Адажио

      Каждую ночь Ксавье ждет, когда Пагсли заснет и поднимается по лестнице на чердак в комнату Уэнсдей. И каждую ночь, начиная с их первой ночи в ее детской спальне, она признает его присутствие и быстро отворачивается от него.       — У тебя холодные ноги, — говорит она в темноту.       Он поднимает ступни выше и прижимает к ее обнаженным икрам.       — Спокойной ночи, Уэнсдей, — отвечает он. Она слышит легкую улыбку в его голосе. Обхватывая ее тело, он притягивает ее ближе, в позу, которую Энид называла «ложкой». Ее сердце колотится в груди.       Она говорит себе, что единственная причина, по которой он может остаться на ночь, в том, что теперь Ксавье уходит на пробежку еще до восхода солнца. Рано утром, выдергивая Уэнсдей из глубокого сна, он осторожно убирает руку и ногу с ее туловища, прежде чем встать с постели. Она снова засыпает с хмурым выражением лица.       Уэнсдей проводит позднее утро, собирая пыльцу с разной листвы вдоль особняка Аддамсов. Она ведет обширные записи в дневнике и делает пометки о каждом образце для Юджина. К вечеру она переходит в семейную библиотеку, чтобы поработать над своим романом. Ксавье присоединяется к ней и рисует, устроившись рядом на диванчике.       У него входит в привычку отправляться на кухню, когда она замедляет набор текста, и нарезать яблоко для них обоих. Никто не говорит ни слова, но Уэнсдей украдкой смотрит на открытые страницы его альбома для рисования.       В четверг днем начинается сильный дождь. Уэнсдей берет пальто, зонтик и торопливо выводит его за дверь. Они идут под проливным дождем к семейному кладбищу.       — Зачем мы пришли сюда под дождем? — спрашивает Ксавье.       — Это идеальная погода.       — Конечно… — он наклоняет зонтик ближе к ней, чтобы защитить от дождя.       — Я видела твой последний набросок, — она ведет его через причудливые надгробия. — На котором твой отец.       Накануне Ксавье усердно рисовал, пока она печатала за своим столом, почти отвлекаясь на звук трения карандаша о бумагу.       — Мой отец… — Ксавье прочищает горло. — У меня было видение, а сегодня утром он позвонил.       Уэнсдей смотрит на него из-под темного зонтика.       — В своем видении я был частью его представления. Второстепенным персонажем в шоу. — Ксавье вздрагивает. — Он позвонил, чтобы спросить, когда заканчиваются занятия, и назвал даты следующих гастролей. Обычно он оставляет меня в одном из своих домов. В половине случаев забывает, в каком именно.       — Кто-то однажды сказал мне, что видения не всегда логичны, скорее вызваны эмоциями. — Уэнсдей привела их к надгробию со статуей женщины. Замысловатая резьба на лице позволяла каплям дождя стекать по щекам, как настоящие слезы.       —И кто же тебе это сказал?       — Кажется, я не могу вспомнить.       Ксавье легонько дергает ее за одну из косичек.       Иллюзия слез на лице статуи напоминает Уэнсдей об оживших картинах Ксавье. Или, возможно, наоборот.       — Я видела, как твой отец отреагировал на моего брата, и я видела, на что способен ты, — продолжает она. — Между вами нет сходства.

***

      В пятницу утром Уэнсдей выходит из душа и слышит громкий стук в дверь своей спальни. Ксавье выкрикивает ее имя как раз в тот момент, когда поворачивается ручка.       — Уэнсдей, тебя ищет… — он распахивает дверь, не дождавшись ее ответа. — Ого…       На ней только черное полотенце, плотно обернутое вокруг тела. Волосы распущены, и уже второй раз Ксавье видит ее без косичек.       Он только что вернулся с утренней пробежки. Его щеки красные, благодаря интенсивной нагрузке, а волосы слегка влажные от пота.       — Э-э… Твоя мама просила встретиться с ней за гаражом. Что-то насчет того, чтобы помочь с Клеопатрой… Что бы это ни значило.       — Ты пялишься. — Забавно, учитывая, что она сама часто разглядывает Ксавье, когда он возвращается со своих пробежек.       — Должен ли я извиняться за то, что пялился на свою… — он внезапно останавливается.       Уэнсдей задается вопросом, почему.       Она не отвечает, только бросает полотенце на пол, прежде чем повернуться к нему спиной и достать одежду из комода.

***

      Уэнсдей находит маму возле сарая с гигантским плотоядным растением.       Мортиша протягивает ей металлическую миску, наполненную сырым мясом, нарезанным кубиками.       — Уэнсдей, будь добра, помоги мне с Клео. Она отчаянно нуждается в пересадке.       Уэнсдей бросает кусочек говядины растению, чтобы отвлечь его, пока Мортиша очищает корни от почвы.       — Как хорошо, что ты вернулась домой, Уэнсдей, — улыбаясь, говорит она.       Ее дочь размахивает еще одним кусочком перед Клеопатрой.       — Особенно Пагсли рад вашему с Ксавье обществу. Неплохой улов, такой красивый молодой…       — Хватит, мама! — огрызается Уэнсдей и прерывает Мортишу, не желая дальнейшего сравнения с ловушкой для венерианских мух. Клеопатра пользуется случаем, чтобы броситься вперед.       — …почти такой же красивый, как твой отец, — продолжает Мортиша, игнорируя вспышку гнева дочери.       Гомес появляется как раз в тот момент, когда Мортиша добавляет остатки почвы в новый горшок Клеопатры. Миссис Аддамс снимает темные садовые перчатки, прежде чем взяться за руки со своим мужем. Гомес кружит ее, напевая, и пара начинает тихий танец.       Уэнсдей, поморщившись, оставляет родителей за их бредовым занятием.       По пути в комнату она обнаруживает, что Ксавье собирает часть своих выстиранных вещей. Ларч был достаточно любезен, чтобы постирать их одежду перед возвращением в Невермор.       — Что тебя так расстроило? — комментирует Ксавье, пристраивая джинсы рядом со спортивной сумкой.       — Мои родители, — Уэнсдей кивает в ту сторону, откуда доносятся звуки бурного поведения мистера и миссис Аддамс.       Ксавье подходит к окну и выглядывает, отодвигая темную занавеску. Он едва может видеть родителей Уэнсдей, танцующих медленный танец на краю сада Мортиши.       — Я думаю, это мило.       — Это отвратительно.       — Значит, ты не хочешь этого делать, — Ксавье хватает Уэнсдей за руки, крепко переплетает их пальцы и придвигает ее ближе. Делает быстрые шаги порывистыми движениями, чем-то похожими на вальс. Она почти спотыкается, чтобы не отстать, не в силах вырваться из его хватки. Он отпускает ее пальцы и обхватывает за талию, притягивая к себе.       — Ксавье, остановись!       — Нет! — Он наклоняется над ней, чтобы заставить откинуться назад, поддерживая ее вес одной рукой. Целует ее впервые вот так. Тянет обратно вверх и кружит. Уэнсдей похожа на тряпичную куклу, которую заставляют выступать. Ксавье широко улыбается.       — Я ненавижу тебя! — Уэнсдей пытается вырваться из его хватки.       — Это неправда! — смеется он.       После нескольких шагов по комнате Ксавье, наконец, отпускает ее.       Уэнсдей в ярости.       Он улыбается.       Она притягивает его к себе, прижимаясь к его губам так сильно, что клацают зубы. Ксавье держит ее лицо в своих ладонях и осыпает поцелуями.       Она отходит как раз в тот момент, когда в дверях как темное облако появляется Мортиша. Уэнсдей пытается контролировать дыхание, отворачиваясь от Ксавье.       — Ларч подал обед.       Ксавье бормочет слова благодарности и устремляется прочь. Когда Уэнсдей уходит вслед за ним, мама останавливает ее, сжав плечо.       Мортиша не произносит ни слова, только аккуратно укладывает ее челку на место и разглаживает поднятый воротник.

***

      В субботу утром два студента Невермор загружаются обратно в семейный лимузин. Уэнсдей напрягается, когда родители кладут руки на плечи Ксавье, выражая свое волнение по поводу его будущего возвращения. Дядя Фестер пожимает ему руку.       Ее семья, наконец, прощается с ними, возможно, пролив несколько слезинок.       Велосипед оставлен на попечение Пагсли. Уэнсдей говорит, что у нее нет времени учиться, и такой транспорт послужит хорошим способом сбежать от школьных мучителей.       В машине Ксавье засыпает, и Уэнсдей читает, а затем отправляет сообщения Энид. На этот раз они сидят рядом; она спиной к окну, положив ноги на колени Ксавье. Он держит ее лодыжки, пока дремлет.       [12:46] Я напилась только один раз! Но все равно очень стыдно       [12:46] Я купила тебе сувенир       [12:47] Сходим в закусочную в Джерико, когда ты вернешься, я так хочу стейк и яйца!                               [13:30] Время прибытия 16:45       [13:32] Идеально       Соседки по комнате отправляются в Джерико после распаковки вещей тем же вечером. Прогулка в город — желанная разминка после того, как они просидели весь день, возвращаясь из путешествия.       Энид дарит Уэнсдей картину скорпиона из песка навахо, выполненную, конечно же, в черном цвете. Она планирует повесить ее на каменную колонну в комнате. Затем Энид делится почти двумя сотнями фотографий своего путешествия по пустыне и рассказывает о том, как напившись, проделала когтями дыру в шапке Аякса.       — Иногда мой ум совсем отключается, Уэнсдей. Я просто ничего не могу с собой поделать рядом с ним. Ты ведь понимаешь меня, правда?       — Какие еще модные вещи, ты сделала из пряжи за последнее время, Энид?       — Уэнсдей! Ты не можешь вот так просто закончить разговор!       — Разговор не может закончиться, если не начинался, — возражает она.       Энид стонет, в отчаянии прижимая ладони к щекам:       — Хорошо, хорошо… Если тебе понадобится, чтобы я провела ночь в комнате Йоко, только скажи.       Уэнсдей режет пережаренный стейк из закусочной с такой силой, что потертая фарфоровая тарелка трескается по центру.

***

      Занятая домашними заданиями и подготовкой улья к весне, Уэнсдей уже несколько дней не видит Ксавье вне обычных занятий. Он передает ей записку во время общего урока, с просьбой встретиться в мастерской после ужина. Уэнсдей соглашается.       Однако их планы рушатся, когда двух учеников-оборотней ловят во время секса на территории школы. Весенний воздух и затяжное полнолуние усиливают гормональный фон в кампусе. Преподаватели приказывают всем студентам возвращаться в комнаты сразу после занятий до конца недели. Уэнсдей не рискует встречаться с Ксавье, под угрозой того, что последует звонок ее родителям.       В тот вечер Энид и Вещь уходят в комнату Йоко, чтобы поработать над новым проектом вязания крючком. Это разрешено, ведь ее комната находится на том же этаже общежития. Проведя большую часть вечера в одиночестве, Уэнсдей впервые после перерыва садится за работу над своим романом. Кульминация сюжета на подходе, и к лету ей нужно перейти к финальной стадии редактирования.       Внезапно вибрирует телефон, нарушая ее концентрацию.       [19:42] Ты свободна?       [19:57] Пишу       [19:58] Между нами что-то изменилось?       Уэнсдей не знает, как ответить. Да, потому что она не знает, как классифицировать их близость? Нет, потому что она не может вспомнить, как это было раньше? Она чувствует себя пешкой в собственной жизни, вынужденной продолжать двигаться вперед. Она предпочитает пока проигнорировать его вопрос.       Он ждет около двадцати минут, прежде чем позвонить. Уэнсдей берет трубку и молча принимает вызов.       — Мы не виделись несколько дней.       — Я вижу тебя каждый день.       — На уроках, Уэнсдей. Я не видел тебя ни в мастерской, ни за ужином.       — Всего несколько дней, Ксавье. Я была занята, работая над подготовкой ульев с Юджином, а Энид требует хотя бы одного дня общения в неделю, — она понимает, что ее слова прозвучали резко только после того, как произнесла их.       — Хорошо, ты права. Я просто скучаю по тебе.       Она чувствует волнение в груди.       — Я приду в мастерскую в эти выходные. Если нам разрешат находиться вне комнат.       — Я скучаю по тебе во всех смыслах, Уэнсдей.       Теперь ее грудь пронзает непривычная боль, но она не может найти слов, которые хочет сказать. Вместо этого она пробует что-то другое, столь же смелое.       — Есть способы позаботиться об этом самостоятельно.       Она слышит, как он резко вдыхает на другом конце провода.       — Ты когда-нибудь делала это? — Однажды.       Она встает из-за стола и устраивается на кровати. Как обычно, Ксавье заполнил все свободное пространство в ее голове, вытеснив то, над чем она работала.       — О чем ты думала? Или о ком?       Смело с его стороны предполагать, что он может знать ответ, или что ответ не причинит ему вреда. Уэнсдей хранит молчание, предпочитая держать эту информацию при себе.       — Я думаю о тебе, — шепчет Ксавье.       Она краснеет. Ее щеки заливает жар, внизу живота тянет.       Она слышит шорох на другом конце, вероятно, Ксавье прижимает телефон к плечу.       — Уэнсдей, пожалуйста, скажи, что трогаешь себя прямо сейчас, — в его голосе звучит отчаяние. — Потому что это было бы чертовски горячо.       Она не трогает, но опускается на кровать. Ее телефон лежит на сгибе плеча, чтобы рука могла спуститься к резинке нижнего белья.       Звуки его неровного дыхания что-то сделали с ней. Ей не нужна фотография, как в прошлый раз, когда она попробовала провести небольшое исследование. Она вспоминает, как Ксавье выглядел в ее спальне, откинувшись на спину и затаив дыхание.       Уэнсдей копирует некоторые его движения, слегка надавливая пальцем. Ее глаза закрываются, она сгибает ноги под одеялом, слегка разведя колени.       Наверное, она издает какой-то слабый звук, когда слышит, как стонет Ксавье. Это усиливает жар в ее животе и влажность на пальцах. Как и раньше, удовольствие есть, но не такое сильное. Не такое, когда Ксавье ласкал ее. Она быстро проводит подушечками двух пальцев по клитору, пытаясь усилить ощущение.       — Уэнсдей?       — Мне нужно…       Она ловит себя на том, что всхлипывает. Она не знает. Телефон соскальзывает с ее плеча на простынь, когда она переворачивается на живот. Ее рука все еще под одеждой, ритмично двигается. Дополнительное давление ее тела теперь работает на нее.       — Продолжай говорить, — командует она, прижимаясь щекой к подушке, даже не уверенная, куда упал телефон.       Звуки, срывающиеся с губ Ксавье почти похожи на рыдание. Он скучает по ней, по ее телу, по ее прикосновениям. Если бы он был там, он бы позаботился о ней. Знать это приятно, но сейчас только звук его голоса, тяжелое дыхание и движения собственных бедер к руке помогают ей достичь оргазма.       Она кончает, прерывисто дыша, чувствуя, как ноют мышцы запястья из-за интенсивного использования. Она не слышит звуков кульминации Ксавье, мир вокруг нее наполняется белым шумом.       Уэнсдей приподнимается, ища телефон на черной простыни.       Что обычно говорят после взаимной мастурбации по телефону?       — Ксавье?       — Я здесь, ходил за полотенцем.       Уэнсдей слышит, как закрывается дверь. Она думает, что ей нужно сходить в ванную, чтобы привести себя в порядок до возвращения Энид и Вещи.       — И… Спасибо… Надеюсь, тебе тоже было хорошо.       Уэнсдей знает, что ситуация довольно неловкая, но она не возражает. Она часто не осознает, насколько напряжена, пока не расслабится.       — Да. Спокойной ночи, Ксавье.       — Спокойной ночи, Уэнсдей. Увидимся завтра.       Правда, — думает Уэнсдей, направляясь в ванную комнату общежития, чтобы принять душ, — заключается в том, что она жаждет большего.