Mud / Грязь

Когда они, наконец, уходят, я оглядываю пустую квартиру и понимаю, насколько нуждаюсь в одиночестве и тишине. Событий много, а времени на осмысление мало. Наливаю себе стакан Поланского Красного Квинлана, смотрю на осколки стакана на полу и поражаюсь тому, что сотворил сегодня ночью. Идея обвинить во всём Энакина выглядит соблазнительно. Он более искушен в этой игре, мне не на что надеяться. Я повержен и испытываю отвращение к самому себе, но при этом не могу удержаться от эйфории. Такое несоответствие сильно беспокоит меня. Я должен быть в отчаянии, но вместо этого испытываю приятное волнение, как будто стою на краю обрыва и вот-вот упаду, не заботясь о последствиях — словно наркоман-новаджекер. Квинлан прав — мы катимся в пропасть. Но когда я думаю о том, что он на какое-то мгновение принадлежал мне, то готов упасть с дурацкой ухмылкой. Я изменяю его, разрушая себя, и в глубине души считаю, что оно того стоит. Всю жизнь я считал людей, находящихся во власти чувств, слабыми. Много лет думал, что Падме такая. Мне хотелось сказать ей: "Ты же его знаешь — он берёт то, что хочет. Ты старше, мудрее, ты можешь это предотвратить." Но теперь я осуждаю себя за тщеславие. Опьянев, ложусь в одинокую постель. Во сне я вижу Квай-Гона. Как обычно во снах, он спрашивает, обучил ли я мальчика. Отвечаю, что сделал всё, что мог, но он всё ещё на грани между Тьмой и Светом. Мой Мастер насмешливо улыбается. — Как и все мы, падаван, не правда ли? Хочу сказать, что заблудился, и мне нужен его совет, но горло сжимается. — Я выполнил обещание, — кричу ему наконец, — что теперь делать? Просыпаюсь на рассвете с его именем на устах, скорее в раздражении, чем в печали. Я давно понял, как пара слов может изменить жизнь. Слова Квай-Гона преследовали меня годами как вечное напоминание о том, что последняя мысль учителя была не обо мне. Когда он умер, обида на него и Энакина потрясла меня больше, чем сама потеря. Никогда бы не подумал, что способен на такие чувства, и рядом не было никого, кто помог бы мне с ними справиться. Энакин был ребёнком, а я неосознанно избегал его, потому что каждый раз, когда видел его, мне хотелось, чтобы мы никогда не встречались. Наверно ему было тяжело жить с тем, кто так сильно его ненавидел. Тогда я ощутил вину и начал скрывать свои чувства. Отвергнутый, брошенный, обиженный, я возложил всю вину на Энакина — и готов сделать это снова. В конце концов, я сделал то, что советовал Асоке: поднялся над своей болью и уязвленной гордостью и увидел в мальчике то, что видел Квай-Гон. Я изо всех сил постарался простить себя и своего Мастера, чтобы двигаться дальше. Энакин был... по-настоящему ужасен: требующий поддержки, плаксивый, высокомерный, неуважительный. Он сам усложнял заботу о нём, но занимал меня, и я начал понимать смысл своего обещания. Однажды я с удивлением подумал, что, возможно, оно было предназначено спасти меня, а не его. Пытаюсь поспать ещё, но в итоге лишь запутываюсь в потных простынях. Не могу смириться со своим безответственным поведением прошлой ночью. Асокин сон и встревоженный взгляд угнетают меня, вызывая дурноту, и я встаю с кровати. "Медитация не повредит ," — говорю вслух, садясь на привычное место у окна. Принимаю медитативную позу, и лезвие золотого утреннего света разрезает мою грудь пополам. Смотрю на него задумчиво и пытаюсь сосредоточиться. Как и следовало ожидать, я стараюсь подавить волнение в груди, и Сила ускользает от меня. Я слишком хорошо знаю, насколько сложно выбраться из порочного круга, когда попадёшь в него. Успокаиваюсь, чтобы не поддаться разочарованию, делаю медленный вдох и методично очищаю разум от всех мыслей. Я сдаюсь, когда ловлю себя на том, что погрузился в грёзы, уставившись на стену, возле которой заставил Энакина скулить. Выругавшись, поднимаюсь с пола. Боюсь, что никак не смогу избавиться от перепадов настроения. Несмотря на блуждание мыслей, старательно навожу порядок после вчерашней ночи, кривясь от отвращения. После пишу короткий рапорт для Совета и смотрю голоновости, списывая бессонницу на кошмары и моё предосудительное поведение. В который раз представляю, что бы подумал обо мне Квай-Гон — он бы решил, что я его подвёл? Последняя неделя определённо убедила меня в том, что я стал не таким джедаем, как он ожидал. Эти дни напомнили мне время перед его смертью, когда кажется, что любое решение задаёт определённый ход событий. Меня всегда мучили мысли о том, что всё могло пойти по-другому, о незначительных переменных, которые могли изменить всё. Поздним утром мне звонит Квин. Услышав жужжание комлинка, я понимаю, что не хочу знать, что он мне скажет. Пялюсь на аппарат, пока он не замолкает, ощущая одновременно облегчение и беспокойство. Больше не могу находиться в своей квартире и решаю лично отнести рапорт Мастеру Винду. Это решение оказалось чревато последствиями, которых я не мог ожидать. Добираюсь до коридора, ведущего к Залу Совета, и вижу, что на выходе из зала стоят Падме и Мейс. Падме кивает, и оба улыбаются одними губами. Не знаю, о чём они говорили, но уверен, что каждый из них считает себя победителем. Почтительно склоняю голову и пытаюсь проскользнуть мимо них, но Винду останавливает меня и спрашивает о нападении на посольство. Я ругаюсь про себя. Когда я отвечаю, он даёт понять, что заинтересован, а Падме сочувственно улыбается мне. — Сегодня утром мы с Мастером Восом обсуждали дальнейший ход расследования, — говорит Мейс. — Совет подозревает, что ситуация серьёзнее, чем мы предполагали. Он узнал, что Орра Синг и некоторые её сообщники в течение последних месяцев перемещались между Корускантом и Палавой. У нас нет доказательств того, что Синг сейчас там, но Совету нужно выяснить причины деятельности на столь заброшенной планете. Я бы попросил тебя заняться этим, но Мастер Йода сообщил, что ты хотел отложить свою очередную миссию. — Я бы не позволил себе такую роскошь в военное время, — легкомысленно отвечаю я. — В таком случае вас со Скайуокером отправят проверить наши предположения. Глянув вскользь на Падме, осмеливаюсь попросить, чтобы меня отправили одного. — Я бы предпочёл, чтобы кто-то прикрывал твою спину. У тебя какие-то проблемы? — спрашивает он. Я долго молчу, а Падме не сводит с меня глаз. Со своей обычной невозмутимостью Винду заявляет, что это будет решать Йода, и оборачивается к ней. — Сенатор, спасибо, что уделили ваше время. Пожалуйста, позвольте мне найти рыцаря, который проводит вас до выхода из храма, — он направляется к дверям Зала Совета, и они разъезжаются с тихим шипением. — А Мастер Кеноби не может? — спрашивает она. — Я бы провела десять минут со старым другом. — Как пожелаете, — отвечает Винду за меня. К сожалению, я вынужден сказать, что с удовольствием провожу её.