С чистого листа

Пояс брюк неудобно сдавливал живот, было немного жарко. Гермиона открыла глаза. Сумерки загустили тени в углах светлой комнаты, желтый свет огня камина отбрасывал теплые пятна на светлый ворс ковра и блики на глазурь песчаника. Было тихо и до невозможности уютно. Под мягким пледом тело чувствовало себя отдохнувшим и почти счастливым. Поначалу Грейнджер не поняла, где находится, потом вспомнила вкусный обед, усталость после вереницы бессонных ночей, налитые свинцом веки и …темнота. Она…она же у Забини, уснула самым возмутительным и невежливым образом! Причем, если учесть, что засыпала Гермиона на кресле, а сейчас лежит на диване — он ее перенес. Ее лицо, и без того горящее после сна, раскраснелось еще больше от чувства стыда. Припухшие губы и глаза красноречиво сообщали ей о том, что спала она очень сладко. Ну почему из всех мест, где она смогла уснуть так крепко и без мучивших ее кошмаров, это была гостиная дома бывшего слизеринца, с которым никогда не была достаточно близка даже на уровне приятельских отношений? Гермиона простонала, запуская пальцы в растрепанные кудри. Вот тебе и ответственная деловая женщина! — Надеюсь, это стон удовольствия? Других в моем доме я слышать не желаю, — низкий глубокий голос так неожиданно донесся до ушей девушки, что она подскочила и села, оглядываясь. Забини обнаружился там же, где и сидел до того, как ее сморил сон. Он что-то писал в блокноте, подсвечивая себе страницы палочкой. — О-о-о, — простонала девушка сгорая от стыда, — прости, я не хотела тратить так бездарно твое время, нужно было разбудить меня, — Гермиона покраснела еще больше, осознав, что он не только перенес ее с кресла на диван, но и снял с нее обувь. На смуглом лице сверкнула белозубая улыбка: — Я не мог лишить себя возможности прослушать весь арсенал звуков твоего храпа. — Я не храплю! — возмутилась девушка, от негодования забывая о чувстве неловкости. Черные изящные брови насмешливо приподнялись: — Но ты не можешь утверждать наверняка, ты же спишь одна. Об этот аргумент разбивалась вся ее линия защиты. — Но все же я уверена, что ты лжешь, — упрямо гнула свою линию Грейнджер. Мужской смешок заставил ее снова покраснеть, теперь уже от злости. — Главное, что ты выспалась, Грейнджер, — примиряюще произнес мулат. — Теперь ты готова к разговору? Или, может, сначала поужинаем? Снова еда? — Думаю, что уже отняла у тебя достаточно времени, поэтому, чем скорее закончим, тем лучше, — Гермиона пригладила растрепанные кудри и попыталась завязать их узлом, но без шпилек, которые неизвестно куда делись, непослушные локоны снова рассыпались по плечам. Она махнула на это рукой. В конце концов, она спала под присмотром Забини, что может быть хуже? Мужчина кивнул: — Гермиона, я хочу, чтобы ты поняла: я жду от тебя максимальной откровенности. Я не прошу называть имя твоей несчастной любви, но все чувства, эмоции, ощущения мне нужно знать. На этом будет строиться процесс составления рецепта. Ты согласна? — Если не нужно называть имя, то не вижу проблем. Я и так доверилась тебе. Надеюсь, что это все не выйдет за пределы наших разговоров, — она угрожающе прищурилась, давая понять, что говорит серьезно. — Не нужно так грозно сверкать глазками, Грейнджер, — улыбнулся Забини. — Я — серьезный специалист, которого ценят и которому хорошо платят в том числе и за молчание. Умение когда надо держать язык за зубами — самое главное в моей деятельности. Наверное, почти так же важно, как знания и опыт, — его лицо приняло строгое выражение, и Гермиона поняла, что Забини резко поменяет тему. Так и вышло. — Я сейчас настрою диагностические чары для определения уровня гормонов в крови, и ты начнешь рассказывать. В процессе буду наблюдать за изменениями состава крови: так мы выясним, каким образом поменять эмоциональную константу по отношению к конкретному человеку. — Думаешь, зелье может помочь? — вдруг засомневалась Гермиона. — Я тебе объясню, как работают у нас чувства, — терпеливо начал Блейз. Его лицо стало вдохновленным и таким живым, какое только может быть у человека влюбленного в свое дело. — Чувства, как и эмоции, рефлексы регулируются у нас с помощью нервной системы и гормональной. Вот видишь ты объект любви, тебе с ним было хорошо, либо ты думаешь, что будет хорошо, тебе нравится в человеке что-то. В эти моменты начинают формироваться устойчивые нейронные связи — увидел, почувствовал — мозг принял информацию, обработал, и подал сигнал к выработке гормонов. И так каждый раз. Вся эта система постоянна. И нам с тобой эти связи нужно нарушить и сформировать новые, — мулат розовым языком облизал пересохшие от разговоров губы и продолжил. — А в твоем случае сформировалась двойственная константа: вырабатывается и окситоцин — гормон привязанности, и гормоны стресса от неразделенной любви. И все это автоматически при воспоминаниях или встрече. И эти нейронные связи нам нужно нарушить. Если нет таких связей, то на него будет просто реакция как на обычного знакомого, ничего не значащего. Параллельно нам нужно не задеть связи в долговременной памяти, — Гермиона понимала, о чем говорит Забини и надеялась, что он знает, какие ингредиенты помогут в их деле. Она напряглась, чувствуя подвох, когда мужчина вдруг замолчал, неловко поглядывая на нее и произнес, — и да, боюсь, что без волоса этого человека ничего не получится, потому что зелье мы будем настраивать на него. Ты же не хочешь, чтобы у тебя нарушились ВСЕ нейронные свази. Нет. Нет-нет-нет. Она не могла видеть Малфоя. Не сейчас, когда зелье не готово. И потом — как она будет добывать его волос? Незаметно выдернет на приеме? Гермиона нервно облизнула пересохшие губы и тихо призналась: — Я не знаю, как это сделать незаметно. Мы…мы не общаемся. Он…помолвлен, — она с трудом проталкивала слова, которые словно застревали в глотке. Помолвлен… Она не говорила об этом вслух с тех пор, как узнала. И неожиданно признать это собственными устами было трудно. Забини откашлялся. — Но без этого ничего не выйдет, — осторожно напомнил он, в мягком баритоне слышались нотки сочувствия. — Нам нужна частичка его ДНК. Волос добыть легче, чем, например, ногти, кровь или слюну. Она была с ним согласна. Где искать ногти? Или провоцировать его на плевок в лицо для получения слюны? Она издала истерический смешок. Оставался вариант с порезом, который тоже не так-то легко сделать. Если только расцарапать его гладкое бледное личико. Но с таким же успехом можно просто вцепиться ему в волосы. Глаза цвета горького шоколада внимательно следили за изменениями на ее лице. — За тобой страшно наблюдать, Гермиона, — нервно усмехнулся Забини. — Не хотел бы я быть твоим бывшим. Знал бы Блейз кто ее бывший. Гермиона оценивающе посмотрела на мулата. Стоит ли просить его о помощи? Все же Малфой его друг. Но так довериться она ему почему-то не могла. Тео… Тео догадывался обо всем, потому что был на том приеме, и видел ее, уходящую после разговора с Драко. Раз Нотт свел ее с Забини, значит, и волос сможет добыть. Она решительно тряхнула каштановой гривой: — Волос добуду. — Хорошо. Начнем? Девушка сглотнула. — Да. Мулат палочкой провел сверху вниз, проговаривая заклинание. Возле Гермионы возникли светящиеся графики, в которых, очевидно, мужчина превосходно разбирался. — Это мое изобретение, — с тщательно скрываемой гордостью признался Забини. — Я учился в магловском университете на фармацевта. Их методы определения количества гормонов и вообще веществ в крови довольно травматичны. Я усовершенствовал диагностические чары. — Серьезно? — удивилась Гермиона. — Чистокровный слизеринец учился в магловском университете? — Больше того, этот слизеринец жил в магловском общежитии, — рассмеялся он. — Это было весело. Маглы, оказывается, тоже умеют развлекаться. И-и-и девушки там…довольно изобретательны. — Прекращай, Забини, — поморщилась девушка. — Твои похождения по девчачьим комнатам меня совершенно на интересуют. — Да, странно было бы, если бы тебя это заинтересовало, — хмыкнул тот. — Но меня интересуют твои похождения, — и, увидев убийственный взгляд Гермионы, засмеялся, — я имею в виду отношения. Расскажи в общих чертах. Гермиона рассказывала, сначала скованно, неловко, потом расслабилась, и стала более откровенной. Забини записывал динамику, поглядывая на подмигивающие огоньки диагностических чар. Когда она замолчала, утирая слезы, которые помимо ее воли текли из глаз, Блейз потянулся и заявил: — Грейнджер, после твоих душещипательных рассказов ты просто обязана поужинать со мной. Мне нужно перебить это тоскливое послевкусие, — он мягко улыбнулся, подавая ей белоснежный платок с ароматом сандала и цитрусов. — И я не могу тебя отпустить в таком состоянии на ночь глядя. Я хоть и не гриффиндорский рыцарь, а чистокровный засранец, но даму в беде бросить не в моих правилах. Как Гермиона могла отказаться? Особенно понимая, что дома ее кроме одиночества ничего не ждет. Вдруг захотелось остаться на ночь в этой уютной светлой гостиной, чтобы отогреться в необъяснимом умиротворении его дома. Она слабо улыбнулась и ответила согласием. — Только с одним условием, — предупредил Забини, поднимаясь и подавая ей широкую темную ладонь с длинными аристократичными пальцами, — больше ни слова о твоем деле сегодня. Мы просто отдохнем. — Договорились, — она вложила свою маленькую ладошку в его мужскую большую. Оказывается, слизеринцы не такие уж и плохие.