Стук сердца

По рукам бьет мелкая дрожь, сопутствующая себе еще и чертовски вонючими запахами. В состоянии невменоза в мозге, гудит одна и та же мысль — он вмерз в пограничное чувство между снами и реальностью, между мороком и ясностью, могилой и яслями, между человечностью и звериной сущностью, между самопожертвованием и мученичеством, между своим именем и тем, что от него осталось. Ему трудно воспринимать этот факт, как должное, потому он просто жмет к себе руки, переламывая до хруста пальцы, а после скуля, словно подстреленная псина, которой осталось жить пару минутных мгновений. Ему проще мириться с изученным вдоль и поперек проблемами, пути отступления от которых уже известны, а не решать их, ведь за ними придет вдоволь жестокое наказание, которое символизирует своей неизвестностью и бездыханностью, ведь самое жестокое наказание для таких, как он, — пустота и новизна. Новизна лишь хороша в том плане, что человеку не придется изнемогать над старыми недостатками, прогибаться под болью, что так отчаянно пробивает ребро, холодным лезвием разрезая остатки плоти, оставляя за собой длинные дорожки неприятной кровавой линии, в такие моменты даже боль начинает стихать, а руки его дрожат не так сильно, как будто он простоял на морозе в отрицательной температуре последние трое суток, словив трижды одно и тоже обморожение на руки. Он рассматривает перед собой до боли знакомое лицо с голубыми глазами, впивающиеся в душу, они, как будто ворошат могилу, разносят все к чертям, а замогильные утробы не кажутся уже столь чужими. Губы перламутрового оттенка поджимаются друг к другу, от чего он и слова лишнего не подает, сжимая в побледневших руках, выцветших костяшках длинное лезвие ножа. Кровь капает вниз, стекает по венам, пульсирующим, как будто сердце маленького и испуганного котенка не может перестать ударять, потому что нужно качать кровь. В темных ладошках сжимается коричневая рукоять, точнее, уже красная, ведь коричневой она была полтора часа назад, до всего произошедшего, до этого ужаса.

***

— «Что Вы можете сказать о том дне?»

«Тот день напоминал мне скорее Ад, чем очередной поход в школу. Шутки про то, что школа — это шизанутая колония одиннадцати лет Ада — несмешные. Я не знаю, как это комментировать. Я ненавижу тот день. Я ненавижу то, что случилось. Я ненавижу того, кто это сделал. Даже с того света он обещал мне вырезать язык. Я не знаю, что сказать.»

— Адам Мюррей, интервью 20ХХ, после Кровавого Инцидента.

И по сей день могилу учащихся посещают все. Хотя бы раз в год туда обязательно приходит по двадцать человек, поминать погибших детей, учителей и всех тех, кто обучался в Средней Школы Манделы, а правительство из уважения к выжившим не создает подобное заведение и не дает название такое же, как и было.

***

Но что же такое Кровавый инцидент? Маршалл лишь устало наблюдает за силуэтом своего любимого со стороны, пока перед глазами рисуется девушка того. Если бы не она, то на выпускной Адам бы позвал его танцевать. Если бы не эта грязная шлюха, то он бы... Он бы... Был бы он по-настоящему счастлив, если бы его пригласил на танец Мюррей? О, без сомнений Джона ответит громко "да", хотя на деле танец - это был бы лишь маленький шажок к их счастливому будущему. Такой маленький, крохотный, но очень-очень важный. Начало всегда трудное. Джона ли об этом не знать. Он будет терпеливо наблюдать за тем, даже несмотря на нервную тряску, ненависть к тому, к ней, к себе. Он будет терпеть и ждать. Он будет пытаться заговорить, случайно намекнуть, показаться самым милым со стороны, лишь бы обрадовать своего любимого, привлечь его внимание. Ему так больно наблюдать за их счастливо разворачивающемся будущим. Так больно...

***

Бледные губы медленно и трепетно коснулись наливных, пухлых, светлых и мягких, немного обкусанных под нервами губ. Темная рука укладывается на побледневшие щеки, бережно оглаживая их, пока в неловком, но столь невинном и трепещущем поцелуи они смыкаются вновь и вновь. Окружающая атмосфера школы больше не давила так сильно на рассудок, взгляд карих глаз прояснился, для него не существовало ничего, кроме этих губ. Кроме этого человека. Его человека. Он не противился греховному искушению, проникнувшись всем отчаянием ситуации, за что ненавидел себя, за свою истинную слабость. Немигающий взгляд смотрел на существо перед собой. О да, его уже нельзя было назвать человеком, человеческого в нем ничего не оставалось, кроме сердцебиения. Стеснительно-властные движения не радовали, лишь вызывали отчаяние, боль и непринятие. Было так неприятно осознавать, что это конец. И вот на землю из рук падает нож, смятение и неприязнь на миг исчезла, пока в бледную ладонь попала рукоятка ножа. Второй же не отстранялся от губ своего прелестного ангела, раз за разом оставляя на них все больше поцелуев, руками сжимая щеки. В каком он смятение перед ним! Мечта... Красные сердечки в глаза трепещут и дрожат, он без особой милости впивается в губы, кусая их и оставляя на них бесчисленные поцелуи. Он не променяет момент, когда он сидит перед ним: столь невинный и нетронутый, но теперь он покрыт гадкостью и мерзостью. Как противно...