Stranger Things

      Едва Лайт и Ватари вошли в двери, как парень буквально почувствовал облегчение L.              — Я в подвале, — прорезал тишину дома его голос. Лайт и Ватари поспешно надели перчатки, после чего прошли в гостиную. Убийца лежал на полу, связанный по рукам и ногам, с кляпом во рту. Лайт испытывал сильное искушение плюнуть в ублюдка, но вместо этого сделал глубокий вдох и подавил в себе гнев. Плевками он ничего не добьётся. L сейчас занят описанием места преступления и сбором улик, и Лайту тоже не мешало бы сосредоточиться на этом.              К тому времени, как они спустились в подвал, большая часть улик уже была разложена по пакетам. Лайт обратил внимание, что у детектива дрожат руки.              — Эй, — он подошёл и осторожно вынул из пальцев L мерзкие снимки. — Ты как?              К его изумлению, в больших серых глазах заблестели слёзы. L, казалось, и сам не ожидал от себя такого резкого всплеска эмоций, решил Лайт по тому, что тот попытался отвернуться.              — Не нужно стыдиться своих чувств, L, — мягко произнёс Лайт. — Ведь она была тебе небезразлична.              Детектив судорожно сглотнул:       — Я до сих пор не могу перестать вспоминать свою сестру. Её изнасиловали и оставили умирать на снегу. Я помню, как чертовски высоко были задраны её юбки, а ноги так непристойно раскинуты, и…              Ватари сочувственно поморщился. Сколько бы ни проходило веков, смерть Луселии никогда не переставала преследовать L, а снимки несчастной Сары Батчер лишний раз всколыхнули его воспоминания. Словно ему и без того было мало.              — Мне так жаль, — Лайт заключил детектива в объятия, ласково погладил по спине. Связь между ними усилилась, будто уловив потребность в сочувствии и ответное желание утешить. L положил голову Лайту на плечо, из его горла вырвался тяжёлый вздох.              — Теперь ты понимаешь цену того, о чём просил? Это вечные страдания, — бесцветным, отрешённым голосом пробормотал L. — Ты потеряешь всех, кого любишь. Это тяжёлое бремя, Лайт, и ты в своём безрассудстве и самонадеянности сам решил взвалить его на себя … Точно, как я когда-то.              Лайту показалось, что его ударили в живот, и он быстро заморгал, чтобы смахнуть с ресниц слёзы. «Я знаю это, L! Теперь я всё осознал, но уже ничего не могу поделать!»              — Может быть, — отозвался он. — Но я потеряю не всех, кого люблю. У меня останешься ты.              — Ты можешь потерять и меня, — настойчиво проговорил L.              — Нет, L. И ты меня тоже не потеряешь. Я не Бейонд. Ты сильный, иначе не смог бы пережить всё то, что тебе выпало. Так будь сильным сейчас. Закрой это дело, засади этого больного ублюдка за решётку и вернись вместе со мной домой.              Ватари, слушая слова Лайта, был приятно удивлён проявленным им уровнем зрелости и сопереживания. Это было нечто гораздо большее, чем просто влияние связи. Скорее это было похоже на то, что Лайт действительно понял цену истинного бессмертия, которого он так невежественно, так по-детски жаждал. «Совсем как юный Люциан. Теперь я ясно это вижу: притяжение между ними существовало с самого начала расследования. Это было неизбежно. Мне остаётся лишь надеяться, что они помогут друг другу залечить душевные раны».              — Домой… Да, — тихо согласился L и позволил Лайту вывести себя из подвала. Похоже, что утешение подействовало на него весьма благотворно.              — Я сяду за руль. Ватари, закончи здесь, хорошо?              Старик кивнул и занялся делом. Связавшись с полицией, он проследил за тем, чтобы маньяка-убийцу увезли в тюрьму. Ватари не сомневался — когда этот человек очнётся, он уже будет в камере и никогда больше не увидит дневного света. Но вот в чём он сомневался, так это в том, можно ли назвать это истинным правосудием. Впервые за тысячелетие у Ватари возникло острое желание просто вырвать этому человеку горло. Не только за те страдания, что тот причинял своим жертвам, но главным образом за боль, причинённую вечно молодому юноше, которого Ватари считал своим сыном.       

†††

      Когда наступил вечер, Лайт осторожно поинтересовался у L, не желает ли тот покормиться. Детектив отказался и продолжил меланхолично смотреть в окно.              — L, знаешь… Должен признаться, когда я пытался склонить тебя к нашей сделке, я не ожидал, что всё так обернётся. Я не думал, что по-настоящему влюблюсь в тебя, — тихо произнёс Лайт, просто для того, чтобы нарушить тишину. L медленно отвернулся от окна; на его губах играла ироничная улыбка.              — Осторожней, Лайт-кун. Я начинаю верить, что ты честен, — поддразнил он. Наверно, эти слова должны были ранить или хотя бы разозлить, но Лайт лишь вздохнул и подул на свой чай.              — Смотри, инфаркт не слови, — парировал он, надеясь, что L оценит эту горькую шутку.              И L оценил, на этот раз улыбнувшись по-настоящему.              — Ты уже это пробовал, Кира. Не сработало, — он подошёл к кровати.              — Я не Кира. Больше нет, — заметил Лайт, убирая кружку на прикроватный столик. Он не хотел чая. Ему хотелось, чтобы L смотрел на него и разговаривал с ним; чтобы всё внимание детектива было сосредоточено на настоящем, а не терялось в глубинах воспоминаний о том, что было множество жизней назад.              — Верно, — L устроился на постели, обхватил руками колени и принялся теребить край просторного серого свитера. Это был один из свитеров Лайта, но он отчего-то очень приглянулся детективу, и парень без возражений позволил его забрать. Тем более что ему очень нравилось видеть L в своей одежде.              — L, мы можем поговорить?              — Мы уже разговариваем, разве нет? — буркнул детектив, угрюмо глядя на дождь, хлещущий по оконному стеклу.              — Я имею в виду… Поговорить о нас. О нашем будущем.              L вздохнул:       — По-моему, совершенно очевидно, что именно произойдёт, Лайт-кун. Если наша связь позволит, я дождусь, пока тебе не исполнится хотя бы двадцать лет, а после обращу тебя. Меня самого обратили в восемнадцать, когда я ещё даже не стал полностью взрослым. Поэтому меньшее, что я могу сделать — это предоставить такую возможность тебе. А после этого мы будем жить бесчисленные сотни дней и ночей… пытаясь побороть невыносимую скуку.              Лайт сердито на него уставился, недовольный столь мрачной интерпретацией их совместного будущего.              — L, вместе мы могли бы изменить мир. Раскрывать сложнейшие дела. Делать мир лучше.              L тихо фыркнул:       — Твой оптимизм очень трогателен, Лайт, но ты всего лишь ребёнок, которого будоражит перспектива увидеть сто тысяч завтра. Однажды, когда мир для тебя изменится до неузнаваемости, ты вспомнишь этот разговор и поймёшь, что я имел в виду.              «Хватит! Меня уже тошнит от этого. Он продолжает ходить по кругу, и надо как-то вытащить его из этого», — сказал себе Лайт, решительно притянул Носферату в свои объятия и с жаром поцеловал. В глазах L блеснуло изумление, но почти сразу он закрыл глаза и разомкнул для Лайта губы. Однако парень вдруг резко отстранился.              — Скажи, ты ожидал этого, L? Ты хандришь из-за будущего, которого даже не можешь предсказать. Никто не знает, что будет дальше и как изменится мир. Тысяча завтрашних дней — это захватывающе! Особенно если проводить их с тем, кого любишь!              — А что, если ты с этим не справишься и… закончишь, как Би? — тихо спросил L, искательно заглядывая Лайту в лицо. — Не думаю, что я смог бы выдержать это ещё раз. Я пошёл бы за тобой в вечную смерть, но этим причинил бы боль Ватари и…              Лайт заткнул ему рот очередным поцелуем, решив, что L просто должен перестать думать. Нужно заставить его чувствовать. Сегодняшний день был наполнен эмоциями, но зацикливание на переживаниях нисколько ему не помогало. Напротив, L всё глубже и глубже погружался в чёрную дыру отчаяния.              Их поцелуи становились всё жарче, руки лихорадочно ласкали друг другу лица, запутывались в волосах. Наконец, Лайт навалился на детектива сверху, прижимая его к кровати. Лицо L раскраснелось, губы припухли, и Лайт, глядя на него, хотел ещё и ещё, не в силах насытиться. L заполнил все его чувства, и каждый поцелуй лишь больше разжигал в нём страсть, заставляя жаждать следующего.              — Я хочу заняться с тобой любовью, — прошептал Лайт детективу в губы. — Хочу заставить тебя чувствовать. Чтобы ты перестал думать. Чтобы просто жил вместе со мной в этом моменте.              — Да… — согласно выдохнул L, и Лайт с улыбкой набросился на его шею. «Не думать» звучало замечательно. Губы Лайта танцевали на его горле, постепенно продвигаясь ниже, свитер всё больше задирался вверх, и думать становилось всё труднее. К тому моменту, как Лайт добрался до его груди и принялся поочерёдно ласкать ртом соски, это стало практически невозможно.              «Вот так, L. Живи в настоящем вместе со мной», — мысленно поощрял его Лайт, чувствуя, как L извивается под ним, слушая его жаркое дыхание. Играя пальцами с одной из твёрдых горошинок, он провёл языком по другой, чувствуя, как растущее возбуждение детектива всё больше давит на бедро. «Тебе это нужно. Ты просто слишком упрям, чтобы признать это».              — О, Лайт! — прерывисто простонал L, когда ладонь парня погладила его по дрожащему животу, дразняще остановившись у самой резинки трусов. — Ещё…              Он перестал думать, как Лайт и хотел. Сейчас он полностью отдался тому, чего хотело его тело, а оно было далеко не таким упрямым, как его разум.              «Я могу дать тебе ещё, Люциан. Я отдам тебе всё!» Лайт накрыл ладонью твёрдую выпуклость и чуть сжал её, наслаждаясь тем, как напряглись мышцы на бёдрах Носферату, и тем сладким стоном, что вырвался из его горла. Ватари был прав. Несмотря на всё своё отчаяние из-за бессмертия, в чём-то L до сих пор оставался человеком.              Лайт взялся за край белья, стягивая его вниз по этим длинным, стройным ногам, и опустил голову, лаская языком внутреннюю поверхность бёдер. L вздрогнул, закрыл глаза, и когда внимание Лайта переключилось на его эрекцию, с его губ слетел тихий стон.              — Хочешь, я отсосу тебе?              L вновь распахнул глаза и уставился на Лайта, полыхая жарким румянцем. Не доверяя собственному голосу, он молча кивнул.              — Хорошо. Расслабься и получай удовольствие. Будь со мной, — Лайт протянул руку и сплёл свои пальцы с пальцами L. — Не погружайся в прошлое. Сейчас есть только мы с тобой.              Не тратя больше ни секунды, Лайт пленил его влажным жаром своего рта, ритмично задвигал головой, и L вскрикнул от сводящих с ума ощущений; пальцы на его ногах конвульсивно поджались. Он долго, так невыносимо долго не чувствовал себя настолько живым. По его венам растекалось наслаждение, и каждая клеточка его тела дрожала от наполняющей её жизни.              Лайт, обхватив основание члена пальцами, старательно, сильно сосал, чувствуя, как L стонет и выгибается под ним, стремительно приближаясь к кульминации. С каждым движением головы член пульсировал у него во рту, и это лишь больше подстёгивало его.              — О, чёрт, Лайт… я… — не договорив, L стиснул зубы, потому что Лайт одобрительно замычал, разжал пальцы, и Носферату потонул в одном из самых ослепительных и внезапных оргазмов, что когда-либо испытывал. Содрогаясь, он снова и снова изливался Лайту в рот, и тот сглатывал каждую порцию с таким непревзойдённым изяществом, какое трудно было бы ожидать от восемнадцатилетнего парня. Наконец, L полностью себя опустошил и откинулся назад, тяжело дыша и глядя перед собой широко открытыми, шальными глазами. Лайт с влажным звуком выпустил член изо рта, аккуратно слизнул с него последние несколько капель и поднял голову.              — Ты в этом нуждался.              — Полагаю, да, — фыркнул от смеха L. — Не думаю, что я когда-либо прежде кончал так сильно и быстро.              — Я польщён, — промурлыкал Лайт, запечатлевая на кончике члена нежный поцелуй. — Могу я… мы можем продолжить?              L нервно сглотнул. Он знал, о чём Лайт просит. Он и сам этого хотел, и всё же эта перспектива его слегка пугала. Последним, кому это он позволял, был Бейонд…              — Будь со мной, — Лайт укоризненно похлопал его по бедру. — Оставайся со мной, в настоящем. Будь со мной.              L облизнул губы. Он чувствовал, как в его бедро упирается пульсирующая, жаркая эрекция. Лайт был таким тёплым, таким человечным…              — Хорошо, — хрипло ответил он. — Ты только… Не торопись, ладно?              Лайт сдвинулся чуть выше, наклонился к нему для поцелуя.              — Я обещаю, что не сделаю тебе больно.              От такой наивности у L дрогнуло сердце. Лайт действительно думает, что его беспокоит боль от проникновения? Это ведь будет его далеко не первый раз.              — Ты не сможешь причинить мне физическую боль, Лайт. Я беспокоюсь о своём сердце, — мягко пояснил L. — Я боюсь, что если мы сделаем это, обратного пути уже не будет.              Лайт улыбнулся и снова переплёл их пальцы:       — Я знаю, что твоё сердце разбито, но я буду беречь его. Клянусь тебе, я помогу твоему сердцу биться.              — Оно давно уже не бьётся, Лайт, — не удержался от уточнения L, смаргивая с ресниц слёзы.              Лайт хихикнул и потёрся своим носом о его:        — Ты же понял, что я имею в виду, невыносимый ты Носферату.              L улыбнулся. Конечно, он понял.              Лайт принялся торопливо избавляться от одежды. L, наблюдая за ним, пытался вспомнить то время, когда ему самому не терпелось впервые обнажиться перед любовником. Сколько ему тогда было? Двенадцать лет? Тринадцать? В те времена это был очень поздний возраст для потери девственности…              Однако Лайт девственником не был. Во всяком случае, не в полной мере, поскольку он уже спал с девушками. Однако L знал, что это будет его первый раз с мужчиной, а потому хотел, чтобы это стало для Лайта чем-то незабываемым. «Значит, я должен оставаться с ним», — напомнил он себе и постарался сосредоточиться.              Лайт, полностью раздевшись, снова устроился у него в ногах:       — Мне, э-э… нужно тебя подготовить?              L отрицательно качнул головой:       — Не обязательно. Но тебе, полагаю, будет немного удобней, если ты воспользуешься лубрикантом.              Взяв бутылочку, Лайт неловко её откупорил и начал себя смазывать. L видел, что парень нервничает, но постарался никак это не комментировать. Он и сам нервничал, хоть и совсем по другой причине.              Лайт снова навис над ним. L ощутил, как кончик члена упирается в него; посмотрел Лайту в глаза.              — Ох, чёрт! — прошипел парень сквозь зубы, начиная постепенно проталкиваться внутрь. — Узко!              Это было намного лучше, чем с любой из девушек. Горячее. Теснее. Если раньше Лайту приходилось долго и нудно стараться, чтобы довести себя до кульминации, то теперь он едва удерживался от того, чтобы не кончить раньше времени. L в его объятиях был живым и тёплым, слишком тёплым для того, кто был давно мёртв. Его щёки раскраснелись, дыхание стало частым, прерывистым.              Когда Лайт полностью погрузился в его тело, Носферату судорожно втянул в себя воздух, на его глазах выступили слёзы. Лайт знал, что ему не больно, но всё равно замер и ласково погладил его по волосам.              — Всё нормально?              — Я… Да, — L несколько раз моргнул, пока образ Бейонда не рассеялся, сменившись лицом Лайта. На него смотрели янтарные глаза, а не красные. — Прости.              — Не извиняйся. Мы можем остановиться, — предложил Лайт и сделал попытку выйти, но L поспешно обхватил его ногами и удержал.              — Нет. Я хочу тебя.              Лайт нерешительно начал двигаться, и почти сразу по его лицу пробежала лёгкая судорога удовольствия, ресницы затрепетали от упоительного ощущения тугого, но вместе с тем податливого тела. L вцепился ему в плечи, его пальцы конвульсивно сжались, и Лайт чуть ускорился.              — Ах! Лайт… Да, м-м! — вскрикнул L, когда парень чуть сдвинулся и задел простату. Вдоль позвоночника пронеслась вспышка наслаждения, и он переместил ладони Лайту на спину, чтобы притянуть его ближе.              — Это место? — спросил парень, тяжело дыша; его лицо пылало от напряжения и страсти. Дождавшись кивка, он установил ровный темп, стараясь теперь попадать в это сладкое местечко, от чего у L всякий раз поджимались пальцы на ногах. Они двигались, как единое целое, жадно ловя губы друг друга, сливаясь в глубоких, страстных поцелуях, и кровать под ними тихонько поскрипывала.              — Детка! О, детка!.. Люциан! — стонал Лайт любовнику на ухо, и эти горячие, сладкие, так интимно звучащие слова отзывались во всём теле L сладкой дрожью. Он чувствовал, как удовольствие Лайта струится к нему через связь, и знал, что так же передаёт ему собственное наслаждение. Это было прекрасно.              — Укуси меня! — простонал Лайт, всё больше теряясь в нарастающем возбуждении. — Укуси меня, детка!              L обвил рукой его шею, притянул ближе, так, что его член оказался в тесном плену меж их разгорячёнными телами. Прильнув ртом к набухшей яремной вене, L ощутил на коже вкус соли. Лайт теперь входил в него глубоко и быстро, и от каждого его движения внутри разгоралось пламя. L прижался к нему теснее, зная, что вот-вот кончит во второй раз и что любовник последует за ним. Спина Лайта была покрыта каплями пота, с губ срывалось лихорадочное: «Люциан… боже… так узко…»              L с силой вонзил в него клыки, и все его чувства наполнил терпкий вкус крови. Лайт напряжённо замер, когда его пронзила острая смесь боли и удовольствия: L пил его кровь, и осознание этого мгновенно вознесло его на вершину.              — А-аа! L! — вскрикнул он, ещё пару раз с силой толкнулся и излился глубоко в тело любовника. L застонал ему в шею, напрягся в ответ, и Лайт ощутил, как по животу растекается влага.              L жадно пил кровь, содрогаясь от мощной разрядки, и связь между ними вспыхнула, подобно сверхновой. На мгновение всё перед глазами затопило слепящим белым светом. L вдруг почувствовал себя настолько живым, словно все минувшие столетия растаяли. Казалось, что даже его сердце снова забилось. Услышав гулкий удар, L на мгновение поверил, что это его собственный пульс.              Он чувствовал себя смертным. Перерождённым.              Лайт без сил рухнул на него сверху, и L торопливо вынул клыки из его шеи, чтобы успеть поймать его.              — Лайт? — окликнул он, чувствуя лёгкое головокружение. Парень не ответил. L осторожно дотронулся до его плеча — тёплое, — потряс. Не сразу, но Лайт пошевелился и открыл мутные глаза.              — Я… — начал L, но запнулся, и его внутренности смёрзлись в ледяной ком: радужки Лайта стали красными. — Ч-что?              — Здравствуй, Люциан, — улыбнулся Лайт, но это была не его улыбка. Она была более хищной, более коварной.              — Б-бейонд? — изумлённо прошептал L, когда «Лайт» благоговейно погладил его по щеке.              — Да… И как же мне приятно вновь чувствовать тебя!              — Но… где Лайт?              Бейонд гневно сузил глаза:       — Значит, он теперь владеет твоим сердцем?              L задрожал. Тот, кто сейчас лежал на нём — и всё ещё был внутри него, — кем бы он ни был, L не знал, что ему сказать. Что сделать. Впервые за долгие столетия его всегда активный мозг отказался работать. Хуже того, он попросту отключился.              Глаза L закатились, и всё вокруг стало белым.