же как Пэнси и Драко. И ещё тот парень по имени Блейз, которого Тео впервые видит.              Малфой откровенно кривит лицо в сторону девочек, будущих первокурсниц; говорит, какие они противные и что он не потерпит никакой навязанной ему магической связи ни с одной из них. Блейз Забини со всем сказанным молча соглашается, кивая, а Тео обещает себе разобраться с этой особенностью, как только представится возможность.              Если и есть что-то в магическом мире, способное запечатлеть Теодора Нотта, так это что-то неизвестное и такое притягательное, как древняя магия волшебных уз. Это интригует, будоражит и заставляет думать.              Он не улавливает в мыслях и намёка на волнение, что однажды… когда-то… в один прекрасный день он встретит своего партнёра. Нет. Процесс объединения ему понятен не до конца, так же как непонятны и критерии, по какому такому типу магия выбирает подходящую для волшебника пару. На всю оставшуюся жизнь, Мерлин. На чём магия основывается? Что таится в самой её сути? Что прячется под «дарованием» и для чего именно их наделяют неизвестной способностью?              Отец сделал акцент на вероятности установления связи не просто так, Тео это осознал сразу, но и отрицать очевидного любопытства не видит смысла. Ему необходимо быть подготовленным. На всякий случай. Именно таким его воспитывает Райан. Даже подсознательно Тео не допускает мысли о том, чтобы подвести отца или напортачить.              Всегда будь впереди на несколько шагов. Изучай поведение противника; оставайся в тени, узнай о потенциальной угрозе как можно больше, прежде чем перейти в наступление.              Отец говорит ему, что до наступления пятнадцатилетия беспокоиться не о чем. Ведь только тогда раскрывается первая стадия магии соулмейтов.                     — Когда твой магический потенциал найдёт по силе равного себе партнёра, один из вас окажется доминирующим в паре. У доминирующего вида к шестнадцати годам активизируется магический ген, позволяющий делиться особым видом магии с партнёром.              — Зачем? — спрашивает Тео, хлопая ресницами и пытаясь запомнить каждую деталь, озвученную папой.              — Об этом мы поговорим, когда ты немного подрастёшь, сынок.                     Сначала Теодор переживёт церемонию распределения, а уже после займётся изучением книг, которые дал ему отец. По его словам, в них запечатлены самые первые магические союзы волшебников. Тех, кто встретил свою родственную душу и образовал единство.       

***

      К середине учебного года Тео понимает, что всё идёт под откос. Его оценки, его место в таблице. Всё это катиться соплохвосту под хвост!              Его настигает разочарование в тот момент, когда осознание, что несколько уроков, недель и месяцев подряд, ему не дают ответить, ударяет промо в затылок! Он просто не успевает показать себя и уровень своей подготовки. Он готовился к этому на протяжении семи лет! В то время, когда Драко, Пэнси и Крэбб развлекались, уделяя урокам положенные несколько часов в день, Тео тратил уйму времени, жертвуя всевозможными развлечениями.              Худшее наступает позже. Именно тогда, когда он сравнивает себя с ней.              С девчонкой, которой он дышит в затылок в списке успеваемости учеников. Который, как назло, пари́т перед главной аудиторией трансфигурации. Это видят все. Все наблюдают за его несовершенством.              Гермиона Грейнджер. Гриффиндор.              Теодор Нотт. Слизерин.              Ханна Аббот. Пуффендуй.              Драко Малфой. Слизерин.              Это настолько безобразно, что хочется волосы на голове драть.              Сначала она на полной скорости врезается в него и падает на задницу, явно зарабатывает себе синяк и злится. Злится, Салазар, да так открыто, что Теодор невольно хихикает, — по-детски, так глупо, — когда узнаёт черты той самой эмоции, которая слишком часто кривит его собственное лицо.              Слишком часто — мало сказано, потому что маленькая ведьма и дальше гробит его самооценку, не давая вставить и слова на совместных уроках.              Теодор Нотт считает своей самый выдающейся чертой безмерное любопытство. Проявление интереса ко всему, что имеет хоть какой-то смысл в их мире, делало его… Уникальным? Непохожим на других? Ему нравится выделяться из общей массы зелёных галстуков. Нравится отвечать незлобной колкостью, как это делает Драко или язвительностью, как предпочитает парировать Пэнс; Тео нравится подмечать детали, прослеживать цепочку нелогичности поступков и действий. Он умеет видеть те ошибки, на основе которых можно сделать поистине красивое замечание и указать на неидеальность результата.              Именно так он и поступает, когда Грейнджер тушуется от резкого выпада Спейпа, который не в лучшем настроении заходит в класс на урок зельеварения. Как обычно, Тео подмечает лёгкое подрагивание плеч ведьмы и едва заметное постукивание пальцев по столу совсем рядом с пером. Нервничает. Никто не осмеливается и двигаться рядом с деканом его факультета, тем более, когда тот нависает над партой, угрюмо смотря сверху вниз. Тео может поклясться половиной хранилища Ноттов в Гринготтсе, что эта ведьма, — Грейнджер, — роется по полкам накопленных знаний, листает их, словно книгу, в попытках отыскать верный ответ на вопрос, заданный преподавателем: «Раз вы так много знаете и не можете усидеть на месте, не продемонстрировав неконтролируемый рефлекс поднятой руки, расскажите мне, мисс Грейнджер, что вам известно об одном из ингредиентов напитка Живой смерти. Раз я недостаточно, по-вашему, просвещён. Расскажите классу о происхождении Асфодели».              Восседающий рядом Драко толкает Тео в плечо локтём. Тёмные брови Малфоя поднимаются, а на губах играет та самая ухмылка, с которой он показывал ему украденный у одного из старшекурсников журнал с обнажёнными женщинами. Тео до сих пор помнит, как они двигались на колдо.              — Я… я думаю, что впервые о свойствах растения стало известно в древнем Египте, профессор.              Тео фыркает. Громко. С напускной важностью подставляет ладонь под подбородок и чувствует, как мышцы на лице застывают в растянутой улыбке-превосходстве. Вторую руку он вытягивает на парте, касается пера, отзеркаливая её позу и смотрит. Смотрит-смотрит-смотрит. Видит, как загораются пухлые щёки. Он замечает её ошибку. Первую ошибку! Грейнджер понимает это, поджимает губы так, что они белеют и выделяются на фоне алых пятен, украшающих лицо. Ожидает ли она ответа? Или думает, что Тео лишь насмехается над ней?              — Мистер Нотт? — Не поворачиваясь, подаёт голос профессор.              — Первое упоминание использования асфоделиуса записано в фолианте «Всевозможные волшебные растения». О свойствах данного цветка впервые узнали древние греки, профессор, — отвечает он, не сводя взора с пузырящейся от злости ведьмы. — Именно они открыли свойства цветка и его корня. Некоторое время асфодель являлся символом забвения, сэр.              — Минус десять очков Гриффиндор. Плюс десять очков Слизерин. Откройте учебник на странице тридцать семь.              Кончик носа Грейнджер дёргается, когда она отворачивается и смотрит прямо перед собой. Снейп поднимает книгу, закрыв ею половину лица, а Тео так и ощущает, как ведьма сдерживает порыв снова что-то вставить, когда её не просят.              Немного позже он понимает, что триумфальный вкус победы оседает липкостью на руках и лице. Оседает так, что хочется помыться. От прежнего ощущения — победы — не остаётся ни следа.              А потом Грейнджер и два её совершенно неподходящих ей друга побеждают тролля в туалете.              И мир Тео переворачивается.              Если Мерлин и Моргана решат подкинуть ему соперника, от которого глаз дёргается… Что ж, он с радостью примет этот подарок.