Хрупкость жизни

Прошло 5 лет. На дворе июль. Разгорающееся солнце оттесняло на противоположный край небосвода ночную мглу. Город еще спал. Лучи утреннего летнего солнца игриво заглядывали в окна одной из питерских высоток-новостроек. Своим свечением лучи через жалюзи создавали причудливую зебру на паркете. Легкий утренний ветерок нёс с собой прохладу, попутно успевая играть с занавесками в открытом окне. Было еще слишком рано, чтоб вставать, но до слуха Азамата долетели звуки шагов маленьких детских ножек. И чтобы прислушаться не следовало напрягать уши- Самире хоть и было 3,5 года, но по паркету она топала как слоненок, однако она пребывала в твердой уверенности, что идет бесшумно. Девочка приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Папа с мамой еще спали. Непорядок. Малышка зашла в комнату, и подошла к папе, лежащему ближе к двери. -Папа…Пап,- шептала девочка, поглаживая папу по щеке. Азамат не спал, но решил раньше времени своего бодрствования дочке не обнаруживать. -Пап… Па-а-а-ап,- потрепала малышка мужчину за щеку. -Ммм? - открыл один глаз Кудзаев и посмотрел на своё маленькое продолжение. Она определенно была похожа на отца, но своими большими карими глазами дочь напоминала Илону. От папы ей достались черные волосы и непреодолимое фамильное Кудзаевское упрямство. - О, ты проснувся! Доброе утро, пап! Давай скорее кушать и пойдем в зовапарк! – защебетала Самира и залезла на родительскую кровать, а потом и легла к отцу на грудь. - Принцесса моя, еще рано, зверюшки еще спят,- подала голос сонная Илона. Азамат улыбнулся глядя на румяную от сна Илону, и придерживая дочь, перевернулся набок, чмокнув в лоб жену. Задумываясь о своей жизни, Кудзаев не верил, что в его жизни возможно такое счастье, которое ему дала Илона. Она видела его в моменты, когда рушился его привычный мир. Она была его маяком во всем периоде лечения и восстановления. Они с ней поженились спустя 2 года после знакомства. Его родители, «мама Белла» и «папа Казбек» как называла их Илона, приняли её как родную. Особенно ей была благодарна мама, когда узнала обстоятельства их знакомства. Как красива была Илона в свадебном платье! Хотя мужчина мог себе позволить платье хоть с бриллиантами, хоть с перьями красно книжных птиц, Илона же, ставшая теперь Кудзаевой, выбрала для себя простое белое платье с закрытым декольте и длинными кружевными рукавами, но он как нельзя лучше подчеркивало красоту и скромность невесты. По обычаю, не допускалось, чтоб жених видел невесту в свадебном платье до торжества. И когда на выкупе он наконец увидел Илону во всей красе у него на глаза навернулись слезы. В день свадьбы казалось, что за них радовался весь Владикавказ, а гостей на свадьбе набралось чуть-ли не половина города, в виду высокого положения и уважения к семье жениха. А в один из дней на третьем месяце семейной жизни, когда Азамат работал в своём кабинете, к нему подошла плачущая жена. Мужчина перепугался и начал спрашивать, «что произошло?», на что Илона подняла мокрые глаза на него и раскрыла кулачок, где лежала пластиковая палочка с двумя красными полосочками. Для Илоны была больной тема деторождения. В глубине души она боялась бесплодия, и начавших бы возникать вопросов от родителей по типу: «А вот они…А вы, когда наконец?» Девушка не ожидала, что у них с Азаматом получится так скоро. Так в сердцах обоих забурлила радость от осознания, что с этого мгновения их уже трое. Так они узнали о Самире. Бабушка с дедушкой души не чаяли во внучке. «Баба Беля» даже месяц после рождения жила вместе с молодой семьей, чтоб молодой маме было проще влиться в новую роль. Молодого папу женщина гоняла только так, потому что: «Илоночка, детка, умаялась с Самирочкой!». А две недели назад Азамат с Илоной узнали, что вновь станут родителями. Малыш должен был появится на свет где-то между Новым годом и Рождеством. Азамат в душе мечтал, что это будет мальчик, но и второй девочке он бы обрадовался не меньше. Они и Самире рассказали о малыше. Благо она еще не задавалась вопросом как он проник в мамин живот, потому что папа Азамат с высшим медицинским образованием не смог бы объяснить это трехлетке, и он перенаправил этот вопрос к маме. Девочка в силу возраста еще не до конца все понимала, но очень гордилась своим новым званием «старшая сестра». - Детка, только не дергай ножками. Помнишь, у мамы в животике маленький малыш? –аккуратно придерживал ноги дочери Азамат. - Да, помню! Там маленький блатик! - приложив ладошку к маминому еще не выраженному животу безапелляционно заявила малышка. - Почему ты думаешь, что там братик, дочь? Может, там твоя сестренка? – задал вопрос улыбающийся отец. - Нет, там блатик! Я знаю! – подняв указательный пальчик сказала малышка. Блатику тозе хотится посмотлеть на тигла, на обесьяну, на лофадку…А еще блатику хотится покатаца на кавусельках! Ну павдем в зовапарк! - Ну конечно мы пойдем, дочь,- улыбалась Илона. Только сначала надо сварить кашу, умыться, одеться… Вот тогда пойдем. - Вы же проснуиись! Паадем готовить кафу! - Самира перелезла через отца и скрылась за дверями спальни. Судя по удаляющемуся топоту она держала свой путь на кухню. - Это она в тебя такая непоседа,- сказал Азамат придвинувшись к жене и поцеловав её в губы. - Серьезно? Может напомнить в кого она такая упрямая? - с улыбкой проговорила девушка. - Ма-а-ам! Я поставила ваить кафу! - донесся звонкий детский голос с кухни. - «Варить кашу»? ... Ох, принцесса, подожди! –подскочила Илона и унеслась следом за дочерью. Азамат прикрыл глаза и наслаждался семейной идиллией. Илону он любил без памяти, в дочке души не чаял, скоро появится еще один малыш. Он был уверен, что не последний… Разве он мог подумать, что когда-нибудь будет таким счастливым? Что приходя со студии его будет встречать семья? Он был бесконечно счастлив в этом. Он купался в этих мыслях и перебирал их, как сокровища. Пока с кухни не донеслось: - Па-а-а-ап! Кафа сварилась! Иди куфать! А потом падём в зовапарк! –вещал звонкий голос с кухни планы на день. Азамат усмехнулся. - Иду, дочь, иду! Он откинул одеяло, встал с кровати и пошел на кухню. Всё так же слегка прихрамывая на левую ногу. Он расценивал это, как покупку счастья у судьбы. Травма и хромота в обмен на счастье. Он был доволен этой сделкой. Не пойми он тогда хрупкость жизни, он бы не получил и не ценил то, что имел.