Mud / Грязь

Я не смог сдержать смех, чем усугубил ситуацию. — Я смеюсь не над тобой, Асока, просто представил маму-Энакина в фартуке, пекущего для тебя печенье. Она одаривает меня озорной улыбкой. — Ээээ...честно говоря, в моем воображении мамой были вы. Я смеюсь ещё громче, хотя от её слов внутри потеплело. — Это не ребячество. Нелегко рассказывать о таком, и я рад, что ты поделилась со мной. Важно распознавать такие мысли, когда они появляются. — Не знаю. Иногда сложно понять, что правильно, а что нет. Семья...разве это не эгоизм? Я даже не знаю, позволено ли деждаям испытывать такие чувства. — Конечно да. Ты заботишься о важных для тебя людях и хочешь, чтобы они были рядом — это не может быть плохо. В противном случае джедаи были бы слишком суровыми. Признай и прими свои чувства, но не позволяй им управлять тобой. Твои эмоции — это не ты. Она кивает, опустив голову, а затем поднимает взгляд и смотрит мне в глаза. — А что насчет ярости и ненависти? Как можно их принять, если в самом Кодексе написано, что они нежелательны. — Там такого не написано. Джедаи не могут быть застрахованы от ненависти, страха и страсти, но, тем не менее, мы должны уметь их преодолевать. Энакин бросается в кресло, стоящее рядом с нами, и закидывает ноги ботинками на мой кофейный столик. — О нет, он читает тебе лекции. Не надо было оставлять тебя одну. — Ей не нужны лекции — однажды она могла бы сама читать их нам. Сложно поверить, что она твоя ученица. — Спасибо, Оби-Ван. Я вижу, ты не в состоянии сделать комплимент, не обесценив его какой-нибудь гадостью. — А я вижу, что ты до сих пор любишь насмехаться над всеми, кроме себя. Мы обмениваемся долгими осуждающими взглядами, от которых Асока вздрагивает. Квин уже собрался сесть в соседнее кресло, но остановился, оглядывая нас, и сказал: — О. Мы вопросительно уставились на него, пока он садился. — Ничего, просто я вдруг понял кое-что. Неважно, продолжайте спорить. — Давайте поговорим о чем-нибудь другом, — торопливо предлагает Асока. — Я слышала, Падме ранило при взрыве прошлым вечером. Мы с Энакином стараемся не смотреть друг на друга, а Квин приглядывается к нам и говорит: — Я не знал. С ней всё в порядке? — Да, Энакин, c ней всё в порядке? — повторяю вопрос, тут же пожалев о грубом тоне. Энакин бросает на меня любопытный взгляд. — Я был с ней, когда это случилось, она отделалась синяком. Я уже готов спросить, в каком месте и какого размера этот синяк, но вовремя прикусываю язык. Асока лихорадочно ищет, чем бы заполнить неловкое молчание. — Может мне стоит сходить проведать её. Пойдёте со мной, мастер? Я решил не слушать, что ответит Энакин, и понёс кружки на кухню.Там я помыл их как можно медленнее, специально обжигаясь горячей водой. К моему возвращению друзья обсуждают политику. Я включаю автопилот, сосредотачиваясь больше на их состоянии, чем на словах. Квин расслаблен и уверен в себе. Ему нравится спорить со мной на горячие темы, но он более сдержан, чем может показаться. Энакин, как обычно, придерживается самого непопулярного мнения, постоянно пытаясь продемонстрировать остроумие. Асока вмешивается только тогда, когда считает, что достаточно осведомлена в вопросе. У неё несколько экстремистские взгляды, но это простительно ввиду её возраста и влияния учителя. Затем они начинают обсуждать войну, потом стратегию, всё больше углубляясь в технические детали, поэтому она постепенно теряет интерес. Когда они говорят о том, на чем лучше перевозить людей по пересеченной местности — AT-TE или АТ-ОТ, — её голова соскальзывает мне на плечо. Пару раз она поднимается и робко извиняется, но на третий замирает, и по ритму её дыхания становится понятно, что она заснула. Eё монтралы колют мне руку, поэтому я медленно отодвигаюсь, чтобы голова легла мне на колени. — Они скучные, да? — шепчу ей, пока она не слышит. Звонит комм Энакина. Он смотрит на него и идет разговаривать на кухню, а я провожаю его пристальным взглядом. Обернувшись, вижу удивленного Квина. — Кхм, Оби-Ван, ты серьезно? — шепчет он, чтобы не разбудить Асоку, и чтобы Энакин не услышал. Наша беседа приобретает заговорщический тон. — Это настолько плохая идея, что я начинаю сомневаться в твоих умственных способностях. Ты должен знать, что из этого никогда не получается ничего хорошего. Я застываю в изумлении, а он пользуется этим, чтобы быстро закончить фразу, пока не вернулся Энакин. — Понимаю, тебе неудобно об этом говорить, но мне плевать. Это плохо кончится, ты должен остановиться. Я придвигаюсь к нему и наклоняюсь как можно ближе к уху . — Ты пытаешься случить меня с каждым встречным разумным с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Не могу поверить, что ты отчитываешь меня за это. — А что тут непонятного? Кто угодно, только не он! Уверен, что нет нужды перечислять тебе весь длинный список причин. Я не шучу — не вздумай. Я пожимаю плечами. — Похоже, уже поздно. Он открыл рот, не веря своим ушам. — Сила, всё хуже, чем я думал. Ты же не спишь с ним, правда? Ты совсем упоротый. Квин повысил голос, и я красноречиво киваю головой на Асоку и в сторону кухни. Он делает вид, что не замечает, и начинает загибать пальцы. — Во-первых, он твой падаван — это верный путь к катастрофе. Поверь, достаточно одного этого пункта. — Он мне больше не падаван. — Ой, да ладно тебе, он до сих пор называет тебя мастером. Бывших падаванов не бывает. Во-вторых, ты будешь винить себя за это до конца своих дней, а ты не можешь себе этого позволить. В-третьих, вы постоянно работаете вместе. В-четвертых, он злой, и в-пятых, он несвободен и никогда не будет. Он тебя прожует и выплюнет. Серьезное лицо Квина выглядит смешно. — Ты даже не можешь себе представить, как сильно пострадаешь, — шипит он в мою сторону, когда предмет нашего разговора возвращается. — Кто пострадает? Квинлан, ты что, угрожаешь моему мастеру? — спрашивает Энакин непринужденным тоном с намеком на вызов. Я потираю виски, чувствуя приближение бури. — Я предостерегал его от ошибочных решений, хотя, боюсь, он безнадежен. — Оби-Ван упрямый, но обычно обдумывает свои решения, даже слишком сильно обдумывает. Что он сделал в этот раз? — Он бросает свою жизнь в яму с сарлакками. Они мрачно глядят друг на друга, как коты перед дракой. — Можно напомнить вам, что я ещё здесь? — пытаюсь привлечь их внимание. — Интересно, чем я так привлекателен для вас этим вечером. Я бы обиделся, если бы вы не наслаждались так жестоким обращением со мной. — Иногда невозможно устоять перед соблазном обойтись с тобой жестоко, — отвечает Энакин, не сводя глаз с Квина. Я всем сердцем надеюсь, что мой друг не начнет толкать речь в духе "если обидишь его, я обижу тебя". Желание исполняется: Квинлан встает и заявляет, что ему пора уходить. — Я тебе позвоню, если узнаю что-то новое о нашей любимой охотнице за головами, — говорит он мне, а затем сердито бросает Энакину: — Отведи свою ученицу домой, Скайуокер, она устала. Я редко видел его таким и почти испугался. Желаю Квину спокойной ночи, не вставая с дивана, а Энакин провожает его до двери, озадаченно взглянув на меня.