future meaning is lost

Крашенные губы трясутся, пока глаза с каждой секундой меркнут, тускнеют в темноте комнаты. В темноте этой девушка бегает глазами по стенам, пытаясь отвлечься хоть на что-то; на что-то, что привлечёт её внимание, как раньше его привлекали люди. Было ли это одиночеством, было ли концом – она не знала, но руки судорожно тряслись, пока она думала о том, что кроме неё в этой комнате больше никого; никто больше не думает о ней; никому не принесёт она больше счастья; никто не станет улыбаться ей так, как раньше. Стены всё мрачнее, а улица за окном кажется чем-то чужим, чем-то, чему она больше никогда не будет принадлежать. Содрагается на полу, предательски громко всхлипывает, пока на телефоне играет знакомая мелодия. И подумать только, – кто-то до сих пор пытается дозвониться, пока она в этом порыве осознаёт своё ничтожное существование. И никогда больше не посмеет рассказать о чувствах, никогда больше не будет готова видеть испуг и неуверенность в чужих глазах.

***

Свет гирляд навевал приятные воспоминания, пока Фишль готовилась рассказать о том, что таит она долгое время. И ни капли сомнения, ни капли неуверенности, лишь мечты о том будущем, котрое будет после пары слов. Неподалёку запустили салют под радостные крики, что придало небу больше красок, больше волшебства. – Мона, – как и планировала, Фишль взяла девушку за её нежную, аккуратную руку, – поведуй, самой ли судьбой разрешено было морозной клевете остужать твои руки? – не то. Это вовсе не то, что хотела сказать блондинка. Надо поймать мысль, но почему.. почему не выходит? Фишль нервничает, пока ком встаёт поперёк горла. Без возможности взглотнуть накопившуюся слюну, лицо девушки бледнеет, а красные из-за стужи щёки она пытается спрятать в шарфе. – А? Ты выглядишь встревоженно. Всё хорошо? – в недоумении интересуется Мона, пока Фишль проклянает свои речи, которые вылетели совершенно случайно. – Всё.. – недовольно кашляя, она снова сосредоточена, – так как велено, моя дорогая. Несмотря на то, что чувства наземных подвластны только им, я чувствую то же, что и вы. Являешься ли ты принцессой, являешься ли обычным астрологом, – Фишль сжимает руки девушки крепче в своих, пока та не понимает, к чему ведёт подруга, – мой орган,бьющийся так быстро сейчас, выбрал тебя; выбрал тебя, как девушку, которая будет не против посетить со мной мир, из которого сошла я. Немая пауза, в которой Мона судорожно переваривает всё, что было адресовано ей. Недалёкий и громкий смех, под который брюнетка осознала, что это признание. Ей признались в чувствах. Никогда никто не учил её отвечать в такие ответственные моменты, из-за чего она стоит, косо пялясь на подругу. Молчание, в звук которого хорошо вписывается бешенный стук сердец обоих, не прекращается. И, казалось бы, вся та выдуманная уверенность, – нужна ли была она? – "Просто не молчи, просто скажи что-нибудь. Просто открой рот и скажи, что думаешь. Не молчи, прошу тебя, не молчи.." – и она понимает, к чему всё это молчание. Звук бьющегося сердца дошёл до ушей Моны лишь через отчаянное лицо Фишль: – Стой! Я.. не это имела ввиду, послушай, – но как только Фишль поднимает надежды взгляд, он тут же падает: неуверенность сразу была заметна, сразу было заметно, как брюнетка точно подбирает слова, которые дойдут до девушки не столь болезненно. – Прекращай. Я пойду, – встревоженный взгляд, девушка добавляет: – Всё хорошо. Мона остаётся, сначала пытаясь задержать подругу, но позже решая разъяснить это позже.

***

– Я.. напустила пыли себе в глаза.. никогда не были все те чувства взаимными. Не были. Не будут, – сказав это, Фишль судорожно обнимает колени, кусая губы до крови, пока боль – последнее, что она сможет почувствовать. Всхлипы предательски вырываются, показывая, что девушка абсолютно не в порядке. И здесь есть гирлянды, отныне напоминающие лишь об этом. А из шкафа за ней будто наблюдает сотня насмешливых взглядов, ну и правильно – она совершила ужасную ошибку. Это именно то, чего никогда не посмеет она себе простить. Пока боль не ощущается так остро, она длинными, чёрными ногтями вписывается в кожу, а зубами прогрызает губы, лишь бы сдержать крик. И нет больше никого, кто смог бы отставаться рядом. Все те, кто отворачивались от неё были правы – не стоило девушке и заикаться о близких отношениях. Слёзы застыли на щеках из-за резкого порыва стужённого ветра – Фишль, в надежде вздохнуть полной грудью, открыла окно, слыша и замечая лишь счастливых людей. Печально было лишь то, что её мечтою станет оказаться на их месте. И подумать она не могла, что чувства останутся такими смешанными, неоднозначными. Она явно ощущает тоску и горечь, но кажется, что она живёт в одиночестве столько, сколько себя помнит. Прошло не более двух часов, но в этом бездушном мраке всё ощущается иначе: иначе воспринимается далёкая улица, её недосягаемые фонари, озаряющие аллею; иначе воспринимаются цвета – они будто стали ещё темне, даже чёрный цвет стал глубже, бездонней. Она медленно поворачивает ручку окна; поворачивается и смотрит: на кровати её точно ждут те чувства, с которыми она не в силах бороться. Она идёт к ним навстречу, поджидая очередной опасности даже там, где контакт с людьми остаётся невозможным. Пока на телефоне пропущенные звонки, она медленно стягивает с себя одежду, ложится спать, закрывает глаза, хоть вместо сна мелькает лишь образ исчерпанного смысла жизни, который медленно покидает её сознание.