Химия, оказывается, не только в пробирках.

Последние полгода вы многого не замечали. Только последний месяц вы начали видеть, что Иль Дотторе стал… Странным, страннее, чем обычно. Но вопрос в другом: Что именно происходит и, что важнее, любовь ли всё это? Да, любовь. Но она… Специфичная. Как и весь Зандик — вы правда поверили, что он всё это время говорил вам чистую правду? Что ему жаль за боль, которую причинил вам, что он боится вашего разочарования, что ему тяжело доверять вам? Нет конечно. Такие вещи, обычно, называются гиперфиксацией. Дотторе пережил не одну такую фразу, в том числе с людьми, а с вами грамотно списывает все свои неадекватные порывы на яркую любовь. Пытается воспитать это чувство в себе. Какая же глупость. — Зачем мне делать что-то с твоей личностью? — теперь, когда он может списать все сказанное собой на нетрезвое состояние, можно говорить серьёзно. Всему этому стали катализатором именно вы. — Она мне нравится, я не хочу ничего менять. Я уже вижу, что головой ты поехала знатно, так зачем делать что-то ещё? Как я когда-то говорил, мне не нужна безвольная тупая кукла, мне нужен человек. И что ты считаешь бесполезными убеждениями? То, что любовь существует и её нужно хранить? — Дотторе садится ровно, всё ещё серьёзно наблюдает за вами. — Да, это очень глупая позиция. Любовь — совокупность эмоциональных колебаний, привыкания и тяги к размножению, ничего более. Я не люблю тебя, — сказано спокойно, теперь уже Доктор пододвигается к вам вместе с креслом. — Я просто хочу слушать тебя каждый день. Обнимать тебя, дурачиться, учить чему-то. Хочу дать тебе возможность быть чем-то большим, чем остаться девушкой, которая завела роман с предвестником, о нас ведь ходят именно такие слухи. Хочу помочь тебе и дать определённую силу, с которой ты не будешь чувствовать себя ниже меня по рангу. Я помню на что ты жалуешься мне, Василиса, — вас берут за руку, пока у вас слезы наворачиваются от непонятного волнения. — Ты будешь «моим лучшим творением» только из-за того, что я не пытаюсь мучить тебя. Боишься боли? Хорошо, это вполне можно исправить. Скажу по секрету, все боятся боли, хах, — мужчина пальцами гладит вашу ладонь, ласково и щекотно. — Василиса, — почему-то голос становится тише, Иль Дотторе поднимает на вас взгляд, смотрит в глаза с неясным чувством. — Ты сама согласилась. Не пожалей об этом, хорошо? «Не пожалей об этом»? Где-то внутри она уже миллион раз пожалела, что не ушла ещё тогда, в самом начале, после случая в операционной. После испытания на ней наркотика, после яда, после командировки в Натлан, после каждой ссоры. Каждый раз, когда можно было просто все закончить и не дать дойти до того, где сейчас находится она, был шансом. Глупо упущенным. А сейчас будто и вовсе не нужным, потому как здравый смысл очень слабо тлеет в голове, по-лживому нежно гасимый трудами Дотторе. Лживой нежностью чувствуются и его рука, что лежит на ее собственной. Василиса неспешно переводит на нее взгляд, видя лишь расплывчатые силуэты. Не нормально. Всё это не нормально, как и сама девушка сейчас, но даже в таком состоянии она это понимает. Как и свое нынешнее положение, в которое она себя загнала собственноручно, но из которого она не сможет выйти даже с чьей-либо помощью. Сама виновата, выходит? Какая нелепость.Даже смешно. Правда, смешно. Настолько, что попытка сдержать смех провалилась почти сразу, как только была предпринята. И девушка смеётся, сначала тихо, а дальше так звонко, как в самые счастливые моменты ее жизни, заливисто, сгибается почти пополам, прикрывая лицо руками, вырванными из хватки доктора, слишком долго. С трудом уняв себя, Василиса с громким выдохом садится прямо, смотрит предвестнику в глаза, сдерживания порывы вновь уйти в смех. — Я тебя может и люблю, но ты такой ублюдок, Дотторе, ты знаешь это? А еще ты, видимо, думаешь, что я тупая. Иначе я не могу объяснить ту откровенную срань, что ты мне сейчас упорно втираешь. Хотя, — опирается локтем о ручку стула, мерно покачивая ногой, запрокинутой на другую. — Видимо ты снова прав, особенно учитывая, что я до сих пор здесь. И как тебе не мерзко? Столько намеков…ты почти открыто сказал мне о том что делаешь, но смотри — сейчас я здесь, «знатно поехавшая» благодаря своей тупости. Хааах… — цокает, закатывая глаза.— Кто бы мог подумать, что ты моросексуал. Знала бы — держалась подальше. Хотя нет, знаешь, сомневаюсь. Я ведь даже сейчас, зная всё это, с тобой разговариваю вместо того, чтоб уйти. Но сейчас… Сейчас у меня хотя бы есть оправдание, — чуть наклоняясь корпусом вперед, вновь смотрит в лицо мужчины, а внутри внезапно так больно почему-то стало, будто укололо, дыхание сперло и глаза, вопреки веселому тону буквально пять секунд назад, начали стремительно наполняться слезами, да что ж такое. Поджав дрожащие губы, Василиса сглотнула, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Бесполезно. — Знаешь, — улыбаясь, сквозь слезы и ком в горле сипло продолжает. — Меня любовь всей моей жизни… с ума свела, — всхлип и недолгая пауза. — И не любила никогда. И врала мне каждый день. Даже сейчас врёт. И не замечает… — опуская голову, горько усмехается, переходя на шепот. — «Нравится твоя личность зачем мне что-то с ней делать» хах… Ты так и в начале говорил, до того, как сейчас сказал мне буквально «мне нравится та твоя личность, которую я в тебе создал»… Каждое твое слово ложь, и я тебе больше не верю. «Не пожалей об этом»? — тихий обречённый смех раздался, пока девушка сидела все так же не поднимая головы. — И часа не прошло с момента, как ты сказал что ценишь мою волю и отказ… Видно и разочаровать меня ты тоже не боишься, потому что… Потому что какая к черту разница, что я там думаю, правда же? — Ты переворачиваешь мои слова так, как тебе угодно. Я не создавал твою личность, только аспекты тела, — кажется, вы все больше злите предвестника. — И не пытался сломать что-то из тебя, обстоятельства сложились так, что случилось много не самых приятных событий. Тебе не было интересно со мной? Тебе не нравится твоя работа, внимание? — он тоже наклоняется к вам. — Ты не хочешь быть сильнее, умнее? Я не собираюсь прямо сейчас, при согласии, резать тебя. Как только ты восстановиться, мы попробуем порчу, а после внедрим более эффективные её виды. Ты будешь сильнее, только и всего. И мне не нравятся тупые люди, наоборот, то, что ты достаточно развита умственно и духовно, влияет на симпатию больше, чем остальные факторы, — садится ровно, складывает руки в замок. — Я просто умею выворачивать ситуацию в свою пользу, с тобой стараюсь не делать этого. Я не люблю тебя, я хочу быть с тобой. И твоё мнение учитывается — если ты решила, что не хочешь быть с таким, как я, то пожалуйста, мы можем быть друзьями и моё тёплое отношение к тебе не изменится. Василиса, — снова наклон к вам. — Я сказал что-то не то? Что я сделал, чтобы ты так мрачно думала обо мне? Пожалуйста, если тебе что-то не нравится, я не собираюсь быть банально безумным учёным и убивать тебя, все что было сказано про резню — не больше мысли. Я… Не понимаю, что не так. И вот опять. Он снова это делает. Девушка только усмехается. — Раз ты думаешь, что я достаточно умна, то прекращай свои попытки запудрить мне мозги вновь. То, что я так удобно в тебя влюблена, не делает меня слепой, по крайней мере сейчас, когда для меня все, наконец, стало на свои места, — поднимает глаза на Дотторе, смотря хмуро. — Думаешь, я не видела твоего лица в момент моего согласия? Ты прекрасно понимал, что в здравом уме я на это не соглашусь. Задолго до этого момента. И тот раз, то твое предложение видимо было неудачной попыткой проверить, в нужном ли я состоянии, и тогда ты просчитался. Но теперь-то, — усмехаясь, Василиса садится ровно, указывая на себя руками сверху до низу, в конце разводя их в стороны, — Идеально дошедший до нужной кондиции опытный образец «василёк_01», его несложно убедить в чем-либо, как и склонить к чему угодно, и, как бонус, он всё так же может поддержать беседу! Здорово, правда? — падает на спинку кресла, подпирая щеку кулаком. — Ты можешь бесконечно говорить мне о моей свободе, но неужели ты думаешь, что я поверю в то, что ты это делаешь совсем не потому что уверен в том, что я от тебя никуда не уйду? Нелепо. А ты тем временем, — фыркнув, отворачивается в сторону. — Снова. Прав. Меня порой удивляет, как смело я открываю тебе все свои карты, более того, даю их тебе в руки. Точно, поехавшая… о боже, ты снова оказался прав, вау! — восторженно восклицает, быстро хлопая в ладоши, поворачиваясь в предвестнику. — Как вы это делаете, маэстро? Прошу, поделитесь секретом! — фальшивое веселье сменилось холодной грустью. Девушка смотрела на Дотторе долго, подмечая каждую его черту, решая про себя что-то. Выдохнув, Василиса подается чуть вперед, глядя в глаза предвестника все тем же взглядом. — Ты спрашиваешь, что ты сделал. Я скажу тебе, — говорит тихим, успокаивающим тоном, будто ничего и не происходит. — Ты медленно и верно подводил меня к черте, методично разрушая мои границы дозволенного и приемлемого. Да, мне было интересно с тобой, и я люблю тебя. Поэтому так бездумно и глупо велась. А ты этим пользовался. Не виню, это была моя ошибка, — легкая улыбка, а тон все такой же ровный и мягкий. — Твои труды дали свои плоды, ты всегда достигаешь своей цели, я само собой помню это, да. Таким образом, теперь есть новая я — влюблённая, зависимая и согласная. На всё, даже то, что не нравится. Считаю это огромной победой, поздравляю тебя с ней, искренне. Только вот… врать не нужно, что тебя беспокоит хоть часть из моих страданий. Доктор снова молчит. Выбирает стратегию? Думает над словами? Подбирает их? Нет. Искренне не понимает, почему вы вдруг взбунтовались. — Ты нормальная? — кажется, вы слышали этот вопрос сегодня. — То, что я привык к манипуляциям, не значит, что я пытаюсь сделать с тобой что-то. Я подводил тебя к границе, но ты ведь сама дала мне подойти к ней. Если бы ты сказала прекратить в тот раз, — он о том моменте, когда первый раз сказал вам о своих больных фантазиях. — Я бы прекратил. То, что я могу сделать многое, не значит, что я не хочу быть с тобой и не хочу видеть тебя такой, какая ты есть. Я не пытаюсь ломать тебя, я, как и ты, делаю какие то вещи из-за обстоятельств, — шумный выдох, после которого Дотторе вполне расслаблено спиной укладывается в кресло. — Эксперименты были для того, чтобы проверить, хватит ли тебя на что-то жёсткое. Я не хочу тебе боли, раз ты боишься её. Ты ведь понимаешь, что этого не повторится? — он снова садится ровно, причём достаточно резко. — Что я не хочу, чтобы ты умерла или подверглась страданиям? Хочешь, я буду говорить тебе о том, что хочу провернуть, как только пытаюсь? Хочешь, чтобы я научился в процессе разговора понимать, что пытаюсь сделать? Я научусь, только скажи, милая, — вы слышите слегка истеричные ноты в чужом голосе. — Только пожалуйста, прошу тебя, — активная жестикуляция в виде взмаха руками, а после их опора на колени. — Не бросай меня. Пожалуйста, Василиса. Что бы я не говорил про научное обоснование чувства, по факту ведь я люблю тебя. Я привязался. И могу признать это, только при тебе, только для тебя. И только для тебя я могу говорить всё это серьёзно, — сейчас вы буквально наблюдаете за тем, как у человека начинается истерика. — Пожалуйста, Василиса, правда. Ты придумываешь подтексты под действиями, которые были совершены, чаще всего, случайно. Пожалуйста, — последнее слово сказано тише, очередной раз чувствуется интонация отчаяния или расстройства. Вы видите блеск в чужих глазах, и, раз раньше его не было, вероятно, это слезы. Странно. Происходящее немного не укладывается в голове, выглядя как-то даже неестественно в глазах девушки. Но видеть перед собой объект своей любви и теплых чувств в таком состоянии… больно очень. Без преувеличения. Несмотря на всё, в чём она его обвиняет. От этого и пыл ее немного умеряется. Василиса, глубоко вздыхая, отворачивается, замолкая на время. — Успокойся, — спустя время подаёт слабый голос. — Я уже не раз говорила, что не уйду. И несколько раз за сегодня объяснила почему. И в отличие от тебя — я не привыкла врать… Вот тебе еще одна карта против меня, кстати. — махнула рукой, добавляя тише. — Всегда пожалуйста, пользуйся на здоровье, любовь моя, — снова давящая тишина, девушка вдыхает, будто собираясь сказать что-то, но никак не решаясь. Наклоняется вперёд на кресле и, локтями упираясь в колени, прячет в ладонях лицо. —Ха, я буквально чувствую, что ты лжешь о чем-то сейчас, — трет лицо руками и зарывается пальцами в волосы, стягивая их болезненно, продолжая совсем тихо. — Но я совсем… не могу понять, о чем именно. И каждое из предположений ранит так чертовски сильно, что… — конца предложения не будет, Василиса опустив голову опускает и руки. «Символично» — промелькнуло у нее в голове. — Я уже не могу. Мне настолько плевать на то, что ты сделаешь дальше, что самой с себя тошно и стыдно. Но, — слабо пожимает плечами. — Вот, так оно получается. — Спасибо, что упомянула это ещё раз. Не понимаю, почему ты так волнуешься, — пока вы говорили, предвестник слегка успокоился. — В том смысле, что… Ну, ты разве не понимала того, о чем говоришь раньше? Меня вообще удивляет, что при том количестве времени, которое мы провели за разговорами, ты не дошла до понимания того, что я патологический лжец и слабовато контролирую это, — стало ли ему скучно от этого разговора? Определённо. Дотторе отклоняется от вас, отпирается спиной о кресло, складывает руки на груди. — И твои душевные терзания, буду честен, глупые, но понимаемые. Ты не тупая, не слабая, не мерзкая, как минимум я так не считаю. Не надо выставлять себя идиоткой, Василиса, ты ей не являешься, — тихая усмешка. — Если бы являлась, ничего не поняла бы и также сидела, как дура, верила всему, что я говорю. Тоже успокойся, — кивок в вашу сторону, пока вы, в целом, всё меньше и меньше понимаете, что с собеседником происходит и что у него за резкие перепады настроения. — Мы просто разговариваем и выясняем что-то, тут ни к чему не твои, не мои истерики. Ты можешь уйти или сделать что-то, что тебе хочется, мы же ничем не ограничены, м? — слегка неясно, на что он намекает, но явно пытается дать вам чувство свободы и того, что вы можете не волноваться за свою безопасность. Не убедительно, но скорее всего является правдой, дальше слов ведь он ещё не заходил. — Ой да иди ты, а? — почти отчаянно скулит, раздражённо потирая лицо, пока откидывается на спинку кресла. И вот мы снова тут и снова свободны уйти, хватило только рассеять его страх, ха. Василиса уже и не уверена, не была ли вся эта его открытость актом ее усмирения. А ведь может. Вполне в его стиле, но уже плевать, впрочем. Вздохнув, уже спокойнее она продолжает. — Волнует это меня по-причине того, что ложь твоя касается вопросов и положений сильно для меня важных. — расслаблено подняв руку, разгибает пальцы начиная с большого. — Я тебя люблю, никогда не уйду, никогда не предам твоё доверие, не считаю тебя и твое прошлое постыдным или омерзительным, мне важно твое счастье, — переводит взгляд на свою раскрытую ладонь, по очереди, волной, согнув и разогнув пальцы, усмехаясь чему-то своему. — Выбери — три из пяти ложь, на твоё усмотрение. Не знаю, может быть я привела что-то не важное для тебя — я делала это опираясь на твои слова, поэтому за актуальность для тебя отвечать не могу. Но надеюсь, что смогла объяснить хоть немного, почему мне важно, чтоб твои слова были правдой, — вернув руку в прежнее положение, сцепляет ее с другой указательными пальцами. — Мне нравилось слушать твою ложь, но обманутой быть, прости уж, я не рада. Думаешь, должна была понять твою склонность врать? — она улыбается, продолжая смотреть на свои руки, переплетая пальцы словно в каком-то танце. — Я осознавала ее наличие, но глупо, как оказалось, надеялась, что я для тебя чуть больше, чем просто ещё один человек, которому можно врать. Я ведь говорила недавно, что верю всем твоим словам, ты не помнишь? — почти наивно поднимает глаза, вопросительно смотря на предвестника. — Это было когда пришла госпожа Коломбина, — спустя пару секунд снова опускается глазами к рукам, продолжая с ними играться. — Мы с тобой ещё поссорились тогда и ты пообещал что руки мне сломаешь, ха-ха… — Василиса на мгновение забылась, неприятный день был. — Ну, в общем, тогда это было, да. Ты, видно, и мои слова за ложь посчитал, раз не воспринял их всерьез. Ну, — чуть склонив голову набок, пожимает плечами. — ладно уж, не ругать же тебя за это. Доктор цокает, медленно выдыхает, прикрыв глаза. Надоедает всё это. — Я не вру тебе настолько много, ты преувеличиваешь. Но, как бы, понимаю претензию. Перестань думать, что я какой-то монстр, это ведь не так, — будто бы ироничный смешок, после которого Дотторе зеркал и ваше движение, то есть перебирает пальцы между собой. Нервничаете вы оба, просто слегка по-разному. — Из-за эмоций ты гипертрофируешь условия ситуации, Василёк. И давай-ка вспомним, что все мои последние «выходки» ты почему-то стерпела, уже даже дополнять эти бредни начала. Это не значит, что ты виновата, но значит, что ты или боишься сказать что-то «против» по не ясным причинам, или просто не хочешь, а такого быть не должно. Я же не бью тебя, милая моя, — он щурится и немного наклоняет голову, стараясь высмотреть в вас что-то, что ему нужно понять. — Не угрожаю реальными опасностями, не заставляю делать что-то, да даже почти не истерю. Или я забыл, что там ты выдумала по поводу моих влияний, или… Я не прав, — расплывчатая улыбка, которая может указывать на то, что предвестник однозначно считает себя правым, пусть и признает ваши претензии. Мерзковато, хотя в остальном он говорит правдивые вещи. Тяжело понять его мотивы, не спрашивая о них напрямую… — Ага, забыл видимо, — отозвалась не сильно заинтересованно, усаживаясь в кресле поудобнее. — Не буду снова говорить об этом. Смысла мало, если он там вообще есть. Вместо этого расскажу, почему терпела, заодно и сама может что-нибудь новое для себя подмечу, — отвлекаясь наконец от перебирания пальцев, поворачивает голову в сторону, опираясь подбородком о тыльную сторону ладони. Задумалась, сама она на этот вопрос себе ранее и не отвечала. — Вероятно, изначально это было таким способом поощрения того, как ты мне открываешься. Знаешь ведь, как я ценю твоё доверие, а таким ты вряд ли с кем-то ещё делился. Нравилось чувствовать себя особенной? — интонация в ходе вопроса ползла все выше, как и бровь. — Вероятно. Не могу отрицать. Это такое желание знать всё не потому что я выяснила что-то тайно, а строго по доброй воле, потому что мне верят. В таком случае, — не меняя позы, несильно поворачивает голову в сторону Дотторе, чуть ее наклонив. — Как могу я отвергнуть эту часть твоей личности? Попросить засунуть в себя подальше и никогда ее больше не сметь выпускать? Сказать, что ты безумен или просто сумасшедший? Или что меня до смерти ужасает то, какие у тебя мысли и желания на мой счет? Ах, да ведь… — девушка снова отворачивается, неловко потупив взгляд, продолжая немного тише. — Я почти так и сказала же… За это прошу прощения, — в очередной раз вздыхает, снова укладываясь на спинку, смотря прямо, на предвестника. — Я не хотела тебя затыкать. Путь до твоих демонов слишком тяжёлый, чтоб так бесцеремонно заковать их обратно только из моей воли. Поэтому я их подкармливала, чтоб они меня не боялись. Только вот, это не избавило меня от другой проблемы — их боялась я, — кивает, коротко поджав губы. — И вот, мое желание не упустить связь с твоей теневой стороной очень жестко противоречит моему чувству самосохранения, что так и умоляет меня не связываться со всем этим. Но разве я могу? Тебе ведь так нравится такая реальность, ничего плохого, если ты будешь счастлив от этого, верно ведь? — ковыряя ногой ножки кресла, девушка чуть раскачивается в нем из стороны в сторону, смотря куда-то вбок. — Результаты борьбы сам видишь, сегодня разум мой сдался. Вот так вот, — оттолкнувшись чуть сильнее, прокручивается в кресле, прикрывая глаза, добавляя веселее. — Можешь отрицать, кстати, сколько угодно, но я уверена, что ты приложил к этому руку намеренно. — Даже если приложил, что с того? Мы так и будем мусолить все это? — у кое кого сдают нервы. — Почему ты ведёшь себя как идиотка, будто у тебя нет хоть какого-то уважения к себе? Бери себя в руки, Василиса, уже чересчур разнылась, — агрессия в словах немного… Отрезвляет в эмоциональном плане. — Я понял все что ты мне сказала, просто повторю ещё раз, — предвестник наклоняется в вашу сторону, локтями упираясь в колени. — Я не делаю ничего против твоей воли и никто тебя не убьёт, не будет мучить. У тебя есть рот, чтобы сказать, что тебе не нравится в конкретный момент. Хватит вести себя, как половая тряпка, подбирай гордость, — говорятся последние слова в пол тона и с правильной, слегка злобной, но твердой интонацией. — Ага, обязательно последую твоим словам, но завтра, сейчас у меня сил нет на это, да и устала я от всего, если честно, знатно, — короткий взгляд в сторону предвестника и кресло поворачивается боком. Василиса, опираясь на подлокотники, поднимается с сиденья и потягивается, разминая затёкшие конечности, — Ммм, мусолить больше не будем, не переживай. Просто непонятно, чего ты так упорно это отрицал до сих пор. — И куда ты решила пойти? — Дотторе тоже слегка прокурчивается в кресле, наблюдая за вашими действиями. — Пореветь в одиночестве? Иди, иди, — он издевается. Остался только один вопрос: зачем именно сейчас? Сам ведь хотел закончить ваше бурное выяснение отношений. — Утешать не приду, не мечтай. Если решила валить, к завтрашнему дню приди в себя, ладно? — то ли упрёк, то ли претензия. Аж на душе погано стало ещё больше, чем итак было. — Так ты хочешь продолжить, радость моя? — иронично умильный тон, девушка поворачивается к доктору. — Мне казалось, что тебе самому надоело, решила прекратить наш спор. Не права оказалась, что ли? — вздох, отворачивая голову, упирается одной рукой о талию, другой зачесывая волосы к затылку. — Ну и зачем обидеть меня пытаешься сейчас? Думаешь, это как-то поможет ситуации? — погодя подходит вплотную к креслу, на котором сидел предвестник, возвышаясь над ним. — Отнюдь. Если тебе так проще, то пожалуйста, не буду мешать, — сцепив руки за спиной, Василиса всем корпусом наклоняется, оказываясь лицом к лицу с Дотторе, улыбаясь ненавязчиво. — Но ты ошибся, радость моя, — как-то незаметно подавшись вперёд, оставляет мимолётный поцелуй на лбу мужчины, после, сразу выпрямляясь, отходит на пару шагов. — У меня тело затекло, я встала размяться. Но раз так говоришь, то пойду. Пореву в одиночестве. — А вот обижаю, потому что злишь меня, — то, что вы отошли, вам не поможет, потому что Второй встал с насиженного места. — Я не могу быть хорошим всегда, как и ты не можешь, мы оба хороши, Василёк, — вы странно чувствуете себя, когда чужие пальцы заправляют волосы за ухо. Почему вам почти страшно, когда он безобидно прикасается?.. — Давай договоримся, — перед вами держат руку, сложенную в кулак с выставленным мизинцем, как бы в знак перемирия. — Если ты захочешь уйти от меня, не важно когда, ты просто не вернёшься после окончания смены или любой другой нашей встречи. Хорошо? — мужчина улыбается, хотя за маской агрессии и издевки видно, что и ему разговор дался тяжело. И, что главное, сейчас он серьёзен. Василиса недоуменно смотрит на символ обещания и не может понять.Так просто? — Ты мне предлагаешь просто сбежать? — переводит взгляд с руки на лицо предвестника. — Ничего не сказав, просто оставить тебя, как щенка какого-то? — Да. Это самый лёгкий и безопасный исход, ведь если я стану противен тебе до той степени, при которой ты захочешь прекратить контакт, ты с лёгкостью сможешь сделать это. Без долгих ссор, глупых выяснений отношений, попыток упрашивать, шантажировать или удерживать — просто и без слов. Разве это не логично? — вы вообще теряетесь в чувствах, он как будто заигрывает. Вместо жеста подносит ладонь к вашему лицу, легонько гладит по щеке. — Если захочешь мстить, у тебя есть ключи от лаборатории, приди и разбей шкаф в операционной, тогда я точно возненавижу тебя, ха-ха, — у вас в голове как-то потерялся статус Дотторе, вы все больше воспринимаете его как, наверное, обычного человека со своими тараканами. Сложно все это, в том числе и согласиться на его предложение. Вдохнув поглубже, Василиса прикрывает глаза. Она все ещё чувствует его руку на своей щеке. Опуская все прочие подробности, это приятно, само по себе. Но длилось не долго, потому как девушка на выдохе подается вперед, утыкаясь лбом в плечо предвестника. — Настолько надоело выяснять со мной отношения, что сам предлагаешь мне такое, ха-ха, какой кошмар. Не говоря о причинах, по которым я считаю это плохой идеей, предположим, что я соглашусь… Неужели тебе не было бы интересно, почему я оставила тебя? — Я бы понял причину, — вас почти робко обнимают, раз вы сами подошли ближе. — Их достаточно, думаю. Да и разрыв — не конец жизни, даже молчаливый. Поэтому можешь не соглашаться, я скорее дал тебе вариант, чем настаиваю сделать именно так, — вас медленно гладят по спине и это движение, кажется, успокаивает не только вас, но и предвестника. — Уже устала? И половины дня не прошло, — в завершение слов тихий смешок. Причин может и достаточно, но Василиса все ещё тут, а это что-то да значит, наверное. — Устала, — бормочет в плечо, пока руки обвивают корпус мужчины, прижимаясь ближе к телу предвестника. — Ты тоже устал. Но, как всегда, сильный… Не надо так. — Я обязан, это нормально, — вам на затылок ложится рука, мягко гладит по волосам, и, наконец-то, между вами двумя чувствуется хоть какое-то спокойствие. — Так уж распределились роли. Кстати, помнишь, какие номера я просил запомнить? — вы слышите, что он улыбается. Придурок. Как вовремя он о них вспомнил, однако. Девушка глядит на него искоса пару секунд, усмехается, снова уткнувшись в плечо. — Три четыре два четыре… Три, два… Чего-то там… Я не помню уже, — смеётся неловко, хлопая несильно по спине. — Нашёл время, конечно, — снова глубоко вздыхает, уже как-то облегчённо, машинально мягко водя руками по широкой спине, — Ты не обязан, Дотторе, даже если ты так не думаешь. Хотя бы иногда позволь себе быть слабым, ты же человек, в конце концов. — Хах, — предвестник слегка дёргается и берет вас за руки, убирает их от себя. — Да ну, не нужно меня жалеть, это лишнее. Тем более, как раз сейчас все хорошо, — наклоняется совсем немного и возвращает вам поцелуй в лоб. — Мы так долго ругались, что я уже и причину забыл, ужасно. Извини меня, — Доктор отпускает ваши руки, свои же кладёт вам на щеки, чуть поднимая лицо к себе. — Я тебя очень, — голос немного тише. — Очень сильно лю-блю. И от слов этих так тепло внутри, будто и не было всего этого кошмара полчаса назад, будто они весь день просто миловались, а усталость эта страшная из-за работы, которой они по-обыкновению занимаются ежедневно. Почти незаметно краснея, Василиса укрывает руки Дотторе своими, блестящими глазами смотря в такие красивые для нее глаза напротив. — Я тебя тоже. Очень, — словно крадучи отвечает на признание.

***

В итоге день закончился спокойно, за работой и все таким же слегка пришибленным состоянием предвестника. Но вот ночь… Сегодня в вас определенно что-то умерло. Разве Иль Дотторе может быть настолько ужасен, как вам показалось во время разговора? Сделали ли вы правильные выводы из всего обговоренного? Стоит ли послушать совет Второго и просто уйти, вот так — молча, без шума и перепалки?.. Всё началось ещё с самого первого дня вместе, причём вы знаете это с его же слов. А дальше мужчина понял, что вы приятный для работы материал: можно пугать вас, деморализировать, играть на нервах и удовлетворять собственную потребность в любви от кого-то и к кому-то. Но является ли это его целью до сих пор? Точно сказать нельзя. Сначала эксперименты, потом ситуация, что сложилась в командировке, происходящее между глобальными событиями и вишенка на торте — ваше формальное бессмертие. Вы знали, что вбивать людям в голову свои желания достаточно легко, особенно когда он влюблен? Это вы узнали совсем недавно, опять же, буквально от самого Доктора. Его мотив всегда был на поверхности — мания величия и одержимость своими идеями. А в итоге его одержимостью стали вы, как объект исполнения некоторого замысла. Он любит вас, но своей очень искаженной любовью, о которой на деле не хотел бы знать никто. Он не хочет вас в постели, не чувствует к вам романтических ощущений, теплоты или иррациональных эмоций, вызванных любовью — он буквально обожает вас как нечто, существующее в пространстве этого мира. Будь вы трупом, после любой из ситуаций когда могли им оказаться, будьте уверены, его не смутит остановка вашего сердца, ведь он Второй Предвестник. Он просто воскресит вас. Самое сладкое это то, что он как любое разумное существо привязался к вам за чуть более полугода тесного контакта. Примерно по этой причине чувствует ревность, желание вас пригреть, позаботиться, удовлетворить ваши потребности, видеть ваши эмоции и естественно принять их часть в себя, пережить с вами. А ещё интереснее то, что произошло дальше.

***

На следующий день после этой неразборчивой ссоры никто из вас не решился заговорить об этом… Сейчас. А стоило бы. Потому что и вы, и предвестник не отказались друг от друга. Он обещал вам порчу? Вы её получили. Не прошло и полугода, как вы в прямом смысле… Не помните несколько месяцев своей жизни. Почему? Живая порча — очень интересное и опасное явление, с которым тяжело справиться без наставника или часто медицинских вмешательств. Как удачно, у вас были все шансы стать счастливым обладателем силы, благодаря которой можно убить почти кого угодно щелчком пальцев, вот только, не всё так просто. Вы на время перестали чувствовать любые эмоции, а заткнули эту дыру такие кошмары, которые желать кому-то будет страшно. Ваша порча губила всё, что только оставалось в вашей и без того растрепанной душе. А тот, кто помог вам приобрести её, наблюдал за этим. Он ведь пережил тоже самое и знает, как ужасно вы чувствовали себя. Именно по этой причине выхаживал вас, помогал и по мере возможностей обучал. Но какой итог? Хорошо, вы стали сильнее, грубее, морально уже знаете, что не удивитесь и не испугаетесь ничего, кроме кары божьей, у вас появился огромный пласт опыта в короткий срок, но какой итог у этой истории, изнутри оказавшейся мерзкой, гнилой и зацикленной на эгоизме? Ответ будет самым смешным из всего, что вы могли бы услышать — любовью. Шоковая терапия сработала на «ура» — так считает Иль Дотторе, даже через год после той глупой и долгой ссоры, из которой не помнит ни повода, ни того, что вы там обсуждали. При таком способе манипуляций или, иногда, лечения психики на человека резко воздействуют, чтобы обломать какую-то часть его страхов, нарушить моральные устои, чем и занялся предвестник. Будьте уверены также и в том, что ему было неприятно видеть то, что иногда творилось с вами в бреду, но всё ради идеи, так ведь? Закончить вашу с Зандиком историю невозможно. Возникает уже который из тысячи вопрос: почему? Потому что только смерть сможет разлучить тех, кто со временем потерял нить реальности друг в друге. Потому что эта история не о романтике, не о похоти и даже не о дружбе. Это история о том, как двое учёных стали партнёрами и отдались инфантилизму, но только для того, чтобы потом стать друг другу чем-то большим, чем просто возлюбленными. Уже не важно, какими способами, важно то, что найти для себя родственную душу в человеке, о котором когда-то читала только в заголовках газет — удивительно.