Чёрный хрусталь

      Проснулся Эмека от свиста плети. Этот звук всегда будил его мгновенно, потому что был связан с болью и, как правило, одним разом не ограничивался. Но на этот раз боли не последовало. Юноша просто подскочил на куче сена и торопливо забился в угол. Осмотрелся, продрав глаза. Рядом, кроме лошадей, конечно, никого не оказалось, и Эмека рискнул осторожно пробраться ближе к выходу из конюшни.       Свист плети раздался снова, заставив парня сжаться по привычке. В голове всколыхнулась подлая мысль «Хорошо, что не меня. Только бы не меня!», и Эмеке тут же стало от неё стыдно. Какая разница, кого бьют? Насилие — это отвратительно. Юноша наелся им даже больше, чем корабельной баландой из заплесневелого овса и вяленой рыбы.       Как заворожённый, он всё же выглянул наружу и увидел широкую спину господина Купера. Мужчина был в своём любимом домашнем костюме, какой надевал для работы в пределах плантаций, именно поэтому Эмека и узнал его со спины. Да и трость была по обыкновению в левой руке господина. А вот в правой — плеть.       На коленях перед мужчиной сидел конюх Буру и на глазах Эмеки получал уже третью по счёту плеть.       — Ты возомнил себя хозяином Ист Купера? — послушался знакомый голос господина вслед за свистом хлыста.       — Нет, господин! Простите, господин! — завывал конюх.       — Кто дал тебе право наказывать Эмеку?       — Никто, господин! Но он воровал ваши фрукты!       — Ты нем так же, как он?       — Нет, почему…       — Тогда что мешало тебе рассказать об этом мне? Ты сразу взялся за хлыст.       Оливер подошёл к Буру почти вплотную и рукоятью плети поднял его лицо вверх, чтобы взглянуть в глаза.       — Или ты просто хотел стать выше, наступив кому-то на плечи? Так уясни же теперь, что наказывать здесь имею право только я.       — Я понял. Понял.       Но Оливер замахнулся опять.       Эмека издал невнятный сдавленный вой. Нет-нет-нет… Буру злой человек, безусловно, злой, но юноша оказался не в состоянии видеть насилие даже над своим врагом. И особенно — от господина Купера, который виделся парню строгим, но справедливым человеком. Мысли, как юркие мойвы, заметались с такой быстротой, что Эмека не успевал выловить хотя бы одну. Он лишь промычал от страха и кинулся к господину, повиснув у него на руке, и сделал это раньше, чем успел подумать.       — Эмека? — почти прорычал мужчина. Его взгляд пронзил парнишку насквозь, но злобы в нём не было, только решительность совершить наказание и почему-то… усталость. — Что ты себе позволяешь?       Эмека отпрянул и кинулся на землю в низком поклоне. Он мотал головой и молил только о том, чтобы хозяин понял его правильно.       Оливер бросил на землю плеть. Подвывающего Буру он отпустил взмахом ладони, а Эмеку за шиворот поднял на ноги. Смотрел при этом он парнишке в глаза так пристально, что тот снова задрожал.       — Ты странный парень, Эмека, — проговорил мужчина. — Он ударил тебя, а ты заступаешься за него, хотя сам трясёшься, как кролик. Что с тобой не так?       В ответ на это у Эмеки снова наполнились слезами глаза. Он знал, что плохо это — так часто плакать. Ведь он взрослый. Он мужчина. Должен быть сильным, но иногда просто не мог себя контролировать. Никогда в своей жизни он не чувствовал себя в полной безопасности, в покое и равновесии, не чувствовал, что что-то может измениться по его лишь желанию, и когда появился человек, способный быть щитом и островком уверенности в спокойном «завтра», этот же человек и нарушал покой. А слёзы служили единственным доступным способом проявить эмоции. Любые. От страха до облегчения.       Оливер отпустил рубашку Эмеки и почему-то похлопал его по плечу, а после заметил что-то за его спиной и прищурился. Эмека обернулся. На крыльце, разинув рты от любопытства и удивления, стояли кухарка и её дочери.       — Чёрт подери, вам нечем заняться в кухне? Если завтрак уже не в гостиной, то можете занимать место Буру прямо сейчас!       Женщин с крыльца дома как ветром сдуло.       — Приведи себя в порядок, поешь и ко мне, — скомандовал мужчина, и Эмека послушно поплёлся на задний двор умываться.       Делал он это теперь ещё более тщательно. Мало того, что сам Эмека был по возможности чистоплотным, так ещё и Оливеру явно не доставило бы удовольствия нахождение в аккуратно убранном рабочем кабинете потного раба в замызганной одежде. Негоже позорить его.       Чисто вымытый, Эмека привычно и ни на что не надеясь, зашёл в душную кухню. Маньяра месила в большой миске солнечно-жёлтое кукурузное тесто на лепёшки. Абена оттирала медный котелок золой. Подноса, на котором ежедневно сервировались блюда для господских трапез, уже не было, а значит Ифе унесла Оливеру и его гостье завтрак.       Эмека, стараясь не смотреть на женщин, стал открывать крышки с кастрюль и котлов в поисках чего-нибудь съестного, но остался ни с чем. При попытке заглянуть в один из шкафчиков с припасами, парень и вовсе получил половником по затылку.       — Ты что, быть хозяин?! Почему везде лезть без разрешения?!       Эмека потёр затылок и поскрёб пальцами горло. Не могу же ведь говорить, мол!       Маньяра на это лишь фыркнула и погнала парня прочь с кухни.       — Пшёл! Свинья! Демон! Из-за тебя господин бить Буру!       Эмеке стало ещё обиднее от этих слов. Ведь он же заступился за Буру и не дал ударить его снова! И Маньяра видела это. Ведь видела? Или предпочла сделать вид, что такого не было, чтобы продолжать играть роль злой жадной кухарки?       Мулату ничего не оставалось, кроме как уйти. Он переживёт день без завтрака. Нужно просто взять у Оливера задание на сегодня и, может быть, если он отправит раба в город, то удастся подобрать что-то из диких фруктов по пути.       Когда Эмека пришёл в гостиную, долговязая Ифе как раз расставляла перед хозяином и Амелией кофейник, сливочник и сервиз. Делала это тихо и смиренно, боясь ещё одной вспышки господского гнева после такой демонстрации силы с утра пораньше, тем более что господин Купер и сию минуту выглядел суровым и не в самом лучшем расположении духа. Амелия же будто и не замечала этого. Она мило улыбалась и щебетала что-то о прекрасной погоде и изысканном вкусе хозяина.       — Приятного аппетита, леди, — буркнул Оливер, намекнув таким образом, что приличной девушке не следует болтать за едой, и та тактично замолчала.       Эмека по обыкновению встал слева от входа и чуть склонил голову. Ифе попыталась прошмыгнуть с подносом мимо парня, но именно в этот момент у него предательски заурчал от голода желудок, да так громко, что руки сами собой дёрнулись к животу будто в попытке замаскировать конфуз.       — Ифе, — тихо окликнул хозяин, не донеся до рта вилку с кусочком обжаренного в яйце тоста. — Стоять.       Девчонка испуганно замерла и покосилась на Эмеку. Парень же, и без того чувствующий себя неловко, и вовсе вжался в стену, только бы его никто не заметил.       — Эмека, я велел тебе поесть. Ты это сделал?       Мулат покачал головой.       — Ты голоден?       Кивок.       — Тебе не позволили поесть?       Секунда промедления и опять кивок.       — Ты поэтому таскал фрукты в саду?       И снова Эмеке пришлось кивнуть.       — Я понял. Ифе, прикажи своей матери сею же минуту сервировать плотный завтрак ещё на одну персону и принеси его в мой рабочий кабинет.       Оливер испытывающе посмотрел рабыне в глаза и отпустил лишь тогда, когда услышал «Слушаюсь, господин».       — Эмека, жди меня там.       — Вы позволите рабу есть при вас, господин Купер? — донёсся до Эмеки обрывок фразы, когда он покидал гостиную с чувством, что теперь его в доме возненавидят ещё больше. Потому что Маньяру, наверняка, тоже ждёт теперь наказание.       А его ждал завтрак…       Женщины постарались выполнить приказ хозяина быстро не из расторопности или желания накормить Эмеку, а из страха лишний раз мелькать у господина Купера перед глазами, поэтому, пока юноша ждал в рабочем кабинете один, Ифе уже внесла туда поднос. Она, очевидно, передала всё произошедшее матери, потому что Маньяра не озаботилась красотой или аккуратностью приготовленных блюд, но тем не менее… Яичные тосты, обжаренные ломтики бекона, банан и кусочки сочного манго, а также большая кружка сладкого чая — вот что составило трапезу Эмеки, и ему стоило труда убедить себя, что всё это, действительно, для него, и ему позволено это есть.       Он осторожно присел за стол и потянулся к тостам руками. Сам себя обругал и взял в руки вилку. Потом вспомнил, как хозяин пользуется за едой ещё и ножом, и взял его тоже. Неловко распилил тосты, прежде чем отправить в рот хоть кусочек. Простая пища показалась рабу божественно вкусной, и Эмека расправился с половиной порции за считанные минуты.       Дверь открылась как раз, когда он жевал пропитанную в яйце хлебную корочку.       Бекон был оставлен на тарелке на потом, как самое вкусное.       — Так-то лучше, — хмыкнул Оливер, глядя, как смущённый Эмека жуёт тосты и запивает их чаем.       — Ты ешь, Эмека, не бойся. Но имей в виду, что это, — он обвёл взглядом почти господскую сервировку. — …Будет не каждый день. Маньяра уяснила урок. Больше она не посмеет прятать от тебя еду. Считай, что тебе сегодня просто повезло.       Но Эмека и тому был рад. Он вскочил со стула и отвесил мужчине глубокий земной поклон. Как хотелось бы ему сказать «Спасибо», как бы хотелось… И дело было вовсе не в беконе и кружке чая, а в самом чувстве, что хоть где-то можно рассчитывать на справедливость. Пожалуй, теперь Эмека был бы готов и принять наказание от Оливера, если заслужит. Если оно будет справедливым — он примет его безропотно. А пока всё, что он может — трудиться для Оливера и не подводить его.       Сегодня Эмека весь день просидел в рабочем кабинете вместе с господином. Он старательно писал всё, что ему велели. Убирал в те папки, что ему говорили. Приносил ему чай без просьб и проветривал комнату без напоминаний. Старался, чтобы Оливер был доволен им. Единственным недочётом за день была лишь клякса на столе, и то потому, что господину вдруг вздумалось слишком надолго остановить на парне взгляд.       Эмека не переносил долгих изучающих вглядов. Он тут же взмок от пота, заметался на месте и обронил каплю чернил. Благо, что мимо листа, и её удалось быстро убрать с помощью тряпочки-промокашки.       Юноша привык, что эти взгляды значат только одно, но разве может Оливер быть таким же? Подлым, грязным и похотливым… Нет, Эмека не верил в это, а потому заставил себя успокоиться и посмотреть господину в глаза. Он даже умудрился разглядеть их цвет — каре-зелёный, как недозрелый орех макадамия. Разглядел морщинки вокруг них, явно не от весёлой жизни. И белую полоску на правой брови, где когда-то, видимо, была рана - тоже разглядел. И редкую седину на висках. Сколько господину лет? Сорок? Больше? Меньше?       И почему он смотрит так долго на какого-то несчастного немого раба, которого привёл в свой дом, как собаку на поводке?       Что думал в этот момент Оливер — осталось для Эмеки загадкой, но утром ему удалось беспрепятственно подкрепиться в кухне. Буру не тронул его ни пальцем, ни словом, а даже наоборот: сообщил, что господин Купер велел ждать его у возка. В город, мол, поедут.       Впервые за много лет Эмека подумал о том, что жизнь, может быть, не так и ужасна.