Слегка опасненькие связи

— В смысле не тот брат? — Зоро крепко держал его за ноги, боясь, что чокнувшийся Завитушка, что свесился вниз башкой с перекладины, вот-вот отпустит и стукнется макушкой аккурат о землю. А там то ли еще больше одуреет, то ли вылечится, но лучше не рисковать. — Что такое, Маримо? Я думал, что твои ищейки принесли тебе даже пробы моего кала после анализов, а ты даже не знаешь, что у меня брат? — Я такого не просил! — возмутился Зоро. — Тем более ты и так у меня дома ходил, зачем возить? Санджи аж прекратил дурацкое покачивание и выгнул шею, чтобы посмотреть вверх на Зоро, у которого из-за спины мучительно светило закатное солнце. — Больной же ты ублюдок. И да, у меня три брата, ты играл с Ичиджи. — Брата…. Точно! — лицо Зоро разгладилось от понимания. — Близнецы! Вот почему! Вы близнецы, а я тогда этого не знал. Вот почему думал, что это один и тот же пацан! Слушай, не мог бы ты прекратить висеть вниз головой, у тебя сейчас такое лицо, словно ты в любой момент распрямишь ноги и убьешься.       Санджи хохотнул. А у Зоро было чутье, не зря он смог управлять всеми этими полубандитами. Это была такая мелочь, но она словно толчком в грудь отбросила Санджи в те далекие дни детства, когда он не был ни для кого особенным и ничего не мог с этим поделать. И даже его… парень? Ладно, его любовник-якудза-маньяк (это под вопросом) был с ними со всеми заодно — не видел особого отличия с Ичиджи. И потому вместо ответа на просьбу не висеть Санджи спросил: — Маримо, ты играл за Синих быков, да? — Ну, кажется да. — А вторые были Красные волки. Крутые названия, да? Это я придумал.       Санджи свесил вниз руки, чтобы ветер покачивал его, и закрыл глаза, чтобы осталось только поле и запах железа от балок.       Санджи не винил Ичиджи. В конце концов, отец уважал только победителей, а над кем одерживать победу десятилетнему мальчику, у которого нет друзей? Над своим братом, конечно. И вот, чтобы в доме были победители, Санджи назначили проигравшим, поскольку решение было коллегиальное (трое братьев за, Санджи против), пересматривать его не было смысла.       То, что Джадж любил победителей, тем самым стравливая собственных детей, было половиной беды. Второй бедой было то, что он терпеть не мог проигравших. Санджи не сразу это понял, потому приходил жаловаться отцу на три раза больше допустимого. То есть всего три раза, глупо не соображая, почему отношение отца к нему месяц от месяца все хуже.       Иронично, что именно такое отношение отца вернуло ему страсть к готовке. Когда его неделю подряд оставляли без ужина, пришлось пробираться ночью на кухню и что-то себе готовить. Он не готовил со времен смерти мамы. Ему казалось предательством готовить и радоваться этому, когда его «самого преданного дегустатора» больше нет. Годами позже он понял, что не все его блюда были съедобными, но мама с такой улыбкой ела их, чтобы подбодрить его не останавливаться и учиться дальше. А он чуть все не бросил, когда ее потерял.       Летом жизнь еще была сносной, он готовил себе ланчи с собой, брал несколько книг и убегал на край города. Там был недавно закрытый из-за ошибки при строительстве стадион. Но каждый мальчишка знал тропинку среди полыни, которая вела к дыре в заборе. Можно было протиснуться внутрь и наслаждаться бесконечной зеленью огромного поля, есть сендвичи и читать книги.       Но потом появились они — другие мальчишки. Санджи сначала прятался от них в траве, помня, что его братья обожают потешаться над ним толпой. Он лег в траву и наблюдал за ними, как камышовый кот, а мальчишки разбежались по полю и принялись перекидывать мяч, сшитый из старого носка и набитый чем-то сыпучим. Они были увлечены игрой, искренне смеялись, и Санджи сам не заметил, как жара сморила его в траве.       Проснулся он от того, как ему на голову приземлился грязный замызганный «мяч». Он только ойкнуть успел, как бросившийся на поиски мячика мальчишка едва не споткнулся о него и уставился выпученными глазами. Санджи ответил таким же выпученным взглядом. — Парни! — прокричал мальчишка. — Мы, кажется, человека убили! — Теперь меня мама точно сюда больше гулять не отпустит! — тут же заныл самый мелкий.       Они оказались неплохими. Не лезли в драку, не придумывали обидных прозвищ. Были загорелыми мальчишками с окраин, во всю наслаждавшимися летними днями. Она научили Санджи играть в сокс, и он снял собственный носок и еще долго тренировался потом, когда мальчишки заспешили домой на ужин, пока мама не заругала.       У Санджи не было ни мамы, ни ужина, потому он остался на поле. Вот каким он запомнил этот стадион — в лучах закатного красного солнца навсегда запечатлелся он в его детской памяти. У Санджи чертовски хорошо получалось играть в сокс, и мальчишки скоро его зауважали. Они решили состязаться, делиться на команды, каждый день к ним прибивался еще какой-нибудь пацан. Чей-то друг по школе или сосед, они все знали друг друга шапочно, кроме Санджи, который учился в закрытом лицее. Но у него получалось находить общий язык и с новенькими, те с восторгом глядели, какие ловкие трюки, выученные, когда все разбежались по домам и мамам, показывал Санджи своими ловкими ногами.       Санджи приободрился. Его уже не так цепляли обидные слова братьев или холодный, почти брезгливый взгляд отца. Он снова что-то значил, а еще он таскал ребятам бутерброды. Совсем немного, только самым оборвышам, но те ели с такой благодарностью!       Вся беда наверняка и была в том, что десятилетний Санджи слишком в себя поверил. В свою важность, навыки, умение находить общий язык. Он хотел сделать еще что-то, удивить ребят еще больше. Вот почему он стащил мяч и биту Ичиджи из кладовки. Тот даже не играл в бейсбол, он просто уговорил отца купить ему биту, но забыл о ней, как думал Санджи.       Научить галдящую ораву правилам бейсбола было сложно. Кто-то тут же забывал начало фразы, кто-то играл, как нравится ему, кто-то бунтовал. Но Санджи был терпелив и понимающ. Он последовательно раз за разом, как тренер в детском лагере, учил, кому и сколько очков причитается, когда бежать, а кому подавать. Постепенно, но мальчишек и даже нескольких девчонок набралось на две команды, это еще даже с запасными игроками! Нарушивший правила отправлялся на скамейку — следить, как надо правильно играть.       И все загорелись! Разбились на команды, названия им тоже придумал Санджи, настолько крутые, насколько может десятилетка. У них даже было соревнование настоящее, зрителями были те, кто не попал в «команду чемпионов», но в утешение Санджи сделал для них попкорн. Пришлось тайно ночью пробираться на кухню, и он получил ожог от кипящего масла, но оно того стоило! А одна девочка принесла акварели и нарисовала красные и синие полосы на щеках Волкам и Быкам. Санджи даже строил планы, что скоро наберется еще одна команда.       Этот день детского бейсбольного «чемпионата» из двух команд запомнился Санджи как самый радостный из всего детства после смерти мамы. Они играли допоздна, до красного закатного солнца, раньше выгонявшего всех его друзей прочь к мамам. Но сегодня они не побоялись даже головомойки, нужно было доиграть, а потом взять реванш, и еще!       Они разошлись, только когда в очередной раз улетевший мяч укатился в траве и обе команды не могли найти его в темноте и минут десять ползали на коленях, пока один не закричал: «Нашел!».       Санджи возвращался домой под звездами, прижимая этот мяч к груди, голодный, как черт, и счастливый, как десятилетний ребенок и должен быть в свои каникулы.       Вот только на этот раз Ичиджи это заметил.       Он был сильнее Санджи, злее, отчаяннее и, наверное, более одиноким. Потому Санджи проиграл ему, когда Ичиджи заявился на следующий день через дыру в заборе на стадион и заявил свои права на мяч и биту. Проследил за Санджи от самого дома. И теперь повалял его в траве, как щенка, и от привычки всегда получать тумаки от брата Санджи даже слабо сопротивлялся. Он знал, что если огрызаться, Ичиджи позовет Ниджи и Енджи. Потом он корил себя, что дал слабину, что не вцепился в его руку зубами. Не отстоял свое место под солнцем, и его забрали.       Потому что остальные отводили глаза. Вроде как это был честный бой — один на один. И вроде как по делу — мячик же оказался чужой, вот хозяин и пришел проучить того, кто его умыкнул. Как-то странно и подло гурьбой отбивать мяч у его владельца, они же не преступники какие-то. А тут честный поединок.       И так Ичиджи вернул себе мяч и биту, а вместе с ними — власть над Синими быками и Красными волками, ведь они могли продолжать играть только с битой! Санджи был позорно изгнан из компашки за воровство. Они ничего не сказали, они смотрели в траву, на руки и отводили глаза. Мамы говорили им, что воровать — плохо, а что бывают сложные ситуации, они еще не знали. — Тебе же они все равно были не нужны! — пытался оправдаться Санджи. И какая-то девочка пискнула: — Да!       И Санджи всем сердцем полюбил всех девочек мира, наверное, именно в тот момент. — Кто будет защищать воришку, в команде не играет! — цыкнул Ичиджи, надевая кепку. У него была кепка, чтобы выглядеть настоящим крутым бейсболистом. Мальчишки смотрели на нее с восхищением.       И все сразу притихли, никто не хотел выпасть из команды. Ичиджи вел себя как уверенный, смелый лидер, он умел быть первым среди всех. Но не умел дружить, сколачивать коллектив, а еще — объяснять малявкам правила бейсбола. Он бы никогда не собрал и не сплотил целые две команды, потому сделал то, что умел — отобрал готовые обученные команды у терпеливого Санджи.       И тот потирал ушибы и разбитые коленки, прикладывая лопухи и подорожники, и смотрел до вечера, как его команда играет на стадионе под жестким руководством Ичиджи. Вопреки его мечтам, тот не облажался, он хорошо знал правила и давал четкие приказания, которым все подчинялись. У него хорошо получалось быть капитаном, быть может, лучше, чем у Санджи.       В тот день он приплелся домой, побитый и разочарованный в себе. Выходило, что на любом его месте Ичиджи будет лучше него. Клялся себе, что найдет новое заброшенное место, точно не вернется больше на стадион. Говорил себе с упрямостью ребенка, что был куда счастливее с сэндвичами и книгами! Протащился через гостиную, надеясь просто спрятаться под одеялом и реветь, пока горе внутри хоть немного не затихнет.       Из-под одеяла его вытащил отец, выхватил за лодыжку и дернул вверх. От неожиданности Санджи не успел сгруппироваться и ударился лбом о край кровати. Он висел вверх ногами и видел ликующего Ичиджи, спрятавшегося за спиной отца. Тому нужно было оправдаться, почему он не явился на ужин. А если точнее — тому нужен был неудачник, чтобы отвести от себя гнев.       И это был Санджи, как всегда. — Так ты крадешь чужие вещи?! Ты никогда не занимался спортом, это не твое! — отец встряхнул его за ногу, грозясь шарахнуть о пол. Санджи хватал ртом воздух, не ожидая такой подлости, он думал, что день потерь, разочарований и одиночества на сегодня закончен. Что есть какая-то божественная справедливая норма боли и обиды, выше которой ребенку десяти лет бог не позволит получить.       Но вот так он получил жизненный урок, что нет никакой меры и баланса, мир полон хаоса и бьет исподтишка.       Санджи посадили под домашний арест за воровство у брата. Чтобы слуги не подумали о них ничего плохого, носить ему еду поручили братьям. Но те увлеклись новой игрушкой, каждый день убегали сломя голову на заброшенный стадион. Впервые у Ичиджи была команда, было общение, почти что друзья, он был упоен этим и не думал о мелком неудачнике.       Санджи голодал. Он плакал и звал из своей комнаты в пустом доме, но лишь один раз на его зов откликнулись. Это был отец, в ярости влетевший в его комнату. Санджи не успел ничего объяснить, что он хочет есть и пить, как тот накричал на него, что его могла услышать экономка и начать сплетничать про уважаемое семейство. За такую глупость отец продлил арест до конца лета.       Когда на следующий день Ичиджи снова позабыл отнести ему еду, Санджи сбежал. Разбил окно стулом и прыгнул на соседнее дерево, цепляясь за ветки. Он ободрал себе все руки, но смягчил все же падение со второго этажа. Вскочил и, даже не додумавшись зайти через дверь и поесть наконец, бросился бежать.       Он бежал сначала по знакомым улочкам престижного квартала, потом через неизвестные тесные застройки, в итоге, когда в воздухе запахло морем, он понял, что пробежал почти весь город. В животе заныло, он вспомнил, что ничего не ел несколько дней.       Вокруг были только дома и раскаленный на солнце городской асфальт. Отдышавшись на каких-то ступенях, Санджи понял, что должен вернуться. Денег на еду у него нет, а за воровство ждет суровая кара, это он усвоил. Дома можно брать еду просто так, пусть там и бьют.       Вот только беда — он забыл, с какой стороны прибежал. Он слонялся некоторое время по улицам, пока совсем не стало темнеть, а лица людей в сумерках стали казаться пугающими. Он спрятался за мусорными баками, накрылся пакетом, чтобы не терять тепло, и уснул беспамятным сном. Он продолжит поиски утром, быть может, отец, решив, что навсегда потерял Санджи, будет рад его снова видеть и не накажет его, а наоборот — подарит бутерброд, а еще собственный мяч и биту. А еще кепку, как у настоящего капитана команды, чтобы носить козырьком назад…       Следующий день Санджи провел в поисках. Никто не обращал на него внимания, и он привык не так бояться незнакомцев. Он успел выхватить половинку бургера из мусорного бака около закусочной до того, как ее завалили другим мусором. Она была чистая, честно, просто ее кто-то уже укусил! И допил газировку из забытого стаканчика. Она была такая вкусная, что Санджи казалось, что оставила стаканчик ему какая-нибудь невероятно добрая и красивая девушка, почти что мама, а не какой-нибудь неряха с вонючими зубами.       После трех дней скитаний он запачкался, его волосы стали липкими, но зато освоился. По запаху знал, где готовят и можно поживиться остатками, примечал места, где можно переночевать, если он не найдет дорогу домой. Опять.       От полиции он прятался, потому что знал, что отец будет в бешенстве, если в полиции узнают, как он опозорил семью. Он должен был вернуться сам, добровольно, потому что они — его семья. А они, перед страхом потери Санджи, пересмотрят свои взгляды, может даже будут счастливы его видеть.       Прохожие все больше смотрели на его замызганную одежду с осуждением. Санджи понимал, он старался, как мог, постирать ее в фонтане. Он стеснялся заходить в туалеты кафе, он же ничего не покупает. Но сидеть голым долго не мог, ему было стыдно и страшно. Он надеялся, что вот-вот, и он сможет вернуться домой сам.       На седьмой (или десятый? Санджи сбился со счета) день он встретил отца. Точнее увидел его садящимся в темный рабочий автомобиль в портовом районе, отец, вероятно, ездил как всегда встречать особо важных деловых гостей. Он был серьезен и сосредоточен, глядел на часы.       Санджи бросился было к нему, сейчас его отвезут домой — можно будет помыться! Открыл было рот, чтобы выкрикнуть… И осекся, ноги его сами собой подкосились и не позволили побежать к отцу.       Вряд ли он будет рад, когда Санджи крикнет «Отец» в таком виде, там же его деловые партнеры. Санджи его опозорит, это так же плохо, как с полицией.       Может, крикнуть «Помогите» и отец увидит его? Тогда он может тайно приказать забрать его домой, не раскрывая перед остальными, что этот замаранный мальчик его сын. А там, уже вечером, когда отец вернется с деловой встречи, Санджи выйдет к нему умытый и причесанный, и можно будет его без отвращения обнять.       Отец никогда не обнимал его, вот что вспомнилось Санджи. Он посмотрел на своего отца новыми глазами: тот спокойно с пренебрежением говорил что-то водителю. Он не был взволнован пропажей сына, и никто в городе не искал его. О нем не объявляли по радио и не клеили его фотографии на стенде «Пропавшие дети» около той большой закусочной с бургерами.       Отец не будет рад его видеть. Вот что в один момент понял Санджи. У него есть еще Ичиджи, Ниджи, Енджи — все они близнецы, точно такие же, как Санджи, только во много раз лучше. Возможно, отец даже испытывает облегчение, что Санджи нет.       В страхе, что отец заметит его, Санджи отшатнулся в сторону, прижался спиной к каменной стене и сполз по ней, сжимаясь в комочек. Хотелось так сжиматься, сжиматься и сжиматься, чтобы снова стать очень маленьким. Того размера, когда мама была жива и держала его на руках. Он вытирал слезы руками, сжавшись в комок, но громко не ревел — его мог услышать отец.       Но когда он очнулся от зареванной дремы, на улице уже темнело, а отцовской машины не было и в помине.       Так Санджи остался жить на улице. Он выучил, когда в мусорных баках больше всего еды. Научился незаметно проскальзывать в общие туалеты и с бешено бьющимся сердцем воровать оттуда пригоршню мыла, чтобы вымыть волосы. Быть воришкой было стыдно, он знал, что его все возненавидят, когда узнают. Но если он становился совсем грязным, его прогоняли с улиц или начинали коситься полицейские. Ему уже один раз приходилось удирать от них через парк. Если его поймают, чтобы отправить в приют, то точно опознают и опозорят отца, он будет в бешенстве.       Все лето он потратил на тренировку команды, так что позабыл, что близится осень. Другие дети пошли в школу, их стало меньше на улицах, и Санджи старался не слоняться по улицам во время уроков, чтобы не быть подозрительным. Вот только становилось все холоднее и холоднее по ночам.       Днем еще припекало солнышко, но ночью уже не спасали даже мусорные пакеты и гнездо, что Санджи сделал себе из травы и веток в дальнем углу парка. Он тщательно следил, чтобы никто не видел, как он забирается и выбирается из него каждый раз. Он ходил к магазину одежды, но там никто не выбрасывал не понравившуюся куртку, как делали это в бургерных. Санджи не знал, где ее еще искать. Ему было всего десять.       Он похудел, но на удивление вытянулся, стал более жилистым и злым, иначе на улице не проживешь. Таким и застал его как-то Зефф — дерущимся с уличной собакой за право порыться в мусорке за каким-то портовым рестораном. Пес рычал, рычал и Санджи. Пес кусался, не долго думая, Санджи обнажил зубы, чтобы цапнуть его. Он был не прочь делиться, всегда вынимал испачканные остатки для зверей, которым не забраться глубоко в бак, но тут пес пытался выгнать его от бака, который он первый увидел! — А ну брысь, шавки! — из задней двери вышел суровый старый мужчина, вместе с ним на прохладную ночную улицу вырвался умопомрачительный запах свежей еды и жареной картошки.       Явно что-то знавший пес тут же с пробуксовкой газанул с заднего двора. У Санджи кружилась голова от быстрой схватки, потому он не сразу сообразил, куда бежать. Когда он рванул, его сильно дернуло за ворот — старикан держал его за шкирку, как котенка, и брезгливо осматривал с ног до головы.       «Он знает, что я воровал мыло в туалетах», — догадался Санджи, сейчас его накажут. Но это было неизбежно, он давно поставил крест на своей жизни, встав на путь подлого криминала с жидким мылом. В тюрьме вроде кормят каждый день? Но сначала они узнают его имя и доложат отцу!       Санджи изо всех сил рванул, чувствуя, как рвется единственная рубашка. Ему нельзя попадаться! И он таки вырвался и бросился в темноту ночи вслед за подставившим его псом. Но тут ему прилетела неожиданная подножка — от деревянной палки, которая внезапно оказалась у страшного усатого старикана вместо ноги. Санджи заорал, еще бы — такие ужасы в ночи.       Детский пронзительный ор заставил старикана поморщиться, он быстро придавил ногой край штанины Санджи, чтобы тот не пробовал уползать еще дальше. Он навис угрожающе над Санджи и грубо проворчал: — Завязывай глотку драть, дитя стаи долбучее. Есть хочешь?       Так Санджи попробовал Самый Вкусный Суп в своей жизни. Он сидел в настоящей ресторанной кухне, которую только по телеку видел, когда украдкой кулинарные шоу смотрел, и ел ароматный горячий суп. — Смотри, как уплетает за обе щеки, а я думал, дети оливки терпеть не могут, — хмыкнул старикан в огромные заплетенные в косички усы. Санджи замотал головой, отчаянно пытаясь прекратить есть, чтобы ответить, но у него никак не получалось. Он так давно не ел теплой пищи. — Я ем оливки. Их же кладут в нисуаз.       Сзади кто-то присвистнул, и Санджи вжал голову в плечи. — Смотри-ка какое слово малец знает, ни-су-аз, — фыркнул другой повар, тоже в крутом поварском колпаке, как и старикан. Но у старикана был лучше, круче даже бейсбольной кепки. — А ты, значит, пацан, и нисуаз ел, да? — изучал его взглядом старик. Санджи радостно кивнул. Поварам же нравится, если кто-то знает разные блюда? А Санджи много разных знает. — И кобб, и цезарь, со всякими заправками! — Санджи очень хотелось сделать приятное тем, кто поделился с ним таким вкусным супом. — Но этот суп вкуснее всего! — честно признался он, глотая еще ложку слету. Старикан хмыкнул так, что затряслись усы. — Хорош врать-то, это кухонный дежурный суп.       Санджи побледнел, сейчас старикан распознает, что Санджи лжец, потом, что вор, а там пиши пропало — тюрячка, где его точно опознают, и он всех опозорит. Он заерзал на стуле, быстро вкинул в себя еще как можно больше ложек и вопросительно посмотрел на старикана: — Я, наверное, пойду? — он нервно озирался на дверь во двор, из которой они вошли в эту обитель ароматов и кулинарии.       Старикан пожал плечами и на удивление ответил: — Иди.       Санджи торопливо спрыгнул со стула и замер. Было невежливо поесть и бросить все так, он неуверенно взял тарелку со стола и понес ее к огромной раковине, где встал на цыпочки и принялся мыть. А потом также неловко вернул мокрую тарелку на стол, за которым до этого сидел. Повара переглянулись, приподняв брови: смотри-ка ты.       Старикан с одной ногой и жуткими усами крякнул и проводил его взглядом. Когда Санджи с замиранием сердца, что сейчас он правда спасется, взялся за ручку двери, старик крикнул ему в спину: — Хочешь заработать завтра еще тарелку такого супа?       Санджи не хотел оборачиваться, но он был ребенок, тем более — голодавший ребенок. Он слишком быстро обернулся и слишком радостно загорелись его глаза. — А как?! — Зайдешь в обед, вынесешь все мусорные пакеты с кухни до баков. Где они, изучил уже небось. И за такую работу — тарелка супа.       Рот Санджи против воли расползся в улыбке. У него будет гарантированный горячий суп завтра! Спать в гнезде из веток и соломы сегодня будет не так печально, его ждет суп! — Хорошо! Я приду! — и выбежал из кухни. В этот раз он очень тщательно запоминал дорогу назад, чтобы не потерять ресторан в утреннем освещении. Ему было, ради чего возвращаться.       Он притащился к ресторану под названием «Барати» с утра пораньше. Засел в «незаметной» засаде, гадая, когда лучше появиться. Живот приятно ныл в ожидании супа, может даже с хлебом или булочкой! Засаду рассекретили сзади, когда Санджи ощутил нависшую над собой тень. Он ойкнул и упал на зад, пытаясь ползти и пятиться. Над ним опять возвышался страшный старикан. — А точно Патти тебя заметил. Ты чего тут, еще же только девять утра? — Я… Я не знал, — заикаясь оправдывался Санджи. — Чего не знал, который час? — Да. — Цифры что ли не знаешь? — нахмурился старик. — Нет! У меня… у меня просто нет часов! Я не хотел опоздать, я же обещал помочь! — в тот момент Санджи казалось, что это очень важная работа. Ведь кто захочет покидать такую красивую, ароматную кухню с тысячью ножей и кастрюль и идти к мусорным бакам. Вот старикан и хочет, чтобы Санджи избавил его от этой работы, и расстроится, если придется идти самому. Санджи верил, что его работа поистине полезна. — Понятно, — пробормотал старик, буравя Санджи тяжелым строгим взглядом. — Завтракал?       Санджи отчаянно закивал, вор и лжец, самый закостенелый преступник Логтауна. — Да я просто тут отдыхаю, — добавил еще Санджи. — Я мешаю? Я могу пойти в парк. — Пюре картофельное с рагу хочешь? — спросил вдруг Зефф. Санджи тысячу лет не ел нежного пюре с молочным замесом. Он сглотнул слюну и заворожено кивнул. — Тогда картошки надо будет начистить на всех. Договор такой, чистишь на всех — получаешь одну тарелку за работу. Картошку-то чистить умеешь? — уточнил Зефф, вдруг спохватившись. — Умею! Умею! Только специальным ножиком! — закивал Санджи. Мама запрещала ему чистить овощи не овощечисткой после того, как Санджи сильно порезался без ее присмотра. — Ладно, выдадим тебе «специальный ножик». Нечего тут мяться, завтрак сам себя не приготовит, — Зефф двинул в ту же самую дверь, через которую Санджи вчера попал в волшебный мир кухни. И в этот раз мальчик последовал за стариком, как завороженные дети за дудочником.       Мелких заданий на кухне было много, и Санджи смог даже заработать на ужин и одну большую булку «с собой, угостить братьев и сестер», как вкрадчиво предложил Зефф. Санджи признался, что живет один, но булку пообещал съесть! Она была совсем другая, чем булочки от бургеров в фастфуде, вся такая ароматная, нежная. Ее и без ничего было вкусно есть, похрустывая коркой, что Санджи и сделал со счастливым видом, сидя в своем парковом гнезде.       С такой булкой любой потеряет бдительность, чего уж говорить о мальчишке, едва закончившем младшую школу. Потому через месяц мелких подработок, когда он получил фартук, а еще ему отдали куртку как раз по размеру, которую «один клиент забыл у нас в зале, но сказал, что не будет за ней возвращаться, потому что улетел в другую страну» Санджи таки спровоцировал катастрофу — случайно назвал Зеффу свое имя.       А дальше был огромный скандал, социальные службы, вломившиеся в «Барати» посреди обеденной запары, слезы вины, признание в воровстве мыла, попытки Санджи убежать, разоблачение Зеффом его нового дома — уютного гнезда в парке, в котором было уже совсем невозможно спать от холода. Потом временный приют, где Санджи пытался наверстать упущенное в школе. Потом суд, на котором отец смотрел сквозь него и сказал, что никогда не знал этого мальчишку. Санджи почему-то поверил. Он был уже взрослый, понимал, что так быстро человека не забывают. Но было легко представить, что он значил для отца так мало, что тот и правда его забыл.       Зефф почему-то все расспрашивал его, не расстроен ли Санджи. А Санджи все расспрашивал Зеффа, куда его теперь отошлют и далеко ли от Барати. А потом опять был приют, гневный Зефф в коридоре и в какой-то момент — опека стариканом и школа по соседству с Барати, откуда Санджи сломя голову бежал обратно на кухню сразу после звонка.       Было столько дел, что Санджи не заметил, как прошел год, и снова наступило лето. Зефф все хмурился на него, опять был чем-то недоволен, а потом сказал, что плохо, что Санджи не общается со сверстниками. Ему нужно.       Санджи тогда не особо хотелось, он знал, что его легко заменить, как капитана команды. А если он уйдет с кухни, они найдут другого мальчишку помогать с гарнирами, потому едва что только зубами за косяк не хватался, когда Зефф его выставлял «поиграть».       Но упрямого старика было не переспорить, потому Санджи дожидался вечера, брал сендвич и книгу по кулинарии и шел на заброшенный стадион. Там было место с обвалившимися трибунами, все в высокой траве. Он забирался на высокую балку, жевал сендвич и смотрел на закат, «социализировался». Все равно Зефф слишком занят в вечерние часы, чтобы его разоблачить, будет знать, как брать под опеку такого лгуна, как Санджи.       Иногда он приходил, когда прошлогодняя команда мальчишек еще играла на поле. Иногда там был Ичиджи, ничего не развалилось без Санджи, он прекрасно ими заправлял и без него. Пропажа Санджи из дома ничего не поменяла в жизни братьев. Потому Санджи старался приходить попозже, когда никого уже нет, но чтобы успеть увидеть закат.       А еще то, как красивая темноволосая девочка чуть постарше бегает по стадиону кругами, подгоняя своего младшего брата. У того были смешные зеленые волосы, вот все, что о нем помнил Санджи, потому что все время только и смотрел на невероятно красивую девочку. Она смеялась и заставлял брата прыгать и делать отжимания.       Санджи думал, что будет здорово сделать вкусный коктейль и предложить его парочке, когда они сделают свои привычные пятнадцать кругов. Так он сможет узнать ее имя и они подружатся! Он даже бегать с ними будет, если надо.       Он думал так, пока в один день не застал снова задержавшуюся команду дворовых бейсболистов, которой понукал Ичиджи. И девочка с братом тоже ее застали. Санджи весь поджался, как птица, на своей жердочке, подался вперед, всматриваясь.       Девочка улыбалась Ичиджи и ласково подталкивала своего брата в спину, чтобы он поиграл со всеми. Ичиджи замер, оценивающе осматривая новеньких… и кивнул, и ребята присоединились к игре. Больше Санджи не делал никаких коктейлей и старался приходить на стадион попозже.       Новых друзей он осмелился завести только в старшей школе. А потом появилась Виола, его первые отношения, и в какой-то момент, издалека, ему даже казалось, что Виола — та самая далекая девочка со стадиона, к которой тот так и не решился подойти.