Марго

      Горацию Слагхорну вот уже третий месяц казалось, что он сходит с ума.       Прежде уверенный в себе, амбициозный, общительный, он обожал собирать вокруг себя интересных, неординарных личностей, отыскивая таланты среди студентов Хогвартса, словно золотые самородки в тоннах песка. Ему нравилось встречаться с ними, поддерживая связь даже после их выпуска, наблюдать, как юные таланты превращаются в успешных волшебников, да и — чего уж греха таить — погреться в лучах их славы он тоже никогда не отказывался.       Его любимым детищем был зародившийся ещё в начале сороковых «Клуб Слизней» — элитное сообщество, этакий неформальный клуб, куда он приглашал самых выдающихся, по его мнению, студентов, а также тех, кто каким либо образом мог быть ему, Горацию, полезен.       И, надо заметить, его активное участие в жизни некоторых учеников приносило очень и очень неплохие дивиденды. В последнее десятилетие двадцатого века убеленный сединами Гораций вступил обеспеченным, уважаемым, любимым своими учениками и ценимым коллегами почтенным профессором и признанным мастером зельеварения.       Его научные статьи активно публиковались не только в магической Британии, но и за границей. К нему обращались за консультациями из министерства магии и Отдела тайн. Он был вхож почти во все влиятельные магические семьи Соединённого Королевства, а сам свил уютное трехэтажное, комфортабельно обставленное гнездышко на берегу моря, где планировал отдыхать от трудов праведных после выхода на пенсию.       Собственно, на уже давно и прочно заслуженный отдых Гораций собирался отправиться ещё летом девяносто первого. Учитывая, что на работу в Хогвартс он поступил в тридцать первом, ему казалось, что эта круглая дата — шестьдесят лет — будет очень хорошо смотреться в его автобиографии, которую непременно издадут большим тиражом в красивом кожаном переплете, как только у него наконец появится время ее дописать.       Однако об этой красивой мечте пришлось забыть после того, как Альбус Дамблдор, тяжело вздыхая и разводя руками, сообщил ему, что не может вот прямо сейчас отпустить его на покой.       — Что значит, ты не можешь найти мне замену? — возмущался тогда, в июле, Слагхорн, меряя шагами просторный, но потрясающе захламлённый кабинет директора Хогвартса. — Мы ведь договорились, что я дорабатываю этот учебный год и ухожу! Ещё в сентябре договорились, между прочим!       — Гораций, друг мой, не стоит так нервничать, — улыбался в ответ Дамблдор, сидевший в любимом кресле и наблюдавший за мечущимся между многочисленными столиками, тумбочками и шкафчиками коллегой. — Присядь, успокойся. Может быть чаю? Мне недавно по случаю досталась коробочка восхитительных засахаренных ананасов…       — Альбус! Ну что за детские манипуляции! Неужели ты думаешь, что чаем и сладостями ты убедишь меня задержаться в Хогвартсе ещё на год?       — Разумеется, нет, — директор с сожалением вздохнул. — Я надеюсь убедить тебя остаться ради твоих студентов. Ты ведь знаешь, как трудно сейчас найти хорошего учителя, тем более, по твоему предмету. Специалистов-зельеваров твоего уровня и в мире-то по пальцам пересчитать, а уж у нас так и вовсе днём с огнём не сыщешь!       — Ты преувеличиваешь, — опустившись наконец в мягкое кресло, возразил Гораций, хотя эти слова и были ему приятны.       — Отнюдь, — развёл руками Альбус. — Я весь год вёл переписки с кандидатами на твою должность, но, увы — всех их либо не интересует преподавательская деятельность, либо не устраивает жалованье, либо они не готовы принять мое предложение прямо сейчас. Пойми, своим увольнением ты ставишь меня в безвыходное положение! Не могу же я на целый год лишить учеников такой важной дисциплины, как зельеварение. А значит, мне придётся взять на твою должность какого-нибудь молоденького стажёра, только-только вылезшего из школьной мантии…       — Но это совершенно недопустимо! Чему этот твой стажёр сможет научить детей? А пятые и седьмые курсы? У них ведь экзамены! — вскинулся Слагхорн и тут же по мелькнувшей в серебристой бороде улыбке понял, что попался.       Повелся на эту дешевую провокацию, как какой-то несмышленый юнец. И это в его-то годы! Позор! А все Альбус — коварный манипулятор — знает ведь, что студентов своих он любит и не допустит, чтобы те остались без нормальной практики перед министерскими экзаменами.       — Вот видишь, друг мой, ты просто жизненно необходим и своим студентам, и своему факультету, и мне лично, — патетично заявил директор, приложив ладонь к груди. — Без тебя мы все пропадём!       Спустя еще десять минут многословных восхвалений и заверений в его абсолютной незаменимости, Гораций, мысленно проклиная свою слабость перед откровенной лестью и излишне эмоциональные реакции, согласился остаться в школе ещё на один год.       — Последний год, Альбус! — настойчиво повторял он, запивая чаем свои любимые засахаренные ананасы. — И учти, второй раз этот номер у тебя не пройдёт! В следующем июле я увольняюсь, и точка. А дальше делай, что хочешь — хоть сам зелья веди, хоть самоучители студентам раздавай! Надеюсь, я ясно выразился?       — Предельно! — заверил его Дамблдор, сверкая удовлетворённой улыбкой.       Если бы Гораций только знал, чем обернётся для него этот год, он бы бежал из замка, сверкая пятками, и никакие причитания и уговоры директора были бы не в силах его остановить. Но, увы, даром прорицания он не обладал, а потому чуть не заработал инфаркт, явившись на первое занятие к первокурсникам параллели Рейвенкло — Хаффлпафф и лицом к лицу столкнувшись со своим самым страшным кошмаром.       С первой парты на него ясными серыми глазами смотрел одиннадцатилетний Том Реддл.       — Что-то не так, профессор?       Мерлин мой, этот голос! Те же интонации. Та же вежливая отстраненность. Да нет. Нет! Ерунда! Мальчик просто похож, а он все никак не может простить себе ту роковую ошибку почти полувековой давности, вот совесть и не даёт покоя.       С трудом взяв себя в руки, Гораций заверил ребёнка, что все в порядке, невзначай уточнив его имя. Лучше бы не уточнял.       — Томас. Но все называют меня просто Том.       Сердце в груди болезненно замерло и пропустило удар. Кровь отхлынула от лица.       «Не может быть. Этого не может быть!» — билась в мозгу одна-единственная мысль. Кое-как проведя урок, Гораций бросился в свои апартаменты и схватил с каминной полки старую колдографию в красивой рамке.       Тридцать восьмой год — его первый год в роли декана Слизерина. Вот он сам — молодой, светловолосый, полный энтузиазма и амбиций — в окружении первокурсников. Он каждый год непременно запечатлевал себя вместе с новыми студентами, чтобы в итоге собрать внушительную коллекцию.       А вот и Том. Скромно стоит с краю, но держится достойно — спина прямая, подбородок чуть приподнят, руки сцеплены за спиной.       Гораций дернул ворот мантии, ощутив острую нехватку кислорода, и тяжело осел в ближайшее кресло. Все-таки он не ошибся. Это было невероятно. Непостижимо. Но Том Марволо Реддл, поступивший в Хогвартс в тридцать восьмом, и Томас Морган, впервые пришедший на его урок сегодня — были не просто похожи. Они были идентичны, как братья-близнецы.       Оставшиеся два урока у старшекурсников прошли для Слагхорна, как в тумане. А сразу после их окончания он — смертельно бледный, с трясущимися руками — ворвался в кабинет директора и с порога заорал:       — Что все это значит, Альбус?!       Дамблдор, в это время делавший какие-то записи на свитке пергамента, от неожиданности опрокинул чернильницу и укоризненно посмотрел на коллегу.       — Зачем же так кричать, Гораций? Я ведь не глухой.       — А я не слепой! — не сбавляя тона, отрезал Слагхорн.       Дамблдор, взмахом палочки очистив стол и записи от разлившихся чернил, устало вздохнул.       — Прости, друг мой, но я сегодня не в настроении играть в загадки. О чем речь?       — О чем?! — гневно прошипел Гораций, нависая над директорским столом и с силой припечатывая ладонью к столешнице старый снимок. — Вот об этом! — он ткнул пальцем в изображение юного Тома Реддла. — И не говори мне, что сам ничего не заметил! Даже мне хватило секунды, чтобы узнать его, а у тебя в активе фотографическая память и феноменальная наблюдательность!       Альбус посмотрел на снимок, затем на взбешённого и испуганного Слагхорна и откинулся на спинку кресла.       — И что ты хочешь от меня услышать? — спокойно спросил он. — Да, не буду скрывать, я тоже отметил некоторое сходство между…       — Некоторое сходство? — взвыл Слагхорн, выпрямляясь во весь рост. — Мерлин, я ушам своим не верю! Альбус, они похожи, как две капли воды! Да даже больше! Они будто… один и тот же человек! Нет, — он поднял ладони, заметив изменившийся взгляд собеседника, — я понимаю, что такое невозможно. Но… как тогда это объяснить?       — Гораций, присядь, — Дамблдор указал на стул возле него и слегка подался вперёд, опираясь локтями о стол. — Тебе нужно успокоиться и взять себя в руки. В конце концов, ничего страшного не произошло.       Слагхорн медленно опустился на стул, сверля директора подозрительным взглядом. Но тот был совершенно спокоен.       — Да, действительно, мальчики похожи, — продолжил Дамблдор и добавил, услышав возмущённый вздох: — Очень… похожи. Но я бы не спешил делать из этого какие-то выводы или, тем более, строить невероятные теории. У внешнего сходства может быть множество причин. Одинаковый типаж, похожий набор генов, наследственность, в конце концов…       — Какая наследственность, Альбус? — снова начал заводиться Гораций. — Ты не хуже меня знаешь, что род Гонтов угас, старшие Реддлы убиты, а у Тома не было детей!       — Официально, — уточнил Дамблдор, взглянув на него поверх очков. — Мы знаем только, что Том не был женат и не имел признанных наследников. Но, Гораций, он много лет путешествовал по миру, да и после возвращения не один год вёл активный, насыщенный образ жизни. Ты лично готов утверждать, что все это время он жил монахом? Едва ли. Как и я. Скажу больше, он и сам мог не знать о своём отцовстве, но это вовсе не означает, что детей у него не было.       — Да-да, — растерянно пробормотал Слагхорн, соглашаясь с его доводами, — ты прав, конечно, но… Ты же видел этого ребёнка… Даже для фамильного сходства — это чересчур!       Дамблдор несколько мгновений молча смотрел на него, а потом развёл руками.       — И что я, по-твоему, должен сделать? Вызвать сюда мальчика и потребовать объяснений? Исключить его на том основании, что он похож на Темного лорда? Или, может быть, сразу бросить его в Азкабан?       — Мерлин, нет, конечно! — вяло отмахнулся Гораций, уже поняв, что переоценил осведомленность директора. — Я просто подумал, что, возможно, тебе что-то известно…       — Мне известно не больше, чем тебе, — прервал его Дамблдор. — Разница лишь в том, что я не делаю скоропалительных выводов. И тебе советую от них воздержаться. Этот мальчик не сирота, у него есть родители. Отец — маггл, мать — сквиб из рода Маккиннонов.       — То есть, ты все-таки наводил справки, — мрачно отметил Гораций.       — Всего лишь поинтересовался у Минервы. Семья обычная, ничем не примечательна, сына они, судя по всему, любят… Пока я не вижу причин для беспокойства. А если тебя так смущает его внешнее сходство с Томом, понаблюдай за ним внимательно. Я уверен, вскоре твоё мнение изменится.       «Мне бы твою уверенность!» — с досадой подумал Слагхорн.       Впрочем, совету директора все же последовал и начал внимательнее приглядываться к Тому Моргану. И первое время ему даже удавалось убедить себя, что Дамблдор прав — внешнее сходство, это ещё не все.       Этот мальчик без сомнения был другим. Да, его сдержанное спокойствие, неизменная вежливость и даже манера речи — все это очень напоминало юного Реддла, но вот взгляд… То, как он вёл себя во время трапез, как общался со сверстниками… В этом они не были похожи.       У Тома Реддла были привычки и повадки ребёнка, выросшего в приюте, в нищете и одиночестве. Первое время в Хогвартсе, он всегда старался наесться впрок, будто боялся, что больше такого шанса не представится. Ни с кем из однокурсников не сходился близко, предпочитая держаться особняком. Был вежлив и почтителен с профессорами, но на дне его глаз всегда таилось подозрение и настороженность ребёнка, никогда не видевшего от взрослых ничего хорошего.       Томас Морган же действительно производил впечатление домашнего, любимого мальчика. Он был хорошо одет и аккуратно причёсан. Легко общался, быстро находя подход ко всем вокруг. И в нем совершенно не было той надломленности, замкнутости и недоверчивости, свойственной Реддлу.       Однако, чем дольше Гораций приглядывался, тем больше сходства между этими двумя отмечал. Мимика. Интонации. Поворот головы. Походка. Даже то, как мальчик нарезал ингредиенты и помешивал зелье — все один в один.       Не доверяя себе, Гораций одолжил у Дамблдора омут памяти и чуть ли не каждый вечер пересматривал воспоминания из тридцать восьмого, когда Реддл учился на первом курсе.       Легче не стало. Наоборот, он все сильнее запутывался в собственных впечатлениях. Насколько объективно его восприятие? Может быть, он уже подсознательно накладывает один образ на другой? Что если ему это все вообще мерещится на нервной почве? А если нет?       Эти вопросы крутились в голове бесконечной каруселью, медленно сводя его с ума. И к началу ноября Слагхорн понял, что если срочно что-нибудь не предпримет, то Рождество рискует встретить в Мунго, в палате с мягкими стенами.

***

      — Куда он тебя пригласил? — удивленно переспросила Гарри за завтраком, когда Том показал ей короткую записку. — В свой клуб?       — Да, я узнал, он обожает собирать вокруг себя тех, у кого есть какие-то полезные связи или просто интересных ему учеников, — кивнул Том. — Сомневаюсь, что ему внезапно понадобился хороший адвокат в обычном мире, а значит…       — Он хочет понять, почему ты так похож на Реддла, — закончила Гарри его мысль и, хмыкнув, добавила: — И не он один. Пойдёшь?       — Пойду, конечно, — Том свернул записку и убрал ее в карман. — Во-первых, по слухам, он никогда не приглашал в клуб первокурсников, а это значит, что ему очень хочется пообщаться со мной поближе. Интересно, о чем? А во-вторых, полезные знакомства никогда не бывают лишними.       — Не поспоришь, — задумчиво отозвалась Гарри, пристально наблюдающая за шумным столом Гриффиндора.       — У тебя, кажется, тоже появились светлые идеи? — усмехнулся Том, проследив ее взгляд.       — Есть такое дело, — согласилась Гарри. — Когда я говорила с МакГонагалл, она упоминала, что Поттеры близко дружат с Уизли. А у нас тут аж четыре представителя этого славного семейства. Как думаешь, кто из них потенциально может быть ценным информатором?       Том некоторые время размышлял над ее вопросом, разглядывая счастливых обладателей ярко-рыжих шевелюр.       — Я бы поставил на Перси, — наконец сказал он. — Он старший, больше шансов, что он что-то знает или помнит. К тому же староста и лучший ученик — значит, ответственный и внимательный.       — Вот и я тоже склоняюсь к этому варианту, — протянула Гарри, накручивая на палец прядь волос. — Осталось понять, как разговорить этого ответственного и внимательного, и не вызвать при этом подозрений.       — Попробуй спросить об этом Пенелопу, — предложил Том и усмехнулся. — Я как-то слышал в гостиной ее разговор с подругой. Она явно к нему неравнодушна. А я, пожалуй, пообщаюсь с другим нашим старостой — Хиллиардом.       — На тему?       — Ну надо же узнать побольше о нашем загадочном профессоре зельеварения, раз он проявил ко мне такое искреннее внимание. Может, он активно болеет за какую-нибудь сборную по квиддичу или, не знаю, обожает шоколадные конфеты. Информация — наше все.