психология нашей забытой ненависти

      Вова ожидал любого пробуждения, но не такого. Он не хотел просыпаться от миллиарда звонков, которые были похуже будильника по утрам. Для него здоровый сон являлся очень значимой проблемой; он не прям страдал бессонницей, а просто не мог спать из-за тревожности.       У него самого так много проблем, которые он держит в себе. Это было не всегда, в школьные времена, сестра всегда помогала ему. Но уже как два года сестры нет рядом — умерла от передоза наркотиков. Вова ненавидит в себе чувство вины за то, что не уследил и позволил такому случится. Он знал, что она находится в плохой компании. Но он нихуя не делал.       Этот груз лежит на плечах все ещё, и как бы он не старался — тяжесть на душе, пропитанная печалью остаётся с ним. Бережно хранит под сердцем её фотографии, ведь знает, как для неё было бы это важно. Сестра всегда любила фотографироваться: это было её самое любимое занятие.       Она любила фотографировать себя, закаты и рассветы и самого Вову тоже. Это всё осталось у парня где-то под рёбрами; все эти воспоминания были дороги его душе. Отпустить Вова не смог, и наверное не сможет.       Из головы эти мысли никак не уходят, Вова загоняет себя в яму всё больше и больше. Да и, родители давят, говоря, что именно из-за парня всё это случилось.       Это раздражает до скрежета зубов, которые сводит из-за несправедливости. Ненависть порождает боль, а боль порождает отчаяние, которое пробирается сквозь потрепанные кости, и остаётся там на долгое время, не желая уходить. Вова с этой болью живёт долго, и помогать сам себе никак не хочет.       Его отчаяние было с детства — проблемы со вспышками агрессии были слишком частыми в жизни. В детстве он всегда отбирал игрушки у других, мог их порвать или же испортить; сестра пыталась с этим что-то делать, но Вова мог просто закричать или же заплакав, повиснуть на сестре и выпускать все эмоции. Она терпела, ведь знала, что кроме неё Семенюку никто не поможет; родителям было плевать, как на жизнь дочери, так и на жизнь сына.       С этими травмами Вова и остался до сих пор, школа на него повлияла тоже, особенно Лёша, который избивал его и не получал ничего в ответ. Парень мог запросто его избить, выпустить агрессию, но он не мог — чувства были даже тогда, когда его кидали об стенки школьного двора.       Агрессию он выпускал по-другому, всего лишь избивал стены и плакал до утра, мучаясь от бессонницы. Вова знал о своей проблеме, и знал, что делать что-то надо. Но с ним же была сестра — его луч спасения. Но уйдя от него, он потерял веру во что-то хорошее, и стал работать тем, к кому хотел бы сходить. Возможно, он мог справиться с проблемами людей, всячески им помогал, но иногда накатывали и эмоции он выпускал прямо на клиентов, или работников. Это было ужасно, и Вова всегда себя за это винил, потом извиняясь, и переводя деньги и компенсацию обратно клиентам, которые успели попасться на раздачу.       Его боль была в бессонной ночи, горьком кофе, в слезах по утрам, в фотографиях умершей сестры и в давно уже прогнившей душе.

***

      Кое-как проснувшись, ещё совсем не отойдя от сна, Вова посмотрел на телефон, на который всё ещё поступали звонки, и увидел там время.       7:56. Ебаных восемь утра, а ему названивает и отец, и мать. Вова ещё не успел забыть, то что над ним всё ещё наблюдают родители. С ними он перестал общаться после смерти сестры, и не собирался до поминок, которые должны были быть совсем скоро.              — Что им нужно от меня… — прошептал Вова в пустоту, и решил всё же позвонить отцу, чтобы лишний раз не злить его. Хотя в этой ситуации право злиться имеет лишь Вова.       Они выкинули его, обвинили в смерти самого близкого человека, и всё ещё что-то требуют. Хочется послать их нахуй, но нельзя, отец может лишить его всего.       — Что нужно, отец? — безразлично задаёт вопрос парень, ожидая любую грубость в ответ.       Мужчина вздыхает и довольно агрессивно выдаёт:       — Ты нужен мне сейчас. Едь домой, хватит шататься с кем попало.       Вова удивляется такому, ему на минуточку двадцать два года, а не шестнадцать. Он сам может решать, как ему жить и с кем «шляться». Это раздражает не на шутку, но отвечать грубостью не хочется. С отцом Вова хочет быть на нейтралитете, даже если мужчина этого сделать не может.       — Хорошо. Я понял, приеду, — и сбрасывает этот, как всегда бессмысленный, звонок от отца.       Их разговоры всегда заканчивались так: отец звонил ему лишь для собственной нужды. На сына ему было глубоко наплевать, он даже не интересовался как тот живёт.       Вова мог понять всё — смерть Леси сломала их всех. Но отец был таким и до её смерти, всегда бил его и выпускал все эмоции. Он был лишь игрушкой для битья: как и дома, так и в школе.

***

      Надо было собираться и валить из квартиры Лёши, ведь опаздывать к отцу точно не стоит.       Вова хотел тихо выйти из комнаты, и сразу уехать, даже не умывшись, но случайно уронил какие-то банки на тумбочке, которая была около прихожей и сразу же матернулся.       — Блядство, — довольно громко сказал Вова, и сразу же испугался за то, что разбудил парня.       Так оно и произошло: Лёша сразу же быстро вышел из зала, и удивлённо посмотрел на парня, который также быстро одевал обувь.       — Вов? Ты куда-то торопишься? — Лёша был в недоумении, куда этот парень так быстро уходит.       Вова виновато смотрит на парня, и отвечает лишь:       — Да, Лёш. Мне надо к родителям, это срочно. Спасибо, что позволил остаться. На сеанс приходи завтра, хорошо? — вопрос остаётся без ответа, ведь парень сразу же захлопывает дверь, уходя.       Губанов все ещё в сонном состоянии, ничего не понимает. Но запоминает лишь одно: он обязательно пойдёт к Вове на сеанс. Хоть он и признался, но решить проблему он теперь точно хотел.       Впервые Лёша захотел спастись, надеясь на Вову, думая, что тот сможет это сделать. Надеялся.