
Метки
Описание
Что будут делать два влюбленных и дерзких циника, если залетят в мир Наруто, но порознь?
Ну конечно - сжигать все до тла и мочить всех, чтобы добраться до второй половинки! И если для этого надо подкопить силенок, обучаясь у старого, в прошлом - сильнейшего, шиноби - сделаем! Терпеть отца-алкаша - запросто! Пережить войну, плен, расставание и прочую хрень?
"Да хоть три заверните. Только покажите мне уже этого придурка/эту дуру!"
Примечания
Изменил описание, изменяю примечание. И да - я над этой работой еще буду биться и реанимировать ее всеми способами. Значит так, у нас есть два попаданца, которые много матерятся и не любят... нихрена! Зато любят друг друга. И тянутся друг к другу. Только это довольно сложно, ибо одного запихнуло в тело Хьюги, а другую - в Узумаки. При этом, паренька раньше звали Хизаши, а девочку - Томори. Пройдет совсем немного времени, и их будут звать Онорэ и Кисаме!
Я вас заинтересовал? Тогда бегом читать!
Посвящение
Читателям и писателям, всем, кто захочет приобщиться к этому со мной. Ну и себе, в первую очередь.
Первый Шаг. "Я умер, возродился. Лучше не стало."
19 декабря 2022, 06:10
Если Буддисты правы, и после смерти нас всех ждет Перерождение, то почему никто всерьез не задумывается над тем, что он, за грехи, будет перерожден в какого-нибудь червяка? Она часто спрашивала это. У всех. И все только пальцем у виска крутили. Сто-пудово будут в следующей жизни глистами какими-нибудь…
***
Я не умер, вообще-то. Меня убили. Не самое приятное в жизни — сказать это себе на полном серьезе. Но я уж переживу, ведь… У меня есть тело. И оно живое. Я его чувствую, но… будто через пленку. Как будто я — член в презервативе, а все вокруг… Ну ладно, не суть. Справившись с первым удивлением, я почувствовал, как эта самая «пленка» между мной и моим телом быстро рассасывается. Успел испугаться, но не успел среагировать, чтобы удержать ее. Хотя я и не мог, скорее всего. А потом на меня обрушился вал! Грохот бури, раскаты грома, буйство стихии. Вода — так много воды в моей жизни не было. А вот в смерти, получается, произошло. Тело, будто не мое (хотя реально не мое было, до недавнего времени), слушаться не хочет, а где-то в груди яростно горит сверхновая, желая, вроде, жечь направленно, куда укажут, но как я укажу, если я ахуел? А волны все не кончаются… Я с трудом сгибаю руку в локте, делая первый гребок. Туда, где мне кажется верх. К воздуху, короче. Ох, если бы Она узнала — дрочила бы меня моей беспомощностью неделю, если бы не две. Но сейчас не время о Ней думать. Сейчас как раз самое время выжить! Я хватаю руками воду, а сверхновая в моей груди только что не бьет себя ладонью по лбу. Ну, чувствуется так, будто она считает мои движения на редкость тупыми. А я что? Я ничего. Другие, вон, чего, а я… Ничего. Я честно попытался обратиться к этой херне. Больше все равно некуда. И она отозвалась. И я, пусть неумело, но… что-то сделал. Зрение тут же, рывком, расширилось. Я увидел себя со стороны, да и не только себя — дохрена всего! Черно-белое полотно раскрылось перед моим взором, а когда полностью затопило его, набросилось на саму суть мозга, пожирая вообще все! Так что сверхновая мигнула, и зрение пришло в норму. Бомба — теперь я не вижу нихрена. Зато… теперь я что-то могу сделать с штукой внутри моей груди. Я потянулся вновь, и это было похоже на пробуждение мощной привычки, как, знаете, рука сама после выхода из толчка свет вырубает? Сверхновая в груди сверкнула, и по телу быстро разбежалась волна тепла и силы. Мне даже стало хватать тех крох воздуха, что были в легких, когда я задержал дыхание! А потом я, как крутой поплавок, начал всплывать наверх. Любопытство — порок. Вот серьезно, не «тыкни» я в эту штуку в груди из любопытства, не получил бы удар по мозгам от слетевшего с нарезки зрения. А уж из-за того удара по мозгам я, видимо, слегка ошалел и «тыкнул» второй раз, вылезая из бушующих волн. Третьим проявлением моего губительного любопытства стал поворот моей головы, когда я всплыл. Мне, видите ли, захотелось объять взглядом мир. Поэтому удар по голове чем-то тяжелым я и пропустил. Пропустил и тут же нырнул в воду, чувствуя, как выветривается тепло из тела, сверхновая рвется и мечется от переизбытка желания действовать, а в легкие заползает вода. Что-то заревело, будто кто-то нажал на гашетку огнемета над моим ухом, но тут уж не берусь утверждать. Я отрубился.***
Старик бежал быстро. Настолько быстро, что даже джонинам было бы тяжело за ним уследить. Так быстро, как могли бегать единицы во всем мире шиноби. В целом, можно сказать, что он летел, а не бежал. Но все равно опаздывал. Корабль был уже разрушен. Когда старик Хоши узнал о корабле, на котором едут Хьюги, он тут же собрался предупредить капитана, команду сопровождения, да и самих Хьюг об опасности. И забыл! Просто забыл, тупой старый осел! Мозги совсем не варят! Но… за шестьдесят один год слишком многие теряли куда больше, хорошей памяти, и в его случае надо уже просто спокойно ахуевать от того, что он вообще жив. Но забыл! Зато бежит сейчас так, что ни один шиноби не догонит. И сенсорика еще не подводит — чует троих. Крепкие чунины и джонин. Хорошая команда пришла по глаза Белоглазых — Вода в последнее время очень уж хочет заполучить себе додзюцу из Конохи. Хьюг на корабле было двое, и женщине не повезло — ее убили аккуратно, не повреждая ценной головы с глазами. Потому что она сопротивлялась. А вот парень был в воде. В какой-то технике удержания, не слишком сложной, но достаточной, видимо, чтобы сдерживать этого, хм, неплохого чунина, под водой. А может он по голове получил? Хоши ускорился. Пацан — это хорошо, это даже отлично. А женщина… Ну, он отомстит. — Командир, там… — попытался сообщить джонину информацию чунин, оказавшийся сенсором, и в следующее мгновение разлетелся кровавым фаршем от одного единственного удара крепкого кулака. — Не сопротивляйтесь, и я закончу быстро, — хрипло выдохнул Хоши, стряхивая с руки получившееся месиво. — Кто ты нахрен такой, старик? — прищурился вставший в стойку боец. — Я — твой папочка. Как бы хорош ни был джонин, и как бы грамотно его не прикрывал его ученик, против старика у них не было шансов. И старший по званию успел это понять, а вот младший — нет. Поэтому джонин, как только до него дошло, попытался выиграть время чунину. И это стоило жизни обоим. Ошибка, которую выходцы Сенгоку Дзидай, такие, как Хоши, не прощают. — Давай, парень, — прокряхтел старик, забрасывая молодого юношу лет четырнадцати на плечо. — Будешь жить. Хотя Печать у тебя на лбу — красота просто. Кхе-кхе… Но не ссы, я тысячу раз так делал. Не накосячу… И, уже медленнее, стараясь не повредить ребенка на скоростях, Хоши помчал домой. Конечно, бред, вырывающийся из его старого горла, связи с реальностью не имел, и что делать с Проклятой Печатью Хьюга он не знал. Но знал, что всегда можно что-нибудь придумать. Только парню потом от его экспериментов аукнется, это да. Но — плевать. Переживет. Нападение пережил же, а? И похищение переживет. И вообще… все переживет.***
Я очнулся рывком. Резко, хотя всегда думал, что люди так не просыпаются, и все это киношный штамп. Не штамп, было. Первым делом я закашлялся, да так, что чуть не проблевался. И проблевался бы, если бы было чем. А так, только огласил свое пристанище хрипением подыхающего малолетки. И вот они две детали. Пристанище и малолетка. Я оказался в деревянном доме. Типичном таком срубчике, в подобном у меня бабка на даче живет, когда приезжает туда. Бегло осмотревшись, пришел к выводу, что хозяин дома (мой, сиречь, спаситель) довольно беден. Или аскетичен, что, впрочем, одно и то же. И это, наверное, хорошо, потому что спас он меня, значит не ради денег. Хотя, если подумать… именно бедным и нужны, в основном, деньги. А за меня можно выкуп получить. Ну, наверное? Осмотрев уже себя пришел к двояким выводам. Я нашарил зеркало и долго всматривался в бледное худое лицо пацана лет четырнадцати-пятнадцати. Это, теперь, я. И этот «теперь-я» меня совершенно напрягает. Первое — татуировка на лбу, которая (я попробовал) не оттирается. Люблю татуировки, но не такую же безвкусную мазню, а? Но ладно, я могу с рисунком смириться (да и исправить его потом можно будет), но вот как мне исправить свои глаза? Они… оказались… белыми… Такого молочного цвета, когда вроде бы намек на серость, но белый. Но не совсем белый. И так по кругу, ага. Приложив руку к груди, я глубоко вздохнул. Я умер и превратился в мутантика. Но спасибо хотя бы за то, что я вообще вижу такими-то глазами. Ах да, еще же где-то там за ребрами у меня солнце горело недавно, м? Сверхновая ощутилась сразу же, как я того пожелал. Я не знаю, кем был тот парень, что растил это тело до его возраста. В душе не ебу. Но, похоже, его моторика и навыки, а так же привычки и прочая бессознательная и подсознательная фигня остались при мне. Вернее — при теле. И это было не очень приятно, так как даже двигать руками было тяжеловато, потому что тело привыкло делать это по-другому. Но это все еще ладно. Эй! Я умер вообще-то! Мое ошеломление вырвалось в неумелую попытку «тронуть душу», или, как я уже выражался ранее «тыкнуть в сверхновую». Вышло, опять же, чисто на чужих рефлексах. Но как вышло! Свет поблек, а цвета кончились. Мир выцвел быстро, но не моментально, и я подумал, что опять попаду в аут от картинок в мозгу. Но теперь, похоже, в дело вступили те самые наработанные телом и разумом навыки, которые в прошлый раз были заняты чем-то другим. С ментальным скрипом я смог справиться к картинкой всего вокруг меня. В смысле — вообще всего, я весь дом видел, буквально. А пожелав узнать, что за стеной, почти немедленно получил результат. — Охренеть мне велосипед достался… — пораженно прошептал я, видя как будто бы откуда-то сверху свое отражение в зеркальце, валяющемся на коленях и отражающем здоровенные вены, набухшие на лице. И кожа на носу натянулась. Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я встал с кровати. Глазки я уже выключил, придя к выводу, что этот их режим уж слишком сильно демаскирует во мне мутантика. А ну как мой «спаситель» испугается? Или решит продать меня на органы? Или еще чего? Но ему было, похоже, по барабану, так как он, увидев меня, очень обрадовался. Высокий, широкий в плечах, но худой, как палка. Борода висит серыми клочками, а волосы очень уж длинные — до задницы доходят, хотя должны же, вроде, выпадать в таком возрасте? Вот уж в возрасте его сомневаться не приходится — дед, который и выглядит, как дед. Сухой, морщинистый, подрагивает немного, когда старается стоять неподвижно. И руки постоянно трясутся, как у постаревшего пьяницы. Но глаза не дедовские. Совсем. Пускай и выцветшие, но твердые и глубокие. Глаза очень уверенного в себе человека. Человека, который обладает властью. — Рад, что ты пришел в себя, — хрипло произнес он. — Давай не будем затягивать, времени у нас немного. Расскажи о себе. — Эм… — я отступил на шаг и покачал головой. Не, ну я в ахуе. Тело умеет плавать, как поплавок, а мозг обрабатывать крутое круговое зрение, окей. А почему я не понимаю местного языка?***
— Пошла нахуй! В шумном, от оглушительной музыки и веселья народа, клубе пренебрежительная фраза парня даже до его собственных ушей едва дошла. Но Она, стоящая напротив его VIP-столика, услышала. И скептично выгнула аккуратно подведенную бровь. — Да! Да — ты! Да — пошла нахуй! — увешанный брюликами мажор раздраженно врезал по ножке стула дорогим ботинком. — Уродинам не наливаю! Она презрительно фыркнула и села с таким видом, будто в рот его ебала. И это даже было недалеко от правды. Только не в прошлом, а в будущем. — Ты охуела?! — взвился пацан, когда Она преспокойно взяла ближайший к себе шот и залпом опрокинула в рот. — Может быть, — Она слегка пожала плечами. — Но первым охуел ты. Когда подумал, что мог бы трахнуть меня за бухло. И сам пошел нахуй. У тебя трахалка не по размеру. Сказав это ровным голосом, Она вскинула брови, будто бы отвечая самой себе на какой-то вопрос фразой: «А хуй его знает…», и, поднявшись, спокойно пошла в сторону туалета. А оставленный парень был в бешенстве. Поэтому он, не долго думая, тоже вскочил из-за стола и быстрым шагом направился за Ней. За этой тупой и уродливой сучкой! Впрочем, какой бы уродливой Она ни была, в его штанах стало тесно. Дерзкая сучка! Ворвавшись в женский туалет сразу за Ней, он аж зарычал, когда увидел, с каким спокойствием она посмотрела на него в отражении зеркала. Не тупая сучка — хитрая. Захотела дорогого члена и бухла, и сейчас получит свое. Но, чтобы вырвать хотя бы пару очков престижа, парень первым делом сжал пальцы на шее развернувшейся девушки. Не убьет, конечно — второго жмура ему папа не простит в этом году уж точно. Но злобу выместит сполна. А ее, злобы то, дохрена. Жесткой, замешанной на страхе — пару недель назад начали подыхать подельники, с которыми он вместе замочил того пацана. И кто-то уж очень конкретно заморочился, раз смог достать одного из них в тюрьме — как раз того, на которого скинули всех собак. Так что да — злобы много. И сейчас он ее выместит. Он ударил Ее легко, почти не замахиваясь, левой. Голова девушки мотнулась в сторону, а по губе потекла алая струйка — прокусила. От возникшей перед парнем картины, он аж задохнулся от возбуждения. Но больше вдыхать ему было не суждено. Буквально повиснув на его руке, все еще удерживающей горло, девушка резко и с замахом врезала парню в ответ. Только на ее руке был кастет, и била она точнее. Он тут же потерялся, и Она, за время его аута, успела добавить еще и еще. Для верности, чтобы не дергался. — А теперь поиграем, уебок, — тихо сказала Она, закрывая дверь в туалет. — Ты у меня в списке последний. Хотя нет — последней будет она сама. Не так уж важно, как именно и где. Главное — уйти. Может быть ей повезет, и они будут гореть в аду в соседних котлах?***
Такого Хоши не ожидал… Парень чем-то очень уж крепким по башке получил, раз его память отшибло настолько прочно. Не помнил настолько нихрена, что ни имени своего назвать не мог, ни языка не знал! Можно было бы поиграть в параноика и подумать, что мальчишка играет в дурачка, но зачем ему это? Причин врать у него нет, значит — не врет. Значит… жопа. С одной стороны, может даже не плохо — он не ревет, не зовет мамочку, а только внимательно следит своими Бьякуганами за мечущимся в поиске спасительных мыслей Хоши. Нормально такое — так старику будет проще начать его обучать. Да и вообще писать на чистом листе удобнее, чем на исчерканном. Но как обучать человека, который тебя не понимает? Кто-то может сказать, мол: «Обучи его языку!», но это долго! Это прямо Биджева мать, как долго! А у Хоши времени в обрез. Еще год-два он протянет, а потом… А ведь еще Печать у парня на лбу. — Ладно, я просто буду разговаривать с собой, как будто с тобой, может ты так хоть что-нибудь вспомнишь, — выдохнул Хоши. Парень снова покачал головой, показывая, что не понимает, но старик только махнул рукой. — Времени у нас мало. Мне нужно параллельно учить тебя быть шиноби, готовиться к ритуалу снятия с тебя Печати, да еще и языку учить. О, погоди… Ты же нихрена вообще можешь не помнить. В смысле, даже чакрой пользоваться, а? Блять, скажи мне, что это не так. Парень мрачно посмотрел на старика и пожал плечами. Потом подумал, приложил руку к груди. Базово — он очень хороший эмпат, если смог уловить суть сказанного пожилым шиноби. Да только вот… да, поймав взгляд Хоши, пацан лишь качает головой. У с чакрой обращаться не умеет! А уровень-то хорошего чунина, между прочим! Значит что — значит, все забыл. — Ублюдок! Ублюдок! Ублюдок! — Хоши три раза крепко приложился ногой к стене. — Онорэ? — выгнул парень бровь (а именно так звучало слово, которое только что кричал старик). — М-м-м… Онорэ… — Начинаешь учить язык? — хмыкнул в бороду Хоши. — Ладно, смотри. Меня зовут Хоши. Хо-ши. Я. Я — Хоши. — Хоши, — послушно повторил парень, склонив голову набок. — Хоши. Я — Хоши. — Нет-нет, — старик покачал головой. — Я — Хоши. А ты… ну… — Онорэ, — кивнул парень сам себе и усмехнулся. — Я — Онорэ. Старик фыркнул, гася издевательский смех и только рукой махнул: — Да хоть задницей будь, тебя это не спасет. Готовься охуеть от жизни, Онорэ-кун.