Последняя песнь менестреля, или Поход за «Докторской»

      Гвидон Сергеич сказал, что Яшка где-то когда-то потянул за сакральную нить и всё тогда получил: взгляд проницательный, талант, живучесть и удачливость. Шершень же на всякий случай поблагодарил самых влиятельных фанатов «Багрового Фантомаса» — потому что как ещё объяснить, что нашлись под новый год и трезвые мужики, знающие округу, и трактор на ходу, и канистра с бензином, и карта области. Если бы не невидимая рука покровителей — дрожал бы на пару с Трясогузником под бетонным козырьком остановки, надеясь, что получится дождаться попутку. И, скорее всего, оба вмёрзли бы третьим и четвёртым персонажами прямо в мозаичный рисунок с рабочим и колхозницей. А так — снова преспокойно ехали на машине Трясогузника.       — Яшка? — в очередной раз спросил тот.       — Прямо. Всю дорогу по главной, ю ноу, — ответил Шершень, складывая карту, на которой Гвидон Сергеич начертил пальцем «карминову диагональ» до самого города.       — Смотри-ка, прояснилось! — Трясогузник убрал одну руку с руля и ткнул пальцем в лобовуху. — Как там Гвидон говорил? Полярную надо искать?       — Б-блин, не надо.       Шершень думал, что журналист тоже решил завязать с поисками Старозубова, когда горячку сбил и послушал свой рассказ.       — А мы и так за ней едем, вон. — Журналист показал на небо. — Ну да, на север же — это прямо?       — Мне на вечерину, блин. — Пришлось напрячь извилины, чтобы придумать более вескую причину вернуться в город, не сворачивая с пути ни за какими звёздами. — И майонез надо купить. Для салатиков, ю ноу? Ващ-ще нет времени.       — Божечки ты мой, а мне за колбасой ещё ехать, я Танюшке обещал! Где же я её сейчас достану?       — Есть вариант, б-блин. Для своих. В городе покажу, — соврал Шершень. — Только они скоро закроются.       План у него созрел сразу: как приедут — постучится в тридцать шестой магазин с чёрного входа, позовёт Ираиду Зигфридовну, а потом скажет Трясогузнику, мол, не успели. Обычное, на первый взгляд, дело, только никакой Ираиды он не знал, естественно.       Уловка сработала. Трясогузник втопил педаль, и очень скоро впереди замаячили огни города. Мелькнула и осталась позади табличка «Широкая Жменька» перед поворотом направо.       — Название-то какое интересное, — заметил журналист. — Я, кажется, читал про этот посёлок в архивах. Тогда ещё Хрущёв приезжал… Широкая Жменька, Широкая Жменька… Ну конечно! Полундра!       Машину резко развернуло. Шершень едва не пропахал носом приборную панель, благо успел ухватиться за дверную ручку.       — Куда, б-блин? — выдавил он, поняв, что они едут назад.       — Яшка, шифр! Шэ-Жэ! — завопил Трясогузник с гримасой радостно-маниакального кролика. — Туда даже Полярная звезда указывает!       — Я домой хочу. Очень н-надо. Нам за колбасой ещё…       — Если мы раскроем это дело, я столько колбасы понако… Понапу… Накопокупаю! Хоть целый завод колбасный!       Шершень до последнего надеялся, что журналист одумается, но, когда они съехали на грунтовку, запаниковал.       — Я пас, блин. — Он стал дёргать дверную ручку. — Всё, тормози. — Трясогузник будто не слышал, и Шершень заорал в регистре, о существовании которого даже не подозревал: — Высади меня, нахрен блин!       Подействовало. Журналист затормозил и, когда Яшка уже открыл дверь, вкрадчиво спросил, поправляя очки:       — За нами ни одной машины не было, на чем поедешь? Тут километров так-этак… — Он покачал головой, как игрушечный слоник. — И волки, как я слышал, водятся.       Маньячина чёртов. Как только угораздило связаться с ним?       «Саня, помоги, блин. Ю ноу?» — на молитву не тянуло, но Шершень надеялся, что его услышат.

***

      Жилин сидел за рулём и косился на своего нового напарника. Тот чуть глаза не проглядел, всё высматривал на тёмных улицах своего бешеного и еле слышно приговаривал: «Шершняга, блин». От этого зрелища самому становилось тоскливо, и в памяти всплывала песня из «Служебного романа» — та, что про поиски кого-то.       — Как же так угораздило? Не уследил за приятелем?       — Да чё, блин, в клетку его сажать, нахрен? — отозвался волосатик, перебирая шёрстку Жетона, сидевшего у него на коленях. — Чтобы всегда был на виду?       — А, бесполезно! — Жилин поправил болтавшегося на зеркале чёртика из капельниц. — Я, вон, Катамаранова сколько раз сажал — и на тебе, снова улизнул.       — А вы поилку со скипидаром поставьте в отделении. Стопроцентная тема, я вам кричу.       Как-то обидно стало за Игорька. Он ведь не животина какая, чтобы его можно было кормушкой и поилкой урезонить, к месту привязать.       — Думаешь, за скипидаром сбежал?       Сам Жилин в это не верил. И не хотел верить. Скипидар никогда не был целью приключений Игоря. Средством, разве что.       — Ну, блин, вряд ли поработать решил, — усмехнулся волосатик. — Долго там ещё ехать? Я уже коленей, нахрен, не чувствую. При всём моём уважении, ю ноу? — обратился он к Жетону.

***

      Шершень кутался в овчину, которую подарил ему Гвидон. Запах от неё был тот ещё — так, наверное, в хлеву каком-нибудь пахнет. Но щеголять в одной косухе было невозможно, так что он был готов терпеть, даже если бы этот запах застыл у него в ноздрях навечно.       — Это дело стало для меня принципиальным, Яшка, понимаешь? — продолжал уговаривать его Трясогузник. — Я не смогу спать всю свою жизнь, если не узнаю всей правды.       Шершень молчал. Не говоря о прочем, его бесило, что журналист, как узнал его имя, сразу перешёл на «ты» и всё яшкал-яшкал-яшкал, будто на брудершафт с ним пил. Но возмущаться и спорить с единственным человеком при транспорте в этой глуши было слишком рискованно.       — В этом посёлке домов столько, сколько зёрнышек кукурузы умещается в одной ладони. Потому его и назвали Широкой Жменькой.       Шершень попытался прикинуть в уме. Как ни крути — выходило много.       — Б-блин, мы все дома будем обходить, что ли?       — Удача благосклонна к нам — улица здесь всего одна, и, если верить шифру, нам нужен первый дом. Вот тридцать пятый, тридцать третий…       — Это дачи какие-то, здесь нет никого. Поехали, блин.       — А что ты скажешь на это? — Трясогузник указал на большой дом в конце улицы, где горел свет. — Готов поспорить, что это и есть первый.       «Саня, блин, пусть там никого не будет и мы просто поедем домой», — посылал мысленные сигналы Шершень, шагая следом и увязая в снежной каше.       Домик-то был роскошный на фоне остальных и явно подходил для проживания в любое время года. Из широкой кирпичной трубы — не в пример жестяным трубочкам на соседних крышах, — в небо поднимался дым. Вместо кривых лысых яблонек перед крыльцом была высажена ель и какие-то вытянутые зелёные кусты.       — Это ведь дача Багдасарова, Яшка! — Трясогузник схватил его за локоть и стал трясти так, что отварчик в желудке плескался. — Но он-то сейчас… На свободе, получается? — Уши закладывало от возбуждённых воплей. — Вот кто за всем этим стоит, оказывается! Яшка, дело принимает серьёзный оборот!       — Блин, может ну его, нахрен? Мне лабухи из «Бирюзы» рассказывали, что он ващ-ще… Лютый тип, ю ноу?       — Да его давно пора прищучить, — погрозил Трясогузник, заглядывая то в задёрнутые шторами окна, то за приоткрытую дверь гаража.       Когда он достал из кармана коробок спичек, Шершень знатно обалдел. Всё то время, что они блуждали по лесу, рискуя замёрзнуть насмерть, у них была возможность развести костёр, но чёртов журналист даже и не думал достать спички!       — Вот мы его и нашли, — протянул Трясогузник своим телевизионным голосом, нырнув в гараж. — Лицо обезображено до неузнаваемости — если бы он так выглядел на сцене, я бы даже мог стать его двойником. Но у меня нет никаких сомнений, что это Старозубов. Его выдаёт характерная поза — скрещенные руки. Даже в смертный час он до последнего держал марку, я до сих пор слышу отзвуки его песен в этих стенах.       Шершень нерешительно застыл возле смотровой ямы и прислушался: никаких отзвуков он не заметил. Но всё равно было как-то не по себе. В дёрганном оранжевом свете различался силуэт сидевшего в кресле человека, над которым навис Трясогузник. Неужели кто-то в самом деле грохнул Старозубова?       — Иди посмотри!       — Б-блин, я как-то здесь постою. Я крови боюсь.       — А крови нет, хе-хе. Ай! — шикнул журналист. Спичка пролетела горящей дугой и потухла. Гараж погрузился в темноту. — Злоумышленники действовали аккуратно, — продолжил он, шурша коробком. — Наверняка накачали его чем-то.       За спиной раздался топот нескольких пар ног, и прежде, чем Трясогузник успел чиркнуть спичкой, Шершень почувствовал, что на его голову накинули что-то мягкое, а темнота стала ещё гуще.

***

      Татьяна стояла у подъезда и время от времени поглядывала на жёлтый прямоугольник окна четвёртого этажа. Она не была уверена, что поступила правильно. Порывало вернуться, забрать дочь и всё-таки ехать вместе с ней. Или пойти домой, как настаивал милиционер. Но она не могла сидеть на месте, пока Юра где-то пропадает с лихорадкой и сомнительной компанией в лице рокера.       Ричард сможет позаботиться о ребёнке, убеждала она себя. Марго сейчас очень похожа на Дэниела, а уж в его щенячество Ричард проявил всю свою заботу и терпение. К пелёнкам и кормлению по часам ему не привыкать.       Пустой двор расчертили лучи фар. Эхо работающего мотора поселило в сердце какую-то надежду и придало решимости.       — Здрасьте! Ехать, как грится, надо? — спросил таксист, опустив стекло.       — К Старозубову, пожалуйста. Адреса не знаю, но знаю, что вы знаете.       — О, это пожалуйста! Это мы можем!

***

      — Нас раскрыли, — пропищал кто-то.       — Имена? — вопрошал чей-то звучный голос. Точно не Багдасарова.       — Юрий Грачевич.       — Яков Шершанский.       Послышался шелест бумаги. Юра вглядывался сквозь переплетение нитей надетого на голову мешка, но различил только расплывчатые силуэты напротив горящего камина.       — В списке не значатся. Письма перебери, — обратился загадочный голос к кому-то. — Как вели себя?       Юра напрягся. Что за вопросы? Это явная провокация. На всякий случай он пихнул локтем дрожащего рядом Яшку.       — Мешок на голову мне и раньше надевали, но таких вопросов не задавали. Молчи. Лучше не усугублять ситуацию.       — Блин, меня Роза из группы выгонит, если нас убьют, — шептал Яшка.       — Долго мне с вами возиться? Времени нет. — Обладатель звучного голоса по-стариковски крякнул. — Ну хорошо, с каждого по желанию — и ариведерчи.       Приплыли. Юра думал, что последнее желание бандиты только в фильмах уточняют. Смерть ему сейчас вообще была бы некстати, даже если бы эти наглецы могли напоследок пообещать новый микрофон или польский гарнитур.       — Пожалуйста, не убивайте! Меня Танечка ждёт, Женька ждёт — у неё это первый новый год! — запричитал он, надеясь разжалобить палачей. С «Железными рукавами» же вышло. — Отпустите, я про вас ни слова не скажу, ничего не видел, никакого Старозубова в гараже… Никакого расследования! — Молчание в ответ заставило прибегнуть его к главному козырю: — Я даже не музыкант, это, вон, Яшка у нас из менестрелей, если вам нужно!       — Б-блин, кисель ты, ващ-ще, — выдавил Яшка.       И снова в ответ тишина. Чего же они ждут от него?       — Просто верните меня домой! Я всё забуду, клянусь! Яшка, скажи, что ты тоже ничего не видел!       Наконец, главарь банды соизволил отозваться.       — Я кто, по-твоему?       — Саня? — с надеждой и удивлением прошептал Яшка. — Ты?       Главарь разразился каким-то окающим смехом. Наверняка из вологодских или костромских.       — Нет, ну так ещё никто не сокращал! Санта — это куда ни шло.       — Сатана? — переспросил Яшка. Юра решил, что это какая-то рокерская кличка. — Чё у тебя с голосом-то, блин?       — Мешки снимите с них.       Когда глаза привыкли к свету, Юра увидел, что перед ними стоял бородатый и пузатый дед в красном костюме. Но его куда больше занимали подельники деда — коротышки, как на подбор. И колпаки на них были такие… Прямо как во сне. На всякий случай он ущипнул себя.       — Ну? — Дед развёл руками и покрутился перед камином. — Отлично, не узнали — можно считать, что никто нас не видел. — Он опустился в кресло и стал рыться в большом мешке.       — Не видел, не видел, — твердил Юра, перебирая в пальцах шнур от микрофона на манеру чёток. — И вот этих карликов тоже не видел. Ой, у меня, кажется, опять температура поднялась.       А Яшка, наверное, с ума сошёл. Невозмутимый такой, будто каждый день подобное видел.       — Блин, дедуль, отпусти, мне майонез нужен, там Роза, наверное, уже нашёл банку пустую, а мы обещали малыхам салат.       Старик снова крякнул, а потом достал из мешка банку майонеза и протянул Яшке.       Вообще, Юра был за честную журналистику, прозрачную экономику и чистые идеалы. Но увиденное как-то пошатнуло его мир. Вот так вот просто — раз! — и на тебе. Переплата, наверное, за такие фокусы получается ой-ой-ой, но куда деваться, если гастрономы уже не работают.       — А мне батон «Докторской», если можно, — осторожно попросил он. Чем чёрт не шутит?       — Всё? — спросил дед, передав ему холодненькую колбасу. Целый батон, надо же!       Яшка косился то на мешок, то на деда. А Юра косился на него, ждал, что будет дальше. С теневым рынком ему ещё не приходилось иметь дел.       — М-м, блин… а педалька для электрухи есть? Эффект-три, там, или Спектр-четыре. Мне для друга, его зовут Роза Робот, ю ноу?       — Ю ноу? — дед опустил на нос очки и пристально посмотрел на Яшку, который барабанил по банке. — Наш, что ли? Хо-хо-хо! — Он запустил руку в мешок и долго что-то искал. — Малыш, только боссовскую «Металзон» нашёл. Она ещё не вышла, правда, экспериментальный прототип… Пойдёт?        Этот дедуля точно фарцовщик, иначе откуда бы ещё у него столько добра, да и костюмчик эффектный, такое на фабриках не шьют.       — Б-блин, спасибо, это будет ващ-ще, — протянул Яшка. — Писать историю будем, ю ноу?       — Отлично, ещё минус один. Отметь, — сказал дед своему карлику-помощнику.        Похоже, по одному товару в руки выдают. Знал бы раньше — колбасу бы на Танечку записал.       — Мне бы ещё капор розовый из ангорки, — добавил Юра. — Это для Женьки, то есть Евгении. Гра-че-вич. Отметьте там у себя.       У него это было в первый раз. Он и не знал, что нужно имена называть и где-то отмечаться.

***

      Всё-таки хорошо, что таксист такой разговорчивый и весёлый, думала Татьяна, вытирая рукавом пальто запотевшее окно. В тишине дорога бы тянулась долго, а за историями таксиста она и не заметила, что они уже выехали из города.       — И вот, значит, везу я его на концерт, а он и говорит: всё! Я в непонятках — остановиться просит, что ли? А он продолжает: не могу больше. Устал бриолиниться, марафет наводить, танцевать. Успевать и тут, и там. Я, говорит, бардом хочу стать. Свои песни петь, а не эти «ла-лей». На гитаре играть. «Грушу», говорит, возродили — туда святое дело поехать. Вот так! — Таксист усмехнулся и подкрутил усы.       — Получается, он с большой сцены решил уйти? — спросила Татьяна, высматривая на дороге указатель «Широкая Жменька» — оказывается, Старозубов там дачу купил.       — Решить-то решил, да кто ж у нас отпустит его. Пока все бумажки подпишут, замену найдут, вот эти все сдал-принял, о-о-о! Как грится, моль не сметана — на усы не накрутишь. Да-а-а! Вот только на прошлой неделе, значит, возил его костюмы сдавать, а их за столько лет накопилось — ой! Я спину чуть не сорвал, когда помогал разгружать.

***

      Фарцовщик засобирался — будто и не у себя дома был. Странно всё это. Юра, как был, так и стоял на коленях. Мало ли что.       — Что там на очереди, Подболотск? — спросил фарцовщик у карлика. — Вышел на сверхурочку, называется, — проворчал он, поправляя чёрный ремень на пузе, — попробуй ещё найди нормальный камин. Один на десяток миль, если не больше. Я в эти муравейники как влезать должен? Мне Йоулу рассказывал, как его в батарею чугунную засосало, год потом восстанавливался. Чтобы хоть раз ещё я этому Морозу дедлайны закрывал… А эти акселераты? — Он кивнул в сторону Яшки. — Тут ведь только по глазам наивным отличишь от взрослых. Я, если каждому буду в глаза смотреть, за неделю не…       Юра решил прервать это брюзжание. Нужно было спросить, пока тот не ушёл.       — Я извиняюсь, но мне кое-что доставляет невероятный дискомфорт. Я ведь спать не смогу…       — Что ещё?       — Что связывает вас с Марком Багдасаровым и Всеволодом Старозубовым? — по привычке он протянул микрофон.       — С кем?       Один из карликов дёрнул деда за сапог, и тот склонился к нему. Шептались о чём-то. Юра пытался вслушиваться, но за треском дров ни слова не разобрал.       — Так, — дед выпрямился и упёр руки в бока. — Вы своё получили? Другие тоже. Но об этом молчок, это не я был, а этот ваш дед… Ну всё, погнали, — кивнул он карликам.       Те начали прыгать в мешок. И, что самое удивительное, умещались там как-то, даже колпаки не торчали. Юра обомлел и снова стал тыкать Яшку локтем.       — Так а сколько я за фарцу должен? — наконец спросил он, вспомнив, что до сих пор не рассчитался.       — Это на их языке подарки так называются? — спросил дед у последнего карлика, нырнувшего в мешок. — Мальчик, ты откуда вообще свалился? Совсем уже! — Он закинул мешок на плечи, а потом зачем-то сдвинул каминную решётку. — Цена всему этому — радость в глазах детей, ю ноу? Всё, с Рожде… С новым годом, то есть. Ариведерчи.       Дед махнул рукой, залез в горящий камин и был таков. Юра переглянулся с Яшкой. Вроде бы с ума поодиночке сходят, но синие глазёшки по пять копеек говорили, что не одному ему всё это привиделось. Выходит, они оба каким-то галлюциногенным гриппом болеют?       — Нихрена себе, б-блин. Это чё за фокусы?       — Яшка, лоб мне потрогай, у меня уже сорок два, кажется. Такое чудится!       — Это, походу, всё-таки Сатана был, ю ноу.       — Выходит, Багдасаров секту основал? — догадался Юра. — Ну конечно! А Старозубов ему был нужен для ритуалов… Но почему именно он?       За окном раздался вой милицейской сирены, и по стенам гостиной заплясали сине-красные отсветы мигалок.