The Alien

      — Что случилось с твоими кроссовками? — с кривой усмешкой поинтересовался доктор Джек Ходжинс.       Йен сразу заметил, что его улыбка была натянутой, но не придал этому значения. Ходжинс по своей натуре всегда был скептиком и зазнайкой. Йен давно обратил внимание на то, что Джаред не переносил доктора на дух, и его это нисколько не удивляло, - у них это было исключительно взаимно.       — С ними случился Амур, — фыркнул Йен, поднявшись со скамейки, чтобы застегнуть джинсы. — Что показали результаты последнего обследования?       Галлагер решил перейти к делу. Собственно, они очень редко общались с Ходжинсом на какие-то другие темы, кроме тех, которые касались непосредственно состояния здоровья Йена, за которым доктор наблюдал с тех пор, как Йен достиг пятнадцатилетнего возраста. То есть, уже более трёх лет.       — Об этом я и собирался с тобой поговорить, — произнёс Джек, как Йену сразу показалось, с большой неохотой, после чего фальшиво приободрился. — Не хочешь пройти в столовую? На десерт сегодня тыква, запечённая в сиропе.       Он даже подмигнул ему. Неужели дела Йена обстояли настолько паршиво? Йен брезгливо скривился при упоминании запечённой тыквы и почувствовал, как стремительно возрос его пульс. В ушах зашумело от волнения, и кончики его пальцев предательски задрожали. Ходжинс оказался внимательным сукиным сыном и заметил это. Он неловко переступил с ноги на ногу. Только теперь Йен увидел, что доктор сжимал в руках несколько снимков МРТ.       — Что это? — спросил Галлагер, указывая на снимки.       Джек посмотрел на свои руки так, будто совсем забыл, что в них вообще что-то было. Он пожевал верхнюю губу и потёр свободной рукой своё плечо, которое от долгого пребывания в докторском кресле наверняка сильно затекло. Ходжинс никогда не был ярым фанатом спортзала, хотя и посещал его, как все в этом богом забытом месте. В противном случае возвращение на Землю после Марса с его низким уровнем атмосферного давления грозило бы более чем неприятными последствиями для вестибулярного аппарата.       Йен всё это знал. Он уже так тщательно изучил дерьмо, касающееся его полёта на Землю, что вполне мог бы написать об этом неплохую диссертацию.       Именно поэтому он был в курсе, что, в большей степени, гравитация внутри стен каждого из корпусов центра была максимально адаптирована под уровень земной. Вот только ни у кого из присутствующих здесь не получалось проводить всё время внутри помещения. Каждому так или иначе приходилось выбираться наружу в связи со своими непосредственными обязанностями.       Если бы кому-то вздумалось подсчитать количество часов, проведённых Йеном в условиях внешней среды Красной планеты, он убедился бы, что их количество превышает все допустимые нормы для «горожанина» Марс-сити. Раз в двести, если не больше. Йен отлично знал, насколько щепетильным был доктор Ходжинс, когда дело касалось его работы. У него не было даже тени сомнения, что Джек обладал всей этой информацией в полном её объёме.       Галлагер плюхнулся обратно на скамейку, согнув ноги в коленях, и уронил голову на руки. Ходжинс присел рядом и скосил осторожный взгляд на Йена, будто собирался погладить испуганное животное, и не то чтобы Йену это каким-то образом помогало вернуть присутствие духа.       — Послушай, не всё так плохо, — начал Джек, от чего Йен тут же навострил уши, но пока не спешил встречаться взглядом с этими яркими синими глазами. — Мы с доктором Монтенегро провели ряд исследований и симуляций и пришли к единому заключению, что состояние твоего здоровья более чем прекрасное.       Йен наконец поднял голову и уставился на доктора непонимающим взглядом.       — Тогда в чём дело? Не тяни, Джек, умоляю, ты знаешь, как это важно для меня.       — Дело в том, что твоё сердце, — Ходжинс показал Йену два разных снимка МРТ, — по сравнению со средними размерами сердца земного человека, оно немного больше. Это связано с…       — Я, блять, знаю, с чем это связано, — огрызнулся Йен. — Я не тупой, Джек. Просто скажи, насколько высок уровень риска?       — Достаточно высок, если не соблюсти все необходимые правила во время твоей адаптации. В любом случае всё это верно не на сто процентов. Мы не можем быть до конца уверены, как отреагирует твой организм на резкую смену условий пребывания. Тебе придётся какое-то время оставаться под наблюдением. Это будет означать, что ты не сможешь покинуть пределы базы SpaceX до тех пор, пока мы с Анджелой… эм, пока мы с доктором Монтенегро не будем хотя бы на девяносто процентов уверены, что твоей жизни ничто не угрожает.       — На девяносто, — эхом отозвался Йен, мысли которого временно уплыли в спасительно безопасном направлении.       Джек снова, уже раз в сотый, оговорился, назвав доктора Монтенегро по имени. Йен давно догадался, что между этими двумя есть какая-то история. И да, он прекрасно понимал Ходжинса. Даже Йену, учитывая, что он определился со своей сексуальностью ещё в тринадцать, было ясно, что Анджела… доктор Монтенегро была невероятной красоткой.       Он издевательски ухмыльнулся, посмотрев на Ходжинса. Просто чтобы немного побыть маленьким ублюдком.       — Что? — неловко спросил Ходжинс, после чего отвёл смущённый взгляд.       И сквозь густые заросли тёмной растительности на лице своего доктора Йен заметил, как покраснели его щеки.       — Между тобой и Анджелой что-то есть, я ведь прав?       — Реально, Йен? — хмыкнул Ходжинс. — Тебя сейчас это действительно волнует?       Галлагер пожал плечами.       — Почему нет? Доктор Монтенегро — горячая штучка.       — Йен!       Лицо Ходжинса вытянулось, отчего его огромные глаза стали казаться ещё больше. Йен рассмеялся, на время отодвинув все свои переживания на задний план. В этом было преимущество юного возраста. Он это понимал, хотя и не очень любил, когда кто-то пытался считать его глупым ребенком.       — Сколько времени вам с доктором Монтенегро понадобится на Земле, чтобы убедиться в том, что гравитация не заставит моё сердце взорваться?       Он не понял, от чего так скривилось лицо Джека — от самой сути его вопроса или от того, каким претенциозным тоном Йен произнёс фамилию Анджелы. Ходжинс покачал головой и улыбнулся уже не так натянуто, как сделал это в начале их разговора.       — Думаю, нам хватит одного месяца, чтобы провести дополнительные исследования. Весь этот период тебе придётся оставаться под наблюдением двадцать четыре часа в сутки.       — Месяц тухнуть в заднице, которая мало чем отличается от той, в которой я жил? Тем самым предоставить тебе возможность провести всё это время с сексапильной докторшей? Думаю, я смогу это сделать, док.       Йен подмигнул Ходжинсу, поднимаясь со скамейки и собирая в охапку свои вещи, чтобы отнести их в прачечную. Джек снова покачал головой, при этом закатив глаза. Йен не сомневался, что попал в точку. Это напомнило ему о том, что там, на далёкой Земле, был человек, который ждал встречи с ним. Пускай Микки Милкович и был раздражительным, эмоционально хромым засранцем, ему не удалось одурачить Йена наигранным безразличием к перспективе их предстоящего личного знакомства. Он был уверен на все сто, что Микки ждал возможности увидеть Йена, прикоснуться к нему, с таким же нетерпением, как это делал сам Йен.       В укрытии безопасных стен своей спальни Галлагер открыл ноутбук и первым делом принялся шарить во всемирной сети в поисках любой возможной информации о его патологии.       Ишемия, постепенная анатомическая трансформация сердечной мышцы, как последствие нарушения сокращения миокарда. Гипоксия головного мозга, полиорганная недостаточность. Одно из двух — либо, если что-то пойдёт не так, Йен захлебнётся собственной кровью, либо у него откажут все органы разом. Всё это, разумеется, в том случае, если до этого он не успеет превратиться в бесполезный овощ от того, что в его мозг будет поступать недостаточно кислорода.       Всего-то? Да это просто тьфу. Жалкая херня по сравнению с возможностью наконец почувствовать вкус губ Микки. И с шансом заглянуть в глаза своему ублюдочному биологическому папаше. _______________________________________________       — Блядь! Ну что за дерьмо! — выругался Микки, пнув в приступе отчаянья остывающую дверцу духовки.       Он был голоден, как бегемот на диете. Полчаса назад Микки вернулся с работы после мучительно длинного трудового дня, который, стоит отметить, не задался с самого утра.       Один из постоянных клиентов Гэрри — хозяина гаража, в котором Микки трудился уже больше года — рано утром пригнал свой Mercedes-Benz 230 SL, чтобы заменить его дряхлые, износившиеся катки на более свежие стоковые, которые ему удалось приобрести за баснословные деньги у какого-то хитрого скупердяя-владельца автомобильной свалки.       Если бы кто-то спросил Микки — лично он сам не позволил бы какому-то малознакомому чуваку даже мизинцем левой ноги притронуться к своей тачке. Будь то раритетный шедевр немецкого автопрома или древняя, как динозавр, Хонда, которая валит боком не по причине своей запредельной крутости, а потому, что брат Микки — долбоёб, минимум раз в месяц попадающий в самые нелепые аварии, которые только можно себе представить.       Ещё никогда Микки не чувствовал себя таким рукожопым и облажавшимся. В процессе замены первого же колеса он сорвал два болта подряд. Разумеется, Гэрри выебал его за это по самые гланды в позиции догги-стайл.       Даже если принять во внимание тот факт, что их «половой акт» с шефом был лишь метафорой, остаток дня Микки казалось, что он в состоянии ощущать седые яйца Гэрри глубоко в своей заднице.       «Откуда вы только берётесь, такие распиздяи?! Мама, блядь, не хотела, папа не старался», — выкрикнул Гэрри в потоке прочей грязной ругани, которой обложил Микки с головы до ног.       Это было зря. Не то чтобы Микки было что терять. Он и без того был по уши в дерьме. Поэтому он просто как следует размахнулся и врезал старому мудозвону прямо в его трясущуюся от злости челюсть. Никогда прежде он не испытывал такого глубокого удовлетворения.       Возможно, ныне гниющий на глубине шести футов Терри Милкович и был лишь донором спермы в случае с Микки, но чему он его действительно научил, так это держать удар. А также наносить его первым, когда это было необходимо.       Лишившись своего месячного жалованья вместе с работой, Микки вернулся домой, — взбешённый, как тысяча чертей, уставший и голодный. И теперь его раздолбанная духовка почему-то решила, что именно сегодняшний день был наиболее подходящим для того, чтобы просто взять и сдохнуть безо всякой веской на то причины.       — Не думаю, что ситуация как-то изменится, если ты разъебёшь эту хрень, Мик.       Мэнди застыла в дверной арке, прислонившись плечом к наличнику. У Микки не было энергии даже на то, чтобы как следует закатить глаза. Только этой змеи ему прямо сейчас и недоставало для полного счастья!       Он промолчал, крепко стиснув зубы, когда отмахнулся от сестры известной конфигурацией из пальцев. Открыл духовку и выхватил из неё замороженную лазанью, чтобы вернуть её обратно в морозилку.       Микки прекрасно понимал, что причиной его паршивого настроения было не только то обстоятельство, что он потерял работу. Когда брюнет проснулся сегодня утром, то первым делом уже по привычке решил проверить свой ноутбук, где обнаружил сообщение от Йена.       Вчера вечером Микки вернулся из гаража особенно поздно и был в состоянии разве что донести свою голову до подушки, чтобы сразу вырубиться. Очевидно, Йен не дождался его, поэтому написал сообщение Микки, которое выглядело как: «Привет, Мик. Наверняка ты горишь на своей работе, но постарайся, пожалуйста, сегодня быть здесь в семь вечера по Чикагскому времени. Я должен кое о чём с тобой поговорить».       Вот так. Он должен был поговорить с ним. Микки мог бы быть кем угодно в своей многострадальной жизни, но кем он точно никогда не был, так это оптимистом. В любом случае то, что было между ним и Йеном — и так уже довольно-таки затянулось. Микки Милкович и без этого не мог бы считаться более везучим сукиным сыном, раз такой, как Йен обратил внимание на его никчёмную физиономию в фейсбуке.       Это просто не имело никаких шансов продолжаться долго. Микки для этого был слишком нелепым, отсталым и трахнутым на всю голову, если уж быть до конца честным. Он мог бы просто прекратить врать самому себе. Это должно было произойти в ближайшее время. Йен должен был устать от Микки. Потому что это был Йен мать его Галлагер. Такой солнечный и невинный даже в тех случаях, когда делился с Микки раздражающими историями о том, как его старший приятель Джаред начистил физиономию старому виагроиду, когда застукал Йена с его членом по самые яйца в заднем проходе старпёра.       Микки не знал, насколько близки были Йен и тот самый загадочный Джаред, но из беглых упоминаний заключил, что парень был для рыжего кем-то вроде старшего брата. Он понимал, что несмотря ни на что, Галлагер был в некотором роде таким же социально хромым ублюдком, каким являлся сам Микки. Именно это заставило его так неосторожно надеяться, что Йен не передумает. Что его желание однажды встретиться с Микки лицом к лицу не испарится так скоро.       И вот, теперь Йену нужно было поговорить с ним. Микки понятия не имел, что должен принести ему сегодняшний вечер, но почему-то догадывался, что новость, которой Рыжий спешил с ним поделиться, не будет такой уж приятной. По крайней мере, для Микки.       Чужое прикосновение к его плечу вырвало Микки из потока сумбурных мыслей. Всё его тело дёрнулось от неожиданности, но этого не хватило для того, чтобы напугать ту невыносимую занозу, каковой являлась его младшая сестра.       — С тобой точно всё норм, ушлёпок? — спросила Мэнди не слишком заботливо, чего Микки от неё и не ожидал. — Сорока-Игги принёс на хвосте, ты сегодня подправил Гэрри его уебанскую вывеску. Не думала, что однажды скажу тебе это, но я, блядь, тобой горжусь.       Улыбка Мэнди смягчила острые черты её лица. Это почти заставило Микки улыбнуться ей в ответ.       — Ублюдок напросился, — рявкнул он, приземляясь на диван.       Мэнди метнулась в комнату, откуда притащила коробку с половиной давно остывшей пиццы. Она поставила её на кофейный столик и пододвинула Микки раскрытой, на что тот пробормотал сестре неловкие слова благодарности. Он был так голоден, что всё его нутро потряхивало от низкого уровня сахара в крови. Исчезнув на кухне на несколько минут, Мэнди вернулась с двумя чашками горячего кофе.       — Так ты расскажешь, что на самом деле ещё с утремана так напрягает твою тревожную задницу? — поинтересовалась она, присаживаясь рядом с Микки на край дивана.       Для девушки из неблагополучной семьи, которая едва умудрилась закончить старшую школу, Мэнди была очень умной и догадливой паршивкой. Микки тяжело вздохнул, запивая горячим кофе большой кусок холодной пиццы, который теперь почему-то категорически отказывался проваливаться в горло.       — Получил сообщение от Йена, — признался он наконец, потому что почему бы и нет. — Он хочет о чём-то со мной поговорить, — Микки достал мобильник из кармана и взглянул на время, — через час, — закончил он.       Тонкие брови Мэнди нахмурились, прежде чем приподняться и исчезнуть под длинной чёлкой.       — И?       — Что, блядь, и? — огрызнулся Микки, почесав большим пальцем переносицу.       — И, значит: "и что ты увидел в этом такого страшного"?       — Какого хрена? Я, блядь, ничего не увидел страшного! Ни, блядь, в чём!       — Ну, совершенно очевидно, что это не так, потому что выглядишь ты, как ёбучий слон, которому показали мышь.       — Пошла ты! — негодующе воскликнул Микки, показав сестре сразу два средних пальца. — Я нихуя не боюсь, понятно? Просто…       Он запнулся и откашлялся, прочищая горло. Мэнди понимающе усмехнулась, кивая, чем только взбесила его ещё сильнее. Микки стиснул зубы и сжал пальцы по краям дивана так крепко, что его костяшки угрожающе захрустели. Если бы только ещё что-то подобное когда-то действовало на его сестру! Мэнди когда-то встречалась с Кеньяттой, - у этой глупой девчонки всегда напрочь отсутствовал элементарный инстинкт самосохранения.       — Просто Йен написал тебе, что вам нужно поговорить, и ты, Микки, тут же обделался от страха, что твой виртуальный парень решил бросить твою бледную жопу. Ясно, как грёбаный божий день.       Микки находился на грани, чтобы перебросить через плечо эту невыносимую сучку и запереть её в грязном, сыром подвале в компании с тараканами и мышами. Там ей было как раз самое место.       — Во-первых, он, блядь, не мой ебучий парень, чтобы ты знала, овца, — процедил он вместо этого сквозь всё ещё стиснутые зубы.       Мэнди в ответ фыркнула и явно очень сильно старалась не заржать в голос, как какая-нибудь арабская скаковая.       — Ну, — она дёрнула худыми плечами, откинувшись на спинку дивана, и посмотрела на Микки из-под слишком густо накрашенных ресниц. — Должно быть, Йен не в курсе этого, раз продолжает доставать тебя каждую ночь на протяжении нескольких месяцев, тупица.       — Он меня не достаёт, пошла ты много раз, — хмуро возразил Микки, когда понял, что почти мгновенно из обороняющегося перешёл в режим защиты "униженных и оскорблённых".       Судя по довольному выражению физиономии его сестры, реакция Микки была именно такой, на какую она рассчитывала. И он снова попался на эту удочку.       — Хорошоо… — проговорила Мэнди, растягивая слова и скрещивая ноги под собой. — Значит, мы уяснили, Йен — не твой ебучий парень, и ты ничего не боишься. Тогда почему ты, блядь, ведёшь себя так, будто тебе собираются затолкать в очко раскалённую кочергу? Кстати, — она выхватила из рук Микки мобильник, который он, даже не осознавая, всё ещё крепко сжимал побелевшими пальцами. — Это произойдёт через сорок шесть минут.       Мэнди громко рассмеялась, но её голос тут же приглушила диванная подушка, которую Микки схватил и прижал к лицу сестры, намереваясь если не придушить занозу, то хотя бы заставить её хоть немного уважать своего старшего брата.       — Ненавижу тебя, сука, — уронил Микки, вскакивая с дивана и уворачиваясь от пинка Мэнди, который - он точно знал - был бы увесистым и болезненным.       За все его двадцать лет Микки не раз приходилось проверить этот факт на собственной шкуре. Потому что Мэнди была самой что ни на есть Милкович. Яйца у его сестры были, возможно, куда крепче, чем даже у Микки, Игги и Колина вместе взятых.       — Тоже терпеть тебя не могу, мудила, — сказала Мэнди голосом, который звучал мягко и даже ласково. — Советую принять душ, иначе твой рыжий задохнётся от этой вони на границе с ёбаной Канадой.       Микки исчез в своей комнате, показав «фак» через плечо и захлопнув дверь до того, как прозвучали последние слоги очередной реплики его тупой сестры. Он не мог заставить себя подавить короткую улыбку, расцветавшую на его губах. Мэнди Милкович была невообразимой заразой. Микки не уставал напоминать об этом как ей, так и самому себе. Она всегда находила способ вернуть Микки присутствие духа даже в ситуациях, когда это казалось абсолютно нереальным. ________________________________________________       — Послушай, Галлагер, если ты вдруг думаешь, что моя задница не переживёт, что её кинули, то ты, блядь, ошибаешься, ясно тебе? — выпалил Микки на одном дыхании.       Йен уставился на него, моргая часто и наверняка ужасно глупо. Он никак не мог сообразить, в какой именно момент Микки решил, что кто-то здесь собрался его бросить. Откровенно говоря, Йену был даже немного приятен тот факт, что этот фантастически привлекательный парень вообще намекнул ему о чём-то, касающемся их статуса друг относительно друга, поскольку до сих пор они с Микки ни разу не обсуждали это хоть каким-либо образом.       Судя по тому, как щёки его собеседника на глазах стали превращаться в спелые помидорины, Микки отнюдь не был в восторге от своей оговорочки по Фрейду. Йен почти ожидал, что сеанс их связи вот-вот прервётся. Так или иначе, это было последним, что он собирался допустить.       — Интересно, с чего ты решил, что твою задницу кто-то собрался кинуть? — спросил он в основном для того, чтобы позволить себе ещё немного побыть вредным засранцем, как он любил делать.       Скрестив руки на груди, он склонил голову набок и приподнял брови, прижавшись спиной к стене позади себя.       — Ты написал... — начал невнятно Микки, после чего его глаза закрылись, и он сделал глубокий вдох. — Ты написал, что нам нужно поговорить, — выдавил он наконец, не открывая глаз. — Это выглядело пиздецки подозрительно, и я так понял…       — И ты, блядь, решил — почему бы не увидеть в этом повод посчитать Галлагера несерьёзным малолетним сопляком, который просто ищет приключений на свою скучающую жопу?       — Э-э… примерно так.       — Ну, спасибо, — фыркнул Йен с наигранной обидой в голосе. — Хорошо, хоть признался. Никогда бы не подумал, что из нас двоих именно ты окажешься настолько беспомощным в распознавании социальных сигналов.       — Почему ты так не подумал бы? — искренне удивился Микки.       Брюнет даже снова открыл глаза, которые до этих пор продолжал держать закрытыми, что совершенно не устраивало Йена. Именно отсутствие зрительного контакта, возможно, заставило его внутренний фильтр отключиться. Иногда Галлагер поражался тому, как его собственному языку удавалось действовать отдельно от мозга.       — Потому что это у меня здесь ограниченный круг общения, — ляпнул он, снова не подумав. — В то время как ты имеешь возможность свободно передвигаться и каждый день встречаешься с новыми людьми на своей работе. Возможно, и не только там.       На последних словах Йен запнулся, когда понял, что наговорил более, чем достаточно. Теперь Микки должен был посчитать его либо заключённым, либо смертельно больным. Либо смертельно больным заключённым с кучей комплексов и приступами ревности.       Микки, к полному удивлению Йена, почему-то решил зацепиться именно за последнюю услышанную фразу. Не то чтобы в любой другой ситуации это было бы так уж неожиданно.       — Если ты о том, шляюсь ли я по клубам и барам, то это происходит не так часто, как ты думаешь, — пробубнил Микки, смущённо почесав бровь, что не ускользнуло от внимания Йена. — Я из Саут-сайд. Погугли, что это значит, Рыжий, если ты не в курсе.       В животе Йена вдруг возникло странное незнакомое чувство. Если бы он на самом деле жил на границе с Канадой, как считал Микки, вероятно, прямо сейчас Йен уже сидел бы в обнимку с чемоданом в аэропорту. По прилёту на Землю ему в первую очередь стоило обзавестись разрешением на ношение оружия, чтобы иметь возможность отпугивать надоедливых ухажёров одного отдельно взятого Милковича. — Ты же знаешь, что я бы не стал обижаться, если б ты… захотел найти для себя кого-то, с кем… Ну, ты понимаешь.       Йен мысленно надавал себе оплеух, догадавшись, что теперь их с Микки лица были примерно одинакового цвета. Для брюнета, постоянно ходящего под Солнцем без скафандра, у Микки была удивительно бледная, почти фарфоровая кожа. Йену это так же сильно нравилось, как и вдохновляло, побуждая постоянно фантазировать о том, как здорово смотрелись бы отметины от зубов на этой молочной шее.       С данного момента эта фантазия лично для Йена приобрела особенно определённый смысл. Нет, он не считал себя каким-то чокнутым Отелло, но Галлагер с юных лет ненавидел, когда кто-то пытался посягать на то, что он так или иначе считал своим. Выражение лица Микки из сконфуженного превратилось в игривое, что не могло не радовать Йена, который было решил, что уже успел что-то окончательно испортить.       — Ты такой самоотверженный, Стич, никогда бы не подумал, что ты из тех, кто привык делиться, — поддразнил Микки, прищурившись, словно прочитал мысли Йена, бегущие у него на лбу неоновой строкой. В его животе что-то ёкнуло и встало вверх тормашками, прежде чем он смог выдавить из себя следующие слова.       — Ты ведь не моя собственность, чтобы я делился или не делился тобой, — вовсе не искренне пробормотал он.       — Так значит, нет? — Микки вскинул бровь, но его голос теперь звучал тихо и мягко.       — Только если ты этого хочешь, — робко предложил Йен, проглотив сухой комок, застрявший в горле.       Микки снова полыхнул щеками, что было заметно даже в тусклом свете ночника, освещавшего лишь часть комнаты и самого её владельца. Он прикусил нижнюю губу и втянул её в рот, когда Йен догадался, что Микки был бы не против сменить тему. Галлагеру пока было не вполне ясно, был ли он разочарован этим или наоборот.       — Так о чём ты собирался со мной поговорить? — робко поинтересовался Микки.       Подушечка большого пальца его левой руки нервно выводила букву «К» на правом указательном. Йен только теперь начинал понимать, как сильно его заводила мысль об этих татуированных, почти изящных пальцах, сжимающих его крепко стоящий член. Ему пришлось сделать пару глубоких вздохов, чтобы немного насытить свой мозг кровью, которая наиподлейшим образом решила именно сейчас устремиться в прямо противоположное место.       Сердце Йена колотилось в груди, словно обезумевшее. Как, спрашивается, он должен был сообщить Микки о том, что им надо прервать общение минимум на три месяца? Сколько бы он об этом не размышлял, у него никак не выходило придумать мало-мальски годный план для этого разговора.       На прошлом своём сеансе с психологом Йен уже почти готов был спросить её совета, но в последнюю минуту его собственническая натура решила вдруг проявить себя: он категорически не готов был делиться Микки ни с кем. До сих пор о существовании у Йена близкого друга на Земле знал только Джаред. И то потому, что Бут младший был страшно любопытной, беспардонной сволочью.       — Мик, скажи, ты мне доверяешь? — выплюнул Йен, пока остатки его решимости не испарились окончательно.       — Глупый вопрос, — фыркнул Микки всё ещё немного нервозно, — учитывая то, как мало я знаю о твоей заднице и до сих пор позволяю приседать мне на уши каждый блядский день.       Йен не мог подавить растущую улыбку, которая сама собой растягивала его губы, несмотря на всю ответственность предстоящей беседы.       — Ты ещё даже не видел мою задницу, придурок, ну да ладно. Почти уверен, что скоро тебе представится такая возможность. Но до этого… — ему пришлось замолчать, потому что голос подвёл его, став хриплым и почти беззвучным от нараставшего волнения.       — До этого что? — осторожно подтолкнул его Микки, очевидно, догадавшись, что Йен подвис на фразе, которую должен был произнести.       Боже, почему ему было так трудно это сделать? Это ведь не тот случай, когда ты пытаешься сообщить семье погибшего астронавта, что они больше никогда не увидят своего мужа, брата и отца. Йену доводилось быть свидетелем минимум пары трагических происшествий на территории Марс-Сити и одного — за его пределами. Галлагер не мог себе представить, как тяжело приходилось тому человеку, кто был обязан рассказать осиротевшим семьям об их утрате.       В их с Микки ситуации ничего трагического не происходило и — Йен в это верил — не должно было произойти в будущем. О предсказаниях Ходжинса он старался не думать, просто потому что... Потому что!       — До того, как у меня появится возможность встретиться с тобой, мне придётся исчезнуть на какое-то время.       — Как исчезнуть? Ты какой-то спецагент или кто? Типа — ебучий Коди Бэнкс?       — Э-э… нет, я не спец…       — Или наследный принц? Потому что, блядь, ты похож на принца, отвечаю. Значит, твой папаша-король прочухал, что ты гей, и собирается отправить тебя на перевоспитание к тибетским монахам? Или положить тебя в дурку? Чёёёрт, или ты садишься в тюрягу! Если так, то я многое должен тебе рассказать об этом дерьмовом месте, мужик. Потому что ты… Бля, ты слишком… Твою мать, Йен, тебе стоит выкрасить свою морковную шевелюру в любой другой цвет. Только, блядь, не в белый. Да хоть в зелёный, а лучше…       — Эй, Микки!       Йену пришлось здорово повысить голос, чтобы заткнуть этот фонтан красноречия, который так резко прорвало. Он не мог заставить себя прекратить скалиться, как влюблённый идиот. Потому что… Микки считал, что Йен похож на принца!       — Я не спецагент, — заверил он Милковича, стараясь, чтобы голос звучал ровно и спокойно. — И не принц, по крайней мере, насколько мне известно. Я не собираюсь в Тибет, в дурку или в тюрьму, если только кто-то не предъявит мне обвинение в издевательстве над животными, — он с наигранным раздражением шлёпнул Амура, который распластался рядом с ним на кровати и уже какое-то время делал ленивые попытки запустить свою загребущую лапку в карман Йена.       — Тогда что? — спросил Микки так же нетерпеливо, как и озадаченно.       — Пока я не могу рассказать тебе всего. Ты просто должен довериться мне. Потому что я доверяю тебе. И верю, что ты меня дождёшься. Через четыре месяца мы с тобой встретимся, Мик.