Леон Поттер

Гарри со вздохом просыпается. Затем он снова откидывается на подушки, сверля хмурым взглядом балдахин. Они с Леоном продолжают усердно улучшать его навыки в окклюменции, но Гарри еще не настолько в ней преуспел, чтобы полностью блокировать видения, насылаемые Волдемортом. Однако теперь они пробиваются в его разум гораздо реже — лишь проблески отвратительных ритуалов и постоянное чувство беспомощности Волдеморта, застрявшего в теле монструозного младенца. Гарри поднимается с постели и выходит из спальни, по пути хватая мантию-невидимку. Он неспешно спускается по лестнице и покидает Башню, вдыхая стылый ночной воздух. Ему хочется посидеть на улице, любуясь звездами. Иногда это помогает ему заснуть. На пне рядом с хижиной Хагрида кто-то сидит. Заинтригованный, Гарри сразу же устремляется к ней. Обычно он никого не встречает во время подобных прогулок, ему любопытно. И это чувство лишь усиливается, когда он понимает, что на пне сидит Леон, который поворачивает голову и смотрит прямо на Гарри, несмотря на мантию-невидимку, скрывающую его с головы до пят. — Не спится? — тихо спрашивает Леон. Гарри качает головой и садится рядом с ним. — Сны от Волдеморта. А ты чего не спишь? Леон загадочно улыбается, словно говоря «я ничего тебе не расскажу», от чего Гарри привычно раздражается, но терпеливо сдерживается. — Тоже сны. И у меня возникла мысль, которая меня очень беспокоит, но которую я не могу доказать. — Что за мысль? Леон колеблется достаточно долго, что заставляет Гарри уставиться на него, нахмурив брови. Он думал, что Леон не такой, как те взрослые, которые все от него скрывают, — как в тот раз, когда они не рассказали ему, что Сириус Блэк его чертов крестный отец. Но, видимо, он ошибался. Спустя пару минут Леон вздыхает и говорит: — Я размышлял, почему Дамблдор так обеспокоен из-за меня. Мое появление явно взволновало его даже больше, чем самозванец, притворяющийся Аластором Грюмом. И я не могу избавиться от мысли, что… Гарри, мне кажется, что мое нахождение в замке мешает ему воплотить планы в отношении тебя. — Какие именно планы? — шепчет Гарри. У него пересыхает в горле, и он прокашливается, прежде чем хрипло повторить. — Что за планы? — Планы о том, как использовать тебя в войне. — Леон поворачивается лицом к нему. — Должна быть причина, почему Дамблдор не занял более активную позицию в борьбе против Волдеморта или, по крайней мере, не спросил тебя о твоих видениях, как только я сообщил ему, что мы изучаем окклюменцию. Но он как будто специально выжидает. Словно он знает что-то, неизвестное нам, или нуждается в чем-то конкретном. Теперь у Гарри действительно пересохло в горле. — Ты думаешь, ему нужно, чтобы я что-то сделал? Леон кивает. — И мне нужно это выяснить. Или как-то иначе изменить положение дел. У меня есть одна идея. Я знаю, чему он точно не сможет противостоять. Я колебался, потому что для этого дела мне потребуется твоя помощь, и я не уверен, как ты отнесешься к идее выступить против твоего директора. — Я хочу помочь, — мгновенно говорит Гарри. — Так или иначе, я всегда вовлечен, но обычно без разрешения взрослых, они просто ничего не предпринимают, а потом расстраиваются, когда я вмешиваюсь! Леон окидывает его изучающим взглядом, а затем кивает. — Хорошо. Но мне придется раскрыть тебе много секретов. — Я хочу знать! — Обо мне. О том, кто я такой. Гарри колеблется. Леон это самое замечательное, что когда-либо случалось в его жизни. Хочет ли он нарушить эту идиллию и получить ответы, которые ему не нужны? Но он доверяет Леону, потому что он — лучшее, что случалось с Гарри. Он выпрямляется и кивает. — Я готов.

***

Они сидят в гостиной перед камином. Леон кажется смущенным, но его взгляд полон решимости, и Гарри не смеет просить о большем. Гарри пристально наблюдает, как Леон протягивает руку и проводит палочкой по своему лбу. Кожа покрывается рябью, словно отслаиваясь, а затем на этом месте появляется шрам в виде молнии. Гарри не может отвести взгляд. Его словно пригвоздили к месту, лишив всех сил. Леон смотрит на него, и Гарри внимательно разглядывает его лицо. Теперь ему кажется странным, что он сразу же не узнал свои собственные глаза. Конечно, причина в том, что он никогда и помыслить не мог, что станет кем-то настолько могущественным и выдающимся. — Так ты — из другого мира? — шепчет Гарри. — Из будущего, — поправляет Леон. — Я пережил то же, что и ты, и не смог с этим смириться. Я так долго не мог признать то, что со мной произошло, что совершил ужасный поступок. Я потерял контроль над своей магией. Куча людей сгорели заживо. И это даже не самое страшное, что произошло. — Леон испускает медленный, прерывистый вздох. — Я вернулся, чтобы помочь тебе и дать тебе то, чего не было у меня. — Но я — это ты. В ответ Леон улыбается. Гарри не может представить себя с такой улыбкой. Хотя после времени, проведенного в компании Леона, его представление о себе может измениться. — Я в курсе. — Это сумасшествие. — Гарри начинает смеяться, а затем останавливается, потому что для его собственных ушей его смех звучит безумно. — Но как ты это сделал? Почему будущее просто не схлопнулось? Почему ты решил вернуться именно сюда вместо того, чтобы прийти и спасти меня от Дурслей? — Я принес жертву, — просто говорит Леон. — Я пожертвовал своим собственным будущим. Всем. Ужасными вещами, которые я совершал. Тем хорошим, чего я добился. Подобная жертва изменила время еще до того, как я отправился в прошлое, и стерла все следы моего существования. И я вернулся сюда — так далеко, как только мог. Это все, что позволила мне жертва, лишив возможности вырастить тебя самому. — Он наклоняется вперед, упираясь локтями в колени, и улыбается Гарри. На этот раз это улыбка, полная боли, и Гарри отводит взгляд. Теперь он полностью убежден в том, что Леон — это он. — Я бы хотел, чтобы все было иначе. Ты отличный парень, Гарри. — Я — это ты. Разве тебе не кажется, что ты разговариваешь с зеркалом? Леон качает головой. — Больше нет. Сейчас мы достаточно разные, и я надеюсь, что будущее не повторится. И… — Он вздыхает. — Я не позволю Волдеморту и Дамблдору использовать тебя в своих целях. — Каких? — шепчет Гарри. Мир по ногами сдвигается и он теряет опору, о существовании которой раньше не подозревал. — Ты знаешь, что такое крестраж? — Спрашивает Леон, а затем слегка фыркает. — Конечно, нет. В твоем возрасте я этого не знал. Крестраж — это вместилище для частички души. Темные волшебники иногда используют их, чтобы обрести бессмертие. Пока душа привязана к объекту, они не могут умереть. Для их создания требуется убийство. Гарри не может подавить дрожь. — Это то, что использовал Волдеморт? Леон кивает. — У Волдеморта их семь. Кроме него, никто не был настолько глуп, чтобы создать больше одного. Один из них был создан случайно. Он протягивает руку, и его пальцы мягко указывают на шрам Гарри, не прикасаясь к нему. Гарри хватает ртом воздух, пытаясь унять начавшуюся истерику, но Леон обнимает его, склонив голову, и нежно говорит: — Я отреагировал ничуть не лучше, когда узнал об этом. Все хорошо. Я помогу тебе, Гарри. Я могу вытащить из тебя крестраж и привязать его к своему шраму. И теперь я знаю, как избавиться от него иначе, чем в первый раз. — Что ты сделал? — Собственных голос кажется Гарри незнакомым. — Мне пришлось позволить Волдеморту ударить меня Смертельным проклятием. Гарри резко бьет Леона кулаком в плечо. — Ты не посмеешь! — Не посмею. — Леон прижимается мягким поцелуем к его шраму, и это такое странное ощущение, но Гарри почему-то все равно, что Леон — это он. Что действительно важно, так это то, что он является самым заботливым человеком в его жизни. — Как я уже сказал, я знаю другой способ. Мы справимся, Гарри. Ты будешь жить. У тебя будет счастливая жизнь. — Как и у тебя, иначе в чем смысл? — О, Гарри. Я уже счастлив.

***

Ритуал по удалению крестража из шрама Гарри и привязыванию его к шраму Леона — Гарри не может думать о нем как о Гарри Поттере — происходит в полночь в день весеннего равноденствия. Леон попытался объяснить, почему этот день такой особенный, но Гарри слишком нервничал, чтобы что-то запомнить. Он лишь знает, что многое в ритуале завязано на зеленом цвете. Цвет весны. Цвет Смертельного проклятия, его глаз, Слизерина, и еще кучи всяких разных вещей, которые не хочется представлять. Гарри лежит спиной на траве, его руки и ноги обмотаны зелеными шарфами. Леон возвышается над ним, тихо напевая катрены на латыни, — Гарри не совсем уверен, что это именно пение, но мягкий, ритмичный речитатив и периодическое изменение интонации очень его напоминают. Внезапно, трава начинает колыхаться. У Гарри перехватывает дыхание, но он остается неподвижным. Поначалу ему кажется, что он находится в эпицентре землетрясения, но это не так. Вместо этого он наблюдает, как перед ним поднимается бугорок кожи — это его собственный лоб? — а потом из него вырывается какая-то черная дымка. Она приближается к Леону, который смотрит на нее и не сдвигается ни на дюйм. Однако его пение набирает темп, а палочка беспорядочно мелькает в ладони, словно может вылететь из его руки в любую секунду. Черная дымка замирает в воздухе, и Леон кивает и добавляя новые слова в песню — кажется, будто теперь он обращается к Крестражу. Гарри вздрагивает. Его не волнует, что Леон разговаривает с Крестражем, но что, если тот понимает? Гарри не нравится думать, что он на это способен. Леон внезапно смеется. Гарри кажется, что Крестраж застывает, и он хочет сделать то же самое. Смех Леона… Он никогда не чувствовал себя менее похожим на него. Леон может сколько угодно говорить о безгрешности Гарри и о том, как он вернулся, чтобы оградить его от ошибок, совершенных им самим, но Гарри уверен, что человек с таким смехом, не способен на ужасные поступки. Он хочет быть таким же, как Леон. «Может быть, для меня еще не все потеряно», — думает он, когда Крестраж перемещается вперед и соединяется со шрамом Леона. Мужчина испускает единственный болезненный вдох, но мгновенно успокаивается, размеренно дыша. Гарри свирепо смотрит на него, но Леон не снимает чары, которые защищают Гарри от влияния Крестража и удерживают его неподвижным. Его лицо искажается в болезненной гримасе, и он едва сдерживается, чтобы не схватиться за лоб. Гарри очень рад, когда Леон убирает шарфы и кивком разрешает Гарри двигаться. Тогда он встает и обнимает своего… себя. Своего друга. Своего отца. Своего старшего брата. Гарри не знает, кем именно Леон стал ему сейчас. Он просто рад, что он рядом.

***

Гарри осторожно ерзает на стуле. Он понятия не имеет, зачем Леон захотел встретиться с Дамблдором и Сириусом. Леон был с ними дружелюбен, но не скрывал своего недоверия — хотя, когда он говорит о Сириусе, в его голосе сквозит нечто иное. Его глаза наполняет глубокая печаль. Гарри еще не спрашивал об этом. Теперь, когда он знает, что Леон пришел из будущего, он не уверен, что хочет услышать о судьбе Сириуса. Леон спокойно сидит, сложив руки на животе. Сириус болтает ногой, заняв стул в другом конце кабинета, и время от времени кидает на Леона полные подозрения взгляды. Директор Дамблдор улыбается, но Гарри кажется, что его улыбка выглядит искусственно. Может быть, он не так спокоен? Может быть, он, как обычно, пытается быть таинственным, но по какой-то причине это не работает? — Лимонную дольку? Леон качает головой, хотя его глаза позабавлено мерцают, и Гарри думает, что Леон не в первый раз слышит эти слова. — Нет, спасибо, директор. Я попросил о встрече, потому что хотел обсудить судьбу крестражей Волдеморта. Лицо Дамблдора резко бледнеет, и Гарри искренне опасается, что он может упасть в обморок. Затем Сириус восклицает: — Чего? — Крестражи, — говорит Леон. — Вот как он обрел свое бессмертие. До прошлой недели один из них был в шраме Гарри. Я вынул его и привязал к себе. Гарри приходится очень сильно прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Он любит Сириуса, и ему нравится директор, но их удивление выглядит очень забавно. Сириус переводит взгляд с Леона на директора, а потом качает головой и говорит: — Ты знал об этом, Альбус? — Вы не должны были об этом узнать. — Директор пристально смотрит на Леона, который лишь пожимает плечами. Гарри вжимается в спинку стула, чувствуя, как внутренности сжимаются в тугой узел. Он даже не отрицает, что был в курсе. — Так ты собирался убить Гарри, чтобы избавиться от Волдеморта? Ты собирался убить моего крестника? — голос Сириус звучит так, словно внутри него тоже есть тугой узел, но он находится в его горле и заставляет выплевывать слова. — Я собирался сделать то, что было необходимо, Сириус. — Принести в жертву моего крестника?! Гарри оглядывается, когда чувствует руку на своем плече. Леон нежно прижимает его к себе. Он слабо улыбается Гарри, а затем произносит заклинание. Красное перышко вплывает в самый разгар спора, но Гарри не уверен, что оно сможет чем-то помочь. И Сириус, и директор сейчас слишком взвинчены, чтобы обращать внимание на кого-то еще. Затем перо взрывается, превращаясь в спиральный фейерверк, и в воздухе появляется красивый силуэт синего феникса. Гарри восторженно ахает. Фоукс одобрительно щебечет со своего насеста. Сириус, резко моргнув и словно придя в себя, садится на стул. Директор же не сводит глаз с Леона. — Я никогда не видел подобного заклинания. — Я многому научился, — говорит Леон и улыбается. — Давайте продолжим. Мы ушли от темы. Что мы собираемся делать теперь, когда ваш план в отношении Гарри больше не имеет смысла, сэр?

***

— Полагаю, теперь я понимаю, откуда ты все знаешь. Леон легко смеется, отступая от обугленного круга в траве, где Адский огонь поглотил медальон, взятый из дома Сириуса, и диадему из Выручай-комнаты в Хогвартсе. Гарри не терпится вернуться и подробнее изучить эту комнату, но он чертовски рад, что Крестража там больше нет. — Это и правда все объясняет. — Ты позволишь Дамблдору и Сириусу помочь тебе? — Гарри пружинящей походкой идет рядом с Леоном, когда они возвращаются в Хогвартс с поляны в глубине Запретного леса. Пока Леон рядом с ним, ему нечего бояться. — Не уверен, что стоит, — говорит Леон. — Я знаю, что Сириус хочет помочь, но у него есть привычка сначала делать, а потом думать. Судя по выражению его глаз, Леон говорит о чем-то конкретном, о чем он снова ему не расскажет. Гарри пожимает плечами. Он все еще доверяет Леону. — В прошлый раз, когда Дамблдор столкнулся с одним из крестражей, он не смог побороть искушение, взял его в руки и надел, — продолжает Леон. Гарри резко останавливается. Леон кладет руку ему на плечо, чтобы мягко подтолкнуть вперед, без слов напоминая ему, что они находятся в Запретном лесу ночью. Но Гарри не может удержаться от восклицания. — Но как можно быть настолько глупым? — удивленно спрашивает он. — Сомневаюсь, что он сделает это снова. Однако мне все еще неловко просить Дамблдора помочь нам. Но если ты не согласен, я тебя послушаю. Гарри чувствует, как сердце сжимается в груди. Леон слушает и разговаривает с ним именно так, как он всегда хотел. Конечно, у Леона есть преимущество, потому что он пережил то же, что и Гарри, и точно знает, как больно быть проигнорированным и оставленным в стороне. Но Гарри все равно. Тот факт, что Леон здесь и слушает его, намного важнее всего остального. — Нет, — говорит Гарри, немного подумав об этом. — Я не думаю, что это хорошая идея. Все может повториться. К тому же, нельзя исключить возможность того, что Дамблдор передумает и попытается убедить меня помочь ему с его первоначальным планом. — Он делает паузу, не уверенный, что последнее предложение имело смысл, но Леон улыбается и кивает. — Да, я тоже так подумал. — Он протягивает руку и нежно сжимает плечо Гарри. — Я рад, что, несмотря ни на что, у нас все еще есть нечто общее. Гарри лучезарно улыбается ему в ответ.

***

— Ты так разозлился из-за того, что Дамблдор взял в руки Крестраж, — язвительно говорит Гарри, разъяренно втирая целебное зелье в распухшую руку Леона. — А потом сделал то же самое, да? — Нет. — Леон осматривает свою руку, лежащую на столе, с каким-то клиническим интересом, напоминающим Гарри о мадам Помфри. Однако такие мысли неприятны, поэтому он поводит плечами и старается не отвлекаться от работы. — Но у двери была защита, которую я не учел. — Что за защита? — Змея. Руки Гарри на секунду замирают, а затем он продолжает втирать зелье. — Ты можешь разговаривать со змеями? — Да. — Леон смотрит на него. — Это умение осталось даже после уничтожения Крестража. Но я прошу тебя никому об этом не рассказывать. — Ты можешь рассчитывать на меня, — говорит Гарри и снова думает о том, насколько Леон отличается от большинства взрослых вокруг него тем, что доверяет Гарри. Конечно, Сириус тоже ему доверяет, но иногда он замыкается в себе и отвечает молчанием на вопросы о том, с кем дружила его мама. — Но если змея пряталась на земле, почему ты поранил руку, а не ногу? — Она пряталась выше, — говорит Леон и, нахмурив брови, качает головой. — По правде, она была прибита к двери. — Прибита? Но я думал, Волдеморту нравятся змеи. Леон пожимает плечами, отчего мышцы под его кожей поднимаются и опускаются так плавно, что Гарри на секунду завидует. Он все еще низкий и тощий, и хотя Леон уверяет его, что это изменится, трудно поверить, что когда-нибудь он вырастет таким же сильным, как Леон. — Мне кажется, кто-то из Гонтов оставил ее там. Она укусила меня, когда я открыл дверь и поднес руку слишком близко к ее скелету. Гарри решает, что не хочет знать подробностей. Ему хватает забот с нанесением целебных зелий на руку Леона. Удивительно, но во всем остальном у него довольно нормальная жизнь. Он делает домашнее задание, разговаривает с Сириусом и проводит время с Роном и Гермионой (хотя иногда ему приходится притворяться, что он не слышит их вопросов о Леоне). — Ты говорил, что планируешь прочитать лекцию по ЗОТИ моему курсу, — наконец говорит он, откидываясь на спинку стула и любуясь тем, как уменьшается красная опухоль на руке Леона. Зелья оказались намного полезнее, чем он думал по урокам Снейпа, но опять же, Леон — лучший учитель, чем Снейп. — Говорил. — Не мог бы ты сделать это завтра? Леон поднимает брови. — Есть ли что-то особенное в завтрашнем дне? — Только то, что последний аврор из Министерства — действительно скучный лектор. — Гарри немного ерзает, когда взгляд Леона пригвождает его к месту. — Эм, и еще, он сказал, что у нас может быть практический экзамен. Леон смеется. — Ты понимаешь, что даже если он согласится позволить мне выступить, это лишь отсрочит экзамен на несколько дней? — Но эти дни мне не нужно будет учиться! — говорит Гарри, а затем снова ловит взгляд Леона. — То есть, эти дни я мог бы использовать для подготовки к экзамену? Когда теплый смех Леона окружает его, Гарри признается себе, что он рад появлению Леона в прошлом, даже если это означает (и Гарри винит себя за эти мысли), что он страдал в своем будущем.

***

— Я просто хочу знать, кто вы такой, вот и все. Гарри недовольно хмурится, когда поворачивает к двери Леона и обнаруживает, что Гермиона стоит перед ней, уперев руки в бедра. Гарри понимает, почему Гермиона хочет узнать больше о Леоне, честное слово. На ее месте он бы тоже сходил с ума от этой тайны. Но ему хочется иметь свои секреты. В прошлом году Гермиона утаила от него Маховик Времени, и Гарри уверен, что она бы и дальше хранила его в секрете, если бы Дамблдор не вынудил ее раскрыться. Ему тоже должно быть позволено иметь тайны, в которые она не станет совать нос. Это будет честно. — Вы знаете, кто я такой. Леон Поттер. И я уверен, что Гарри поведал вам о нашем родстве. Голос Леона мягкий и нежный. Гарри внезапно осознает, что, должно быть, он знал Гермиону в своем времени, скорее всего, даже дружил с ней, как и Гарри. Об этом так чертовски странно думать. — Но это ведь не вся правда. Вы все мне расскажите. Гарри пораженно моргает. Он никогда не слышал, чтобы Гермиона так разговаривала с профессором. Ну, технически, Леон не профессор, но он читал им лекции и научил нескольким заклинаниям некоторых студентов. Гермиона командует Леоном так, словно… Словно он Гарри. Одна мысль о том, что Гермиона каким-то образом узнала правду приводит его в ужас, и Гарри уже открывает рот, собираясь выдать себя, но Леон спокойно встречает его взгляд и едва заметно качает головой, так слабо, что Гермиона даже не оглядывается через плечо. Затем он улыбается Гермионе, но за этой улыбкой скрывается что-то твердое и непреклонное. Гарри внутренне ликует. — Мисс Грейнджер. Ваше любопытство делает вам честь. Но есть вещи, которыми взрослый человек не обязан делиться с людьми, с которыми не хочет. Гарри медленно выдыхает. Он думал об этом раньше — о том, что делает человека взрослым, и эта мысль нравится ему все больше. Ему тоже позволено быть взрослым и иметь свои тайны, вместо того, чтобы рассказывать все друзьям или Дамблдору. И теперь у них с Леоном есть общий секрет. — Но я хочу знать! — И Гермиона топает ногой, чего не делала с первого с курса. Леон выпрямляется при этих словах. — Мисс Грейнджер, одного вашего желания недостаточно. Более того, вы ведете себя грубо. Все ваши профессора и Гарри заверяли меня, что вы вежливая юная леди. Я неприятно удивлен и разочарован, что вы опровергаете их мнение о вас. Гарри вздыхает, прижимая ладонь ко рту. Леон такой спокойный. Гарри тоже хочет научиться подобному самообладанию. Глаза Гермионы расширяются. Гарри на мгновение кажется, что она сейчас разрыдается, но она только краснеет. — Извините, мистер Поттер, — бормочет она. — Но я действительно хочу знать. — Может быть, когда-нибудь я все вам расскажу. Но требовать от меня правды — не самый лучший способ ее получить. Гермиона на минуту задерживается, а затем уходит, и Гарри ныряет обратно за угол, прячась от ее глаз. Она была бы унижена, если бы узнала, что он стал свидетелем этой конфронтации. Гарри выходит из-за угла, и хотя он первым делом собирался спросить, смог ли Леон забрать крестраж из Гринготтса, с его губ срывается совсем другой вопрос: — Ты ведь на самом деле не собираешься ей ничего рассказывать, правда? Леон качает головой, на его губах появляется усталая улыбка. — Нет. Это означало бы переступить определенные границы, которые я предпочел бы сохранить. Следует разделять прошлое и будущее. И, по правде говоря, ей не нужно знать, Гарри. Гарри расслабляется. Он так сильно хочет сохранить этот секрет между ним и Леоном. Обычно, он не получает того, что хочет. Но с Леоном он получает все и даже больше. — Все получилось? — спрашивает он и ухмыляется, когда Леон поднимает оплавленную, покрытую гарью штуковину, которая, возможно, когда-то была золотой чашей. — Как тебе удалось ее забрать? — интересуется Гарри, потому что Леон больше всего беспокоился об этом крестраже. Он сказал, что гоблины не отпустят его, если он не сможет предложить им ничего взамен. — Я поделился секретом путешествий во времени, — говорит Леон, когда они входят в его комнаты и плотно закрывают за собой дверь. — Они сами попросили. Они с первого взгляда поняли, что я не из этого времени. Гарри моргает. — Но ты сказал, что тебе пришлось пожертвовать своим будущим. Разве они смогут использовать твой способ? — У всего есть цена. — Леон растягивает губы в ухмылке, и Гарри может только мечтать, что когда-нибудь он тоже станет таким крутым. — Но это уже не моя проблема, ведь так? Я выполнил условия сделки. Гарри смеется, представляя выражение лиц гоблинов. Затем лицо Леона серьезнеет, и Гарри внутренне напрягается, готовясь к чему-то плохому. Но Леон лишь протягивает руку и ерошит его волосы, продолжая выглядеть серьезным. — Я всегда сдерживаю обещания, — мягко говорит Леон. — Это касается моих слов о том, что я позабочусь о тебе. Я хочу, чтобы ты помнил об этом, что бы ни случилось. Мне придется сделать кое-что опасное, чтобы избавиться от Крестражей в моем шраме и змее Волдеморта. Но я обещаю, что вернусь к тебе. — В его змее? Фу. В ответ Леон смеется. — Что сказать, Волдеморт не стремиться следовать нормам морали и хорошего поведения. — Затем его веселье улетучивается, и он пристально вглядывается в лицо Гарри. — Ты меня услышал? Я вернусь к тебе, обещаю. Ты веришь мне? Гарри делает глубокий вдох. Он знал, что уничтожение крестражей приведет к битве с Волдемортом, в которой он не будет участвовать. Вот только это не совсем так, ведь пророчество, о котором Леон ему рассказал, в конце концов исполнится. Просто Леон сделает это за него, снова. — Да. А потом Леон крепко обнимает его, прижимая к себе, и Гарри обнимает его в ответ, снова испытывая вину за свои мысли. Он так рад, что Леон вернулся в прошлое.

***

В конце концов, в газетах появилось по меньшей мере три разные версии этой истории. По одной из них Леон встречается лицом к лицу с Сами-Знаете-Кем в полуразрушенном доме и уничтожает его каким-то хитроумным заклинанием, название которого газеты отказываются давать, потому что «это может произвести слишком сильное впечатление на молодые и восприимчивые умы». Гарри подозревает, что этот эвфемизм означает, что они попросту понятия не имеют, какое заклинание использовал Леон. Тело Сами-Знаете-Кого предположительно исчезло во вспышке зеленого света. По другой версии эпическая битва произошла на кладбище, где предположительно был похоронен отец Тома Марволо Риддла. Тогда впервые раскрывается маггловское происхождение Волдеморта, и Гарри напрягает слух, ожидая услышать крики отрицания, доносящиеся из гостиной Слизерина, но, к своему разочарованию, ничего не слышит. Однако Малфой выглядит бледным и потрясенным в течение нескольких дней после этого откровения, поэтому Гарри более чем доволен. Последняя из версий утверждает, что Леон использовал Адский огонь, чтобы убить и змею, и Сами-Знаете-Кого. Эта история самая запутанная, потому что в ней также говорится, что огонь на самом деле не был Адским — скорее всего, потому, что никто не хочет арестовывать победителя Волдеморта за использование Темных искусств, думает Гарри, — и что Леон использовал его на себе тоже. С другой стороны, Леон раскрывает некоторые фрагменты реальной истории так, чтобы люди не догадались о крестражах. — Ты думаешь, кто-то пойдет по его пути? — спрашивает Гарри, навещая Леона в Больничном крыле, где он восстанавливается после магического истощения. Леон пожимает плечами. У него на лбу лежит холодный компресс, чтобы успокоить головную боль, возникшую из-за удаления Крестража. Конечно же, мадам Помфри об этом не знает и просто думает, что это какое-то магическое состояние, при котором опасно использовать зелья. — Я знаю по крайней мере одного человека, который пытался создать крестражи. — Там, откуда ты пришел? Леон кивает ему с предупреждающим блеском в глазах. Впрочем, ему не о чем беспокоиться. Гарри точно знает, что никто не может их подслушать. — Да. К счастью, у нее ничего не получилось, но она точно не собиралась ограничиться одним. Гарри вздыхает и садится рядом с ним. Иногда ему жаль, что он позволил Леону решить все в одиночку, и он знает, что Дамблдор и Гермиона сходят с ума из-за того, что не знают всей правды. Но он рад, что все так сложилось. Леон справился со всем, и Гарри стал просто обычным студентом (не считая того факта, что он всю ночь не спал, надеясь, что Леон вернется). Ему не обязательно было участвовать в Турнире. Ему не нужно было уничтожать крестражи или беспокоиться о том, чтобы как-то избавиться от одного из них в шраме. Он даже оценил тот факт, что вчера сдавал экзамены как самый обычный студент. — Что теперь будет? — спрашивает он. — Ты о чем? — Леон прикладывает холодную ткань ко лбу и морщится. — Можешь наложить на нее Охлаждающее заклинание? Сейчас мне нельзя колдовать. Гарри хихикает, вынимая свою палочку из остролиста, и накладывает заклинание. — И ты действительно собираешься следовать указаниям мадам Помфри? — Почему нет? Сейчас у меня есть шанс жить в лучшем мире. Гарри сглатывает, чувствуя, как страх оседает неприятной тяжестью в груди. — Об этом я и говорю. — Я не совсем тебя понимаю, Гарри. — Я хочу сказать… ты пришел сюда, чтобы помочь мне и избавить от необходимости участвовать в Турнире, а потом ты победил Волдеморта. Ты… ты все еще хочешь заботиться обо мне? Ведь все, ради чего ты вернулся, уже сделано… Вопреки рекомендациям мадам Помфри Леон садится и обнимает Гарри свободной рукой. — Конечно, Гарри. Конечно, милый. Прости, что заставил тебя думать, будто я брошу тебя. Гарри крепко прижимается к Леону, чувствуя, как слезы застилают ему глаза. — Тебе не за что извиняться. Ты не виноват. Это просто… глупо. После Дурслей трудно поверить, что кто-то может захотеть меня навсегда. — Это не глупо. Я сам чувствовал нечто подобное. — Руки Леона обнимают его так крепко, что Гарри на секунду становится нечем дышать, но тот сразу же мягко отстраняется. — Мы можем делать все, что ты захочешь. Ты можешь провести лето со мной, или навестить Сириуса, или найти для нас другой дом, или играть в квиддич. Ты свободен. Гарри пристально смотрит в глаза Леона. Ему все равно, подслушает ли их кто-нибудь. Он должен это сказать. — Как и ты. В ответ Гарри получает таинственную улыбку, полную обещаний, и приходит в восторг. Но Леон лишь отвечает: — Я знаю, — и позволяет рукам передать главную мысль. Я люблю тебя. Гарри так долго мечтал услышать эти слова от взрослого, и ему все равно, что их произносит он сам, повзрослевший и вернувшийся в прошлое. Леон дал ему все, чего он когда-либо хотел. Это их мир, и они собираются наслаждаться им по полной. Конец.