Mud / Грязь

Я чувствую, как остывает пот Энакина на моём теле. Его дыхание, обжигающее моё ухо, замедляется, и он отрывается от меня. Двери открываются и закрываются до того, как я успеваю повернуться. Одеваюсь в одиночестве — так даже лучше, поскольку это жалкое зрелище, — а затем падаю на пол и прислоняюсь спиной к полкам. Моё сердце до сих пор колотится. Поднимаю с ковра одну из упавших голокниг. На экране написано: "Общая картина", роман. Я бы сказал, что у Сатин хватало времени только на эссе. Интересно, что бы она подумала, если бы увидела меня сидящим на каменном полу её библиотеки — как раз в том месте, где она предупреждала меня несколько часов назад. Как говорится, ниже падать уже некуда, но кажется, что это не дно, а лишь край ямы. Однако, вид отсюда кристально ясный. Я не могу сдаться, если ценой будет то, что случилось в наших видениях. Несмотря на все мои оправдания, ответ крайне прост: нас разрушают вовсе не наши взаимные чувства. Мне не нужно уходить, чтобы спасти Энакина — и свою истинную суть. Мне даже не придётся оставлять его наедине с его тьмой. Он будет сопротивляться, но ничего не сможет сделать. Это будет болезненно, но правильно и необратимо. Моя Тьма возражает, что ситуация зашла слишком далеко, механизм запущен, и его не остановить просто так. Молния уже ударила в дерево, и лес загорится, даже если никто не будет этого видеть, а вероятность, что пойдёт дождь, или ветер сменит направление, слишком мала. Так или иначе, я больше не могу позволить себе роскошь игнорировать видения. Я поднимаюсь и думаю о том, как беспощадна надежда: мне придётся обменять свою единственную ценность на смутное обещание. Зато ощущаю приятную ясность от сделанного трудного выбора. Выходя из комнаты, я чувствую, будто проснулся, и мне легче, чем было в последние несколько недель. Квин лопнет от самодовольства. Не уверен, что смогу выносить его злорадство. Связываюсь с Асокой, и она отвечает: — Подожду, пока Шаали поправится. Скайгай разрешил мне одолжить его корабль, чтобы отвезти её обратно. Вы не против? — Конечно, нет, делай, как сказал твой мастер. Да пребудет с тобой Сила. Больше мне не с кем прощаться. Как я и думал, Энакин ждёт меня на борту моего потрёпанного Т-9, сидя за столом для Дежарика. Он приветствует меня прекрасной, грустной улыбкой, от которой у меня подкашиваются ноги. Завтра его присутствие уже не будет влиять на меня. Я буду свободен, какое облегчение. — Ты имеешь право расстраиваться, — говорит он. — Если хочешь, я покину корабль. — Мы сделали это вдвоём, я не сержусь. Хватит заниматься ерундой, поднимай корабль, — говорю я тоном Мастера, который не слышал уже несколько дней. Я считаю это хорошим знаком, а Энакин вздрагивает. Его подпись рябит, когда он идёт в кабину. Время уже за полдень, и у меня в голове возникает мысль приготовить что-нибудь на обед, но я её тут же отбрасываю. Это также наладится, мой аппетит вернётся. — Я уже обедал, — кричит Энакин из-за перебоки, — но это не означает, что тебе не надо есть. Я покорно беру пакет чипсов из мха с камбуза и плюхаюсь в кресло второго пилота. — Нигде в галактике это не считается обедом, — ворчит мой пилот, когда мы выходим в космос. Я бросаю один из чипсов ему в волосы, а он со смехом вытаскивает его. Мне хочется сказать ему: "Мы устали грести против течения, и лучше уже не станет, так как у водопада течение сильнее. Однако, у потока, которому мы сопротивлялись, есть цель, некая изначальная правильность..." Но Энакин всё это уже знает и не будет меня слушать. Он бы начал спорить со мной, и, вероятно, один из нас в гневе прижал бы другого к консоли. Я молча ем чипсы. — Слушай, нам не обязательно возвращаться на Корускант, — говорит он, не отрывая взгляда от контрольной панели. — Я могу прямо сейчас поменять маршрут, и всё останется позади. Место во Внешнем Кольце, ещё не затронутое войной, простая жизнь. Энакин придумал бы себе вымышленное имя, настолько глупое, что я не мог бы выговорить его без усмешки. Каждое утро он готовил бы ужасный завтрак, а каждую ночь занимался бы со мной любовью. Слова бы нам больше не понадобились, но мы бы продолжали разговаривать, чтобы услышать звук его голоса. Мысленный образ, который он разделяет со мной, морально уничтожает меня, как и тот факт, что он действительно мне это предлагает. — А Падме там будет? — спрашиваю я, причиняя ему боль сильнее, чем себе. — Мог просто сказать, что не хочешь, потому что не любишь меня, — стонет он. — Так было бы лучше? — Так это правда? — Сила, Энакин... — закрываю лицо руками, чтобы не поцеловать его. — Мои чувства к тебе не предотвратят того, что происходит в наших видениях. Он смотрит на меня разочарованно и сердито. — Ничто не предотвратит, хватит заблуждаться. Просто хватай всё, что можешь, пока корабль не разбился. — Вот именно поэтому я бы предпочёл отложить наш спор до Корусканта, — пробормотал я и взял его за живую руку. Энакин смотрит на наши переплетённые пальцы, хмурится и надувает губы, словно подозревает, что я собираюсь плохо с ним обойтись. — Ты что, собираешься уничтожить нас? — он усмехается. — Но ты не сможешь, я нужен тебе. — Да, нужен, — признаю я, — но я не хочу смотреть, как ты умираешь. Моя беспрецедентная откровенность пугает его, и я чувствую, как у него внутри всё сжимается. Нет смысла объяснять второй раз, почему мы больше не можем идти этим путём. Я в любом случае не ждал от него поддержки. — Умный мальчик использовал бы оставшееся время по максимуму, — отмечаю я, вглядываясь в его глаза. Энакин жалобно скулит, не находя, чем возразить на этот аргумент. Он задумчиво поглаживает мою нижнюю губу большим пальцем, словно измеряя её, затем поднимает мой подбородок и целует меня обескураживающе нежно. Я могу думать лишь о том, как приятен его вкус, и что я буду скучать по его губам. Возможно, я смогу преодолеть свою зависимость, но не своё влечение и свои чувства. — Ты никогда с ними не справишься, — повторяет он мне в губы. — Потом... — шепчу я. — Пожалуйста. Энакин со вздохом поднимается и тянет меня за руку в коридор. Открывает первую попавшуюся дверь, которая ведёт в туалет, и мы хихикаем. Найдя нужную комнату, он толкает меня на маленькую койку, и я подпрыгиваю на матрасе. Почему-то мы испытываем неуместное счастье. — Рядом каюта побольше, — говорю я. — Раздевайся, — приказывает Энакин, а я усмехаюсь. — Ты же сказал не терять времени, — напоминает он. Я раздеваюсь под его пристальным взглядом и стараюсь запомнить, как он смотрит на меня. Быть желанным — ещё один наркотик, без которого мне нужно будет научиться жить. — Раздевайся, — передразниваю его я. Энакин сбрасывает тунику и пинками снимает ботинки, после чего ложится рядом со мной, расстёгивает ремень и снимает штаны. — Сила, — выдыхаю я, когда вижу его тело. Он потягивается, наслаждаясь моим взглядом. — Подумать только, а я-то был уверен, что мы всю дорогу будем медитировать. — В некотором роде да, — рассеянно комментирую я, поддаваясь искушению коснуться его груди. — Если бы ты потрудился прочитать "Культуры галактики", то знал бы, что анзати сочетают узы, подобные нашим, с сексом, чтобы, чтобы улучшить свою связь с Силой...И нет, это нас не оправдывает, так как они прибегают к этому экономно, минимизируя риск зависимости. И не впутывают в это любовь. Я касаюсь его боков кончиками пальцев, а затем целую свои следы. Его тело пропахло кожей от одежды. — Мы уже опытные даже по меркам анзати, — утверждает Энакин, поглаживая мои волосы. — Давай создадим свой Орден. — Может, в следующей жизни, — громко думаю в ответ, так как мой рот занят. Я покрываю его тело лёгкими поцелуями, оставляя засосы на шее, и ласкаю соски, пока они не затвердевают. Он хихикает, затем мычит и, наконец, стонет. "Последний раз," — звучит в каждом поцелуе, распаляя нашу страсть. Наши умы начинают смешиваться, и остатки щитов рушатся. Всё плывёт перед глазами, но мы твёрдо удерживаемся в реальности, цепляясь за неё и друг за друга, пока вокруг бушует шторм. — Мастер, — зовёт Энакин, и его голос постепенно угасает во мне. Я возвращаюсь к его губам, и мы целуемся, соприкасаясь обнаженными телами и умами. Он обнимает меня, обжигая мою кожу прикосновением, нам тяжело дышать, но мы не разрываем поцелуй до последнего. Затем Энакин укладывает меня на спину и садится верхом. Его волосы прилипли ко лбу, щёки раскраснелись. Он вытаскивает из кармана на моём поясе смазку и медленно направляет меня в себя. Каюта настолько маленькая, что Энакин упирается руками в потолок, а я глажу его. Я двигаю бёдрами, и он безмолвно кричит снова и снова. В наших венах поёт Сила, наши подписи — идеальные половинки одного целого, наш оргазм поднимается, как волны прилива. Погружаясь в него, мы на мгновение становимся единым целым. После мы лежим, обнявшись и затаив дыхание. Воздух до сих пор вибрирует от высвобожденной нами энергии. Сила вокруг нас целая: у неё нет двух сторон, она словно непрерывная поверхность. Свет и Тьма состоят из одной субстанции и существую только в силу их контраста. Тени Энакина подчеркивают мой свет, а его свет подчёркивает мои тени. Я доверил ему такие части себя, на которые сам даже смотреть не хотел, а он принял их как подарок. Уже прошло много времени, как мы вместе, и я боюсь, что мне не хватит смелости. — То, что ты пытаешься сохранить, не стоит того, чтобы потерять это, — бормочет он. Не дожидаясь, когда мной овладеют сомнения, я беру его лицо в ладони и говорю то, что не смогу повторить завтра — что он меня изменил, и что я люблю его. Энакин со слезами на глазах прижимает мою руку к своей груди. Я закрываю глаза. Место соединения наших умов — гладкий выступ, похожий на привой растения или старый шрам. Оно красиво задумчивой красотой объекта, на создание которого потребовалось много времени, и по этой же причине кажется ценным. — Оби-Ван, — его пульс учащается. — Умоляю. Я ожидаю разорванной плоти и кровоточащей раны, но связь обрывается щелчком, как стебель фрукта, оставляя лишь аккуратную вмятину. Энакин судорожно вздыхает, а я понятия не имею, что он чувствует.