Curse

Дни в поместье Диггори тянулись долго, хоть и иногда они меняли обитель на маггловские отели, хостелы, квартиры, но всегда возвращались в особняк. Потому что Уилсон нужно было упражняться, проверять зелья и продолжать усердные труды в колдомедицине, находя время в тренировке легилимменцией и боевых чарах. Заниматься колдомедициной самостоятельно было крайне сложно, нужен был наставник, нужна была практика, ведь теории хватало с лихвой. С остальным же сложностей не возникало, так как Седрик любезно помогал и зачастую сам инициировал занятия, в силу появившегося времени. Орден притих, затаив дыхание, наблюдая жадно за новостями, имея надежный тыл в Министерстве в виде Кингсли. Новости не радовали, но последнее громкое появление Трио внушало надежду. Скоро весна. Вес-на – противно растягивается в голове. Это ужасное слово хочется перечеркнуть и вычеркнуть из жизни. Скоро все произойдет, она должна быть готова. После случившегося на Гриммо Орден притих, она не знала где находятся они все, кроме Седрика и семейства Уизли, но и не была уверена не переедь они в другое место. Про обнаружение укромной штаб-квартирки на площади она узнала из газеты, принесенной Драко, когда они увиделись через пару дней после случившегося. Малфой появился на пороге хижины бледный, с измученным лицом, держащий в руках свернутый номер «Пророка». Его пальцы дрожали, будто от усталости или боли. Когда он посмотрел на Агату, под маской напускной холодности она смогла прочесть лишь боль, и душевную, и моральную. Серые глаза теперь были походи на бесцветные глаза старика в молодом теле. Она в ужасе открыла рот и тут же закрыла его. Не хотела, чтоб глаза ее показывали жалость. Ни к нему уж точно.       — Что с тобой случилось? Ты не в порядке. Драко попытался уйти от ответа и будничным тоном произнес:       — Относительно. Лучше, чем те, кто вчера работал в Министерстве, - он слабо усмехнулся и кинул газету на стол. Каждый визит к Уилсон для Малфоя — испытание. Он приходит к ней как к единственному человеку, при котором он ещё остаётся собой. Но всё труднее нести с собой запах крови, фальши и лжи. Особенно сюда, где всё ещё пахнет книгами и травами. Где пахнет ею. Где безопасно — и оттого особенно больно. Агата быстро развернула её и начала жадно вчитываться в текст. На первой полосе: «Погром в Министерстве: Пожиратели преследуют нарушителей», а ниже — смазанное, но узнаваемое фото Гарри, Рона и Гермионы. Сердце сжалось, действительно узнавая знакомые черты. Они живы. Внутри затрепетало что-то. Кажется, надежда.       — Они… они правда были там?       — Были. – Драко произнес тихо. – И умудрились уйти. Я не могу понять как. Похоже, кто-то изнутри им помогает, что неудивительно. Или просто безумное везение. Но… Он резко замирает, когда Агата машинально берёт его за запястье. Кожа холодна, и его лицо мгновенно искажается от боли.       — Прости... Что они с тобой сделали? – она сражу отпустила его руку и на лице ее отразился ужас и страх. Что Драко был вынужден пережить? Замешательство отразилось на бледном лице буквально на секунду. Рассказывать не хотелось. Как она умудряется всё чувствовать? Его раздражала её проницательность. И одновременно, она — его точка отсчёта. Пока она рядом, он помнит, зачем делает всё это:       — Неважно. Просто… последствия. В Мэноре считают, что если хочешь подняться — должен доказать лояльность. Я… был достаточно глуп, чтобы попробовать. Дыхание Агаты перехватывает. Она видит, как он умирает изнутри — медленно, но точно. Сколько же в тебе осталось свет? Или тени?       — Драко… Они сделали тебе это?       — Не прямо. Но иногда, чтобы сохранить лицо, приходится идти на кое-какие… ритуалы. Кара за ошибку. Или за чужую слабость. Малфой помолчал, прежде, чем продолжить:       — Это часть игры, Агата. А я её игрок. По крайней мере, снаружи. Драко изменился и от этой мысли ей еще больнее. Он опускается в кресло, откинув голову назад. Агата смотрит на него с болью и злостью. Он устал, он бледен, под глазами — тени бессонницы. И всё равно он здесь. Раны на руках наверняка спрятал, чтоб не видно было. Страшнее представить что там творится без чар.       — Почему ты всё ещё это делаешь?       — Потому что, если не я — они убьют мою семью. Я слишком близко, чтобы остановиться.       — Это тебя разрушает. – Агате стало стыдно от произнесенного, хотелось прикусить язык за такую неаккуратно брошенную фразу. Будто он не знает, – с сарказмом пролетает в голове.       — Если хочешь знать, они искали не просто артефакт. Думаю… крестраж. До меня доходили слухи.       — Крестраж? – переспрашивает, будто пробуя это слово на вкус. Что-то забытое, мелькающее где-то на задворках памяти. Она смотрит на него — внимательно, почти болезненно. Драко всегда был умён, но редко делился. Сейчас он говорит — и в его голосе страх. Не за себя. За неё.       — Часть души. – напоминает Драко параграф из книги в Запретной секции. – Заложенная в вещь. Очень тёмная магия. И если я прав — их цель не убить Волан-де-Морта. Их цель — разрушить его изнутри. Медальон, которые мы уничтожили. Это и был крестраж, но у него их много. Иначе это было глупостью иметь только один крестраж. Драко хотел уже было уйти, оставив ее с непонятным послевкусием и в смятенных чувствах, но Уилсон почти прошептала:       — Останься. Я могу обработать раны. Агата достала сумку и призвала нужный набор склянок. Теперь она всегда таксает эту бездонную сумку на своем поясе, крайне удобно и все под рукой. Щелчок стеклянных пузырьков, лёгкий звон металлического лотка. В её пальцах привычно и уверенно оказались флакон с антисептическим зельем и сложенная белая ткань, пропитанная календулой и серебряной настойкой.       – Разденься до пояса, – спокойно сказала она, не глядя на него. Голос был твёрдый, почти профессиональный. Лишённый лишних эмоций, потому что иначе могла не справиться. Драко не пошевелился.       – Я серьёзно. Иначе начнётся воспаление. Если ты правда собрался дальше изображать преданного последователя, то хоть не помри от лихорадки, ладно?       — Если ты сейчас ко мне прикоснёшься — я вырублюсь, честное слово, – Драко слабо улыбнулся.       — Тогда ты не будешь сопротивляться. Он хмыкнул и, не отвечая, медленно стянул рубашку. Ткань зашуршала, и Агата увидела больше, чем прежде. Раны покрывали спину и плечи, доходили до рёбер. Местами уже затягивались грубой тканью рубцовой кожи. Где-то всё ещё воспалённые, свежие. На одной ране засохла кровь — почти чёрная, как смола. Агата зажала дыхание. Не от страха. От злости и боли, скручивающей внутри. Она опустилась на колени сбоку от кресла, обмакнула ткань в зелье и осторожно коснулась лопатки. Драко вздрогнул, но не издал ни звука.       — Ты хоть кричал? – спросила она вдруг.       — Нет. – короткий, резкий ответ. – Там лучше молчать.       — Как красиво. Культ молчания и боли.       — Ты же понимаешь, зачем.       — Понимаю, – вздохнула Агата. – И всё равно хочется закричать за тебя. Она продолжала обрабатывать раны молча, аккуратно, почти нежно, но твёрдо. Её пальцы дрожали только один раз — когда зелье зашипело на глубокой ссадине у основания шеи. Он опять не издал ни звука. — Ты ненормальный, – прошептала она.       — Зато я теперь ближе к ядру их круга, – слабо усмехнулся он, и в этой усмешке не было радости. – Могу слышать то, что они говорят. Быть рядом, когда решаются важные вещи. А значит, и рядом, чтобы помогать уничтожать их изнутри.       — А если ты не успеешь?       — Тогда, надеюсь, ты успеешь. Они оба знали: времени всё меньше. И на них двоих — груз слишком тяжёлых решений. Она закончила, прикрыла его плечи пледом, стянутым с соседнего кресла. Не по-целительски. По-человечески. Руки предательски дрожали, было сложно унять тремор в непослушных пальцах и Драко это заметил, сразу же взял их в свои прохладные, поглаживая костяшки нежно. Он словно оттаял, к ней снова вернулся прежний Драко, с которым она делилась секретами в Выручай-комнате.       — Только потому что ты это увидела, на Гриммо никого не нашли, никто не пострадал. Но для Пожирателей открылась очень интересная и любопытная локация. Они пытаются прочесать там каждый сантиметр и узнать, как можно больше. Хорошо, что вы убрались за собой.       — Да, это идея Седрика. Седриково предложение казалось настолько логичным, что Уилсон даже и знала почему ей не пришло в голову это вовсе. Логичное оправдание всплывало само-собой – шок или неожиданность факт, что Гриммо рассекретят и еще каким способом. Убрать как можно больше вещей, чтобы не оставить ничего Пожирателям. Сжечь все возможные улики, указывающие на кого-либо, то, что может скомпрометировать и использоваться против них. Скрыть следы прибывания кого-либо. Ужасно хотелось наложить пару веселых заклинаний для Пожирателей, чтоб им было веселее, но она не могла ручаться, что они не заденут и Поттера с его друзьями. Пришлось довольствоваться малым. Агате это жуть как не нравилось. Безумно чесались руки. Но она все понимает, понимает риски и лишь упрямо поджимает губы, когда окидывает Гриммо последним взглядом. Седрик отправил последнего патронуса Тонкс и Люпину с предупреждением впредь не появляться там более.       – Когда Пожиратели стали рассматривать аппартаменты, они не нашли даже Кикимера.       – Верно, - немного замялась Агата. Сердце ее защемило при одном упоминании Кикимера, уж очень ей было его жаль. – Он доверяет мне, и я предупредила его о своем сне тоже, попросив укрыться. Он должен был спрятаться вместе с Добби. Драко кивнул, не сразу отвечая. Казалось, он не столько удивлён, сколько взвешивает последствия.       — Если он ушёл — хорошо, — наконец произнёс он. — Меньше свидетелей. Агата прищурилась.       — Ты думаешь, он бы стал говорить. Она задумывалась об этом ранее, но кажется, редко кто задумывался из Ордена. История с Сириусом научила ее тому, что нельзя расслабляться, если кажется, что противник маленький. Обычно удары таких оппонентов самые болезненные и неожиданные. А ещё чреваты потерей жизни.       — Не знаю, — спокойно сказал Малфой, устремляя взгляд на одну точку где-то за её плечом. — Это же всё-таки... существо. С верностью, привычками, привязанностями. Наверное, он тебе и предан. Но если его поймают, вытянут всё, что знают. Не Авроры — Пожиратели. А они спрашивают не письменно. Агата вздрогнула. Её рука сжалась на подлокотнике кресла.       — Он знает не всё, – сказала она, тише, но с убеждённостью. – Я намеренно не втягивала его глубже. Он не знает больше нужного. Он даже не видел тебя. Малфой кивнул. Выдержанно и холодно, возможно не до конца поверив.       — Тогда ладно. Он снова замолчал. По лицу его нельзя было прочесть, что именно он думает, но на мгновение стало ясно: в этом молчании больше напряжения, чем слов. Не недоверие к Кикимеру — осторожность. Осторожность ко всему. Почти на грани с паранойей. Драко сидел молча, с опущенными плечами, укутанный в плед, раны под бинтами пульсировали притуплённой болью. Но она уже не была жгучей, уже не разрывала плоть. Агата стояла рядом, не решаясь уйти первой. Казалось, между ними повисло что-то невидимое, но настоящее. Как послевкусие пережитого страха. Как нить, незаметно сплетённая из боли, тишины и неразрешённых вопросов.       — Тебе надо отдохнуть, – тихо сказала она, глядя на него сверху вниз.       — Я не могу. Не здесь. Не сейчас.       — Здесь безопасно, – Уилсон чуть приблизилась. – И хотя бы пару часов. Ты же не человек-машина. Я побуду здесь, пока ты не проснешься. Он вскинул на неё глаза. Серая сталь зрачков потускнела, была в них усталость — не только физическая. Усталость выбора. Усталость игры. Усталость от лжи, от масок, от ожиданий. Он не ответил. И тогда Агата, сама не зная почему, опустилась на колени рядом с его креслом и обняла его – осторожно, так, чтобы не задеть свежие повязки. Малфой вздрогнул. На миг напрягся. Руки остались на подлокотниках, как будто он не знал, что делать. Как будто тело отказывалось верить, что к нему прикоснулись без боли. Без приказа. Без условий. Но затем – медленно, неуверенно – он накрыл её плечи своими руками и позволил себе обнять в ответ. Не крепко. Не с силой.       — Я не помню, когда в последний раз засыпал… не в страхе, – прошептал он почти неслышно. – Или без зелья сна. Уилсон не ответила. Просто сидела в кресле рядомне отстраняясь, не торопясь. И тут она почувствовала: ему больно. Слишком часто он держался, делал вид, что выше этого, но каждый раз, когда говорит о Пожирателях, о своей семье — в голосе появляется щербинка. Как трещина в стекле, по которой однажды пойдёт удар. И он заснул. В кресле. Под пледом. Спокойно. Впервые за долгое, ужасающе долгое время. Когда почти стемнело, и Агата осторожно поднялась, не разбудив его, он всё ещё спал, прикрытый мягким светом свечи рядом. Через пару часов он отправится обратно — в Менор, в холод и контроль. А она — к Седрику, в укрытие, где нужно будет снова собирать информацию, снова следить, снова прятаться. Но сейчас у них есть это безмятежное мгновение. Агата не могла отделаться от мысли, что теперь практика в колдомедицине, о которой она так грезила, наконец добралась ей прямо в руки. Бойся своих желаний, Уилсон, – ехидно пронеслось в голове.