Осторожно, Аддамс!

      Третьей карой значилось нашествие кровососущих насекомых. Насчёт насекомых у Вещи были серьёзные замечания, поэтому они решили остановиться на просто кровососущих, коих в Неверморе был целый клан. Предполагалось во время обеда стравить школьную стаю мехов и вампирский клан. Что могли не поделить вампиры и оборотни? Да что угодно. Ассортимент этого «угодно» любой Аддамс мог бы перечислять с утра до ночи, но Уэнсдей необходимо было соблюсти два очень важных условия – не попасть под подозрение (об одном только упоминании «вредины с косичками» у Ларисы Уимс нервно дёргались уже оба глаза) и не поставить под удар Энид. Со вторым было намного сложнее, чем с первым, хотя Уэнсдей была готова поспорить на свой запас чернил для печатной машинки, чтобы директриса готова была отрастить третий глаз для наблюдения за самой проблемной студенткой Невермора.       План у Уэнсдей всё же появился. Прекрасный, грандиозный! Таким нечестивым поступком смог бы гордится даже дядя Фестер! И для его реализации всё было подготовлено. Энид была под благовидным предлогом отправлена к Йоко. Танака была предупреждена о том, что из комнаты, под страхом самых жутких пыток, выходить нельзя (правда, под пытками Уэнсдей имела ввиду просмотр стосерийного мелодраматического сериала, на что вампир только похихикала). Всё было придумано, проверенно и подготовленно, но….       Но вмешалась Гуди. Такой разгневанной Уэнсдей её не видела ещё никогда. На этот раз ведьма явилась не в обличьи девочки-подростка. Сейчас перед немного растеряной провидицей стояла взрослая, начинающая седеть женщина. Она была одета в тёмно-фиолетовую учительскую мантию – Аддамс видела такие на очень старых картинах из убежища Белладон. Руки Гуди держала сцеплеными в замок перед собой – словно сдерживалась, чтобы не ударить своего потомка. На лице, непривычно постаревшем, с морщинками у глаз, читалось видимое раздражение и усталось – на мгновение у девушки мелькнула мысль, что она смотрит в зеркало, которое показывает будущее. Оно ей не понравилось – эта версия Гуди обладала очень усталым лицом и крайне неприятным, пронизывающим до самых костей, взглядом. От него хотелось сразу куда-то уйти, спрятаться, сделать что-угодно, только бы эта пытка прекратилась.       – Хватит, – неожиданно зло и твёрдо произнесла ведьма, продолжая в упор смотреть на своего потомка.       – Чего бы это, – хмыкнула Уэнсдей, отойдя от первоначального удивления. – Я не…       – Я сказала хватит, – повысила голос старшая Аддамс, непроизвольно дёрнув руками. От этого её призрачная мантия колыхнулась, обнажая скрытые ножны на бедре.       – Даже не собираюсь…       – Ты зашла слишком далеко, Уэнсдей. И если ты не остановишься самостоятельно, я остановлю тебя, – от этой угрозы почему-то стало не себе.       Та Гуди, которую раньше видела Уэнсдей, воспринимась скорее как подружка – странноватая, местами жуткая, но вполне дружелюбная. Гуди, явившаяся к своему потомку этой ночью, не казалась ни доброй, ни дружелюбной. В этой версии ведьмы отчётливо было видно всё, о чём когда-то предупреждала Мортиша свою дочь – женщина, чей призрак Уэнсдей видела перед собой, вполне могла истребить деревню нормисов, и, в погоне за местью, сгореть в пламени собственной ненависти. В её глазах – теперь, почему-то мутно-голубых, а не чёрных – молодой ворон видела смерть. Много смертей, включая свою собственную, и от этого было жутко, в самом неприятном смысле этого слова.       – Я не понимаю, почему? – спорить сильно не хотелось, но чисто из вредности и многолетней привычки надо было.       – Мы создали Невермор как убежище для изгоев, а не место последнего упокоения! сердито отчеканила ведьма, не сводя глаз с собеседницы. – Я не позволю кому-либо навредить ученикам школы.       – Крэкстоуну это скажи, и его семейке, фыркнула Аддамс и мгновенно об этом пожалела.       – Не смей его упоминать! – взвилась Гуди и её волосы начали колыхаться, словно от ветра. Руки пожилая ведьма не могла держать спокойно и активно ими жестикулировала. – ОН МЁРТВ!       Одежда на призраке начала слегка тлеть. В воздухе повис запах чего-то тлеющего – в этом запахе Уэнсдей, к своему ужасу, узнала запах палёной человеческой плоти, шерсти и чего-то ещё – то ли дерева, то ли какой-то травы.       «Дом собраний», – мелькнуло в голове у девушки, прежде чем где-то на грани восприятия послышались крики сжигаемых изгоев и дьявольский смех Джозефа Крекстоуна. «Ты не уйдёшь!» – голос ныне покойного пилигрима прозвучал в голове до неприятного отчётливо, оставляя горькое послевкусие на губах.       – Ладно, – вслух произнеса Уэнсдей, не в силах заново переживать кошмарное видение из прошлого. Ладно! Я оставлю в покое этих оборотней! Только прекрати! Посторонние звуки исчезли, вместе с запахами. Теперь в комнате был слышен только тихий цокот часов Энид, которые она держала у себя на тумбочке, а из ароматов ощущался только не в меру яркий, по мнению Аддамс, цветочный аромат духов волчицы – она душилась ими в комнате, прежде чем уйти к Йоко.       – Никогда, слышишь, никогда! То, что случилось тогда, никогда не должно повториться!       – Я не собиралась….       –Я знаю, что ты хотела сделать, Уэнсдей! – ведьма немного сбавила тон, но голос её всё ещё оставался сердитым. – Я не позволю тебе решать свои проблемы ТАКИМ образом!       Провидица фыркнула. Аддамсы редко порицали насилие – главным условием был не запрет на правонарушения, а качественное сокрытия факта собственного участия в чём-то, нарушающим закон. В этом смысле Гомес с Мортишей придерживась истинно спартанских принципов воспитания. Поэтому, слышать от собственного предка прямой запрет на насилие было для неё крайне странно.       – Подросток, – вздохнула ведьма, устало потирая переносицу. – Просто поговори с Энид, ладно? И не пытайся больше стравливать студентов между собой. Я не стану вмешиваться, когда речь идёт о твоей персональной мести – но вовлекать в свои разборки всю школу – это слишком. Ты меня услышала?       – Да. Но я…       – Поговори с Энид, – повторила Гуди и растаяла, как утренний туман.       Вещь, который во время этой сцены сидел абсолютно неподвижно, наконец-то отмер. Он оторепело шевелил пальцами, намного чётчей, чем Уэнсдей осознавая, насколько близко они были к краю пропасти.       – Что будем делать? – поинтересовался придаток, отбивая каждое слово азбукой Морзе.       – Сходи за Энид, – попросила Уэнсдей, садясь за стол. – Скажи… Скажи, что ровно через час я буду готова к вечеру кино вместе с ней. Опоздает – фильм буду выбирать я, – Аддамс вернула себе привычный холодный и безразличный тон.       Разговор с оборотнем предстоял непростой.