младший сын прокурора

Kim Petras — Heart to Break

Ещё пара не началась, а Чонгук уже ненавидел этот день. Стоило ему открыть свой ящик, как из него тут же — с истеричным, злобным хохотом — выпрыгнул клоун, спрятавшийся в яркой коробочке. Чонгук вздрогнул и подпрыгнул на месте — впрочем, не он один, рядом стоящие тоже вздрогнули. Глубоко вдохнув, он шумно выдохнул, внутренне недовольно прорычал на выходки Джонхана и, не особенно аккуратно, со злости, запихнул клоуна обратно в коробку. А хотелось бы и Джонхана туда же: тот ещё шут. Разложив в ящике свои вещи — в основном запасные джинсы и футболку, пару книг и канцелярию, — Чонгук вдруг зацепился взглядом за полароид: их с Тэхёном фото, единственное, прикреплённое на верхнем уголке дверцы. Улыбнулся тепло. То было их третье нормальное свидание — на лошадиной ферме, — и закончилось оно слегка… грязно. Нет, не в том смысле. Просто альфу, по ошибке Чонгука, лягнула лошадь — прямо в корыто с какой-то вонючей водой и травой. Не навозом — и на том спасибо. Хотя, честно говоря, радости и это не прибавило: Тэхён стал темнее тучи. Чонгук в тот момент уже подумал, что потерял мужика, но тот вдруг — совершенно неожиданно — рассмеялся и сказал, что ни одно их свидание не обходится без какой-нибудь херни. И ведь правда. На первом свидании Тэхён пригласил его в парк развлечений. Завершающим пунктом их веселья стало колесо обозрения — а Чонгук постеснялся признаться, что у него жуткий страх высоты. В итоге его вывернуло съеденным обедом прямо в кабинке — со слезами стыда на глазах. Но тогда он понял одно: Тэхёну это нипочём. Тот не только не сбежал, воротя клюв, но и нажал на тревожную кнопку, потом отпаивал его водой и даже сбегал в аптеку за таблетками — а она, между прочим, находилась в конце другой улицы. Бледно-зелёный Чонгук тогда подумал: искал медь, а нашёл золото. Хотя, если честно, и не искал особо. Но не суть. На втором свидании Чонгук и вовсе чуть не лишился альфы навсегда: кто ж знал, что у того аллергия на мёд. Он-то обожает его, и фиг знает, откуда такая страсть — все в семье терпеть мёд не могут, включая маму. У него постельное бельё с пчёлками, огромная домашняя футболка с сотами, чай он пьёт с мёдом, сладости на его основе любит — в общем, медовая душа. А ещё готовить свои любимые пирожные с ним тоже обожает. Ну и приготовил Тэхёну коробочку, куда уместилось шесть штук. Принёс на свидание в кафе, думал: там же тот попробует, оценит старания и вкус этих прекрасных сладостей. Попробовал. Да только что-то пошло не так — и уже спустя несколько минут после того, как исчезло первое пирожное, Тэхён начал краснеть и задыхаться. Спасибо персоналу кафе, у которых на подобные случаи всегда была аптечка — в том числе и с антигистаминными препаратами. Чонгук же в момент растерялся и заплакал. Пришлось вколоть успокоительное уже в больнице, куда их быстро отвёз бармен той самой кофейни — он оказался на машине. Того, конечно же, отблагодарили за своевременную помощь дорогим, вкусным вином. С тех пор Чонгук, кстати, временно перестал есть и пить хоть что-то с мёдом — аж на целых три недели. И вот только вчера позволил себе медовый напиток из круглосуточного. Да и то — только потому, что почувствовал первые симптомы простуды и нужно было срочно принять хоть что-нибудь. Следующее, что произошло, случилось в одно мгновение. Когда Чонгук вынырнул из воспоминаний, он хохотнул себе под нос, не отрывая взгляда от фото, захлопнул дверцу — и резко вскрикнул от неожиданности, увидев за ней Джонхана. Из его рта, искажённого безумной улыбкой, медленно лилась какая-то густая, чёрная жидкость. У напугавшегося Чонгука на лице страх и взгляд сродни «покрутить у виска». Его друг прыснул со смеху, доставая салфетки, и кричит: — С первым апреля! — Оно завтра, вообще-то, — закатил глаза Чон, разворачиваясь в сторону, противоположную своему бести. — Я заранее. Меня же завтра тут не будет. Да ладно тебе, я ведь просто развеселить хотел. Ходишь, как тучка, угрюмый, — и вдруг, после паузы, совсем серьёзно добавляет: — Тебе секс нужен, — тут же врезавшись в спину остановившегося друга и ойкнув. — Как это связано? — уже нисколько не удивлённый Чонгук даже бровью не повёл на это заявление. Он скептически посмотрел на обошедшего его Хана, чьё лицо и впрямь не выражало ни единой эмоции, будто тот искренне верит в сказанное, и скрестил руки на груди. — Ну, обычно всё: негативное состояние, внезапные болячки и так далее — напрямую зависят от недостатка интима в жизни. — Покажи мне исследования на эту тему. — Так мама говорит. — Понятно, — буркнул Чонгук, тяжело выдыхая, и поплёлся в сторону нужного им обоим кабинета — сейчас у них пара по «Праву». Друг посеменил следом, продолжая выплёскивать эмоции: — Да ладно тебе! Я и сам за собой это замечаю! — Да ты прям дзен познал в этом вопросе. Проходя мимо автомата с кофе, Чонгук решил взять себе стаканчик американо: этой ночью он плохо спал из-за внезапных недугов в виде головной боли и тошноты — ни капли не выспался. — Ну, нет… но дзен я познаю с твоим братом каждый раз. Он хорош. — Фу! Знать ничего не хочу подобного о своём брате! — скривив лицо, Чонгук подошёл к автомату, по заученной схеме нажал нужные кнопки, оплатил картой и стал ждать, пока друг продолжал разглагольствовать об Ыну — тире — своём возлюбленном. — Ой, да брось. С кем, как не с тобой, обсуждать его? Ты же мой бести. Ну согласись: твой брат — просто Аполлон. И накачанное тело, и умный мозг, и прекрасная внешность, и хороший стоячий чл— — Юн Джонхан!!! — прогремело на весь коридор от уже закипающего Чонгука, напугав всех в радиусе как минимум десяти метров. Он резко повернулся к ошарашенному другу с мрачным выражением лица и тихо, но совершенно недружелюбно произнёс вкрадчивым голосом: — Если ещё раз упомянешь что-нибудь эдакое о моём брате — клянусь, можешь забыть о моём присутствии на завтрашней вечеринке. — Ну не-е-ет, — утробно протянул Джонхан, — ты не можешь со мной так поступить. Это же вечеринка года! — Хочешь, чтобы я пошёл? Тогда прекращай говорить об Ыну так, будто это не мой брат. И я имею в виду всё, что касается интимного характера. — Ну как так… — А вот так. И пошёл с готовым американо на лекцию. На самом деле, несмотря на раннюю угрозу в сторону Джонхана, Чонгук так или иначе как миленький бы побежал на эту вечеринку — просто потому, что туда идёт Тэхён. Того, правда, один из близких друзей вынудил — Кан Чонхо: именно он, в честь своего дня рождения, и устраивает всё это веселье. А поскольку омега теперь не одинокий и состоит в отношениях, он пообещал сам себе не пить, чтобы не вытворить чего-нибудь… эдакого, что он так любит вытворять. Они уже говорили с Тэхёном на эту тему. Тот, услышав упоминание о вечеринках, не смог не спросить, благодаря чему же его омега на них «прославился» не самым лучшим образом. Чонгук сказал правду — и в ней не было ничего ужасного, скверного или чересчур интимного. Просто люди любят всё переворачивать и раздувать до чёрт знает чего. Всё было до банального просто: после нескольких бутылок соджу, что вливались в него как по маслу, ему хотелось ещё — вот он и напивался. И спаивал других — о чём Тэхён знал по личному опыту. Причём делал это крайне изощрённо — мешал всё подряд, но в умеренных дозах, чтобы веселье не закончилось чьими-нибудь похоронами. Ни одной игры не пропускал, по приколу заливал монтажной пеной ноги тем, кто засыпал на диване, — чтобы, проснувшись, человек не мог сдвинуться с места. Любил рисовать на телах и лицах спящих ребят целые картины в стиле «порнхаб» и снимать это на камеру. Или реалистично маркером изображал то, чего люди боятся — пауков, многоножек, например. Так Тэхён и узнал, какой Чонгук искусный художник. Впоследствии, конечно, эти видео разлетались по сайту универа. Обратное — тоже случалось пару раз. Отец потом всё чистил через знакомых, чтобы не запятнать репутацию Чонгука, которую, по его мнению, тот сам же и поганит ему назло. Но помогает это слабо. То, что Чонгук просто по максимуму проживает свою студенческую жизнь, прокурора волнует мало — как, впрочем, и кого-либо ещё. Однажды Джонхан даже показал Тэхёну — против его воли — пару видео, где нетрезвый Чонгук со смехом рисует на теле вусмерть пьяного главного бэд-боя SNU, Нам Ихёна, целую сюжетную линию из порнофильма. Чонгук неспроста всё это делал. Например, Ихён — тот самый, с которым их отцы устроили ему свидание — в приватной караоке-комнате усердно пытался залезть ему в штаны. О «приватности» с шумоизоляцией, к слову, омега не знал. Отцу Чонгук ничего не сказал — решил отомстить по-своему, как умеет. Не без подачи Джонхана, конечно — главного зачинщика большинства пакостей. А омега по имени Ли Джису часто подначивал и издевался над Ханом ещё со школы, где они учились вместе. Карма в виде золотых рук Чонгука настигла и его: Джису проснулся однажды в закрытом туалете, весь в огромных, реалистично нарисованных пауках — почти на всём теле. Пришлось отмываться с помощью туалетной, в прямом смысле, воды. Пауков он боялся панически. Не обходилось и без сплетен: мол, Чонгук — искусная проститутка в постели. Вот только если копнуть, откуда эти слухи берутся, — непонятно. Все верят, а до правды всем как до луны пешком. В общем, всего в таком духе было много. Большинство и не вспомнишь, а те, кто помнят — помнят немного не так. Так и сделали из Чонгука совсем уж не пойми кого. Из-за этого многие шарахаются от него, как от прокажённого. То, что он просто мстил, — пусть и немного театрально, — явно никого не волновало. Да и чего уж греха таить… весело ведь. Не всё так плохо было, вообще-то. Человеческий мир — он полон загадок, сюрпризов и всего такого. И у всего всегда есть две стороны. Что ж… баланс — вещь такая. Поддерживать нужно.

MINNIE — HER

Завернув за угол на четвёртом этаже — там, в левом корпусе, у них сейчас лекция, — Чонгук увидел довольно интересную картину: его любимый альфа разговаривал с выскочкой из их с Ханом группы. Тем самым, кто не раз становился источником сплетен о Чонгуке. В частности — о том, как он якобы спит с кем попало. Так что не любить этого персонажа у него были вполне веские причины. Он пошёл к воркующей парочке уверенным шагом, тогда как Хан следовал позади — медленно, осторожно, уже внутренне готовый ко всему. — О, Чонгук-и, — приторно и наигранно улыбнулся ненавистный омега, — здравствуй, цветочек. — Ли Минджи. Здравствуй, сорняк вездесущий. О чём воркуете? Сдержав весёлый смешок, Тэхён сделал шаг к своему омеге, поцеловал его в висок и обнял за талию. Не больше — всё-таки университет. Он не любил подражать тем парочкам, которые при всех языками друг у друга миндалины вычищают — не в его стиле и не по его воспитанию. Куда приятнее непотребствами заниматься дома. Минджи проследил за этими жестами с нескрываемой завистью и осуждением — мол, нашёл кого выбрать. Мысли он, конечно, не озвучивал, но Чонгук и без чтения их понимал всё. У многих на лицах и так всё написано. У него вот — во взгляде пожизненный средний палец всем непригодным машет. — Нас обоих выбрали подготавливать несколько кабинетов к первому апреля. Обсуждаем, что лучше сделать, — ответил Тэхён. — Ещё несколько ребят выбрали для других. — И почему поставили вас вместе? Вы же даже не на одном курсе. — Препод Ли выбирал только из группы креативников. — С каких пор ты состоишь в креативном кружке? — Чонгук знал, что там уже давно тусуется Минджи, но чтобы его альфа — такое бы и в голову не пришло. — Салли затащил меня туда несколько дней назад. Салли — один из немногих здешних приятелей Тэхёна. Такое прозвище он получил из-за схожести с персонажем из «Корпорации монстров»: сутулый, высокий и немного полноватый парень с такой же широкой, доброй улыбкой. Все в нём души не чают — от студентов до преподавателей. Настоящее имя — Ли Сухён, но его по-доброму зовут Салли, и ему это вполне по душе. — А что, с другим-то тебя не могли поставить… — тихо и не слишком довольно пробормотал Чонгук, отвернувшись от Минджи, но тут же услышал от того громкую усмешку. — Смотри, Чонгук, как бы из-за твоей ревности Тэхён не заинтересовался кем-нибудь другим. Или другой. Зная тебя… ух, что будет. Чонгук скрестил руки на груди и лишь косо ухмыльнулся, не удержав лёгкой усмешки с приоткрытых в презрении губ. — Зная меня? А ты знаешь? — сильное заявление со стороны этого омеги, конечно. — Ну, заинтересуется — и? Думаешь, я боюсь конкуренции или вроде того? Что начну рвать на себе волосы из-за того, что он выбрал другого, и устраивать истерики? Нет. Если заинтересуется другим — подарю его ему. Я себя не выбором считаю, а приоритетом. Никогда не стану унижаться перед альфой за то, что это он сделал свой выбор в пользу другого человека. — Звучит так, будто тебе будет плевать, если вы расстанетесь, и ты даже не попытаешься его вернуть. — Очередь за мозгами ты, видимо, проебал. Прокрути в голове сказанное мной ещё разочек — авось догонишь. — Не завидую я Тэхёну. Омега, всё-таки, должен быть омегой. Такого, как ты, он замуж не возьмёт. — Это у кого это я в должниках остался? — прищурился Чонгук. — Всё, что я должен — написано в налоговом кодексе. Что не должен — в уголовном. Остальное — на моё усмотрение. А не потому, что у меня раз в три месяца из задницы течёт. Усёк? Поумерив свой пыл, Чонгук поцеловал Тэхёна в щёку и уже развернулся, чтобы идти в кабинет, как вдруг решил кое-что добавить: — И вообще, вряд ли он выберет другого и уйдёт от такого омеги, как я. Ты же сам на каждом углу из-под забора лаешь, какой я пиздатый эскортник в постели. Подмигнув явно ошалевшему Минджи и оставив за собой шлейф из самоуверенности, Чонгук, под тихий смех Хана, наконец направился на лекцию. Смотря своему омеге вслед, Тэхён думал только об одном: ну и где он не прав? Его ответ был мудрым и правильно поставленным по смыслу. Тэхён сам придерживался того же мнения: зачем пытаться вернуть того, кто больше не заинтересован, кто уже присосался взглядом к кому-то другому? В таких случаях нужно отпустить — и всё. Ползать на коленях, умолять, уговаривать — это себя не уважать и не любить. Нужно быть приоритетом, а не выбором — Чонгук абсолютно верно подметил. И уже в который раз альфа убеждался: этот парень — действительно тот, кто ему нужен по жизни. Он не забегает вперёд, нет — но в голове уже что-то тихо укрепилось голосами сердца и разума. Умный и приученный к жизни, в чём Тэхён успел убедиться по рассказам самого Чонгука и его братьев, с которыми уже случайно познакомился. Вежлив с теми, кто вежлив с ним — это важно. А даже если кто-то и ведёт себя неуважительно, грубое слово Чонгук скажет только при веской причине. Хотя… напакостить может — в этом Тэхён тоже успел убедиться. Немного перфекционист — замечено не раз. Весёлый, но бывает и серьёзным, и рассудительным, когда нужно. За словом в карман не лезет, но и корону на голову не надевает. Немного разгильдяй, любит побунтовать — но разве это плохо? Никто не идеален. Все любят хоть иногда побаловаться — иначе жизнь становится скучной и похожей на существование робота. А кому оно надо? К тому же Чонгук красив. Прекрасно сложен — это Тэхён заметил ещё в их первую, весьма интересную встречу. А главное — он умеет любить. Заботиться о партнёре, о близких — это в нём видно. Может, это и звучит наивно, но когда сердце и разум говорят одно и то же — какой тут может быть обман? На губах у Тэхёна появилась нежная, гордая улыбка — такая, что значила одно: да. Это мой омега.

***

Услышать недавно от Тэхёна фразу о том, что они теперь вместе до тех пор, пока горсть земли сверху не кинут, — и приятно, и грустно одновременно. Объяснять, почему, — наверное, нет смысла. Тема смерти у немногих вызывает положительные эмоции. Видимо, поэтому Тэхён и решил не тянуть: пригласил Чонгука с его отцом на ужин к ним с папой домой. Мол, пора знакомиться — чего время терять. А с раннего утра они должны были поехать в универ, подготавливать кабинеты ко Дню смеха. Омега, конечно же, напросился с ним — пусть и завуалированно, мол, дома скучно будет. Но Тэхён позвал сам. Первые отношения, а он уже умничает. Может показаться, что навязывается, ещё и ревнует, проходу не даёт… но на самом деле — нет. К Минджи, например, ревновать смысла нет, а по поводу «одного никуда не отпускает» — так это вовсе не так. Они с самого начала договорились: всё будет в пределах разумного, каждый может ходить куда хочет — главное, предупреждать. В общем, что один, что другой — оба стараются строить отношения на доверии. Хотя у одного из них опыта — кот наплакал. Чонгук старается: читает книжки — ну, в интернете, но суть та же — и смотрит разного рода ролики по психологии романтических отношений и семейной жизни. Последнее — скорее из интереса, без фантазий: пока рано думать об этом всерьёз. «В отношениях должны участвовать оба», — запомнил он одну фразу от какого-то психолога и решил взять её за ориентир. Буквально перед тем как зайти домой за отцом и отправиться к Тэхёну на знакомство с его родителем, — Чонгук жутко нервничал. Руки дрожали. Решил заскочить за любимым вином своего парня. Для папы Тэхёна они заранее купили алкогольные конфеты, о которых тот как-то упоминал сыну, и небольшой, но очень красивый букет орхидей с гортензиями. Вечером в пятницу, конечно же, везде было людно. Лоттемарт не стал исключением. Уже выбрав нужную бутылку, Чонгук стоял в очереди — перед ним было ещё трое. Засмотрелся на стеллаж с магнитиками и всякой мелочью рядом с кассой, а потом отошёл чуть в сторону. Его внимание привлёк брелок: маленькая бутылочка соджу, к которой прикреплён улыбающийся мишка. Рука сама собой потянулась за ним. Губы растянулись в улыбке — при виде этого брелока в голове сразу всплыл образ Тэхёна. И Чонгук решил его купить. Обернувшись, он увидел, что на его месте в очереди уже стоял омега — незнакомый, лет на десять старше, с тележкой, полной товара. И язык у Чонгука заговорил быстрее, чем мозг успел всё обработать: — Извините, конечно, но сейчас моя очередь, — обратился он к мужчине. И хотя в словах Чонгука не было ни капли грубости, прозвучало это резко — потому на него и посмотрели, мягко говоря, недоброжелательно. — Ну, не надо было глазами щёлкать. От неожиданности Чонгук не сразу заметил, что за тем уже подошёл к кассе другой человек, чтобы после пробить свой товар. — То есть, вы хотите сказать, что я теперь должен встать в конец очереди и снова стоять тут минут десять? А того, кто был перед вами, просто окликнуть — не судьба? Если вы не торопитесь, это не значит, что другие горят желанием ждать. — Молодой человек, выбирать товары нужно до того, как становишься в очередь, — заметил тот, уже подавая карту к терминалу. — Как будто у тебя таких случаев не бывает, — пробормотал себе под нос Чонгук, не особо громко, но достаточно, чтобы старший омега его услышал. — Неформально к родителям своим будешь обращаться, — отрезал тот, а потом, уже тише, но всё равно достаточно чётко: — Сопляк. — А вы, значит, лучше, да?! — вспыхнул Чонгук. — Извините, но я сейчас охрану позову, — не остался в стороне продавец. С зло вспыхнувшим взглядом и сжав губы, Чонгук молча отошёл и встал в конец очереди — желания ссориться ещё с кем-то у него точно не было. Омега, с которым он повздорил, окинул его холодным, высокомерным взглядом и, не сказав больше ни слова, покатил тележку к выходу. Настроение на вечер было слегка подпорчено. И всё бы ничего, но из-за того самого человека в магазине Чонгук задержался больше чем на десять минут — и без того уже опаздывал, пока телефон не начал вибрировать от гневных сообщений отца. Так что, приехав домой, он, конечно же, поймал пару крепких словечек — словесно, но вполне ощутимо. Впрочем, зная, что отец у него отходчивый и по-настоящему никогда не накричит, он особо не заострял на этом внимания. На ужин они, конечно, немного опоздали. По дороге к Тэхёну Чонгук ещё не раз выслушал отцовские причитания — ну, ладно. Переживём. Не смертельно. Но вот перед своим парнем и его родителем ему было действительно неловко. Он ведь обещал не задерживаться. Более того, ещё до этого сам жаловался, что именно отец может стать причиной возможного опоздания — тот ещё любитель прихорашиваться перед зеркалом.

Måneskin — GOSSIP ft. Tom Morello

Перед дверью дома Тэхёна, услышав, можно сказать, пригласительный лай Тая, Чонгук заволновался ещё сильнее. Всё-таки, отношения у них только начались, и даже полноценной интимной близости ещё не было, а тут уже — встреча с родителями. Ладно бы, если просто: сначала он бы познакомился с родителем, вырастившим замечательного альфу, а потом — альфа с его отцом, зачавшим… э-э… проблемного сына. А там уж все вместе. Но нет. Раз уж у них всё с самого начала шло нестандартно — чего тут начинать с классики? Дверь открыл Тэхён и с порога заявил, что его папа ещё не успел переодеться. Поздоровавшись и представившись отцу Чонгука, он сразу провёл их на кухню, по пути успокаивая Тая, не ожидавшего новых лиц. Сам Чонгук с собакой уже знаком — Тэхён как-то раз брал его с собой на ночную прогулку, и Тай его теперь узнаёт и не лает. А вот к отцу отнёсся настороженно — аура у того… тяжёлая. — Красавчика отхватил, уважаю, — шепнул Хосок сыну, получив в ответ несильный толчок локтем в бок. Тэхён, всё равно услышав, слабо улыбнулся, но вида не подал. — Вам вазу, может, дать? — поинтересовался он, заметив цветы. Хосок кивнул и подошёл к младшему альфе. Вместе они у раковины пытались всунуть стебли букета в достаточно узкое горлышко вазы, и пока оба стояли там, пыхтя и негодуя — каждый по-своему, — сверху раздались шаги. Судя по всему, спускался глава этого дома. Рассматривая безумно уютную кухню, где всё было на своих местах, Чонгук машинально обернулся, чтобы поприветствовать отца своего парня — и если бы в этот момент он пил, напиток точно бы вышел через нос. Потому что перед ним стоял тот самый омега из магазина. Да-да, тот самый, с которым у них ранее случилась короткая, но очень яркая словесная перепалка. Сказать, что он не похож на человека, у которого уже есть взрослый сын, — ничего не сказать. — Вот те на те хер в томате, — не то громко, не то тихо выдал Юнги, увидев того самого «сопляка» из винного. На столе, среди кучи блюд, стояла та самая бутылка, что минут двадцать назад держал в руке этот парнишка. — Знакомое выражение, — пробурчал Хосок, обернувшись с вазой. И стоило ему лишь мельком взглянуть на старшего омегу — как руки у него ослабли. Ваза выскользнула и с грохотом разбилась вдребезги, а гачи штанов обоих альф в тот же миг стали мокрыми. Ни Тэхён, ни Чонгук сначала не поняли, что произошло. Но спустя несколько секунд шока до обоих дошло: их родители… знакомы. Мир, как говорится, тесен. Познакомились. — Надеюсь, сейчас не будет слов по типу: «Сын, мне есть тебе что сказать»? — Тэхён напрягся откровенно. Дело в том, что Тэхён не знал своего отца. Об этом он даже Чонгуку ещё не рассказывал. Папа никогда о нём не говорил, а на вопросы — куда тот делся — либо отмалчивался, либо бросал короткое: «Тебе незачем знать». С возрастом вопросов не то чтобы стало меньше — просто они уже не озвучивались. Было видно: папе неприятно об этом говорить. Конечно, они не в каком-то фильме или второсортной дораме, но резкое, неприятное чувство всё-таки поселилось в груди. Тем не менее, по всем законам жанра знакомство с Чонгуком у него и правда вышло как будто из романтической комедии — со всеми вытекающими. — В смысле? — нахмурил брови Юнги. — Он же не окажется моим потерянным родителем?.. — ляпнул Тэхён, не подумав. Потому что в следующую секунду с губ его омеги сорвалось пискляво-нервное: — Что?! Типун тебе на язык, Тэ. Мы с Хосоком были друзьями, — отрезал Юнги. — Эм… вообще-то… — начал было упомянутый Хосок, но, поймав взгляд бывшего друга, тут же решил замолчать. — Не суть. Отец у тебя другой — и точка. Всё. Давайте уже уберём всё и сядем за стол. У нас тут, вообще-то, знакомство. Так и поступили. С бегающим вокруг Таем они, сплотившись, вытерли пол, поставили цветы в другую вазу, убрали осколки, тщательно проверив каждый уголок — и, наконец, сели за ужин. Хоть и вышел он довольно напряжённым. Хотя… для кого как. Юнги, забив на все недавние ситуации — и на ссору с Хосоком, и на неловкость встречи с Чонгуком после магазина, — вовсю расспрашивал младшего об учёбе и жизни, подавая всё новые блюда на пробу. Вскоре и сам Чонгук начал понемногу расслабляться, хотя это было нелегко — совсем не так он представлял себе знакомство с папой своего альфы. Тэхён и Юнги при этом временно притихли, каждый по своим причинам. — Удивительно, что отец не стал тебе мешать поступать на адвоката. Он же как баран — если упёрся, то всё, — заметил Юнги. — Эй, я, вообще-то, здесь, — подал голос Хосок. — Ну, он был очень против, — улыбнулся Чонгук, едва сдержав смешок. — Но ведь не зря я его сын. Потом, наверное, пожалел, что вообще вернул меня из Штатов. — Я уже смирился, — буркнул Хосок с набитым ртом. Он, конечно, никому не признается, но по готовке Юнги скучал отчаянно. Тот всегда вкладывал в еду душу — именно поэтому любое блюдо у него получалось на порядок вкуснее, чем в любом ресторане. — Другого выбора не было, — пожал плечами Чонгук. — Тэхён, а ты на кого учишься? — поинтересовался отец. Чонгук невольно улыбнулся, заметив, что отец наконец-то проявил интерес к его альфе. Случайно взглянул на господина Мина — тот, словно забывшись, неотрывно смотрел на его родителя, медленно пережёвывая мясо. Только вот… как-то грустно. Чонгуку тогда было лет одиннадцать. Он случайно подслушал разговор своего отца и его лучшего друга поздней ночью. Те сидели на кухне, пили виски и негромко разговаривали при приглушённом свете. Из всего сказанного ему особенно запомнился один отрывок — как мягко и с какой-то тоской отец отзывался об омеге. Имя тогда не прозвучало. Но он говорил о своей первой любви — не о матери Чонгука, а о совершенно другом человеке. Парень до сих пор помнил, как тот шмыгал носом — видно, плакал — и шептал одно и то же: «Зачем я это сделал… Почему…». Что именно он сделал — Чонгук так и не узнал, потому что его спалил Сынри, один из старших братьев, и насильно увёл в комнату со словами: «Много будешь знать — быстро состаришься. И вообще, поздно, завтра в школу». Теперь, отпивая вино из бокала, Чонгук подумал, что, возможно, тогда шла речь именно о Мин Юнги. Он даже не заметил, как Тэхён уже успел ответить на вопрос его отца. — О-о, значит, у сына роды ты будешь принимать? — весело подхватил отец, чуть наклоняясь вперёд. Не ожидав подобного от отца, который, вообще-то, всегда контролирует свою речь — в силу профессии, — Чонгук подавился вином. Красная жидкость пошла носом, заляпав белую рубашку. Тэхён тут же вскочил за салфетками, несильно, но точно постучал закашлявшемуся омеге по спине, одновременно вытирая ему лицо. — Тэ, отведи его переодеться. Чонгук, всё нормально? — обеспокоенно спросил Юнги. — Да, благодарю, — прохрипел тот, тяжело сглотнув. — Пойдём, — едва сдерживая смех, Тэхён повёл своего омегу наверх — в комнату, чтобы дать ему сменную одежду. Этой рубашке явно пришёл конец: красное вино, да ещё и это — любимое Тэхёном, но капризное в обращении. Уже много вещей им было испорчено.

Sufjan Stevense — Mystery of Love

Тай понёсся следом и запрыгнул на кровать, где уже сидел Чонгук, впервые по-настоящему разглядывая интерьер комнаты. Он знал, что Тэхён увлекается музыкой, но не ожидал увидеть маленький синтезатор, две гитары, висящие на стене, и огромное количество винила. В центре стола — старенький, но очень стильный граммофон. Рядом — открытый ноутбук в спящем режиме. Комната была просторной — оставалось даже место для домашних тренировок. У большого зеркала в полный рост, в корзине из металлических прутьев, лежали гири, гантели и резинки. Из декора — всего пара горшков на подоконнике: цветущая камелия и кордилина. Ещё пара картин — кажется, написанных рукой самого Тэхёна. Он как-то упоминал, что увлекался рисованием лет шесть назад. Больше — ничего лишнего. Пространство было чистым, дышащим, и Чонгуку в нём неожиданно понравилось. Не давило, не раздражало. Не как в комнатах его братьев, где от обилия хлама рябило в глазах. Приняв от альфы простую белую футболку, он без стеснения — но быстро — переоделся. Глупо смущаться человека, который уже видел более интимные части тела… пусть и всего раз. — У тебя здесь очень уютно. Не ожидал, что ты настолько увлекаешься музыкой. — Решил, что покажу на примере, насколько я этим увлекаюсь, — в той же спокойной манере ответил Тэхён, присев рядом с парнем. Со своим. До сих пор не верилось, что у него теперь есть пара. Да ещё и каким образом всё это произошло. Друзьям — тем самым шестерым — он рассказал всё коротко и по сути уже на следующий день после того случая в универе. С тех пор над ним ржут до сих пор, хотя и признают: будет что вспомнить… и детям рассказать. Только без упоминания отеля, конечно. Про это он решил им вообще не говорить — всё интимное он один из немногих держит при себе. Слишком личное. А ещё, несмотря на вечные подколы друзей о том, что он вечно будет одиночкой, именно Тэхён оказался первым из них, кто завёл отношения. Остальные всё ещё гуляют и особо не парятся. — Думаешь, они любили друг друга? — вдруг спросил Чонгук, тихо, почти шёпотом. Сразу поняв, о ком речь — да ещё и с таким грустным голосом, — Тэхён тихо вздохнул и ответил: — Это очевидно. Но, видимо, судьба. Раз они снова встретились. И мы. Спасибо Джонхану. — Эй, — Чонгук легонько толкнул альфу плечом и откинулся на постель, упершись локтями, — вообще-то, если бы я не согласился на эту авантюру, мы бы не встретились. Он гордо поднял подбородок, когда Тэхён обернулся на него, улыбаясь. — Уверен, если судьба, то мы всё равно бы познакомились. — С моей репутацией ты бы вряд ли подошёл, — прищурился Чонгук. — Сам же говорил, что с подобными личностями не желаешь знакомиться. В тот момент, когда он впервые услышал от Тэхёна откровенное мнение насчёт своей репутации, стало даже немного обидно. Альфа ведь поверил в весь тот бред… Но Чонгук его понял. Люди действительно умели хорошо пускать пыль в глаза, да и опыт у Тэхёна, похоже, уже был — не самый приятный. — Неизвестно, как бы всё повернулось, — чуть тише сказал Тэхён. — Но вот почему-то кажется: друг о друге мы бы всё равно узнали. Он наклонился к омеге, слегка сжал его талию и склонился к губам — тем самым, чувствительным и манящим, которые уже успели приоткрыться в немом приглашении. Начал поочерёдно сминать каждую в спокойном, тягучем поцелуе — и сразу услышал тихие поскуливания. Чонгук как-то сам признался, насколько сильно любит целоваться. Но именно с Тэхёном понял: от этого действия он может возбудиться без прикосновений. Альфа, разумеется, сразу взял это знание на вооружение. — Хотел спросить, — немного отстранившись, он заглянул в затуманенные глаза парня, — когда у тебя следующая течка? Чонгук почувствовал, как к щекам прилила кровь. Но вовсе не из-за того, что тема деликатная — нет. Скорее из-за стыда. Потому что… в этом плане он немного отличался от большинства омег. А ведь ему уже двадцать пять. — Эм-м… не знаю. А что? — пробормотал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Ты не знаешь? Как так? — прищурился Тэхён. — Нарушенный цикл? Может, сходим к врачу? Сходим. Не сходишь, не отведу, а именно сходим. Вместе. Чонгук едва сдержал писк — внутри что-то сжалось приятно и тепло. У него был друг-омега со старшего курса, уже год как выпустившийся из SNU. У того был муж, который на любые интимные темы реагировал сухо: мол, не его дело, у тебя там свои особенности. Сейчас, вроде как, уже в разводе. «В отношениях должны участвовать оба», — снова всплыло в голове. — Я ходил, — тихо ответил он. — И-и? — Тэхён внимательно смотрел, будто считывал не слова, а мимику, дыхание. Он уже понял: Чонгук что-то скрывает. Даже поджатые губы это выдавали. Была догадка — не факт, что верная. — Когда у тебя была последняя течка? — Ну… — Чонгук на мгновение задумался, устремив взгляд в потолок. — Никогда. — Что сказали врачи? — Тэхён уже почти не сомневался, что тот оббегал с этим вопросом не одного специалиста. — Что половые гормоны альфы у меня преобладают над гормонами омеги. Но при этом я… полностью омега. Думаю, ты понял, в чём суть — ты ведь учишься на гинеколога-акушера. Может, поэтому у меня нет тормозов, — усмехнулся Чонгук. — Да, мы это проходили… но пока только поверхностно, так что я не силён в теме. Тебе предлагали гормонотерапию? — Да. Но я решил повременить. Один врач тогда вкинул такую мысль: если случится первый секс, то фон может начать восстанавливаться сам. Поэтому я решил не пичкать себя таблетками. Мало ли. — И в отеле ты…? — Был ли готов? Ну… отчасти. То есть да, наверное. Я хотел расслабиться — как Хан советовал — наконец попробовать что-то новое. Но, если честно, вообще не думал о своём небольшом дефекте. Я не чувствовал себя из-за него некомфортно, но и не распространялся. Знали только самые близкие. Из универа я уходил на больничный раз в несколько месяцев — якобы из-за течки. А на деле просто сидел дома или уезжал с семьёй отдыхать. Не жаловался. Знал, что тот же Хан в этот период жутко страдает. — В общем, решил не торопиться. Как пойдёт — так пойдёт. Омега кивнул, поджав губы. — Проверки и анализы утомляли, да? — Да-а-а, — протянул тот с плаксивой интонацией, запрокидывая голову. — А ещё отец лез со своими альфами. Он помочь пытался, конечно. Его пугало, что этот период так и не начнётся — и в будущем это может аукнуться по здоровью. Вот и пытался кого-то мне найти. — Так вот в чём причина, — задумчиво кивнул Тэхён. — Ага. Ну и, конечно, я ему надоел, — весело усмехнулся Чонгук. — Братья-то спокойные, а я — без тормозов. — Ничего, не долго ему тебя терпеть осталось. — Это ещё что значит? — подозрительно нахмурившись, Чонгук всмотрелся в лицо альфы. В ответ получил лишь игриво пляшущих чёртиков в глазах, самодовольную ухмылку… и поцелуй. Вдоволь потерзав друг другу губы, они наконец решили спуститься к родителям, о которых начисто забыли — и под откровениями, и под приятным обменом слюной. Те, конечно, ничего не спрашивали — на лицах и так всё было прекрасно написано. Кажется, разговор между старшими клеился неплохо: в комнате царила спокойная обстановка, а из колонки негромко лилась музыка. Пока младших не было, старшие успели опустошить уже две бутылки вина. Ещё спустя час Чонгук и Тэхён проводили отца первого до такси — им и самим через несколько часов предстояло ехать в универ — и вернулись помочь хозяину дома с посудой. Когда дело почти дошло до конца, Чонгук попросился ненадолго в душ, но оба понимали: он просто хотел дать Тэхёну время поговорить с родителем наедине. И ушёл на второй этаж, в ванную. — Расскажешь? — тихо спросил Тэхён, сразу, как только дверь за омегой закрылась. Он понял, чего тот добивался — и не стал тянуть. Юнги, пока наливал им кофе, вздохнул — не то тяжело, не то с усталой грустью. Взяв две кружки, сел за уже убранный стол напротив сына и поставил одну перед ним. — У нас в старшей школе совсем случайно образовалась компания из пяти человек: я, Хвиин с её сестрой и два альфы — Хосок и его друг, — начал он, отхлебнув горячий американо и поверхностно погрузившись в воспоминания. — Мы были очень дружны, не разлей вода. Даже когда поступили в три разных университета, всё равно не расходились. Слишком подробно рассказывать нет смысла, поэтому постараюсь коротко. Мы с Хосоком и ещё одним другом учились на одном курсе, но на разных факультетах. Хо — на юридическом, по стопам своей семьи. Я — на бизнесе. А Ким, буду звать его так, пошёл туда же, куда и я, хотя я знал, что на самом деле он хотел совсем другое направление. И они оба… любили меня. Мы с девчонками это знали ещё со школы. Но я любил только одного из них. — Чон Хосока, — спокойно сказал Тэхён, не отводя взгляда от своей кружки с остывающим кофе. Папа медленно кивнул, подтверждая. И в ту же секунду Тэхён понял: второй альфа — Ким — это его отец. — Мы начали встречаться с Хосоком втайне от Кима, — продолжил Юнги. — Но тот узнал. Начал таскаться за мной, говорить, что Хосок не тот, за кого себя выдаёт, что он врёт, играет, что всё это — иллюзия. Я разозлился. Мы перестали общаться. Да и в целом… нашей пятёрке пришёл конец. Мы стали редко видеться, почти не звонили друг другу. Все начали строить свои жизни — так же, как мы с Хо. Но на третьем курсе он сделал мне больно. Он мне… изменил. Кадык Тэхёна дёрнулся. Он за своего папу любого порвёт, кто причинит ему боль. Но прекрасно понимал: в прошлое лезть нельзя. Оно уже случилось. Его не перепишешь. Да и морду бить спустя годы — глупо. — Признался в этом сам. Таить не стал, — продолжил Юнги. — Подставил щеку для удара. Но я… я просто ушёл. Он на мгновение замолчал, сделав глоток уже остывшего кофе. — Спустя какое-то время я узнал, что та девушка забеременела. Хосок начал строить свою жизнь заново. Мне… уже было всё равно. Я не интересовался им. А вот Ким… он вернулся. Постепенно. Начал помогать мне справляться с этой болью. В корыстных ли целях — я не знаю. Но он правда повлиял на мою жизнь. Существенно. И, как ни странно, в хорошую сторону. Он снова сделал паузу, чуть хмурясь — воспоминания были не самыми лёгкими. — Через несколько лет после выпуска, как ты уже явно догадался, родился ты. Мы с ним тихо расписались. Начали жить вместе. — Где он сейчас? — тихо спросил Тэхён. Юнги медленно выдохнул. Его голос был… смиренным: — Не знаю. Тэхён почувствовал, как внутри сжалось. Он слышал это спокойствие, но всё равно… знал. Его папа пережил что-то очень тяжёлое. Глубокое. И боль эту, даже спустя годы, тот всё ещё нёс в себе. — Через полтора года после того, как ты родился, он собрал свои вещи, извинился и уехал. Подал на развод. Алименты платил до твоих пятнадцати — потом вдруг перестал. Я и не интересовался. И ты не пытайся, — голос Юнги был спокоен, но в этом спокойствии что-то нехорошо дрогнуло. — Хорошо, пап. Он не сказал, почему? — Полагаю, семейная жизнь оказалась не для него. Но на самом деле… без понятия. Тэхён встал из-за стола, подошёл к отцу и, опустившись у его ног, взял его руки в свои. Поцеловал каждую — не один раз — вдыхая этот родной, спокойный запах. У него внутри всё сжималось. Сердце болело за папу. Он не станет никого искать, никому бить лицо, как бы хотелось. Только потому, что тот сам просит этого не делать. Но… Тэхёну почему-то казалось: жизнь и так уже всё расставила по своим местам. Думал, что наверняка кара настигла его отца. Встав, Тэхён обошёл стол и молча обнял папу со спины, прижимаясь щекой к его плечу. Искренне. С любовью. — Я люблю тебя. И надеюсь… что все, кто сделал тебе когда-то больно, уже получили по заслугам. — Нельзя так говорить, Тэ, — мягко отозвался Юнги. Он всегда был таким. Добрым. Чутким. Тем, кто больше жалеет других, чем себя. Благо, характер у него всё равно был — и показаться мог в любой момент. А характер у Мин Юнги… не сахар, скажем так. Они ещё немного помолчали. В доме стало так тихо, что слышно было, как Тай тихонько перебирается с места на место где-то на втором этаже. Тэхён всё ещё стоял за спиной папы, обнимая его — не крепко, но надёжно. А потом, будто почувствовав, что этого достаточно, отстранился. — Я поднимусь, — сказал он тихо, и, получив кивок, пошёл наверх. По дороге он специально ступал чуть громче — вдруг Чонгук ещё в душе. Не хотелось пугать или врываться неожиданно. Но, войдя в комнату, увидел, что тот уже лежит на кровати, укутавшись в одеяло до подбородка, с мокрыми волосами и полуприкрытыми глазами. Уставший. Тихий. Уютный. Свой. — Ты заснул? — спросил Тэхён, подходя ближе. — Почти, — пробормотал Чонгук, приоткрыв один глаз и тут же снова закрыв. — Устал. Но не хотел засыпать, пока ты не вернёшься. Тэхён улыбнулся. Потянулся к его волосам и провёл по ним пальцами — мягко, с почти домашней нежностью. — Я уже тут. И больше ничего не сказал. Просто лёг рядом, не раздеваясь, и обнял его поверх одеяла. Тот вздохнул так, будто только этого и ждал. Так и лежали. Без слов. И это было самым правильным из всего, что они могли сделать сегодня.

***

5 Seconds of Summer — Teeth

Первое апреля в университете пахло как минимум безумием, как максимум — административным взысканием. Но кого это останавливало? Тем более, это ведь идея господина Ли. Он-то любитель хаоса. Чонгук с раннего утра помогал Тэхёну расставлять разные «сюрпризы» в кабинетах, ловко балансируя между степлером, монтажной пеной и остро натянутыми лесками, которые в теории не должны были травмировать, но на практике могли легко превратить преподавателя в невротика. Минджи, будучи с ними, с самого начала периодически бросал в сторону Чонгука взгляды, будто омега должен был родиться в другом районе, в другой стране, и желательно вообще без прав на высшее образование. — Я не понимаю, почему именно мышеловки? — буркнул Минджи, глядя на аккуратно расставленные в одном из кабинетов штуки, издающие щелчки при каждом случайном касании. — А я не понимаю, почему ты до сих пор с нами, — не моргнув, отозвался Чонгук, поднимая бровь. — Но смотри, как всё складывается. Вселенная загадочна. — Ты в курсе, что это опасно? — Для кого? Для твоего ЧСВ? Ну, тогда да, держи себя подальше от этих штук, они больно бьют по самолюбию. Минджи недовольно фыркнул, отползая от стола, под которым как раз Тэхён ставил очередную ловушку. Тот, к слову, ничего не комментировал, но губы поджал — явно сдерживал смех. — Вообще-то, кто-то может пострадать, — с пафосом заявил Минджи, выпрямившись и поправляя кофту, как будто готовился на модный показ, а не в кабинет с подвешенными воздушными шарами, наполненными мукой. — Ты прав. Я, например. Мои глаза страдают каждый раз, когда вижу тебя. Не пялься так — а то зафиксирует и выстрелит, — кивнул Чонгук на одну из камер, которые ребята в шутку расставили по периметру для «документирования веселья». К десяти утра один кабинет был полностью покрыт пузырчатой плёнкой — стены, пол, даже стулья. Ходить по нему было… шумно. Преподавателям туда планировалась встреча без предупреждения — бонусом должна была стать внезапно загремевшая сирена, если кто-то наступит на одну из специально спрятанных педалей. В другом классе по стенам были развешаны «дипломы» со смешными титулами: «Король пропусков», «Легенда утреннего похмелья», «Магистр оправданий». Один из них явно был адресован Минджи: «Лицо кафедры, тело драмы». Он его, кстати, сорвал. А зря — студенты успели сделать фотку и уже скидывали в общий чат. — Слушай, если тебе не нравится юмор — зачем ты здесь? — слегка раздражённо спросил Чонгук, когда они остались вдвоём в коридоре. Остальные как раз пошли за дополнительным реквизитом. — Мне нравится юмор. Просто не все его понимают одинаково. — М-м. Перевожу: «у меня нет чувства юмора, но я при этом токсичный эстет». Я всё правильно понял? Минджи хотел что-то язвительно ответить, но в этот момент из соседнего кабинета раздался громкий хлопок и чей-то вопль: «Твою мать, я в муке!» — О, сработало, — довольно протянул Чонгук и подмигнул Минджи. — А ты говорил, опасно. Видишь — весело же. Чонгук не успел толком насладиться собственной гениальностью, как в кабинет, где всё было уже на девяносто процентов готово, внезапно вошёл профессор Нам — тот самый, что славился отсутствием чувства юмора и подозрительной любовью к строгим галстукам. — А это что у нас? — начал он, уже заходя внутрь и одновременно наступая… на педаль. Мир замер. Грянула сирена. Из потолка посыпался конфетти, а на доске загорелся проектор с надписью: «Улыбнись, пока не отчислили!». Тишина. Минджи выглядел так, будто хотел испариться. Чонгук просто замер — в одной руке держал клейкую ленту, в другой — пластикового таракана. — Профессор Нам… это… образовательный… интерактив, — попытался выдать Тэхён, но неубедительно. — Интерактив, значит, — повторил преподаватель, оглядывая стулья, обмотанные пищевой плёнкой. — А мышеловки тоже часть интерактива? — Да, — спокойно кивнул Чонгук. — Это всё идея господина Ли. Он лично распределил, кто за какой кабинет отвечает, и утвердил весь план. — Мышеловки — как метафора ловушек современного информационного общества, — добавил Тэхён с покерфейсом. — Мы интегрировали аллюзию на социокультурные парадоксы. Профессор медленно повернулся к ним. — Кто автор? — Господин Ли, — хором. В этот момент Минджи, решив уйти красиво, сделал шаг вперёд и… встал прямо на мышеловку. Щёлк! — Твою за ногу! — сквозь зубы, но максимально драматично, выдал омега, отпрыгивая. Пострадали и нога в одном носке, и гордость. Чонгук прикрыл рот рукой, сдерживая ржач. Реально за ногу. Тэхён отвернулся к стене, изображая живой интерес к картине «Чайка на фоне позора». Профессор посмотрел на всех. Потом — на камеру в углу. Потом снова на всех. — Я вернусь. И если к моему возвращению это всё не будет убрано… — он не договорил. Но взглядом пообещал: лекции в восемь утра. В субботу. Навсегда. Когда дверь захлопнулась, наступила тишина. Ну, ничего. Господин Ли отмажет. — Он ведь пошутил… да? — прошептал Минджи, глядя на свою искалеченную обувь. — Конечно, — похлопал его по плечу Чонгук. — Просто у него чувство юмора, как у кирпича: тоже тяжёлое и падает не вовремя. — Я должен был пойти расставлять шарики, — простонал Минджи, смотря на мышеловки с тоской. — Не поздно. Только обувь надень. А то опять щёлкнешься, — со злорадством усмехнулся Чонгук.

Fitz and The Tantrums — HandClap

К обеду коридоры университета гудели: студенты заходили в украшенные кабинеты и выходили оттуда, как с поля боя. Где-то начиналось с простого хлопка — и заканчивалось спринтерским бегом через поток воздушных шаров с тальком. В кабинете, полностью обклеенном пузырчатой плёнкой, один парень буквально упал на колени и начал с истерическим смехом её лопать. — Терапия! Это лучше, чем моя психотерапия! — кричал он, пока кто-то снимал его на видео. Да, у них в универе немало странных людей. В аудитории с «дипломами» висел новый портрет Минджи — кто-то распечатал его стоп-кадр, где тот кривится от мышеловки. Подпись гласила: «Жертва системы. Лицо страдания. Голос правды». Минджи сорвал его с выражением: «Я выше этого», но, увы, студенты уже поставили этот мем на аватарку общего чата. В кабинете с мышеловками произошло непредвиденное. Один первокурсник, решивший блеснуть, пришёл туда в костюме крысы. Почему? Никто не знает. Помним про странных людей, да? — Блин. Прям как дома, — сказал он и… сел в угол. Когда всё, казалось бы, уже подходило к логическому хаосу, двери в один из кабинетов открылись автоматически, оттуда вырвался лёгкий дым и едва не на весь университет прозвучал жуткий смех клоуна. Все стояли в оцепенении. И тут, как по заказу, появился он — господин Ли. Вошёл с кофе, с совершенно будничным видом, осмотрел всё происходящее, кивнул: — Хорошо. Креативно. Вот теперь вижу, что не зря выбрал вас. И прошёл мимо, будто вокруг не крысы, не ловушки, не люди в муке и пудре, а просто… понедельник. — Это был… одобрительный кивок? — выдавил Минджи, оглядываясь. — Да, — подтвердил Чонгук. — Мы теперь официально студенты, которые легально взорвали универ. — Господь Ли, — прошептал кто-то на заднем плане. — Мессия, — добавил другой. И все дружно пошли в столовку — отмываться, обсуждать, пересматривать видео в чатах. А в коридоре всё ещё пахло мукой, пузырьками и… победой.

***

Olly Murs, Flo Rida — Troublemaker

На вечер Чонгук собрался быстро — по его меркам. То есть всего за полтора часа, из которых: четыре «я ничего не надену» и восемь переписок с Ханом, сопровождающихся фразами уровня «ты выглядишь как будто собираешься соблазнить Spotify». В итоге — чёрная рубашка навыпуск, обтягивающие стройные ноги кожаные леггинсы, полуботинки на добротном каблуке, чокер, тени дымкой, губы блестят ровно настолько, чтобы случайные взгляды задерживались дольше нужного. В зеркале — не ангел, а чёрт, который знает, что делает и кому за это не стыдно. Тэхён на это посмотрел, медленно провёл взглядом снизу вверх и выдал со своей невозмутимой честностью: — Если на тебя кто-то сегодня полезет, я устрою армагеддон. — А если никто не полезет? — Тогда я полезу сам, — пожал плечами альфа, притянув его за талию и чуть прикусив мочку уха. — Но честно, пусть хоть кто-то попробует. Отец, увидевший его на пороге в таком виде, смерил взглядом с головы до ног, медленно снял очки, протёр их, как будто надеялся, что это визуальная галлюцинация, а потом, с холодным спокойствием, выдал: — Нарушение общественной морали и эстетического покоя. Три статьи за одно появление. Поздравляю, ты прецедент. Чонгук закатил глаза, накидывая кожаную куртку. — Ты говоришь так, будто на мне нет штанов. — Если бы ты вышел без штанов — это хотя бы можно было бы классифицировать как аффект. А тут налицо — умысел. Переоденься. — Ни за что. Тэхён ещё ни разу не был свидетелем их перепалок, хотя слышал о них немало — и почти всегда с выражением «не спрашивай» на лице Чонгука. — В таком виде — только через мой труп, — хрипло произнёс отец, сложив руки на груди. Чонгук прищурил один глаз, медленно поднял руку, сложенную в пистолет, прицелился и с выражением вселенской серьёзности сделал импровизированный выстрел: — Пиу. И тут же вылетел из дома как ошпаренный. Тэхён, поджав губы, чтобы не расхохотаться, кивнул и осторожно сказал: — Я за ним прослежу. Обещаю — при мне он точно никуда не вляпается. Он ушёл следом, так и не услышав, как Хосок, всё ещё стоя у двери, буркнул себе под нос: — Я больше за других переживаю. На улице Чонгук шёл с таким видом, будто только что сбежал с подиума на Парижской неделе моды. Он пританцовывал, расстёгивал уже третью пуговицу и ловил ветер как будто он — в музыкальном клипе. Без музыки. Но с настроением. — Эта рубашка — акт свободы слова! — воскликнул он, усаживаясь в такси и хлопая дверью с театральной обидой на весь мир. — И покушение на общественный покой, — спокойно добавил Тэхён, устраиваясь рядом.

Icona Pop, Charli xcx — I Love It

Вечеринка проходила, не больше не меньше, чем в двухэтажном доме в Каннаме — с задним двориком, бассейном, подсветкой по периметру и диджеем, который работал так, будто от этого зависела его жизнь. И, честно говоря, атмосфера была не просто весёлая — она была на грани: ещё чуть-чуть, и либо начнётся групповая терапия, либо стриптиз на балконе. Или и то, и другое. Это в стиле Кан Чонхо. Народу было много. Все свои. Красивые. Подвыпившие. С бокалами в руках и свободой в глазах. В доме гремела музыка, на кухне шуршали закуски, кто-то у бассейна фоткался на полароид, а в одной из комнат уже сидела группа из семи человек, ведущих напряжённую партию в «правду или действие», где ни правды, ни действий никто не ждал — только хаос. Хан носился с бокалом чего-то ядовито-зелёного, выкрикивая: — Это не полынь — это свобода! Юху! И пытался всучить «свободу» каждому, кто проходил мимо. Минджи был тоже тут. Конечно. В этой жизни избежать его можно, наверное, только по визе. Он стоял у бара, нарочито один, с видом «я выше всей этой суеты», но пил коктейль с вишенкой. — Разве тебе его не жалко? — спросил Тэхён, подавая Чонгуку бокал. — Нет. Пусть страдает. Я красивый, а он нет — всё честно. — Логика как у судебной системы, — весело усмехнулся альфа, заметив, как Минджи украдкой оглядывается на них. Именно в этот момент с кухни донёсся звон разбитого бокала и чей-то голос: — Кто поджёг фруктовый салат?! Чонгук фыркнул: — Вот она — вечеринка года. Всё, как надо. — О, наконец, прибыла икона вкуса и её телохранитель! Ровно в этот момент на плечи Чонгука и Тэхёна рухнули две руки — одновременно, неожиданно и с весом всей души. Сзади на них навалился Чонхо, как будто решил физически обозначить своё восхищение: обнял их обоих с обеих сторон, сблизив так плотно, что парни едва не стукнулись лбами. — Живите! Врывайтесь! Гремите! — продолжал тот, сияя лицом, которое уже явно побывало на каком-то уровне алкоголя, где стыд уходит на перекур. В каждой руке у Чонхо был пластиковый стаканчик — в одном что-то искристо-розовое с долькой лимона, в другом нечто тёмное, подозрительно напоминающее кофе, но с пузырьками. — Это вам, — вручил он оба напитка Чонгуку, будто Тэхён пришёл как служба безопасности. — Пей, икона, укрепляй статус. Это — «Грех блондина» и «Холостяк под сиропом». Не спрашивай, кто что придумал, просто не пей залпом. Один чувак после этого влюбился в колонку и предложил ей съехаться. — Ты как всегда, — выдохнул Тэхён, — заходишь в кадр, и всё превращается в ситком. — Это я ещё не надел маску лошади и не начал исполнять «Like a Virgin» на балконе, — подмигнул Чонхо. — Но ночь только началась. Тэхён, чуть прикрыв глаза, как будто мысленно уже пил валерьянку, прошептал: — Напомни мне, почему я согласился сюда пойти? — Потому что ты мой лучший друг. — И иногда это выходит мне боком… Но фраза потонула в чьём-то неожиданном рёве: «Не наливайте ему больше! Он думает, что он кот!» Чонхо посмотрел наверх и довольно хмыкнул: — Ну всё. Традиции соблюдаются. Ночь будет огненной. I don't care! I love it! — подпев песне и несильно хлопнув ребят по спинам, Чонхо удалился. Тэхён с Чонгуком переглянулись, прыснули от смеха — не выдержали выражения лица Чонхо после собственной реплики — и пошли искать Хана. Проходя мимо странного угла, где по какой-то необъяснимой причине стояла наряженная ёлка (апрель, между прочим), Чонгук остановился как вкопанный и ахнул. Под ёлкой лежала целая гора подарков. Реально, гора. Упаковки всех цветов, форм и текстур — будто Новый год и день рождения слились в праздник без правил. Но один подарок сразу выделялся: огромная прозрачная коробка, внутри которой был плюшевый ананас с человеческим лицом и табличкой «Если ты не улыбаешься — ты не заслуживаешь меня». К нему прилагалась записка: «Чонхо, потому что ты экзотика с выражением». — Это… поразительно, — выдохнул Чонгук. — Я теперь плохо себя чувствую со своим подарком. — М-м, ну… — протянул Тэхён, потирая затылок, — мы хотя бы были практичны. Сами они с Тэхёном не придумали ничего грандиозного — вдохновения хватило только на логику. Поэтому заказали хорошее ортопедическое кресло для компьютера, с подставкой под ноги, функцией массажа и подогрева. Курьер должен был привезти его на следующее утро. Потому что, как выразился Чонгук: «Раз уж он ночами сидит в «Доте» и редактирует мемы по три часа — хоть жопа пусть не страдает». К тому же, они прикрепили записку: «От любви к тебе до боли в спине — один шаг». — Не креативно, зато полезно, — пожал плечами Тэхён. — Мы подарили комфорт. В этих стенах это, вообще-то, роскошь. — Мы подарили заботу, замаскированную под утилитарность, — подмигнул Чонгук. — Это вообще высшая форма привязанности.

David Guetta — Turn Me On ft. Nicki Minaj

Вечеринка шла своим чередом — музыка становилась громче, свет мигал чаще, кто-то танцевал на диване, кто-то уже тихо спал под этим же диваном. Воздух был напоён духами, алкоголем и молодостью. Тэхён и Чонгук вели себя не так, чтобы скромно, но и не так, чтобы на следующий день удалять свои следы из памяти окружающих. Они смеялись, двигались между комнатами, пробовали странные напитки, которых лучше было бы избегать, и поддерживали тех, кто уже успел вляпаться в очередную «игру века», вроде «прилипни ко всему, что мягче тебя». На заднем дворе кто-то пытался жарить маршмеллоу над свечкой. Серьёзно. Где-то между «соревнованием по воплям под автотюном» и началом несанкционированной караоке-битвы, к Чонгуку подлетел Хан — с горящими глазами, как всегда, и кружкой пива, которая была практически продолжением его руки. Он тащил его за собой, показывая парня, заснувшего в углу на лестнице, будто подиуме, в позе, которую даже опытный йог счёл бы «экстремально продвинутой». Это был тот самый тип, который шлёпнул Хана по заднице в самом начале, и теперь тот мечтал о мести в виде пары маркерных картин на лице или хотя бы традиционного «члена на лбу». Но Чонгук, к величайшему удивлению друга, отказался. Просто поднял бровь, покачал головой и улыбнулся. У Хана в этот момент полилось пиво изо рта — не в переносном, а в самом что ни на есть буквальном смысле. Настолько мощно по нему ударило отсутствие «боевого ответа» от Чонгука. Тот же просто подмигнул, повернувшись к Тэхёну, который в это время, наблюдая за всем с небольшого расстояния, довольно усмехнулся, будто увидел нечто очень правильное. И больше никто не вспоминал про фломастеры. В этот вечер Чонгук никого не разрисовал. Он вообще вёл себя… неожиданно спокойно. Почти по-взрослому. Только иногда, когда думал, что никто не смотрит, он бросал взгляд на Тэхёна — быстрый, тёплый, немного ошарашенный тем, как сильно ему везёт в жизни прямо сейчас.

the neighbourhood — sweater weather

Решив хоть немного отдалиться от вакханалии, гремящей этажом ниже, Тэхён тихо увёл Чонгука на небольшой балкон второго этажа — тот самый, куда обычно выходили покурить, пожаловаться на жизнь или просто остыть от танцев. Воздух там был прохладнее, и пах не перегаром, а ранней весной и ночной столицей. Альфа опёрся поясницей о перила, притянул омегу ближе, обняв обеими ладонями за талию — не с жадностью, а с каким-то спокойным правом, которое не требовало подтверждения. Чонгук уже был с лёгкой хмельной дымкой в глазах, но не пьян — скорее, расслаблен до состояния «улыбка на автопилоте». Хотя выпил он прилично. Очень прилично. Скромность в этом вопросе явно ушла на перекур. Тэхён же пил аккуратно — лишь по глотку от разных коктейлей. Сегодня хотелось держать себя в руках. Он знал, что у него есть причина не улетать вместе со всеми: рядом был тот, за кем он хотел присматривать. Не из долга — из желания. — Знаешь… — начал он тихо, слегка сталкивая их лбы, — вообще-то, если что, я не против посмотреть на твои развлечения. Только без энтузиазма. И, для пущей серьёзности, медленно пригрозил пальцем. — Я бы принял твои слова во внимание, если бы не одно но, — Чонгук наклонил голову, лениво, но очень намеренно облизнул губы и игриво прикусил нижнюю. А потом, уже более серьёзно, опустил взгляд и тихо сказал: — Как-то не хочется. Тэхёну стоило бы удивиться. По всем правилам. Как Хан — со сценой, где пиво льётся изо рта. Но пива под рукой не было. Однако он не стал слишком быстро так сильно удивляться, потому что: — Конечно, это не навсегда. Но сегодня ничего такого не хочется. Тэхён беззлобно рассмеялся, протерев глаза одной ладонью. Ожидаемо. В этом весь Чонгук. И он ничего не имел против. Он вообще никогда не собирался его менять. Не хотел зашивать яркие строчки в серую ткань, не мечтал сделать его жизнь тише, удобней, проще. Чонгук живёт, как хочет. И пусть. У него своя голова на плечах. Устанет от этого ритма — перестанет. Не устанет — да и бог с этим. От всей своей неугомонности, дерзости и странных решений он не становился плохим. И не станет. Потому что, в корне, Чонгук — человек с добрым сердцем и острым умом. Такой, каких не бывает «в меру». Только по-настоящему. А Тэхён? Он просто будет рядом. Где нужно — скажет, что вот так, наверное, не стоит. Где нужно — подставит плечо. А дальше Чонгук решит сам. Он не глупый. Совсем наоборот. — Наверное, не время сейчас, — тихо начал Тэхён. В груди что-то всполошилось. — Да и рано… но сказать кое-что всё же хочется. Он аккуратно коснулся виска мягко улыбающегося Чонгука, убрал спавшую на глаза прядь за ухо, на миг облизнул губы, будто собирался с мыслями — и негромко сказал: — Я не знаю, как это объяснить. Просто когда тебя рядом нет, всё… не то. Даже чай. Даже воздух. Даже я сам. Чонгук замер. Улыбка медленно сошла с его лица — не от тревоги, а от того, что сердце вдруг стало биться по-другому. По-настоящему. Потому что он знал, что альфа не закончил. — Я полюбил тебя. За такое короткое время… но полюбил. В носу защипало. Он шмыгнул, стараясь не поддаться первому порыву. Глотнул, прикусил губу, усмехнулся и чуть подался вперёд, не отводя взгляда. — А меня тянет к тебе так, как Wi-Fi в подвале. Нестабильно, но без тебя всё равно не работает. Классика Чонгука. Его стиль. Его язык. И уже почти шепотом, будто бережно кладя точку в этой фразе — точку тёплую, настоящую: — Я тоже. Тоже люблю тебя. Слова повисли в воздухе, как будто растворились в тёплом апрельском ветре, который пробирался на балкон. На секунду стало тихо даже внутри дома — или им просто перестало быть до этого дела. Чонгук всё ещё смотрел на него — с лёгким прищуром, с дрожащей улыбкой, будто не верил, что это всё сказано вслух. На секунду он даже выдохнул слишком шумно — и Тэхён услышал это. Он медленно потянулся вперёд — не резко, не жадно. Губы соприкоснулись мягко, почти осторожно. Никакой спешки, никакого «схватить». Просто… остаться рядом. Быть ближе. Дышать одним воздухом, в котором теперь они оба признались в любви. Чонгук прижал ладонь к щеке Тэхёна, провёл пальцами по линии скулы — медленно, чуть зарываясь в волосы. А другой рукой легонько сжал ткань его футболки на груди. Сердце билось. У обоих. Поцелуй углубился, но не стал жаднее. Скорее — увереннее. Уже не как вопрос. А как обещание. Когда они оторвались друг от друга, медленно, с закрытыми глазами, Чонгук тихо, но уверенно выдохнул: — Твой папа дома? — Нет, умотал куда-то к друзьям. — Поехали к тебе? Тэхён не был против.

***

of Verona — Breathe

Тёплая вода стекала по телам, разделяя их, чтобы тут же снова объединить. Они стояли близко — не из страсти, а потому что по-другому уже не хотелось. Касания были простыми: ладонь по плечу, пальцы по линии ключицы, запястья — в тёплой пене. Иногда — короткие поцелуи. Не быстрые и не затяжные. Просто чтобы напомнить друг другу: я здесь. Пар от воды окутывал пространство, как мягкое одеяло. Тэхён чувствовал, как в груди утихает всё, что ещё недавно казалось тяжестью. В этом омеге не было тишины — наоборот, он был почти как музыка, непредсказуемая, свободная, но именно такая, к которой хочется возвращаться. И он был настоящим. Ни маски, ни попытки понравиться — просто он. Чонгук. Он мог смеяться в голос, поднимать бровь, закатывать глаза или молча прятать нос в шею — и каждый раз Тэхён ловил себя на том, что… ему всё нравится. Не только из влюблённости, а потому что всё — по-настоящему. Всё его. Чонгук же стоял, не думая ни о чём конкретном, просто позволяя себе чувствовать. Его руки были на талии альфы, губы — у ключицы, лоб — у шеи. Раньше он не знал, что с кем-то можно чувствовать себя настолько спокойно. Как будто всё, что в жизни не получилось, неважно, если ты стоишь вот так: абсолютно молча обняв того, кто тебя не требует — а принимает. Кто рядом не ради контроля, а потому что хочет быть рядом. Он не хотел убегать. Не хотел быть другим. Не чувствовал, что должен что-то доказывать. И в первый раз за долгое время не ждал, что за добром обязательно последует удар. Они не торопились. Просто оставались в этом тепле. Когда пальцы Тэхёна коснулись линии позвоночника, Чонгук вздохнул — тихо, почти беззвучно, но с отдачей изнутри. Они закрыли воду. Полотенца — быстро, привычно. Но не спеша. В спальню они шли молча, в обнимку без напряжения, будто давно это делают: как пара, как свои, как те, кому не нужно оглядываться. Свет был приглушён, кровать — смята чуть заранее, постель — тёплая. Они легли рядом, не прижимаясь сразу, но и не оставляя между собой пустоты. Их тела были обнажёнными, распаренными после душа, требующими. Чуть отрезвевшие, но абсолютно уверенные в том, что остаются друг у друга. И в этом не было ни капли сомнения. Простыни чуть спутались, но не мешали. Тело к телу — не сразу, не жадно, а как будто по привычке. Чонгук лёг на бок, спиной к Тэхёну, и тот тут же приблизился, прижимаясь всем телом — от груди до колен. Их кожа соприкасалась ровно там, где хотелось: плотно, по-настоящему. Тэхён обнял его за талию, не сразу — сначала просто положил ладонь, будто спрашивая: можно? Потом пальцы медленно прошлись по ребрам, по животу, замирая у паха, скользя выше к груди, потом обратно, будто рисовали что-то невидимое. Не было нужды торопиться. Каждое движение было осознанным. Не ради чего-то — просто чтобы почувствовать. Губы альфы коснулись шеи — аккуратно, почти бесшумно. Один поцелуй. Второй. Чуть ниже. Ладонь Чонгука легла на его запястье — не чтобы остановить, а наоборот: остаться. Он выгнулся чуть ближе, дыша уже чаще. Глаза закрыты, губы приоткрыты. Всё чувствовалось сильнее, чем обычно. Тэхён аккуратно повернул его на спину, и Чонгук позволил. Их взгляды встретились в полутьме — без слов, но с таким количеством смысла, что дыхание на секунду сбилось. Тэхён склонился ближе и поцеловал — мягко, глубоко, но не спеша. Губы скользнули, чуть прикусили, отстранились — и снова вернулись. Всё совершенно иначе, чем тогда, в первый раз в отеле. Тогда было логичное мнение: переспят и разбегутся. Ну, учитывая тогдашние обстоятельства. Сейчас хотелось иначе. Чувственнее. Более открыто. И никто не возражал. Тэхён видел уверенность в этих глубоких глазах напротив. Чонгук провёл рукой по его плечу, по шее, по ключице — изучал, знакомился. Его пальцы были горячими. Его губы — мягкими. Он поцеловал Тэхёна в уголок губ, в щеку, в висок, в лоб, и задержался там чуть дольше, чем следовало бы. Потому что можно. Потом снова — кожа к коже, грудь к груди, руки вплетённые, дыхание смешалось, а между ними было только то, что важно: тишина, тепло, желание быть ближе. Не было нужды называть это чем-то. Это уже было. Поцелуи становились глубже, насыщеннее, медленно впивались в губы и отпускали, будто проверяя границы — и каждый раз находя их чуть дальше. Ладони не блуждали — они будто помнили маршрут, но всё равно изучали заново: под лопатками, по бокам, по животу, по шее. Тэхён тянулся губами к каждому новому сантиметру, как к запретному удовольствию, которое теперь можно, и омега отдавался этим касаниям без страха, без сдержанности — как человек, который давно этого хотел, но только сейчас понял, насколько сильно. Грудь к груди, дыхание — горячее, влажное, сбитое. Чонгук запустил пальцы в волосы Тэхёна, потянул чуть сильнее, чем нужно, и тот только тише выдохнул в ответ, сжав его бедро под ягодицей. Ладони уже не просто гладили — они искали. Кожа отзывалась. Горела, как от прикосновения солнца. Ноги переплелись. Их движения были не рваными, а скорее лениво-текучими — будто вода, которая всё равно дойдёт до точки кипения. Пальцы скользнули по позвоночнику, остановились внизу спины, чуть сжали. Лоб к лбу, глаза в глаза. Ни одного слова, но всё сказано. Чонгук с томным выдохом выгнулся навстречу, подался вверх, когда альфа мягко положил ладонь на его уже твёрдый член. Губы дрогнули — не в просьбе, в приглашении. Тэхён замер, будто на секунду захотел остановить всё это, чтобы просто запомнить: как он выглядит в этом полумраке, с приоткрытым ртом, с взъерошенными волосами, с дыханием, которое ломает ритм. Он накрыл его собой — не придавил, а скорее растворился рядом. Их тела скользнули друг по другу, горячие, влажные, доверчивые. Снова поцелуи. Снова касания. Всё глубже. Всё ближе. Нырнув ладонью ниже, альфа почувствовал на пальцах липковатую смазку, как по маслу войдя двумя пальцами до костяшек, на что получил надрывный стон. Было очень просто, и даже не потому что Чонгук обильно тёк. Кажется, кое-кто развлекался. Только когда успел? Они же ночевали вместе, здесь, в этой самой постели. Утром и почти весь день — в универе, буквально плечом к плечу, не отходя друг от друга ни на шаг. На вечеринке — и подавно. Разве что пару раз Чонгук отходил в ванную или на кухню… Но это было всего на минуту, максимум — две. Тэхён не стал ничего говорить. Добавил третий палец, растягивая податливые стенки, а ртом примкнул к вставшим от возбуждения соскам, переходя с одного на другой, из-за мешанины чувств омега плыл, словно по течению. Тихо постанывал, словно боялся нарушить чей-то покой, хотя в доме, кроме них, никого не было, зарывался ладонью в его густые волосы, прижимая к груди. Не чтобы больше, а словно… ближе. Будто мало того, что есть сейчас. Задев явно нужную точку, колени омеги едва не сомкнулись, но Тэхён мягко раздвинул их ещё сильнее, чтобы не больно, но комфортно. Снова поцелуи. Уже не счёт, не привычка — необходимость. Между ними будто не осталось воздуха — только желание быть ближе. Не только телом, но и всем остальным. Сердце стучало в унисон — не идеально, но одинаково искренне. Чонгук рвано двигал бёдрами навстречу длинным пальцам, уже хотелось большего. Чувствовал больше влаги между ягодиц, как внизу живота обжигало волной возбуждения, кажется, даже вслух просил. Ему было невероятно хорошо. Гораздо лучше, чем в тот первый раз, пусть и закончившийся несколькими ошеломительными оргазмами. Потому что тогда они были незнакомцами, не было чувств, в которых они сегодня друг другу признались.

OXYBUZ — Lust

Услышав шуршание, омега открыл глаза. Тэхён, со спутанными волосами и опухшими от поцелуев губами, встал на колени, открывая квадратный пакетик презерватива, не сводя с него возбуждённого взгляда. Чонгук, облизнув губы от картины, что была перед ним, подался вперёд, забрав вещь, и попросил его лечь на спину. Повиновавшийся Тэхён распластался на постели в предвкушении того, что будет делать его самостоятельный омега. Тот, без стеснения раскатав презерватив по его члену, одновременно мягко надрачивая и особое внимание уделяя головке, вдруг наклонился, проведя языком по длине, начиная от самой мошонки. Но большего делать не стал, виновато глянув из-под чёлки. — Прости, пока не умею. Научишь потом? Тэхёну бы хохотнуть со всей нежностью, с которой он смотрел в такие большие виноватые глаза, но он лишь улыбнулся, подозвав парня ближе к себе. Тот уселся на его бёдра, сталкиваясь ягодицами о член, и мило прикусил губу. Что за прелесть. Сам альфа, приняв сидячее положение, чтобы ближе к этому потрясающему личику, ответил: — Я тебя никогда заставлять не буду. Захочешь — научу, — проникновенным шёпотом. — Ляжешь на спину? Удобнее будет. Это твоё первое такое проникновение. — Я вычитал, что чаще удобнее именно в позе наездника. — Ты прелесть, — по-доброму усмехнулся Тэхён, нырнув под подушку ладонью, чтобы достать застрявшей между спинкой кровати и матрасом бутылёк смазки. Чонгук выгнул бровь. — Развлекаешься тут? — И представляю только тебя за этими развлечениями, — примкнув губами к блестящим от лёгкого выступившего пота ключицам, альфу чуть прикусил правую, услышав несдержанный выдох. За спиной омеги он открыл крышку, выдавил себе на ладонь и, размазав по члену чуть ли не пол баночки за раз, остатки распределил между чужих ягодиц, где в нетерпении растянутые края дырочки сужались от пустоты. Взгляда от наблюдающих за ним чёрных глаз не отрывал. В этих глазах ему бы утонуть. Даже захлебнуться, если придётся. Он аккуратно, раздвинув его ягодицы, провёл промежностью по своему мокрому, напряжённому члену, вызывая у омеги незамедлительную реакцию: губа по привычке закушена, брови надломились. Следя за изменениями на лице омеги, чтобы ни одной болезненной не было, Тэхён помог себе рукой, чтобы толкнуть головку внутрь, и на этом моменте прижался губами к чужим, приоткрытым и желающим. Как только он хотел сказать, чтобы Чонгук двигался в комфортном ему темпе, как тот, словно прочитав его мысли, медленно опустился глубже на тихом выдохе в его губы. Несдержанно сжимая крепкие накачанные плечи, Чонгук упал лбом на правое, то медленно опускаясь, то резко подрываясь, словно бы дразня самого себя. По ощущениям, он был далеко не на половине, но чувства уже захлёстывали его как под жёсткими порывами ветра в непогоду. В животе всё скручивало, вход сжимался — вроде и расслаблялся, а вроде и нет. Наверное, Тэхён это почувствовал, поскольку вскоре добавил больше смазки. В этот момент стало гораздо проще. На очередном выдохе Чонгук максимально опустился ниже, ощущая внутри гладкий латекс, который совершенно не хотелось бы использовать, но надо. Ненадолго замерев, Чонгук глубоко вдохнул, давая телу справиться с новой волной ощущений. Глаза были закрыты, дыхание — сбивчивым. Он провёл носом по щеке напротив, неторопливо, почти ласково, и, наощупь найдя губы, углубил поцелуй — жадно, но не торопливо, будто хотел утонуть в этом касании. Пальцы сжимали плечи, сильную шею, удерживая ближе, как якорь. Губы опустились ниже — по скуле, по линии подбородка, по шее, где пульс был особенно отчётлив. Он целовал медленно, выцеловывая взбухшие от возбуждения венки, будто знал, насколько чувствительно именно там. И в каждом движении — не просто желание, а почти трепетная благодарность. От нетерпения у обоих дрожали грудные клетки — дыхание рвалось, будто вырывалось изнутри сквозь кожу. Но Тэхён, заметив, как Чонгук становится всё смелее, прижал ладонью его бедро, чуть крепче, чем нужно, и негромко выдохнул — без слов, но с просьбой: не спеши. Болезненные ощущения им точно были ни к чему — не в этот вечер, не в этой близости. Чонгук кивнул, даже положил голову на плечо, немного отдышавшись, будто соглашаясь. И правда — пару минут он дал себе привыкнуть, прислушался к телу, к Тэхёну, к их общему ритму. Всё было мягко, спокойно. Почти трогательно. А потом, в своём духе, немного приподнялся, прикусил мочку уха и сделал всё по-своему. Так, как чувствовал. Так, как хотел. С азартом, с огнём, с доверием. Не грубо, не резко — но с характером. И Тэхён не стал его останавливать. Только выдохнул в шею и крепче обнял, позволяя — как всегда, когда понимал, что это не каприз, а настоящая суть Чонгука: яркий, дерзкий, живой до дрожи, но тёплый, как солнце сквозь жалюзи. Движения Чонгука стали рваными, прерывистыми, но с заметной скоростью — он больше не хотел оттягивать момент, будто в нём всё уже взвинчено до предела. Тэхён и сам чувствовал, как внутри нарастает напряжение, но не ожидал, насколько резко всё изменится: омега вдруг толкнул его в матрас, прижав ладонью к постели, и буквально перешёл на бешеный темп. Брови у него заломило от переизбытка ощущений, нижняя губа — закушена почти до дрожи, глаза прищурены, дыхание — срывалось, будто всё это было где-то на грани между безумием и блаженством. И Тэхён смотрел, шипя от эмоций. Просто смотрел. Замирая от того, насколько это было красиво. Живо. Ярко. Картина на миллион. Такую не купишь. Не придумаешь. Не сыграешь. И принадлежала она целиком ему. Буквально. Он положил чуть вспотевшие ладони на двигающиеся бёдра и начал приподнимать свои, подстраиваясь под темп и не скупясь на собственные стоны. Заметив, что колени Чонгука от усталости и напряжения стали разъезжаться, альфа попросил его лечь на спину, аккуратно вытащив твёрдый как камень член. Но и тут тот продолжил диктовать свои правила. Встал на постель в позе догги-стайл напротив зеркальных дверей шкафа. Что ж, его первый раз — его желания. Тэхён, сверкнув в отражении хитрой улыбкой, когда омега на него посмотрел, наклонился вниз, чтобы воспроизвести сцену с отеля, вот только тот тут же остановил его: — Пожалуйста, давай потом. Я хочу… тебя… внутри… — Мой язык и так был бы внутри. — Нет. Ты понял. И… — Чонгук прикусил губу, резко уронив голову на сложенные перед собой руки, — не будь нежным. — Твоё слово — закон для меня. Тем не менее, Тэхён начал не с быстрого темпа, не врываясь как ураган, но всё равно постепенно ускорился. С непристойными хлюпами входил до шлепка яиц о покрасневшие ягодицы, слыша несдержанные, но негромкие хриплые стоны, любовался этой картиной в отражении, как и иногда поднимающий на него туманный взгляд Чонгук. С нажимом проходился по простате, из-за чего спина омеги прогибалась сильнее, а руки сжимали простынь, чуть ли не разрывая её, как в тот первый раз. Жарко. Душно. Грязно. Тэхён слышал, как Чонгук тихо всхлипывает от чувств, не боли — от переизбытка. Это были звуки жизни, любви, чего-то настоящего. А сам он дышал тяжело, шумно, быстро и прерывисто, будто каждое прикосновение отзывалось во внутренних стенках его грудной клетки, будто сам воздух между ними стал живым и горячим. С губ Чонгука сорвалось какое-то слово, но Тэхён не услышал, попросив повторить. Тот поднял глаза, в которых плясали черти, и выдохнул: — Сильнее… — Что ты со мной делаешь, чертёнок. Сильнее, так сильнее. Тэхён наклонился, мягко, не сильно обхватив его шею, и потянул на себя — мокрой от пота спиной к своей груди, что вздымалась так, будто он пробежал кросс на сто метров за минуту. В отражении зеркала это выглядело ещё более шикарно. Развратно. Горячо. Правая рука с шеи переместилась на активно истекающий предэякулятом член, начиная надрачивать в темп грубых и быстрых толчков, что, в целом, вызвало ещё больше стонов со стороны омеги, а пальцы левой для большей стимуляции ласкали соски по очереди. Альфа, охваченный истовым вожделением под правильным углом вбивался в него резче, сильнее, будто намереваясь заполнить его до краев, с оттяжкой двигал кулаком, особое внимание уделяя истекающей головке, и прикусывал загривок аккурат рядом с запаховой железой. Желание поставить метку в такой момент разрывало внутренности. С уст Чонгука срывались со стонами какие-то неразборчивые слова, но одно Тэхён точно понял: момент оргазма уже маячил где-то перед глазами. Он ускорился ещё сильнее, чувствуя, что сам на грани. Вскоре огненная волна изумительной всепоглощающей эйфории накрыла их обоих с головой, окончательно опустошая сознание и оставляя только чистое, незамутненное удовольствие. Содрогаясь от оргазма, Чонгук с тяжёлым дыханием свалился на кровать, чувствуя, как пульсировала в нём плоть любимого альфы, исторгаясь тёплой вязкой спермой в презерватив. Со звучным хлюпом выйдя из омеги, Тэхён прильнул губами к его спине, целуя каждый позвонок, словно считая их количество, и оглаживал уже слабое тело. Того явно не хватит на повтор, по крайней мере, в ближайшие часы. — Я безумно рад, что ты появился в моей жизни, — прошептал он рядом с покрасневшим ухом. Чонгук не ответил, но наощупь найдя ладонь альфы, сжал во взаимности.

***

Lanterns On the Lake — Through the Cellar Door

Всё стихло. Не резко — а так, будто волна откатилась, оставив после себя горячий след на коже. Тела всё ещё дрожали чуть-чуть, вглубь, как будто воздух в комнате всё ещё не успел насытиться их дыханием. Чонгук лежал на боку, обняв Тэхёна за талию, лбом уткнувшись в ключицу. Его волосы чуть влажные после очередного душа, кожа — раскалённая, а ресницы всё ещё вздрагивали от напряжения, которое не успело полностью уйти. Он дышал часто, шумно, срываясь, но уже не от страсти — от эмоций. С каждым выдохом всё ближе к тишине. Тэхён провёл ладонью по его спине, медленно, как бы возвращая в тело. Кровь ещё гудела в висках, но внутри было — спокойно. Тепло. Он не говорил ни слова. Просто дышал вместе с ним. И ловил моменты, как свет сквозь занавески. Простыня, немного скомканная, пахла ими. Воздух был полон соли кожи, остатка шампуня и чего-то нового — того, что не пахнет, но ощущается. Как принадлежность. Чонгук чуть пошевелился, прижался крепче, и Тэхён сразу укрыл их одеялом. Не для уюта — для чувства: всё, ты в безопасности. Он не шевелился дальше. Только чуть повернул голову, чтобы прижаться губами ко лбу омеги. Мягко. Еле-еле. Почти не дотрагиваясь. Тишина держалась долго. Но не глухая, не неловкая. Та самая тишина, которую слышат только двое, кто сейчас друг другу — дом. — Ты просто Бог в постели, — вдруг с нежной улыбкой шепнул Чонгук. — А ты тот ещё развратник. И это в первый то раз. — Ну… фактически, это благодаря тебе. Помнишь же ту ночь в отеле? — И я готов повторить, — чуть сжав талию, Тэхён дразняще скользнул пальцами ниже, лишь оглаживая ягодицу. — С радостью, но позже. Перекусить бы сейчас. Чонгук лениво вытянулся, потянулся до хруста в плечах и, зарывшись лицом в подушку, пробормотал что-то вроде «только не суп». Вскоре оба нехотя поднялись, натянули на себя лёгкую домашнюю одежду: свободные футболки, мягкие шорты, лень в жестах и довольство в лицах. Ощущения после ночи ещё держались где-то под кожей — приятно тянули мышцы и грели внутри. Спускаясь на первый этаж, они переглядывались, еле сдерживая дурацкие улыбки — те самые, которые появляются между двумя людьми после слишком личного «только что». Никто не ожидал, что утро встретит их настолько… нестандартно. На кухне, стоя спиной к ним, чай себе наливал Хосок. Без футболки. В одних шортах. Полуголый, расслабленный, ни о чём не подозревающий. Пара замерла в дверном проёме. Молчание повисло, как в фильмах, где неожиданно встречаешь босса в сауне. Один шаг — и назад уже не отступить. Чонгук моргнул. Потом ещё раз. Потом резко выдохнул сквозь зубы и выдал: — А ты что тут делаешь?! Хосок вздрогнул всем телом, дёрнулся, как будто его ткнули в розетку, и резко рванул кружку вверх. Кипяток, конечно, плеснул наружу, слегка обжигая пальцы на руке и ногах. — Чёрт подери! Он подскочил, пританцовывая на месте, и выронил ложку с каким-то звоном на пол. Повернулся — и увидел сына с парнем, стоящих в дверях, как два манекена в шоке. — Я… я просто… чай хотел. Без сцен, без огня. Без зрителей! — пробормотал Хосок, пыхтя, поджимая пальцы и оглядывая свою полуобнажённость. — Ты дома у Тэхёна! — выдал Чонгук, всё ещё не веря в реальность происходящего. — Ну так а вы где были, простите? В филармонии? Судя по выражениям лиц — не в церкви! Тэхён едва не прыснул со смеху, прикрывая рот рукой. Подколы у них в генах. Чонгук только скрестил руки на груди: — А с каких пор ты вообще ночуешь тут? Я-то дома у своего альфы, а ты? — Слушай, ты мне нужен был вот прямо сейчас на первом этаже? Утром? Без кофеина в крови? — отрезал Хосок. — Может, ты пойдёшь обратно наверх, а я досчитаю до десяти и перестану чувствовать себя героем ситкома? В этот самый момент из коридора послышался глухой звук тапок, а следом — зевок. Через секунду в дверях кухни показался Юнги — в слегка перекошенной футболке, в которой он точно не планировал никого встречать, с растрёпанными волосами и видом человека, которому просто хотелось добраться до кофе, а не попадать в эпицентр чьей-то драмы. Он на секунду замер, увидев всю троицу: сына, его омегу и полуголого Хосока, который в этот момент пытался аккуратно макать обожжённые пальцы в стакан с прохладной водой. — …Ясно, — только и сказал Юнги, моргнув. — Мне… нужен… кофе. Потом — можете продолжать. — Доброе утро, пап, — очень буднично отозвался Тэхён, будто ничего сверхъестественного не происходило. — Какое доброе… у меня ещё мозг спит, — проворчал Юнги и прошёл мимо, по пути чуть зацепив плечом Хосока. — А ты, я смотрю, вжился в роль божества чаепития. — Очень остроумно, спасибо, — буркнул Хосок, снова поморщившись от пальцев, — можешь потом это вышить на салфетке. — Разве ты не должен был ехать к своим друзьям с ночёвкой? — обратился Тэхён к своему родителю. — Планы немного изменились. Или не менялись, и папа просто не хотел говорить правды. — А вы… — неуверенно начал Чонгук, покосившись на взрослых. — Были всё это время здесь? — Сформулируй вопрос правильно, — усмехнулся Хосок, аккуратно доливая кипяток в кружку. На этот раз он предусмотрительно поставил её на стол. — Например: «Была ли зафиксирована аудиальная активность в ночное время, предположительно из спальни второго этажа?» Он поднял взгляд, слегка прищурившись, как на допросе, и буднично, с прокурорской чёткостью добавил: — Ответ: да. С превышением допустимого децибел. К щекам Чонгука мгновенно прилила кровь. Он выдохнул в плечо Тэхёна, сдавленно и хрипло, больше похожим на попытку утопить себя в ткани, чем на смех. Альфа же, напротив, хохотнул открыто — негромко, но с тем самым «ну бывает» в голосе. — Убийственно… — только и прошептал Чонгук в ткань, пряча лицо. — Да всё нормально, — бросил Хосок, откинувшись на спинку стула. — Молодёжь нынче громкая. Мы с Юнги… не удивлены. — Сильно не удивлены, — буркнул Юнги, и впервые за утро на его лице проскользнула тонкая, почти ленивая улыбка. Он сидел с кружкой в руках, уже окончательно проснувшийся, с видом философа, принявшего неизбежное. Постепенно все расселись за столом. К ним присоединился Тай, хвостом виляя, и явно надеясь, что с кем-то упадёт кусочек тоста. Обстановка стала проще, ближе к обычной. Хлопки по столу, кто-то тянется за джемом, кто-то пересаливает яичницу и делает вид, что так и задумано. И между всей этой утренней суетой — то один, то другой — Тэхён с Чонгуком периодически ловили тёплые взгляды друг друга. Они не целовались, не касались. Только чуть дольше, чем нужно, держали глаза. И улыбались. Мягко. Спокойно. Семейная идиллия.

***

Через два дня в пять утра Тэхёну пришло эмоциональное голосовое сообщение от Чонгука:

любимый чертёнок:

«Чёрт возьми! Никогда бы не подумал,

что я буду радоваться, как меня выворачивает наизнанку,

а из задницы течёт Ниагарский водопад!

У меня течка, Ким Тэхён!»

Сонный альфа, утробно расхохотавшись, уронил телефон себе на лицо из ослабевших рук, и с болью в носу осознал, что придётся брать на неделю отгул. Он сделает это время для своего омеги увлекательным и незабываемым.