Открытые раны твои целую я

      Вся золотая и уютная клетка Сансы Старк была расплавлена пламенем зелёного дракона, когда чёрный дракон пал в борьбе за железный трон. Отец и все её братья были казнены, а сердце её матери не выдержало такой потери, оставив тем самым Сансу одну на растерзание дракона; Арья тем временем пропала без вести: в общем-то, её существование Таргариенам не было надобно, когда в их руки попала перепуганная и едва не убитая горем старшая дочь покойного хранителя Севера. К тому же не осталось больше наследников, кроме Эйгона II, которому такой брак был бы выгоден.       К счастью, Сансе не довелось узреть казнь её отца да братьев, как и смерть матери, однако она даже не была уверена, решился ли кто-нибудь похоронить её семью достойно. Старки были верны истинной наследнице — Рейнире Таргариен, они не были предателями, однако стали, когда игра перестала быть честной.       Оставшаяся Старк мало знала, что её ожидало: как только эти варвары прибыли в Винтерфелл, ей сказали, что она будет отдана королю Эйгону. Слабая догадка не осчастливила её: если она нужна, дабы обеспечить короля наследниками, то лучше была бы для неё погибель вместе с семьёй, нежели такое унизительное действие.       И ведь верно: у Эйгона II осталась только дочь.       Весь путь Санса по-детски прорыдала, желая оказаться вновь в объятиях матери. Её обглодало изнутри чувство кошмарной несправедливости. Даже в самом страшном сне ей не могло привидеться, что с её семьей так жестоко расправятся. Когда ей было плохо, она обычно прижималась к Леди, ибо её мягкая шерсть чудодейственно влияла на неё, да вот только все лютоволки, что недоброжелательно встречали незваных гостей, были убиты. Кто-то даже умудрился содрать с них шкуры.       Долгая истерика спустя долгое повалила Старк в сон в одинокой карете. За ней-то, признаться, даже никто не следил: что она, как она… действительно — ведь дочь предателя!       И сон всё-таки был дурный. Плач то и дело содрогал резко исхудавшее тело, а голова всё время будто словно раскалывалась по частям. Девушке казалось, что она вскоре сойдёт с ума. Ещё и мучительно ныла окровавленная нижняя губа: какой-то душегуб посмел ударить её своей тяжёлой рукой, дабы та перестала ныть и брыкаться, пытаясь тем самым вырваться, отчего Старк и вовсе замолкла, то и дело всего-навсего дрожа и поддаваясь чужой воле.       По прибытию Санса едва пересилила себя, дабы выйти на ослабевших ногах из кареты. Её не кормили, не поили всё это время — везли словно на убой. Но всего этого Старк и так не хотелось, кроме, разве что, упасть на кровать и заснуть, дабы забыть сей кошмар наяву.       Раньше Санса мечтала посетить Королевскую Гавань, когда была девчонкой, и мечтала стать королевой — и один день понадобился для того, чтобы это место вызвало у неё животный страх.       Растерянно осматриваясь, Старк запоздало заметила, как к ней подошла незнакомая женщина. Видать, сама королева — Алисента Хайтауэр.       Она коснулась её — по-матерински — и Санса вновь расплакалась, но уже от того, что впервые за это время она ощутила на себе чьё-то тепло.       — Не плачь, девочка моя, — карие очи устало заглядывали в её опечаленные. — Король дарует тебе жизнь. Следуй за мной.       Рука Алисенты едва весомо коснулась её раненной губы и взялась за её кисть, мягко ведя за собой. Девушка неспешно плелась за королевой, не желая никак с ней взаимодействовать. Она — мать узурпатора, что погубил всю её семью. И теперь Санса их пленница, которую никто не высвободит, — некому.       Когда они оказались в просторном зале, единственное, что вызывало у Сансы впервые за это время какие-либо чувства, кроме скорби и желания исчезнуть из сего мира, — железный трон, что заставил внутренности сжаться в мясной комок. Лезвия, слепленные в единое творение, страшили её — к тому же этот треклятый трон стал причиной гибели Старков.       Уже только потом, у подножия, девушка заметила сгорбленную фигуру, сидящую на стуле-носилке.       Его Величество.       — Сын мой, — Хайтауэр отпустила руку Сансы, и той отчего-то отчаянно хотелось, чтобы вновь взяли её кисть, — надеюсь, мы не заставили с леди Старк тебя долго ожидать.       По правую сторону от Эйгона стоял Ларис Стронг, держась за трость. Он скользко улыбался, отчего Старк ещё больше зажалась.       — Прошу простить меня за такую дерзость, — опередил Стронг короля, осторожно растягивая слова, — однако у покойного лорда Старка разве одна дочь?       Санса молчала, исподлобья поглядывая на короля. Он был омерзителен ей: мало того, что под одеялом на его ногах проглядывали кривые ноги, так ещё и левая часть его тела (пока она видела только голову и шею) были значительно обезображены ожогами. На голове, где лежали кривым рельефом шрамы, едва держались остатки волос; само лицо юного короля было нездорово пухлым, а под сапфировым очами залегли серые тени, стареющие его на десяток так два. И самое страшное: Санса знала, что он с ней будет делать.       Однако смотрел на неё Эйгон до боли равнодушно. Даже скучающе.       — Они не смогли разыскать её, — ответила Алисента. — Впрочем, она ещё мала. Сбежала в лес, что кишит хищниками, — боюсь, девочке долго не прожить.       Не сдержавшись, стоящая позади королевы девушка всхлипнула. Алисента тотчас притянула Старк к себе, на что Эйгон усмехнулся.       — Что ж, у малыша Эйгона и впрямь не будет подружки, — наконец заговорил Таргариен. — Судьба евнуха для него неизбежна, но я ещё подумаю.       Будь Санса смелее — задушила бы узурпатора. Однако она вся дрожала, ревела и хотела смерти — прежде всего, именно для себя.       — Надеюсь, Вы знаете, для чего Вы здесь, миледи? Ну же, хватит лить слёзы, нам не нужен ко всему прочему здесь потоп.       На вопрос короля Санса вздрогнула и подняла полные слёз глаза. Как ей было не плакать, если всё, что у неё когда-то имелось, — отнято?       — Не знаю, — просипела девушка, — и не желаю знать. Лучше лишите меня жизни.       Эйгон громко хохотнул, а Алисента крепче сжала её плечи.       Предупреждающе.       — Сначала Вы станете моей супругой и подарите мне наследников, а потом я дарую Вам право умереть, — и вдруг юноша обратился к своей матери: — Полагаю, моя невеста знает, почему её семья оказалась в таком неутешительном положении?       — Она поймёт, — убедила Хайтауэр, усиляя хватку. — Скорбь ещё овладевает ею.       Эйгон фыркнул.       — Ею ли одной?       Санса словно в стыде отвела взор.       Не желая более возиться с плачущей девушкой, король приказал матери отвести её прочь.       На вопрос же Лариса, что ему думалось по поводу дочери покойного хранителя Севера, Эйгон промолчал.

***

      Сансу под стражей оставили в скромных покоях с мыслями, что она станет королевой и должна родить как минимум двух сыновей: первый станет королём после смерти Эйгона II (чего Старк уже очень сильно желала), а второй — хранителем Севера, как только он повзрослеет. Что радовало, так это то, что её сын будет править от имени Старков; впрочем, Север иного и не примет. Однако на данный момент владение данным титулом перешло Болтонам: Мандерли же изначально сражались за Рейниру.       Рассказывая это всё, Алисента много касалась Сансы. Зачастую это была крепкая хватка и лживая попытка успокоить, поглаживая по спине. Её доброта не исходила от чистого сердца, а намерения были неприемлемыми. Посему, в своих покоях, Санса была впервые чему-то рада. Она была одна, с ней не разговаривали и её не трогали. Правда, она не сразу заметила служанку, сидящую в углу комнаты: слова Старк про желание смерти восприняли серьёзно и не возжелали оставлять её в покое даже в собственном выделенном для неё же месте.       Имя служанки было Риз. Она представилась сама, широко и приветливо открывая уста, — Сансе же было уже всё равно, кто разделял с ней одни покои.       Пересилив себя, Санса приняла ванну. Её служанка то и дело помогала ей, так как движения её леди были чересчур неторопливыми. После ей принесли ужин: к нему девушка почти не притронулась — правда, только до тех пор, пока Риз не призналась, что её накажут, если Старк не съест хотя бы половину. Всё же Санса не утратила остатки сочувствия, учитывая всё, что с ней произошло, и она, хоть и с огромнейшим усилием, заставила себя почти полностью опустошить тарелку.       Пожалуй, искренняя радость служанки — единственное, что немного развеселило её.       Уже спустя два дня королева объявила, что церемония бракосочетания вот-вот состоится. За всё это время Санса так и не вышла из своих покоев, пока Риз не убедила её, что в королевском саду ей станет легче; в итоге Старк остановилась у дерева, пала у его корней и, плача, взмолилась, дабы боги пощадили души её семьи, а Арье, коли она жива, — даровали жизнь.       Она и не заметила, как к ней подошёл Стронг, пока была занята скорбью.       — Вот-вот — и Вы уже станете королевой Семи королеств, леди Санса.       Протерев глаза, Санса угрюмо посмотрела на мужчину.       — Что мне титул, когда моя семья мертва? Мне он не нужен.       — Все так говорят, а когда теряют — плачутся, — Ларис растянул губы в слабой усмешке. — Король был неправ. Как дочери предателя, я даже завидую Вашему положению, миледи.       Вскочив с места, Старк зло выпалила:       — Мой отец не был предателем! Он был на стороне истинной наследницы!       — Но не наследника, который сейчас на железном троне, — мягко подметил Строн, нисколько не страшась ярости леди. — Так что, повторюсь, миледи, Ваше положение просто великолепно. О лучшем в данном случае Вы и мечтать не могли, я уверен.       — Могла, милорд, — горько усмехнулась девушка, проходя мимо собеседника. — О смерти!       …Когда на Сансу одевали платье, оно на ней было страшно велико. Недовольная Хайтауэр приказала как можно скорее решить эту проблему, проговаривая, что церемония должна была состояться уже на следующий день, а времени, дабы перешить, у них не было. Самой же Старк было неважно, в чём она явится на свою же свадьбу: это были для неё похороны своих чести и достоинства. Когда, будучи девочкой, она мечтала об этом дне, как и о том, что своему лорду-мужу она родит чудных детишек, то после всего случившегося ей вновь хотелось пролить слёзы, которых, казалось, уже и не осталось.       Осматривая её, мейстер пожаловался королеве на узкие бёдра и излишнюю худобу девушки. Хоть Алисента и приказала до этого откормить Сансу, платье, к несчастью, уродливо висело по краям, отчего Хайтауэр даже задумалась, не выблёвывала ли та еду. Должна же была Риз сказать об этом, будь оно так?       — Я клянусь Вам, она всё ела! — оправдывалась Риз. — Да вот только миледи всё время плачет!       Впрочем, по всё время красным очам Сансы и так всё виднелось, однако каждому было легче не обращать внимание, нежели как-то подбодрить скорбящую девушку.       В день свадьбы Санса уже даже не плакала. Она позволяла себя купать, намазывать ароматными маслами, одевать в платье, которые просто решили подвязать на талии с помощью широкой ткани, и плести на голове сложную и приносящую во время процесса боль причёску. Равнодушно осмотрев свой вид в зеркале, Старк позволила себе едва заметно улыбнуться, любуясь тканью белого цвета. Цвета, как снег в Винтерфелле.       — У меня было почти такое же платье на свадьбе, — поделилась Алисента, заметив намёк радости на лице девушки. — Мне никогда не нравился белый. Однако, когда родились мои дети, я искренне полюбила этот цвет.       Санса знала, что не должна, да вот только что-то внутри заставило её искренне посочувствовать Хайтауэр. Всё, что у неё осталось, — её сын и внучка.       — Ты даже чем-то похожа на меня, Санса. — продолжала Алисента. — Что, если всем?       Старк чувствовала, будто за всё это время разучилась говорить. Посему она решила просто слабо кивнуть и расправить плечи.       …Лорды и леди съехались едва не с каждого уголка королевств, дабы отпраздновать своеобразное возрождение династии Таргариенов. Гражданская война измотала каждого, а королевская свадьба была предзнаменованием перемен и новой жизни. Сансе Старк было суждено родить на свет наследника престола, который дважды зверски был отобран у короля, так же как и хранителя Севера, что был бы целиком и полностью верен Таргариенам. Восстание северян было позади: Старки однажды вернуться на их законное место.       Сначала на носилках внесли короля Эйгона: кто-то был в ужасе, а кто-то опешил, узрев состояние короля. Кто-то считал, что он заслужил, а кто-то — восхищался его бравой борьбой за престол. Самому же Таргариену было глубоко плевать, что кто думал: он успел пред этим пригубить вина, несмотря на просьбы матери оставаться трезвым. В конце концов, кто он, разве не король? Весь этот лицемерный сброд Эйгон был в силах выдерживать только в таком состоянии, а слова матери, учитывая его титул, уходили на второй план.       Сама же Санса вышла после, держа за руку первого попавшегося сира. Она не знала ни его имени, ни фамилии, ничего, да только он, казалось, словно считал долгом вывести будущую королеву под руку, умудрившись даже прошептать:       — Вы, миледи, истинное достояние Семи королевств. Для меня честь — сопроводить Вас.       Будь это сказано до смерти её семьи, Старк бы искренне смутилась, наслаждаясь приятной щекоткой в груди.       Однако сейчас она шла к убийце-калеке и ни одно словно не в силах было уменьшить её печаль. К тому же её должен был сопровождать её отец, а не чужой мужчина.       Встав напротив короля, Санса траурно опустила голову. Пусть все знают, чем для неё была эта церемония. Пусть вспомнят, что стало с её семьёй.       Когда они произносили клятвы, Старк ощущала, что все, что она съела за день, вот-вот свалится к её ногам. Однако было даже как-то приятно, что для того, чтобы на её плечи накинули плач с треклятым гербом Таргариенов, Эйгону пришлось попросить её немного присесть. Он был калекой, уродливым калекой, которому просто очень повезло. Возможно, когда-нибудь она наберётся смелости и отравит его, когда родит двух или трёх сыновей, дабы стать вдовствующей королевой и позволить своим прекрасным сыновьям поскорее начать править. Да, так оно и будет. Она — Старк, северная волчица. Она — волчица из погибшей стаи: овцам лучше было спрятаться.       Когда их объявили супругами, Эйгон как будто самим взором потребовал, чтобы Санса склонилась к его губам. Хоть что-то порадовало Таргариена: она и без слов поняла, чего тот желал, и клюнула в его губы, стараясь не смотреть на его глубокие шрамы.       На пиру Санса не ела. Она оценивающе поглядывала на собравшийся народ, до сих пор осознавая, что её объявили королевой. Королева Санса… звучало так дивно. Её всегда воспитывали как леди, но не как королеву. Она посмотрела на новоиспечённого супруга, что то и дело наливал себе одну за другой чашу вина. Какое, однако, несчастье, что сидела Старк на той стороне, где находились шрамы Эйгона: как человек, любящий глазами, Сансу уже тошнило. И она даже не заметила, как его такая же уродливая рука полезла к её бедру.       — Не дёргайся, — буркнул пьяно Эйгон, когда девушка пыталась отодвинуться, — а то ещё подумают, что их королева какая-то… дёрганная.       Такое заявление искренне возмутило Старк.       — Тогда не трогайте меня, — строго промолвила Санса. — Мне неприятно.       Сказанное супругой позабавило юношу не на шутку. Она рассмеялся так, что каждый понял, что это уже был именно пьяный раскатистый смех.       — А ты думаешь, что я тебя это ночью не трахну, раз я калека? — Санса сморщилась от такой грубости. — Мне нужен сын, жёнушка. Точнее, даже тебе, ибо твоя пизда без меня ничего не значит.       Если Санса не была бы воспитана как леди, то давно бы ударила его по лицу. Однако всё, что она позволила себе, это вздёрнуть подбородок и промолвить:       — Как скажете, любимый, — пересилив себя, Старк чмокнула его в изуродованную щёку. — Только не напивайтесь сильно, ибо как Вы тогда дойдёте до наших совместных покоев?       То, как скривилось лицо Эйгона, заставило Сансу хихикнуть. Она даже отломила себе мяса, принявшись его понемногу есть, пока Алисента, заметив, как омрачилось лицо её сына, и как засветилось лицо Сансы, нахмурилась.       Настроение Сансы испарилось, когда дело шло к первой ночи. Ей было страшно отдавать невинность такому человеку: она боялась боли. Но Старк не могла сдержаться и улыбнулась про себя, когда Эйгона занесли в их покои. В общем-то, что он мог ей сделать, если она могла просто-напросто убежать?       Когда их наконец покинули, Санса вернула своё отрешённое выражение лица, пока Таргариен, сидя на кровати, осматривал её стан.       — Раздень меня, — приказал он, и Старк осталось только повиноваться (куда бы она убежала-то?).       Она даже не знала, что страшнее: увидеть впервые мужчину голым или узреть его остальные шрамы. Впрочем, выражение лица Эйгона говорило само за себя: ему вообще не нравилось, что Санса к нему прикасалась, однако когда она случайно зацепила его приставший член и смущённо ахнула, ему стало даже веселее. Было видно, что последнее, чего хотела его супруга, — увидеть его детородный орган.       Поэтому он без её помощи оттянул за край штаны, отчего Санса моментально отодвинулась, не желая созерцать так близко его член.       — Септа тебя не учила, как можно доставить удовольствие мужчине, кроме раздвигания ног?       «Как будто ты сам не знаешь», — подумала про себя Старк. Пожалуй, что-то в её подсознании вновь подтолкнуло её к логической мысли: он хотел её рот. Только вот её рот хотел только проклинать имя Таргариена.       — Не учила, — Санса встала в полный рост. — Однако это единственный способ подарить Вам детей.       — А я не хочу только детей, жёнушка. Я хочу, чтобы ты сделала мне приятно.       Выдохнув, девушка сузила очи, старясь не опускать их на уровень его бедра.       — Встань на колени и возьми его в рот.       Мордейн говорила, что хорошая леди-жена слушается своего мужа. Мордейн говорила, что только так она будет окутана любовью.       Аккуратно спустившись, Санса продвинулась ближе, осмотрела внимательнее орган, на котором виднелись так же шрамы, и взяла в рот, отчего ей тут же захотелось проткнуть свою грудь чем-то острым и умереть, захлебнувшись кровью. Пекло, она так и застыла, не понимая, что вообще от неё требовалось. Единственное, что ей вообще казалось верным и разумным, — протолкнуть это глубже к горлу, чтобы её вырвало на этот «корень жизни», отрезать его и отдать на съедение псам. По крайней мере, это сделала бы Арья, только она бы даже не подумала о том, дабы действительно позволить кому-то взять её рот. Её сестра, скорее бы, убила себя или того, кто желал её обесчестить.       Но Санса не Арья. И в этом была вся беда.       — Ну же, любимая, представь, что облизываешь… ложку.       Насмешливый яд в его голосе пробудил желчь, скопившуюся в горле. Санса повиновалась, хоть и ложку так и не представила: она только представила, как жалко выглядела. Она кривилась от солёного вкуса, от которого морщилась. Она чувствовала, будто была вновь близка к тому, чтобы разреветься. А смысл ли? Только повод над ней посмеяться. Ведь, что бы ни было с Эйгоном, он был королём, а она… королевой в оковах. В его оковах.       Вдруг Таргариен застонал от её неуверенных и неторопливых потугов доставить ему удовольствие. Впрочем, это её не побудило стараться больше, её и без того воротило даже от самого понимания, что было у неё во рту.       В какой-то момент рука Эйгона вцепилась в её волосы, а бёдра двинулись вперёд. Старк попыталась вновь отодвинуться, но рука его не позволяла это сделать, а сам он начал двигаться быстрее и проталкиваться глубже. Как бы Санса ни желала, чтобы её и впрямь вырвало на него, однако в действительности это её бы только огорчило, поэтому она поспешила вцепиться в его руку, а зубами — укусить его за нежную кожу.       — Блядь, — Эйгон убрал руку, и Санса поспешила вскочить с места, задыхаясь. — Почему тебе, чёрт побери, просто не сидится на месте?!       Вытерев рукавом уста, девушка процедила:       — Дай мне подарить тебе сына и оставь в покое! Я не какая-то… шлюха, дабы терпеть, чтобы меня на тебя не стошнило!       Что-то недоброе блеснуло в глазах супруга, однако Сансе было уже без разницы. У неё слишком много отобрали, чтобы с ней обходились подобным образом.       — Сними остальное, — бросил Эйгон; Старк, фыркнув, поспешила снять его штаны и маленькую одежду, после чего отбросила в сторону.       Сама же она принялась раздеваться уже следом, сначала кое-как распутав всё то, что ей заплели на голове. На фоне невыносимого на вид Эйгона пропало всякое стеснение, посему единственное, что смутило Старк, — так это то, что король просто лежал на спине, молча смотря на потолок. Как он собирался её вообще брать?       Сев на кровать, она вопросительно просмотрела на него, а тот, всё так же смотря вверх, промолвил:       — Садись сверху.       Вопросов не стало меньше, да Сансе было легче попытаться, чем дождаться, пока Эйгон соизволит помочь ей.       — Я никогда не была с мужчиной, — зачем-то сказала Санса сконфуженно.       — Просто сядь на него, — уже раздражённо ответил он.       Казалось, Старк поняла: его обидело, что её могло на него вырвать. Что ж, она бы посмотрела на неё, будь в его рту подобное «творение» богов.       «Ну что за идиот. Просто кошмар: легче себя проткнуть лезвием, чем впихнуть в себя это».       Забравшись на Эйгона, Санса попыталась, как сказал он, сесть на член. Сначала она — о, пекло — даже не поняла, каким образом это должно было в неё войти. Сначала девушка пыталась протолкнуть член между складок, однако только потом, проведя рукой половой орган супруга чуть ниже, поняла, куда именно должен был он войти, судя по непонятным ощущениям, которые она испытала. Санса попыталась впрямь усесться, но ей было жутко неудобно и больно. Она с подобием надежды просмотрела на Эйгона, однако тот лежал так, словно его должна была оплодотворить Санса, а не он её.       — Мне больно.       Он вновь не посмотрел на неё.       — Эйгон, мне нужно подарить тебе ребёнка, — почти умоляющие произнесла Старк.       Шмыгнув носом, что невероятно ошарашило Сансу, Таргариен наконец глянул на неё и едва слышно произнёс:       — Скажи, что ты меня любишь. Что ты меня хочешь.       Она знала, что пьяные люди временами сходят с ума, но такое её действительно впечатлило.       — Я люблю тебя. И хочу тебя. Хочу родить тебе сына!       Санса настолько холодно это сказала, отчего Эйгон даже не сдержал смеха.       — Просто сядь и сделай с ним что-нибудь, — посмеиваясь, сказал Эйгон. — Умоляю, хоть что-то.       Санса никогда не думала, что её первая брачная ночь будет настолько отвратительной: пока она пыталась запихнуть в себя его треклятый член, противясь всем нутром присутствием в себе чужеродного тела, Эйгон перестал смеяться и начал всхлипывать, будто не он несколько минут назад брал её невинный рот. Ужасное зрелище — изуродованный калека плакал под милейшей супругой, чью семью он уничтожил. Даже сама Санса была близка к тому, дабы дать волю слезам, однако сдержалась, насаживаясь на член с большей и большей силой, пока от её тяжких попыток Эйгон не кончил.       Когда Санса легла рядом, тот и вовсе зарыдал, как дитя, будто Старк над ним надругалась. Хотя болело лоно именно у неё.       В общем-то, своё Санса выполнила. И даже перевыполнила.       Заснув под всхлипы супруга, она пожелала, чтобы кто-то из них не проснулся.