Все тебя заждались, Нил

      — Эндрю!       Молодой человек обернулся на зов с некоторым промедлением, сунув руки в карманы черного пальто. Колыхающиеся из-за ветра волосы щекотнули висок, но он не потрудился убрать выбившиеся из подобия прически пряди. К парню подошла высокая девушка с улыбкой на тонких губах и шарфом в руке.       — Ты оставил на стуле.       Карие глаза безразлично уставились на кусок ткани, а потом Эндрю выдохнул и поблагодарил знакомую коротким кивком.       — Спасибо, — все-таки выдавил он, наткнувшись на испытующий взгляд собеседницы. Имя не задержалось в памяти, ведь это было неинтересно — зачем запоминать что-то, что совсем скоро останется в прошлом? Например, завтра, когда Эндрю сядет на самый ранний рейс и улетит в другую страну, воспользовавшись очередным поддельным паспортом. — Мне надо идти.       — До завтра! — в голосе девушки, кажется, зазвенело недовольство от такого отношения, но она лишь поджала губы и махнула рукой отвернувшемуся парню. Его внешность была примечательна, поэтому при всем своем нежелании Эндрю все равно выделялся в толпе. Его каштановые кудри хотелось пропустить сквозь пальцы, чтобы оценить мягкость, а в глазах, скрытых карими линзами, хотелось утонуть. Он всегда смотрел исподлобья, безразлично, иногда жестко. Линия высоких скул напрягалась, когда Эндрю был зол или расстроен, а острый подбородок приподнимался будто бы против воли, чтобы показать превосходство.       Эндрю отсалютовал двумя пальцами, невольно копируя того, чье имя взял на этот раз и отказывался менять уже непозволительно долго. Рука предательски дрогнула от вставшего перед глазами образа, поэтому он поспешил сунуть ее в карман пальто.       В новой стране он обязательно сменит паспорт и станет другим человеком, а пока хотелось еще немного побыть тем, к кому привязался до бесконечной теплоты в сердце. И кто чуть не погиб из-за его неосмотрительности.       Пальто, шарф и имя — это все, что осталось от самого счастливого периода жизни тогда-еще-Нила. Самым счастливым и одновременно болезненным.       Права была мама, к людям привязываться нельзя. Он должен был сбежать сразу, как Ваймак заявился в Милпорт. Тогда не было бы такой сосущей пустоты в груди, не было бы желания сделать чертов звонок с телефона, который всегда был отключен ради безопасности. Но не уничтожен. Абрам (да, не так больно) размяк. Из-за Эндрю, из-за того, что его приняли со всеми грехами и проблемами, из-за того, что показали, что существует что-то кроме боли и страха.       Но суровая реальность вернула с небес на землю самым жестоким образом.       Абрам даже не заметил, как оказался в клоповнике, в котором снимал номер. Он не раздеваясь подошел к окну, распахнул его и достал из кармана пачку сигарет. На этот раз ему требовался не дым, а никотин. Первая затяжка получилась глубокая и жадная, отчего голова закружилась с непривычки, но в груди осело необходимое сейчас облегчение.       Ники влетел в комнату Нила и Мэтта с широченными от ужаса глазами. Его крупно трясло, а по лицу стекали слезы. Смотря на своих шокированных товарищей, он первые секунды не мог выдавить из себя ни звука, настолько испуган был. Потом взгляд метнулся к напрягшемуся Нилу, а с губ сорвалось болезненно-неверящее:       — Эндрю попал в аварию, — судорожное всхлипывание заставило прерваться, но, обхватив себя дрожащими руками за плечи, Ники смог закончить. — Тормоза отказали…       Но Нил уже вылетел из комнаты, ловко обогнув застывшего в проходе Хэммика. В ушах стучала кровь, а в голове проносилось услышанное. Отказалиотказалиотказали.       Чтобы Эндрю допустил такую крупную поломку у машины, которую холит и лелеет? Не смешите!       Это предупреждение. Не для Миньярда. Для Джостена. Он должен бежать, исчезнуть из Пальметто как можно скорее, чтобы его не нашли, чтобы никому из его друзей больше не навредили. Но он не мог не увидеть Эндрю, не убедиться, что Миньярд жив, даже если не совсем здоров. Совсем не здоров.       В палате ему позволили побыть наедине с бессознательным Миньярдом. Нил не решался приблизиться к койке, на которой лежал Эндрю в окружении медицинской аппаратуры. Он ненавидит больницы. И наверняка будет грозиться зарезать пару врачей и медсестер, если его не выпустят в ближайшее время. Ободренный этой мыслью, Джостен все же сделал несколько осторожных шагов. Раньше бы Эндрю сразу отреагировал, заметил новое лицо, бросил на него безразличный взгляд с сокрытыми в глубине глаз эмоциями. Они бы посидели в тишине несколько минут, пока не прозвучало привычное «да или нет». Но сейчас он лежал без чувств, накаченный таблетками.       — Прости меня, — прошептал Нил, вытянув левую руку в желании прикоснуться к светлым волосам. Но ладонь так и замерла в воздухе. Эндрю не давал согласия. Нил не мог нарушить его личные границы, особенно сейчас. Пальцы сжались в кулак, а лицо искривилось в гримасе. — Я бы остался, но теперь это опасно для всех вас. Для тебя. Прости, что я такой ублюдок и кролик. Ты был прав, когда называл меня жалким бегунком.       Он соберет вещи, пока Лисы будут в больнице. Он позвонит по заученному номеру, чтобы сделать новые документы.       Уже завтра в комнате Мэтта не останется ничего, что бы напомнило о проблемном соседе.       Абрам не понял, в какой момент включил старый телевизор и по привычке взял в руки выключенную раскладушку. В какой момент грудь снова заныла от бесконечного одиночества, от понимания того, что Абрам не сможет вести нормальную жизнь бок о бок с теми, кто ему дорог. Его удел — новые шрамы, оставленные преследователями. Бесконечные побеги, новые паспорта, языки, страны, толпы людей, которые не запомнят истощенного паренька с мертвым взглядом. И хотя в последнее время все подозрительно стихло, Абрам не расслаблялся — он знал, что скоро на него снова выйдут, что скоро он вновь будет сгибаться от боли в теле и глушить чувства паленой водкой, от которой тянет блевать. Но раскладушка в бледной ладони заземляла и дарила ощущение покоя на короткое время. Ведь в контактах был номер человека, который теперь реально ненавидит его и вряд ли допускает даже мысль, что Нил Джостен еще жив.       И правильно. Нил Джостен погиб в тот день, когда Эндрю Миньярд попал на больничную койку. Теперь это был Эндрю Донован, который скоро станет кем-то другим.       — Балтиморский Мясник, больше известный как бизнесмен Натан Веснински, сгорел в ночь с тридцатого на тридцать первое марта. Эта новость была бы трагической, если бы в полицию не поступила информация, разоблачающая дела его семьи. Расследование продолжается. Следите за новостями, — просыпаться под бубнеж репортера оказалось неожиданно тяжело. Голова гудела от короткого и неспокойного сна, поэтому Абрам не сразу осознал услышанное. Он с трудом принял сидячее положение и уперся локтями в колени, пока репортаж медленно обрабатывался уставшим мозгом.       — С днем рождения, блять, — когда суть услышанного наконец-то дошла, Абрам тихо засмеялся. Он прижал ладонь к глазам и согнулся пополам, тихо повторяя одну и ту же фразу, пока веселье не переросло в истерику. — С днем рождения, Нил, мать его, Джостен!       Лола, Ромеро и прочие люди отца — вот почему в последнее время вас не было видно? Что ж, Абрам надеялся, что они все сдохли в мучениях, даже если не имел представления, что могло произойти в доме Веснински. Но его не волновало. Ночной кошмар мертв, а это все, что имеет значение.       Он не мог поверить в реальность происходящего, пока после трех гудков на его панический звонок не ответили:       — Кролик видел последние новости?       От наигранной скуки в голосе, который, вообще-то, сейчас был чуть выше и напряженнее, Абрам снова несдержанно засмеялся. Только спустя несколько минут он понял, что все это время рыдал в каком-то отчаянном страхе проснуться.       — Я хочу вернуться.       — Все тебя заждались, Нил, — короткая пауза. — Или как там тебя сейчас зовут.