Curse

      — Где Уилсон? Седрик рассматривает аккуратную стопку бумаг на дубовом столе, как будто белое пятно на темном полотне, не поворачиваясь к собеседнику лицом. Листы заполнены короткими предложениями с обязательными отметками "имя", "чистота крови", "возраст", "сведения" и фотографии. Вот там девушка на вид ей не больше шестнадцати с веснушками по всему лицу, мужчина с неаккуратной кудрявой головой, близко посаженными глазами и густыми бровями, женщина с низким пучком и строгим взглядом, парень со страхом в глазах и щербинкой между зубами. Все они виновны лишь в том, что они магглорожденные, их родственниками не значатся именитые чистокровные фамилии. Вопрос второго лица повторяется и Диггори выпрямляется, расправляя плечи. Поворачивает голову совсем чуть-чуть, глядя на собеседника из-за плеча. Фигура сидит сзади, расположившись в кресле, в черной мантии и с уложенным волосами. Седрик подмечает темные круги и мертвенную бледность. В вопросе может напускную холодность различить и Седрик понимает/принимает. Настороженность и переживания. Потому что Седрик боится за Агату и себя винит в случившемся бесконечно. Ему стоило пойти, плевать на приказ Кингсли, ведь Аластор был стратегом получше и миссии были успешнее. Диггори должен был защитить Уилсон и вытащить их оттуда как можно раньше. Но он оплошался, причем сильно. Он сидит возле ее кровати, смотря на ее спокойное лицо, будто она спит, а его вина изнутри поедает. Он помнит, что она рассказывала ему год назад, помнит ее темные круги под глазами и как она постоянно закусывала губу и постоянно вибрирующее кольцо. Помнит откровение насчёт собственного пленения и обещание, данное самому себе, что он подготовит ее и вытащит оттуда как можно скорее. Вот только по мере приближения этого момента, он все больше параноил, замечал это за собой в своих кошмарах, в обеспокоенных взглядах в сторону Уилсон. "Вещие сны всегда сбываются вне зависимости от того как пойдет ход, он всегда приходит к абсолютной идентичности с моим сном", – сказала ему Агата однажды. Седрик тогда ещё вступил в Орден и знал, что должен сделать все возможное для того, чтобы не дать этому случиться или, по крайней мере, продолжаться долго. Ведь на кону столько жизней, судеб.       — Седрик, дорогой, ты же знаешь, что уже невозможно ничего изменить. Это была излишняя нагрузка на организм, но она поправится в скором времени, – утешала его Молли Уизли. От этих слов не становилось лучше, так же как от присутствия лишних глаз. Хотелось закрыться в комнате, где Уилсон лежит без сознания и остаться, быть с ней до момента ее пробуждения. Фред часто бывает там и проводит с ним по несколько часов. Вполне вероятно, съедаемый чувством вины, он пытается вычленить это ощущение собственной виновности, в такие моменты они молчат, не говорят о делах Ордена, не вспоминают прошлое, не рассказывают истории о Уилсон – это кажется слишком лишним. Диггори выдерживает ещё несколько минут, прежде чем ответить. Голос его звучит как сталь, твердый и непоколебимый:       — Вчера она отправилась в лес, чтобы добыть волчий аконит и повстречала там не самых приятных личностей. При трансгрессии ей угодил в спину круциатус. Расщепа или других серьезных повреждений нет. Но сейчас она без сознания. Мадам Помфри должна явиться на днях, чтобы осмотреть Агату. Движение позади Седрика прекратились на пару секунд, будто сзади него сидела уже кукла – неодушевленная, неживая. Затем, Седрик даже упустил этот момент, фигура сзади поднялась и подлетела к нему, схватив за плечо, так, что Диггори развернулся к своему собеседнику лицом. Укладка Малфоя растрепалась, глаза лихорадочно бегают по лицу Седрика. Его дыхание резкое, почти гневное.       — Ты же обещал мне, Диггори. Или у тебя дырявый котелок вместо головы и ты забыл? – Драко отпустил руку с его плеча и чуть отошёл назад, поворачиваясь боком и лихорадочно прошагиваясь туда-сюда. Стук его каблуков больно отзывался в голове. Диггори знал, что оплошался. Он ненавидит себя за это.       — Она без сознания уже сутки? – не дождавшись ответа, Драко задаёт новый. Седрик кивнул.       — Колдомедик говорил, что это стресс и все жизненные показатели в норме. После того как он выписал ей необходимые рецепты, я стёр ему память.       — Хоть на это у тебя хватило ума, – со злостью прошипел Малфой. Теперь шаги его замедлились и было заметно как он успокаивался. – Она была одна на задании?       — Нет, с ней пошёл Фред.       — Чертов Уизли, не может выполнить свою работу нормально.       — Они видели кто запустил в них заклинание?       — Нет, они уже аппарировали как в последний момент луч ударил ей в спину.       — Я добуду ингредиенты и передам их в следующую встречу с Уилсон, – Драко сделал яркий акцент на последнем слове. Седрик кивнул, было лишним говорить, что после произошедшего он направился на черный рынок и выкупил почти все ингредиенты, которые видел в пособии у Уилсон от мадам Помфри.       — Впрочем, теперь ей надо быть очень аккуратным и тебе тоже. В министерстве знают о вашей связи? – Драко окончательно остановился, положив руки в карманы, теперь взгляд его упёрся в седриковское лицо. Седрик взгляд выдерживает и не мешкается, отвечая:       — Они вызывали меня на опрос, но только по моей персоне, про Агату они не знают. Она будто пропала для них. Агата есть в этом списке? – Седрик вопросительно поднял бровь, указывая на стопку, принесенную Малфоем.       — Да, уже три дня как в поиске, но все интересуются Поттером и его дружками, поэтому мало кто обращает внимание на этот список, кроме групп егерей или мелких приспешников, которые хотят засветиться перед чинами побольше. Но среди них полно психопатов и моральных уродов. Диггори поджимает губы, не говоря, что такого рода людей толпами видел во время вылазок с Орденом, что злость его брала каждый раз, когда он видел вытворяемые ими бесчинства.       — Диггори, послушай, меня не допускают ко многим вещам, мне нет доступа ко многим документам, стратегическим планам и прочей брехне. Но я знаю, что они собирают все силы на поимку Поттера. Отряды егерей запущены не только для поиска беженцев, но и для того, чтобы быть наготове, если Поттер окажется в лесах. У золотого трио есть какая-то отдельная миссия, которую им поручил сам Дамблдор и о которой не знает Орден. Северус об этом рассказывал, но не больше. Он тоже скрывает многое. Не знаю, что шрамоголовый задумал, но надеюсь у него получится. Седрик согласно кивает, отвечая коротким:       — Мы все надеемся, – левый уголок его губ дернулся в нервном жесте. – Малфой, у меня есть к тебе вопрос. Он относительно Кикимера. Он бывает в поместье Малфоев?       — Он бывал там часто на пятом курсе, об этом я узнал намного позже. Сейчас, ручаюсь, информация корректна, Кикимер не посещает Мэнор уже очень долго. Я рад, что теперь он собственность Поттера, иначе тетка изувечила бы его в клочья, – после небольшой паузы, он немного раскрыл рот, но с его губ не слетело ни одного слова.       — Что, если ты объявишь своей тётке о желании продвигаться дальше по иерархии Пожирателей? Что, если убежишь ее в своих намерениях? Она и не последнее лицо для Сам-Знаешь-Кого, пусть он зол на твоего отца и теперь всячески это показывает. Конечно, очевидно, что Сам-Знаешь-Кто будет скептичен и Сивый будет этому содействовать, Долохов отправлять на различные миссии, на которых придется замарать руки. Но если война затянется и не закончится в ближайший год, то рассмотри и такой вариант. Ты мог бы оказывать нам содействие. Седрик понимает, что просит многое. Он буквально просит Малфоя убивать во благо и не каждый согласиться, но это война и, если придется, то это цена за будущий мир. Слишком высокая цена. Он никогда не признается Агате, но ещё с Грюмом обсуждал подобный вопрос, тот лишь сказал, что говорил, что у них есть Снейп, этого вполне хватает, а Седрик в рядах Пожирателей будет мешаться под ногами. И после смерти Грозного Глаза Седрик встретил похожую речь и у Кингсли. Порой кажется, что они видели его насквозь, понимали, каково ему будет когда с губ слетит первое непростительное. Но у Драко есть больше возможностей. Орден знает, что Малфои провинились перед Темным Лордом с его воскрешением не единожды и теперь Воландеморт будет это всячески им припоминать. Например, выбрав Мэнор для своего штаба. Конечно, определенно, оно было крайне неплохим своей территорией, убранством и ареалом чистокровной аристократии, но Воландеморт увидел в этом и возможность подразнить Люциуса, убивая в стенах его поместья, использовать Драко для убийства Дамблдора – это все месть. И у Драко есть весомый аргумент для мотивации: вернуть прежнюю лояльность со стороны Воландеморта, повысить свой статус среди Пожирателей. Мотивация Малфоя-младшего – восстать из пепла. И у Седрика неприятно под ложечкой сосет, что у Драко это может получиться. И получиться хорошо. Драко отвернулся от Диггори:       — Я думал об этом, но я обсужу это позже и не с тобой. Передавай Уилсон привет и скажи, что мы скоро увидимся. Он крутанулся на месте и исчез.

***

Агата резко распахнула глаза, тут же прикрывая веки из-за яркого света вокруг. Тело утопало в слишком мягком матрасе, кое-где чувствовались пружинки, неприятно утыкающиеся в конечности. Хотелось встать, в этом была едва заметная необходимость, которую Уилсон никак выкинуть из головы не может. Она присела на кровати, позволяя ногам невольно свиснуть с края, параллельно рассматривая комнату. Первые шаги были нерешительными, ноги ощущались ватными, еле держащими ее тело, двигающимися по-своему. Немного выцветшие обои, темный оттенок которых поглощал живительный свет из окна, небольшой бардак, так привычный для Гриммо. Это площадь Гриммо, успокаивающе кричит разум, пульс становится чуть спокойнее, но в ушах по-прежнему гудит. Наконец мутная пелена с глаз сошла и Агата замедлила свои движения, делая их более осознанно. Взгляд замечает кресло рядом с кроватью, на котором спал Диггори. Ей думается, что кресло наверняка зачарованное, потому что такого не было ранее, она готова поклясться. Она переводит взгляд на Седрика, рассматривая его будто в первый раз. Сон Седрика очень не радует, морщинка меж бровей тому подтверждение. Страшно подумать что происходит под его закрытыми веками, что ему видится, какие травмы всплывают в бессознательном. Однако это не длится долго, кажется, прислушиваясь к шуму, он осознает, что движение происходит извне. Горько ловить себя на мысли, что слух у него стал ещё более чутким, чем год назад. Серые глаза встретились с малахитом и обеспокоенно заскользили по ее лицу, пока он в два счета сократил расстояние между ними. Наклонился, взял ее лицо в руки и прошептал:       — Все хорошо. Уилсон жадно глотала воздух ртом, только осознавая пустыню где-то в горле. Седрик тут же приманивает стакан с водой и передает ей. Он акцио на маленькие расстояния может использовать и без палочки. Когда он научился?       — Сколько я была без сознания? – она впилась в граненый стакан пальцами, цепляясь за него как за соломинку.       — Два дня. Круциатус оказался неожиданным и ещё при трансгрессии, поэтому это было шоком для организма. Повезло, что при аппарации расщепа не было. Мадам Помфри не проведывала тебя ещё, она сможет явиться только послезавтра, но колдомедик говорил, что это следствие шока и неожиданности. Он прописал различные настойки для тонизирования и восстановления.       — Мой организм к такому не был готов, – она чуть издевательски ухмыльнулась своим словам, пока Седрик забрал пустой стакан и положил его на прикроватную тумбу, – тут был колдомедик? Как его зовут? Ему можно доверять? Седрик нехотя рассказывает о том как нашел свободные аппартаменты неподалеку от Гриммо двенадцать, как он и Фред под руководством миссис Уизли переместили ее, как Уизли присматривал за Уилсон, пока Седрик был в больнице Святого Мунго, как упросил одного колдомедика, привел его к Уилсон и после осмотра стёр тому память. Он едва успел развернуться к ней корпусом, как Уилсон его в объятия заключила, чувствуя мед и корицу, даже глаза прикрыв. Диггори ее ещё крепче к себе прижимает, поглаживая спину. Успокаивая.       — Прости меня. Я должен был пойти туда, мне не стоило слушаться Кингсли.       — Нет, нет, нет. Я достала все, что нужно. Просто для этого нужно было пожертвовать чем-то. Я отделалась легко. Не разрывая объятий Уилсон шепчет ему куда-то в плечо, что ей кажется удивительным, что Седрик понимает все с первого раза и не переспрашивает.       — Как Фред?       — С ним все хорошо, он тоже был в шоке, но отделался испугом. Он в порядке.       — Драко... я должна была с ним встретиться вчера...       — Не беспокойся, я наведался туда, Малфой оставил министерский список беженцев, с ним все хорошо. Он сказал, что вы увидитесь с ним совсем скоро, но не уточнил когда. Уилсон кивнула, отстраняясь от него. Драко – любитель отсутствия конкретики, категорично проносится в ее голове. В сердце теплилась надежда, что увидятся они в относительно спокойной обстановке. И совсем скоро. Агата внимательно взглянула на его потупившийся взгляд и переплела их пальцы. Ладони привычно прохладные, идеальной температура для нее. Обручи красиво переливались на свету, поблескивая и дразня.       — Думаю, я в бегах? Седрик кивнул и продолжил говорить только через минуту:       — Я посмотрел список, там очень много людей из Хогвартса. Дин Томас, он в бегах с прошлого месяца, его мать и сестра приходили вчера. Он не выходит на связь и они боятся, что он попал к егерям. Уилсон промолчала, не в силах найти подходящих слов. Она встряхнула головой и начала думать. Напрягая мозг, Уилсон заставляла свои шестерёнки крутиться, несмотря на протест. Организму слишком понравилось небытие. Агата в бегах – очевидность, после того как она пропустила вторую анкету министерства, ее объявление в розыск теперь как следствие. Апартаменты на Гриммо надёжно уберегут и скроют ее на некоторое время. Вполне вероятно, находиться в доме Диггори будет уже рискованно, она не хочет подставлять и его. Агата вновь взглянула на Диггори, насупив брови и с затаенным страхом под кромкой зелени и робко спросила:       — Они же не подозревают о нашей связи? Диггори перевел взгляд с их переплетённых ладоней на нее. Ласково провел высвобожденной рукой по лицу, поглаживая щеку большим пальцем. Он пытался прочесть ее и никакой окклюменции ему не нужно, потому что для него она как на ладони. У нас же мысли одни на двоих. Седрик отрицательно покачал головой:       — В министерстве мало кто интересуется отделом кадров трансгрессии. И к чистокровкам. Гораздо больше интереса у них вызывает отдел изобретения заклинаний.       — Они создают новые заклинания, оружие и прочее.       — Говорят, там видели Долохова несколько раз. И то заклинание, которое попало в меня, скорее всего разрабатывалось в стенах министерства.       — Что произошло пока я была без сознания? Никаких вылазок, я надеюсь?       — Нет, все в порядке. Ты была без сознания слишком мало, чтобы пропустить все. К слову, Кикимер приносил сюда графин с водой каждый день для случая, если ты проснешься. Это было удивительным, что рот приоткрылся в немом изумлении. Кикимер, прежде пренебрегающий грязнокровками, самовольно приносит графин с водой. Ещё и грязнокровке! Это показывает, что он уже не испытывает к ней презрения или, по крайней мере, не настолько сильно как прежде. Налаживание отношений может помочь Ордену. Агата думала, она чувствовала, что домовик скрывает намного больше, чем показывает, и хорошие отношения с ним хотя бы возможность знать, что он не сдает информацию в стены Малфой-мэнора.       — Он... – глаза Уилсон радостно заблестели и знакомый зелёный огонь загорелся в ее глазах. Диггори невольно улыбнулся. Искренне и широко, – рассказывал что-нибудь?       — Нет, он молчит и ни с кем не разговаривает. Да и о нем никто и не спрашивает. Когда я здоровался с ним, он лишь кивал и тут же трансгрессировал в свою комнату.       — Ты видел его когда он заходил в эту комнату?       — В основном да.       — Ох, он же тогда стесняется признаться себе, что содействует в моем излечении. Надо поблагодарить его.       — Отличная идея. К тому же Малфой рассказал, что домовик не посещает Малфой-мэнор уже очень долго. Мы вернёмся ещё к этому вопросу, но пока необходимо предупредить Орден о твоём пробуждении, спящая красавица.       — Подожди, – она предательски закусывает губу и просит его остаться, – я хочу рассказать тебе об одном происшествии. Брови Седрика сводятся к переносице и глаза пристально ее осматривают, сканируют каждую эмоцию на лице. Ей кажется, что он обо всем уже знает. Догадался.       — Там был оборотень...он напал на Фреда и я убила его, применила темное заклинание, и тебе стоит об этом знать, – она судорожно вздохнула и часто-часто заморгала. Но слез не было. Уже больше и не будет. Она больше плакать не будет. Не хочет, но все равно глаза предательски пощипывают, но Агата часто-часто моргает, скрывая подступающую солёную жидкость.       — Фред знает, он обещал ничего никому не говорить. Руки Седрика обрушиваются на плечи спасением, затем одной рукой слегка дотрагивается до подбородка Уилсон и приподнимает ее лицо наверх, заставляя смотреть в глаза. Потом плавно ладонь кладет на щеку и Уилсон готова таять от этого теплого прикосновения. Я всегда буду за тебя.       — Агата, ты не могла не сделать этого, потому что так ты спасла Фреда. И я не вправе тебя осуждать и никогда не буду. И никто не имеет права. Ты молодец и твоя реакция позволила вам двоим вернуться. Замешкавшись хоть на пару секунд, кто бы знал исход? Ты делала все как того требовали обстоятельства. К тому же, я прикупил ингредиенты к зельям, теперь, надеюсь, в лес ты отправишься не скоро. И, думаю, нам стоит чаще упражняться в дуэлях. Поэтому начнем через три дня, ты успеешь восстановиться к тому времени. Уилсон кивнула и потянулась вперёд, утыкаясь во впадинку на шее. Она даже не услышала как Салем проник в комнату, пока не почувствовала мяуканье совсем рядом. Очевидно он скучал по Уилсон и теперь ластится к ней. Она в шутку обзывает его подлизой и, отстраняясь от Седрика, берет кота на руки. Агата тоже по нему соскучилась.

***

Драко Малфой видел Теодора Нотта лишь единожды до поступления в Хогвартс. В тот вечер его семья проводила прием по случаю повышения отца по работе. Драко понимал, что должен вести себя соответствующе, что там будет много приятелей родителей с детьми, и он ни в коем случае не должен ударить лицом в грязь перед другими чистокровными семьями, иначе отец будет очень расстроен, а Драко не хотел, чтобы это произошло, поэтому в тот вечер Малфой-младший блистал манерами, начитанностью и умением поддержать разговор. Впрочем, много из этого оставили незамеченным, потому что его отправили к остальным детям, в отдельную комнату, а Крэбба и Гойла определенно не интересовала философия Салазара Слизерина и последние приказы, которые вышли в министерстве. Гораздо больше их интересовали лишь помадка из патоки и кто же съест последний кусок штруделя. Драко определенно разочаровался в их интеллектуальных способностях и, отвернувшись, направился к двери. Он хотел отпроситься у матери и пойти наверх, провести там некоторое время за литературой и после лечь спать. Но, кажется, что мама специально стояла по ту сторону двери, среди всего празднества она стояла именно перед входом в комнату детских переговоров, и именно она открыла дверь перед самым его, Драко, носом, впуская ещё одного человека внутрь.       — О Драко, милый, посмотри кто к нам заглянул, – Нарцисса приветливо улыбнулась, пропуская вперёд мальчика, ровесника Драко, с темными, чуть волнистыми волосами, которые по всей видимости так и не получилось уложить – слишком поблескивал гель на отдельных участках волос, черными глазами и светлой кожей. – Это Теодор Нотт, я думаю, ты помнишь его отца, Дермонта Нотта. Да, Драко хорошо помнил солидного мужчину, который был старше отца на несколько лет. Он редко бывал у них и они с отцом долго сидели за закрытыми дверьми кабинета. Люциус говорил, что они давние приятели, ещё со времён Хогвартса, даже показывал фотографии, Нарцисса часто восклицала в такие моменты, что Драко – вылитый отец. И Малфой-младший был крайне этим доволен. Потому что папа – могущественный, умный и определенно очень важный человек. Ещё Драко помнил, что на его по-глупости заданный вопрос "а где миссис Нотт?", Нарцисса ответила что-то вроде "дорогой, так получилось, что миссис Нотт умерла, у нее было слабое здоровье". Тогда он и узнал, что Нотт-старший не один, у него есть сын, одного возраста с ним, но он часто гостит у тети и проживает в Париже. Что ж, Малфой был доволен тем, что Дермонт не одинок, потому что одиночество невыносимо. И теперь он видел Теодора Нотта собственной персоной в стенах Малфой-мэнора. Уверенный, с идеально прямой осанкой, как и у самого Драко, от него веяло шлейфом небольшой надменности и выражение его лица не выдавало никаких эмоций, немного скуки, но ничего более. Хладнокровный, как змея. Истинный слизеринец, пронеслось у него в голове.       — Приятно познакомиться, – он протянул руку, – Драко, Драко Малфой.       — Теодор Нотт, – рука мальчика была на удивление теплой, что никак не вязалось с Ноттом, казавшимся холодным. Теодор после чего окинул взглядом комнату, чуть задержался на фуршете, еду на котором перебирали Крэбб и Гойл, кивая в их сторону – думаю, тебе было несколько скучно в такой компании. Драко не мог сдержать ухмылки, проследив за взглядом Теодора.       — Склонен полагать, что ты знаком с ними?       — Скажу, что виделся с ними, не самые разумные собеседники. Даже и нельзя поговорить относительно законов в министерстве, хотя мне была крайне интересна эта тема, особенно разница в законодательстве Франции, в которой я прожил пару лет, и Британии.       — Вижу, вы неплохо поладили, пожалуй, оставлю вас. – Нарцисса погладила сына по щеке и вышла из комнаты, прикрыв за собою дверь. Теперь здесь только дети. Наследники чистой крови в их венах и громких фамилий. Все чистокровные семьи знакомы друг с другом чуть ли не с пелёнок. Однако их не знакомство с Теодором Нотт Драко считал большим упущением.       — Я был бы рад обсудить с тобой этот вопрос. Отец как раз недавно привел новую сводку последних законопроектов. Драко тогда казалось, что это начало хорошего знакомства. После этого они поддерживали общение с помощью совиной почты – Дермонт Нотт отправился во Францию, забрав с собой и сына. Тео, как Нотт-младший просил Драко теперь называть его, отмечал о присутствующем риске, что в итоге он отправится в Шармбаттон, потому что Нотт-старший задерживается там на неопределенный срок. Эта перспектива казалась очень маловероятной и все домыслы Драко подтвердились, когда увидел Тео на станции Кингс-кросс. Мысли Драко относительно "хорошего знакомства" оставались с приятным послевкусием. Малфою нравилось, что Нотт, несмотря на аристократичность, был... простым, пусть и кажущимся надменным, но Драко его видел как на ладони, понимал, что он не рассказывает про смерть матери и что после ее кончины начал видеть фестралов, понимал, что Нотт тоже понимает абсурд мыслей, в которых был выращен, относительно чистоты крови. С Ноттом можно обсудить многое, он был не менее, даже умнее, самого Драко во многих вопросах, статус его семьи был на одном уровне со статусом Малфоев. И проблемы у них были похожие. Особенно, когда вернулся Темный Лорд. Когда он решил воспользоваться Драко для того, чтобы наказать Люциуса за промахи прошлых лет. Как бы Драко не скрывал этого, но Тео был наблюдательным и быстро анализировал ситуацию. Агата даже однажды сравнивала Теодора с маггловским Шерлоком Холмсом, чуть позже она объяснила о появлении этого персонажа, его характере. Но Драко все равно говорил, что это не то, что Шерлок не умел дружить, а Тео может. И с меткой это проявилось сильнее. Нотт отговаривал его от метки, был резок в словах, особенно в ругательствах, называя метку "черным клеймом в этом чертовом бедламе", пытался тянуть время, используя статус отца. Но это было бесполезно, ведь Драко уже давно был готов пожертвовать этим ради своей семьи и... из-за страха. Он, насколько бы сильно этого не отрицал и не пытался избавиться, боялся последствий от действий Воландеморта к его семье или к нему самому. Внешность Воландеморта не устрашала, на нее было, откровенно говоря, плевать, но вот на внутреннее содержимое, когда он спокойно расправился с чистокровной волшебницей прямо на столе Малфой-мэнора, слетевшей легко и просто авадой, просто потому что она знакомила юных волшебников с культурой магглов, Драко передёргивало. Искренне переживал за родителей, когда был вынужден покинуть их, отправляясь на шестой курс в Хогвартс. Страшила мысль, что он может не увидеть кого-то из них в следующую встречу, поэтому плясал под дудку Темного Лорда и принял свою задачу. Тео был рядом, вспомнил про исчезательный шкаф и пытался поддержать, так, как это было возможно в нынешней ситуации. Он знал обо всем и мог быть надёжной опорой. По сути, у Драко оставался только Тео. И Агата, которую Драко настоятельно не вводил в курс дела. Пытался скрыть правду и делать вид, что ничего не изменилось. Не смей врать. Слишком много сюрпризов за последнее время, Малфой. Но она умеет наблюдать, в этом Драко ею очень гордился, она очень умела наблюдать, поэтому на занятиях окклюменцией настоял он. Тебе пригодится – слетело с его губ однажды. Пророчески. Потому что сейчас никто не в безопасности. Особенно магглорожденные. Особенно когда она связана с Орденом, Мерлин их дери, Феникса. Тео изначально не одобрил их связь, когда узнал обо всем. Сам догадался, насмотрелся, так, что Драко пришлось лишь кивать на его доводы. Чертов Шерлок Холмс. И Нотт был ожидаемо против того, что Малфой начал ввязываться в отношения с магглорожденной не из-за пункта с чистотой крови, а из-за последствий которые могут экстраполироваться на Драко. Слухи, осуждение, неприятие. Ничего удивительного, Нотт, весьма посредственно, – хмыкал Драко, не думая, что связь так или иначе будет облачена. Когда на пороге замаячила новая фигура в виде Седрика Диггори – это насторожило, заставило задаваться вопросом о собственной самоуверенности, стараясь избавиться от противной ревности. Она заставляла кровь бушевать, желать сбежать подальше, когда взору попадалась физиономия ловца Пуффендуя. Уилсон, несмотря на все разговоры, была твердо убеждена, что Диггори можно доверять, призналась, что встречу с ним ещё под закрытыми веками видела. Малфою не оставалось ничего, кроме как безмолвно наблюдать за развитием их отношений. Было горько, но Драко всегда знал, что у них не выйдет. Он не сможет пойти против семьи, а мучить Уилсон и его самого было бы одним из ужасных вещей, что Малфой может вытворить. Нотт тоже начал понимать это и со временем отстал от его отношений с Уилсон, лишь иногда поджимая губы, будто недовольно. Упорно не комментировал, оставался при своем мнении, но молчал, потому что Драко – баран упрямый. И старался не лезть, потому что это все бессмысленно и безрезультатно. Практика показывала не раз. Тео просто наблюдал, считал ее занудой и был необъективен в своих суждениях – особенно после случая Паркинсон, которая пожалела, что говорила слишком много и лишнего. Так что он пытался вновь перекраивать сведения о Уислон в воспоминаниях. Когтевранка умна, бесспорно, предпочитает холодность в общении, но от него не ускользают взгляды, которые эти двое одаривают друг друга периодически. Нотт даже понять не может на сколько все могут быть настолько слепы, чтобы не замечать этого, потому что для него была понятна одна истина с самого начала, тонкой красной нитью растягивающаяся в комментариях Драко по поводу того какая Уилсон невероятная, во взглядах – Драко Малфой всегда возвращался к своей магглорожденной. После смерти Дамблдора, объявления опросников для всех волшебников, многие магглорожденные выпустились в бега. Неудивительно, учитывая, что это был выбор между "попасть в Азкабан" или "страдать от аморального поведения Пожирателей-мародеров, падальщиков, которые добивали лежащих". Нотт и Малфой такое презирали и не могли не презрительно окидываеють взглядом некоторые лица участников собраний в Мэноре, где им приходилось терпеть. Тео было интересно наблюдать и обдумывать следующий шаг Уилсон – сбежит ли она или отправится в Хогвартс на новый учебный год вопреки своей безопасности? Ему было в какой-то степени наплевать, просто интересно смотреть издалека, подглядывать как будут передвигаться фигуры на шахматной доске. И она, можно сказать, что бежала. Нотт понял это когда не увидел ее на праздничном ужине в честь начала седьмого года обучения. Зал был полупустым, так что всех видно как на ладони, первокурсников в этом году не было, поэтому ужин прошел в тишине: распределяющая шляпа молчала, чудаковатых строк гимна Хогвартса не слетало ни с одних губ, в воздухе чувствовалось молчаливое противостояние – Пожирателей и учеников школы, вместе с профессорами. Малфой, пусть и выглядел более измученным, но интуиция подсказывала, нет, кричала практически, что это следствие ситуации в Мэноре, не связано с Уилсон напрямую. И Драко не бегал глазами по столу Когтеврана, сканируя каждое движение синих мантий. Это подбило на следующую мысль – они виделись и Нотт был четко уверен в своей правоте, однако не спрашивал. Меньше знаешь – крепче спишь. Особенно в нынешней ситуации, то незнание – это шанс того, что ты сдашь министерству или любому другому, захотящему использовать легиллименс, меньшее количество людей вокруг, важных и не очень. Людей. Тео упорно старался не замечать почему походы Драко в Хогсмид участились и почему он проводил там больше времени в одиночестве, однако мысли... Мысли – противные, тягучие, тянущие, словно зыбучие пески, они опутывали конечности красными нитями, привязывая к себе, не позволяли закрывать глаза и уши на все. Поэтому Нотт понимал, что Драко сбегал к магглорожденной, видимо, трансгрессируя с Хогсмида, он виделся с ней раз в неделю стабильно, только вот день меняется иногда. Малфой знал, что Нотт догадался – он очень хорошего мнения о наблюдательности и аналитических способностях Тео. Впрочем, это не остаётся высказанным вслух. Зато Теодор Нотт знает, что Кэрроу не проживут более двух, максимум трёх месяцев. И способствует этому. Не марать же руки одному, верно, Малфой? Или Уилсон уже его опередила? Кто пал жертвой? Идея сумасбродна, так же как и действенна. Кэрроу уже выглядят плохо – кожа тусклая, глаз стеклянные, пусть они и более крепкие, чем ожидалось. Отряд Дамблдора возобновляет свою работу, дезориентированный, не понимающий как двигаться дальше. Снейп, отмалчивающийся вокруг всего, не нравится Теодору абсолютно. Словно специально не видит наказаний круциатусом за непослушание, отсутствие мадам Помфри каждую вторую субботу месяца и гриффиндорцев, которые смотрят на него с ненавистью, напоминающие загнанных животных. И Малфой, который медленно погружает свои руки в кровь все больше и больше, бегающий к магглорожденной, и всегда носящий длинный рукав, чтобы метку на предплечье не была видна никому, даже ему самому. Особенно вспоминается как Малфой метал и крушил все вокруг после их встречи с Диггори, когда оказалось, что Уилсон отправилась в лес и получила круциатус при трансгрессии, что даже сам Теодор Нотт предпочел бы оказаться в водах Черного озера или в гуще Запретного леса, чем подходить к Малфою намного ближе, чем на расстоянии пяти километров. Драко тогда себе места не находил при мысли, что он мог потерять ее. Уилсон, знакомую до мельчайших деталей. Никакой обливиэйт вывести из памяти запах персика или слезливость с упорством в перемешку никак не сможет. Тео прерывает поток из сумбурных воспоминаний, рассуждений и плана на будущее, когда слышит шуршание в спальне, едва различимом в музыкальном аккомпанементк из храпения Гойла и сопения Крэбба. Затем слух напрягся и он понял, что Малфой собирается уходить из комнаты, тогда полушепот пронесся по комнате с ноттовской интонацией о каком-то несносмом сорванце и с просьбой подождать. Драко нужно подальше от Хогвартса, подальше отсюда. Он хочет в хижину. Но решает, что существует идея получше. Ночное небо Выручай-комнаты было тем же, как в тот вечер, где с ее губ слетело горькое признание, что она видит сны, вещие и пророческие. Ужасные и страшные.       — Держи, думаю, нам не помешает, – Нотт вытащил бутылку, словно из воздуха наматериализовавшуюся.       — Когда ты успел достать огневиски?       — Всегда держал для удобного случая. Мне кажется, что лучше случая может и не быть, – Теодор откупорил бутылку, отпивая сам и передавая ее Драко.       — Со всем бредом, творящимся вокруг, пить придется каждый день, – жидкость быстро начала обжигать желудок, но приятно пьяня. Мыслей не было, думать не хотелось. К черту завтрашний день, они будут пить за то, что выжили сегодня. За здравие родителей, которые теперь горько жалеют о своих поступках. За то, что она всё-таки осталась жива.

***

Ей не давал покоя тот факт, что целитель школы, оккупированной Пожирателями, может спокойно появляться здесь. Неужели там настолько слепы? Добби помогает с перемещениями Поппи после того, как Люпин отыскал его. Домовик отныне является ключом Помфри сюда. Он появлялся в лазарете всегда в назначенное время и трансгрессировал с ней. После он практически сразу трансгрессировал обратно, получив одобрительный кивок от Уилсон. Он и сам не стремился оставаться надолго, особенно в перспективе провести более минуты в одном помещении с Кикимером. И Снейп, директор школы и Пожиратель, не обращает на это внимание. Но Поппи чиста, это действительно она – Уилсон проверяла на сыворотке правды, которую подлила в ее чай. "Я не знаю, что задумал Северус, но в больничном крыле появились ещё два целителя, это позволяет мне снимать нагрузку, потому что сейчас посетителей становится все больше. Эти целители... им можно доверять, мы преследуем с ними одну цель – лечить бедных школьников. Для гарантии заключили обет, что они будут держать за зубами по поводу меня, а я скрою тот факт, что их документы с чистотой крови на самом деле поддельные, они же магглорожденные." Это ответа хватало вполне, чтобы убрать паранойю, но все равно Уилсон не подпускала Помфри к комнатам выше первого этажа, просила Седрика и близнецов прятать чертежи и различные заметки с каждого собрания. К тому же, Люпин говорил, что ни одно существо, человек и что бы то ни было, не сможет переступить порог, в чьих планах – навредить кому-либо из постояльцев комнат Гриммо. Это успокаивало. Но лишь немного. Обычно после трансгрессии Помфри и Уилсон всегда проводили около получаса на осмотр всех участников, находившихся в помещении, и только после этого приступали к занятиям. Это обеспечивало практику и профессиональный взгляд Поппи делало процесс лечения для пациентов более качественным. Прошел уже месяц и Уилсон действительно начала получать плоды – намного лучше и искуснее ей давались диагностические чары, работа с различными ранениями и, конечно, приготовления зелий.       — Добби привел мадам Помфри. Мадам Помфри ждёт внизу. Добби интересуется все ли хорошо у Агаты Уилсон? Уилсон часто моргает и сжимает кулаки со всей силой, когда пытается встать с постели, потому что мышцы на спине неприятно тянет.       — Привет, Добби. Спасибо. И у меня все неплохо, просто нехорошо себя чувствую. Добби выглядит обеспокоенным и это больно колет сердце Уилсон. Неужели он сумел привязаться к ней за тот короткий промежуток времени? Она осматривает прикроватную тумбу, в поисках нескольких упаковок печенья, о которых настоятельно попросила Седрика. Одно для Добби, другое для Кикимера. Находит и протягивает серебристую упаковку мучного изделия со вкусом шоколада и видит сияющие глаза домовика, привычно слезливые, готовые вот-вот разрыдаться.       — Это для Добби? – он продолжает осматривать упаковку, прислушиваться к ее шуршанию и обнюхивать.       — Да, это печенье с кусочками шоколада. Надеюсь тебе понравится.       — Добби очень понравится. Добби любит сладкое и шоколад. Добби узнал, что ему нравится сладкое и шоколад, когда стал свободным эльфом. Теперь Добби может может есть что угодно и когда угодно. Добби благодарит Агату Уилсон за такой щедрый подарок. Агата умилительной улыбки скрыть не может:       — Я буду очень рада, если тебе понравится. А теперь, ты можешь помочь мне спуститься вниз? Внизу ее ожидает Помфри для осмотра и для занятий. По крайней мере, Уилсон будет настаивать на проведении хотя бы теоретической части. Она накидывает халат и небрежно завязывает его в районе талии. Призывает некоторую литературу и тетрадь с заметками. В этот раз осматривать будут только Уилсон, потому что за последнюю неделю она и Фред были единственными, кто отправлялся на какое-либо задание. Где-то в глубине апартаментов должен быть и Седрик. Остался сегодня с ней, вызвавшимся быть сиделкой. Повезло, что Фред всё-таки ушел. Хлопок немного напугал Поппи, она даже привстала с кресла, но все обошлось и она тут же привела себя в порядок, заприметив Уилсон и домовика. Следом по лестнице раздались шаги и Агата обернулась в сторону ступеней, по которым спускался Диггори.       — Я зашёл в твою комнату, хотел сказать, что мадам здесь, но там никого не было. Думаю, Добби меня опередил, – сказал Седрик, чуть улыбаясь на последнем предложении.       — Да, точно. Он очень помог мне. Спасибо ещё раз, Добби.       — Добби рад, что помог Агате Уилсон.       — Я думаю, что теперь мы справимся сами, – она кивает в сторону Седрика. – До следующей встречи. Домовик исчез и Уилсон теперь обернулась к мадам Помфри. Она знала, что Поппи знает обо всей ситуации, но была крайне рада, когда вместо каких-либо упрёков, мадам лишь попросила переместиться на кресло, сесть спиной к ней и безмолвно начала накладывать диагностические чары. Агата чувствует присутствие Седрика рядом, его взгляд буквально сверлил ее спину. Успокаивает, но чуть надоедает. Запах в комнате стоял едва ощутимый, но в голове у Уилсон тут же вспомнился лазарет в Хогвартсе. Среди всех нот она могла прочувствовать календулу, рябину и можжевельник. Почти неразличимые, они шлейфом следовали за всеми перемещениями Поппи по гостиной Гриммо двенадцать.       — Никаких серьезных повреждений нет, но на твоем месте я провела бы несколько дней отдыха, потому круцио угодил в позвоночник, это может отражаться в неприятных ощущениях в спине, но пройдет. Агата посильнее укуталась в халат, садясь уже лицом к собеседника и позволила себе поднять ноги на кресло, в котором находилась последние пять минут осмотра. Сидеть прямо было неприятно, она даже сжала кулаки, чтобы перетерпеть, но сдалась и вновь ее позвоночник изгибался, становясь похожим на колесо. Все равно было неудобно. Хотелось поменять тело на другое – живое, подвижное и с отсутствием жжения между лопатками. Агата заставила себя сфокусироваться на мадам, перебирающую склянки, Седрика, которые оказался рядом, держа ее за руку.       — Я могу оставить вам небольшое количество настойки календулы, она будет облегчать симптомы.       — Хорошо, спасибо. Теперь давайте перейдем к занятиям, я бы хотела поинтересоваться следующими параграфами. Мадам даже не возражала, она понимала, что время – слишком ценный инструмент, чтобы вот так им разбрасываться.       — Я буду на кухне, – полушепотом произнес Седрик, совсем у самого уха. Агата кивнула и начала изучать материалы. Когда их трёхчасовое занятие подошло к концу и Агата попрощалась с мадам, Седрик тут же выглянул из комнаты, провожая Помфри. После чего он вернулся в гостиную и помог ей встать, располагая одну ладонь на талии, а второй держа ее за руку.       — Итак, занятие прошло хорошо?       — Да, вполне себе сносно. Больше теории, но тем не менее до следующей недели учить достаточно.       — После действий Помфри стало легче? Агата кивнула, ей действительно стало проще, но вся равно чувствовалась натянутость мышц. Она прошла до самой лестницы, и занесла ногу, прямо над самой ступенькой, но была остановлена, когда седриковские сильные руки подхватили ее и понесли наверх. Агата посильнее прижалась к нему, располагая руки у него на шее. Они зашли в комнату и Седрик аккуратно положил ее обратно на кровать.       — Мне нужен Кикимер, я хочу поблагодарить его.       — Хорошо, я попробую его отыскать, – с этими словами он удалился из комнаты. Агата сомкнула веки. В ее мыслях она пыталась придумать начало разговора с домовиком, но понимала, что самое главное, что она хочет донести до него – благодарность за кувшин воды, дать ему упаковку с печеньем и попытаться разговорить. Им с Седриком по-прежнему не стоит пренебрегать его расположением. Кикимер трансгрессировал прямиком в ее комнату, Седрик же решил тактично не появляться. Впрочем, так даже лучше, тет-а-тет разговоры обычно располагают к себе больше. Зеленая кожа, острый нос и глаза Кикимера, которые будто бы светятся. Немного настороженно он уставился на Агату, ожидая ее реплик. Она прочистила горло и начала:       — Кикимер, я... – нужных слов не находилось, – спасибо тебе за кувшин воды, пока я была не в своем лучшем состоянии. И у меня для тебя есть небольшой подарок, знак благодарности. Она призвала упаковку с печеньем, заботливо протягивая ее Кикимеру:       — Это печенье с шоколадной крошкой. Надеюсь, тебе понравится. Домовой посмотрел на нее волком, Уилсон даже опешила от такого взгляда – это не то, на что она рассчитывала. Совсем не то. И время как назло, было тягучим. Она уже успела пожалеть о своем решении с подарком, как вдруг первый всхлип раздался в комнате:       — Кикимеру ещё никто не дарил подарков. Агата опешила, подошла к нему, преодолевая неприятные ощущения в спине, опустилась коленями на пол, пытаясь сравнить их в росте и неловко держа упаковку в одной руке, обняла его. Кикимер расплакался уже сильнее, рыдая в голос. Седрик даже приоткрыл дверь комнаты, хотел убедиться, что все в порядке. Агата одобрительно кивнула и Седрика вновь поглощал мрак коридора.       — Я боялась, что тебе не понравилось, – сквозь улыбку проговорила Уилсон, стараясь сморгуть подступающие слезы. Ей было откровенно жаль его.       — Кикимер очень обижается, что Агата Уилсон могла такое подумать. Кикимер просто не верит, что ему впервые подарили подарок после того как Кикимер стал принадлежать Сириусу Блэку. В какой-то степени Уилсон рада, что не знакома с Блэком лично. Она рада, что не видела то, каким образом он обходился с домовиком.       — Мне очень жаль. Только спустя час Кикимер успокоился, открыв наконец пачку начал с жадностью поедать содержимое. Расспросы Уилсон решила оставить на потом, у самой язык не поворачивался произнести что-либо вслух.