Родинка на шее

      Молча слежу, как ты собираешься на встречу с друзьями, и не могу насмотреться. Ты зачёсываешь отросшие волосы назад, пытаясь усмирить тёмно-русые локоны в послушные волны, надеваешь любимый тёмно-зелёный свитер — тебе удивительно идёт этот глубокий цвет, и наносишь на кожу шеи пару капель масла вербены. Часы с привычным щелчком ложатся на тонкое запястье, кожаный кошелёк ручной работы отправляется в задний карман узких джинсов, и ты наконец подходишь ко мне. Кладёшь ладони на щёки и, быстро поцеловав, шепчешь:       — Не скучай без меня, ладно?       Меня хватает только на слабую улыбку и короткий кивок, и ты, ещё раз клюнув меня в губы, выходишь в прихожую. Я следую за тобой, словно нитями привязанный, и смотрю, как ты обуваешься, берёшь свою связку ключей и уходишь. Дверь захлопывается, и мир вокруг сразу становится плоским. Краски бледнеют, погружая меня в тишину и серость. Вздыхаю и возвращаюсь в комнату — пытаюсь сосредоточиться на работе, пока ты развлекаешься.       Никогда не мог понять эту потребность в социализации: лично мне достаточно только тебя. Впрочем, до того, как ты появился в моей жизни, я был уверен, что мне вообще никто не нужен. А сейчас такое ощущение, что дышу-то только тогда, когда ты рядом. Знаю, ты так же, как и я, ценишь время, которое мы проводим вместе: оно всегда наполнено чувственной тактильностью и бесконечной нежностью. В такие моменты мы забываем о внешнем мире, полностью погружаясь в наш внутренний. И тогда мы становимся замкнутой на самой себе системой, гармоничной и самодостаточной.       Но всегда наступает тот момент, когда только меня тебе становится мало. Ты погружаешься в беспокойство, озираешься по сторонам, словно ищешь чего-то. Того, что я не могу тебе дать. И тогда ты срываешься к друзьям или родственникам. Всегда зовёшь с собой, но, однажды согласившись, я понимаю, что это не для меня, поэтому теперь отпускаю тебя одного. Ты говоришь, что таким образом наполняешься и словно перезагружаешься. Обычно для этого тебе хватает пары часов, но иногда — несколько дней. Я верю, что тебе это действительно необходимо, и только каждый раз, затаив дыхание, терпеливо жду, недоверчиво поглядывая на входную дверь.       Мы вместе почти год, а я до сих пор сомневаюсь, что после очередного «загула» ты вернёшься. Но из раза в раз ты всё же возвращаешься. Ко мне.       Вот и сейчас слышу щелчок замка в двери и спешу встретить тебя в прихожей. Ты выглядишь немного уставшим, но действительно обновлённым и будто светишься изнутри. Мысленно всё ещё в переживаниях от этой встречи, улыбаешься загадочно, и мне остаётся с тоской осознавать, что эту твою улыбку зажёг не я. Хожу за тобой по пятам, пока ты с энтузиазмом рассказываешь, как всё прошло, втягиваю носом, словно пёс, улавливая принесённые тобой чужие запахи, и умираю от ревности.       Я люблю тебя.       Люблю так сильно, что в груди больно и пальцы мелко подрагивают, словно по ним ток пускают. Но слова, которые могли бы сложиться в признание, комом застревают в горле, так что не только произнести их — дышать становится трудно.       Не знаю, что происходит именно сегодня, только вдруг набираюсь смелости и задаю тебе один-единственный вопрос, не дающий мне покоя вот уже почти год:       — Ты всегда возвращаешься оттуда, где явно бываешь счастлив. Почему?       Ты несколько удивлённо смотришь в ответ, а потом порывисто подлетаешь, обнимаешь крепко и шепчешь прямо в ухо:       — Потому что я люблю тебя, глупый.       Ты говоришь, что я — твой якорь. Что в мире, где так много соблазнов, неискренности и лжи, я — твоя единственная опора. Твой маяк. Ориентир, который не даёт сбиться с пути. Ты с пылкостью вышёптываешь всё это, попутно раздевая меня, и с сумасшедшей смесью страсти и нежности принимаешься доказывать свою любовь и преданность.       А мне… Мне ничего доказывать уже не требуется. Ты и так знаешь, что я весь твой с потрохами. До последней мысли, что о тебе. До каждого вздоха, что ради тебя.       Держу в руках твоё дрожащее тело и умираю от любви и благодарности.       После мы лежим, деля одно дыхание на двоих, расплавленные и невесомые, и ты просишь рассказать что-нибудь о моей жизни до того, как мы встретились. Я теряюсь и не знаю, что ответить. Потому что до встречи с тобой я словно и не жил вовсе. Это сейчас я вижу краски и различаю вкусы. А то унылое безрадостное существование, что влачил раньше, назвать жизнью можно с натяжкой.       Ты ёрзаешь нетерпеливо, смотришь на меня блестящими глазами, и я цепляюсь за какое-то не очень яркое воспоминание из детства и, вздохнув, принимаюсь рассказывать. Ты молча, словно боясь спугнуть, слушаешь меня, потом сладко зеваешь и просишь ещё. Разворачиваешься в кольце моих рук, и я, отведя в сторону отросшие волосы, целую родинку на твоей шее. Её не видно в темноте, но я знаю, что она там есть, прямо под линией роста волос с левой стороны. Целую, вдыхая почти выветрившийся запах вербены, и на выдохе шепчу:       — Я тебя тоже.