Жёлтые глаза.

      Проплывая у северных вод, где тонкая корка льда наконец полностью тает, вновь и вновь щекоча холодными волнами, Римтанши думал, что его дом — Древо Душ с тёплыми, даже горячими водами. Нет этих бескрайних, леденящих душу простор, покрытых белым снегом, будто пеплом, родившимся не из огня, а из ветров. У него на родине — бескрайний лазурный Океан, весело плещущиеся шипящие волны, громко воркующие на скалах икраны, а так же гомон десятков На’ви.       Уплывая от стада Лонарда, холодного чуть ли не в прямом смысле, вожака самого сильного и самого отчуждённого стада, он улыбался. Римтанши был доволен не только тем, что всегда одинокий и кажущийся несчастным Лонард нашёл свою избранную, а в стаде его встречали тепло, видя в его появлении благие вести и благословение их ещё нерождённому ребёнку, но и тем, что угрюмый глава стада послушал его, практически сразу направляя свой народ в сторону Святых земель. Как отец, Лонард боялся видения Римтанши, поэтому со всей серьёзностью согласился уплыть из северных краёв в сторону тропических островов, дабы его супруге и малышу было безопаснее, как и другим тулкунам. Сейчас на севере неспокойно, здесь обитают лишь очень редкие На’ви малыми общинами, затерявшиеся во льдах. Они не ведут войн с Небесными людьми, поэтому те бессовестно промышляют здесь.       Сейчас же Хранитель наконец смог вздохнуть полной грудью, несжимаемой страхом опоздать, быть бессильным или наблюдать уже погибшее племя Лонарда и других. Северные тулкуны хоть и были сильнее остальных, но в тот же момент «Пробивающие Льды» были наименее знакомы с Небесными людьми и их действиями. У них не погибал ещё не один собрат, что было счастьем, но в тот же момент их незнание несло угрозу. В любой момент демоны могут пригнать сюда огромные корабли, выпускающие из пасти мелких хищников. У Римтанши просто не хватит ни сил, ни времени спасти их. Поэтому оптимальным решением было перебраться обратно к Святым землям, дабы там уже, в единстве и сплочённости защищать друг друга.       Вдохнув воздух, Римтанши погрузился в воду с головой и гребнями, дабы незамедлительно понестись к Меткайину и их духовной семье. Коаш и Роа ещё не знали вестей от него лично. Умейва отправилась вперёд, дабы успокоить в припадке бьющееся сердце ящера, грохочущее в груди лишь от мысли, что в видении, том мутном и пугающем сне, погибала Роа с её ребёнком. Кровь стыла в жилах от страха потери этих двух.       Роа родила в Святых землях, оберегаемая стадом, Коашем и Римтанши. Роды дались ей тяжело, но первенец появился на свет сильным, достойным в будущем принять бразды правления от отца. Вожак на самом деле не мог нарадоваться простой мысли, что у них будет ребёнок, не то чтобы уже вскоре лично увидеть своего сына. Роа, смущённая и неуверенная, попросила разрешение назвать малыша в честь Хранителя — Танши. Подобное доверие сейчас, в холодных водах, греет душу.       Танши сейчас уже целая луна. Мальчишка беззаботно живёт с семьёй, убегает от стада с другими детьми и порой выводит из себя отца. Коаш при их последней встрече жаловался Хранителю, что ребёнок слишком неусидчив, чтобы даже послушать его. Единственная, кажется, кто имеет авторитет — это Роа, изредка в наказание шлёпая плавниками по чувствительным отросткам на голове. Кажется, Римтанши улавливал некую связь между Роа и Ронал — Тсахик клана Меткайин. Обе были властные, упрямые. Но Роа в тот же момент была более любвеобильна, чем её сестра…       Мысли растворились в таком родном ощущении тепла. Моря стали смешиваться, от чего температура заметно поднялась. Хранитель довольно вильнул хвостом, гонимый течением в сторону Древа Душ. Океан приветствовал ласковыми прикосновениями тепла, так не хватавшего ящеру у льдов.       Нужно пару часов, чтобы добраться до Святых земель, а затем ещё два, дабы вплыть за защитный риф Меткайин.

***

      Палящие лучи, словно тирейкинги, облюбовали огромные арочные корни деревьев острова, вздымающихся многометровым ограждением, защищая побережье с домами и фермами от накатывающих солёных бирюзовых волн, которые даже при полном штиле порой открывали пенящиеся пасти на рифы и их обитателей. Сверкали наичистейшими кристаллами тучи брызг. Шептал в кронах гигантских деревьев пробегающий прохладный ветер. В хижинах слышалось тихое пение, рассказы и смех. Всё у острова Меткайин пульсировало в замысловатом течение, в унисон с сердцами сотен На’ви племени.       И вновь затрубили раковины, дозорные вооружились копьями, охотники и воины оседлали скимвингов. Мало что может нарушить мощное течение Океана, так и мало что может прервать обычное ведение дня океанических На’ви. Над рифом пронеслись несколько незнакомы народу банши, громко рокочущих, уставших и обессиленных долгим полётом. Несчастные звери практически не были похожи на своих сородичей, больше являясь тусклой тенью.       Меткайины знали в лицо практически всех икранов единственного на островах племени, которые всё ещё летали на банши. Звери Мармор были могучи, а крылья «Разрезающих Бури» были угловатые, острые, дабы икраны со всадниками спокойно прорывали ветра Океана в неспокойное время. У их вождя и близких ему На’ви банши были тёмных, туманных раскрасок, всё ещё подчёркивающих принадлежность к теням и мраку. В ночи порой Меткайин даже пугались зверей, когда те, спящие на их деревьях, распахивали ярко сверкающие потусторонним огнём глаза цвета индиго и аметиста. Остальные, более молодые представители, оседлали уже скалистых, или как их называли океанически На’ви — штормовых икранов.       Эти банши были непохожи, их яркая, лазурно-зелёная окраска кричала о их Родине громче всего остального. Леса были им домом. Что же забыли они здесь, вдали от родных краёв?       Звери устало приземлились на песчаный, рыхлый берег, громко дыша и с опаской осматривая приближающийся народ. Шестеро всадников спешились, ступая на горячие белые песчинки, непривычно зыбучие и колкие. Лесные осматривались.       На’ви рифов осматривали банши и их наездников. Крылья, да и сами тела были их маленькие, лёгкие, будто не они покоряли бескрайнее небо. Икраны леса на фоне исполинов Священных земель казались крохотными детёнышами, не способными вынести невзгоды ветров и яростные шторма Океана. Жители лесов так же сильно отличались и от Меткайинов, и от Мармор.       Салли повёл семью вперёд, спокойно давая себя осмотреть. У них не было оружия, не было защиты, они были беспомощны перед вооружёнными настороженными воинами лазурных вод. Но Джейк бесстрашно смотрел в их глаза, будто он до сих пор оставался вождём, защищающим племя. Будто не семья за его спиной, а целый клан. Не было страха, не было покорности или жалости. Лишь желание мирного разговора и великая просьба в этих жёлто-зелёных глазах. Некоторые даже не догадывались, что пришлось пережить этому мужчине, дабы так решительно смотреть в возможные лица его убийц. Никто не знал, чем закончится этот разговор….       Внезапно послышался привычный звук. Несколько скимвингов пронеслись над водой, подлетая на больших ярких крыльях сверху толпы. Трое На’ви с Тоновари во главе прибыли с осмотра прилежащих территорий, дабы поприветствовать чужаков.       Крупный мужчина, лицо, ключицы и грудь которого были оплетены татуировками, вышел из воды на берег, тихо постукивая копьём с наконечником цвета юкки. Вождь Меткайин излучал уверенность и силу. В жила его пульсировал Океан. Уроженец рифов был могуч, широк в плечах и мускулист. Кажется, ему хватит сил голыми руками завалить банши, заставляя зверя покорно опустить голову. — Джейк Салли. Я вижу тебя. — На’ви улыбнулся, разбавляя напряжённую атмосферу и приветствуя прибывших. Оба вождя были знакомы и в дни Скорби сражались за Пандору вместе, но на разных фронтах. Но больше всего опасений у лесных вызывал не Оло’эйктан, а… Тсахик.       Меткайины расступились, освобождая проход для матриарха клана. Женщина шла уверенно, но в действиях её читалась удивленность. Подойдя к супругу, она принялась разглядывать семейство Салли. — Что привело тебя к нам? — Тоновари не был глуп, он понимал, что случилось что-то, что заставило вождя Оматикайя привести вслед за собой семью. И это что-то было поистине важным или же ужасным. — Мы прибыли… просить урутру. Для меня и моей семьи…       Толпа молчала, внимательно оглядывая прибывших. На’ви с интересом слушали двух великих представителей, наблюдая за разговором. Тсахик клана прошлась вперёд, между гостями, рассматривая их своими лазурно-голубыми глазами, цепляясь за одежды, движения, мимику… хвосты и руки. — У них слабые плечи и неразвитые хвосты. В воде вы будете беспомощны… — что-то в лице Ронал изменилось. Схватив кисти одного из детей Джейка, она нахмурилась, сверкнув еле заметным презрением. — Эти дети — ненастоящие На’ви! В них кровь демонов!       Толпа вскинулась, отшагивая от новоприбывших, будто от чумных. В лицах их отразился страх, неверие и ярость. Многие здесь знали Небесных людей и то, что они натворили с Пандорой. Их эмоции были оправданы. Они теряли близких, родных, духовных братьев и сестёр многие луны. Спокойствие пришло только с Хранителем. Но кровь, текущая в венах этих шести прибывших, заставляла приравнивать их к наивысшей угрозе.       Салли развернулся к Тсахик клана, оглядывая её каким-то странным взглядом смущения, недовольства и злости. Подняв руку, он грозно сказал: — Смотри! Я тоже один из них! Но Эйва приняла меня! — его пять пальцев были словно флагом, яркой звездой, отличавшей его от сотен тысяч других На’ви. Дети испуганно и пристыженно осмотрели толпу, уже не надеясь на урутру. — Nìtam! — внезапный громкий голос разразился из-за спин океанических На’ви, заставляя ропот стихнуть. Народ стал расступаться, будто сам Моисей повелевал водам. Сквозь всех приветствующих жестом «Я вижу тебя», «Ты существуешь», «Ты жива» спокойно, уверенно держа спину прямо и голову, гордо поднятую вверх, шла девушка. Незнакомая, непривычная одежда из пурпурных тонких тканей небольшим шлейфом струилась вдоль рёбер и бёдер, развиваясь на ветру. Постукивали друг о друга закреплённые на талии длинные песенные нити, пестрящие разными и по форме, и по цвету, бусинами. Они нашёптывали в перезвоне и стуке свои длинные и очень сложные истории этой На’ви.       На сине-фиолетовой коже, затерянные в тёмных узорах, красовались длинные тонкие шрамы и несколько больших неприятных рубцов. Но они, словно обломанные ветви, были оплетены иссиня-чёрными рисунками, скрытые и, кажется, неумолимо забытые, но наверняка оставаясь в песенных нитях яркими чёрными и алыми бусинами, кричащими о прожитой боли, страданиях, но так же победах над смертью.       В тёмных тяжёлых вьющихся и распущенных волосах сверкали тремя бусинами две единственные заплетённые пряди, а сквозь лоснящуюся гриву прорывались фиолетово-синие, теряющиеся на фоне, перья, украшающие заострённые длинные уши.       Но среди всех этих тёмных составляющих, подобных грозовому небу, сверкали два янтарных глаза, смотрящие хищно, с любопытством и решительностью. Было похоже, что в них остались огромные ритуальные костры На’ви, прощающихся со своими близкими и приветствующих новую жизнь. Удивительные зеркала души, такой спокойной, мощной и защищённой, но в тот же момент истерзанной и уставшей.       Всё в приближающейся фигуре заставляло задержать дыхание не только детей Джейка, но и самого Салли-старшего. К ним вышла будто не обычная На’ви, а настоящая богиня войны. Присутствие её было не тяжёлым, больше напоминая застывший перед вскоре обязанным начаться штормом Океан. И хоть в сегментах брони сверкали лучи, свет от них исчезал, затерянный в необычном мраке неизвестной.       Она явно была не океанической На’ви. Но Меткайины слушали её, как Тсахик и Оло’эйктана. Кажется, даже дети растеряли всю свою невинность, повторяя за родителями.       Нетейам и Ло’ак застыли, насторожились, когда поймали взгляд этих фантастически нереальных глаз на себе. Но тот прошёлся лишь мельком, задерживаясь только на лице, проходя и по Кири, и по Нейтири с Тук. А затем остановился на Джейке. Она вцепилась в него, через зрачки кажется пытаясь лучше разглядеть ту душевную боль, те покрытые пеплом и порохом воспоминания прошедших сражений. Будто раскапывая ворох прошлых лет, девушка напоминала Мо’ат: всезнающая, всепонимающая, но не сдающаяся. В теле девушки словно заточена умудрённая боями воительница, ласковый и одномоментно строгий матриарх, а так же просто многое видевшая и пережившая На’ви.       Салли сморгнул наваждение, теперь видя перед собой простую воительницу какого-то клана, прибывшую или проживающую с Меткайинами. Лицо её, даже когда взгляд переметнулся на всё ещё удерживаемую Ронал пятипалую ладонь, никак не изменилось. Мелькнуло только что-то удивлённо-непонимающее, когда она осмотрела каждого. — Умейва… — Тоновари поприветствовал девушку с уважением, будто и правда встречал матриарха чужого народа. Возможная Тсахик подошла чуть ближе, прищурившись на Ронал. Две женщины боролись взглядом недолго, но вскоре Ронал отпустила сильно сжимаемую ладонь одной из девочек, отступая к мужу. Кивнув чем-то своему, «Умейва» подошла к Джейку и Нейтири, чуть склонив голову на Тук, жавшуюся к ноге матери, оплетая ещё тонким и маленьким хвостом свою лодыжку. Приподняв уголки губ, На’ви обратилась к Салли-старшему: — Я рада приветствовать тебя, прошлое поколение Последней Тени. — Нейтири насторожила уши, нахмурившись. Откуда эта молодая На’ви знала, что её муж –Торук Макто? Или же она уже была в те дни Великой Скорби, когда погибли многие в сражении с Небесными людьми? И почему «прошлое поколение»? Но Умейва никак не отреагировала на настороженность женщины, ни на повисшее молчание. — Моё имя Умейва. И я дочь вождя союзного с Меткайин племени — Мармора.       Отмерев, всё семейство неуверенно поприветствовало её, смущаясь от запоздалой мысли, что они проявили неуважение к ней. Ло’ак удивлённо осматривал, чуть ли не сканировал Умейву. Да и Тук, будучи ещё ребёнком, беззастенчиво разглядывала её, ища различия между девушкой и рифовыми жителями.       Высокая, стройная, с сильными руками и ногами. Длинный, очень пластичный и мощный хвост конечно отставал от развитых сплющенных у Меткайин, но был намного подвижнее, чем у папы и мамы. У неё были большие остроконечные узкие ушки, такие необычные для тек, кого раньше видела Тук. А ещё такая красивая кожа, похожее на самое чистое и глубокое ночное небо, когда оно окрашивается светом далёких вселенных. Везде блистали россыпью белоснежные крапинки. А ещё у Умейвы была длинная-длинная тугая коса, кажется, готовая стать вторым хвостом.       Умейва была очень необычной и интересной не только Туктирей, но и остальным. Кири же чувствовала себя странно рядом с этой девушкой. Веяло чем-то знакомым, как у Древа Душ в родном клане.       Пока все рассматривали неизвестную и загадочную, девушка о чём-то быстро перекинулась с Тоновари, явно ощущая смесь недовольства, удивления, спокойствия и удовлетворённости Тсахик. Взгляд Ронал через плечо встретился с напряжённым и решительным Нейтири. Вдруг разговор утих и Умейва с Тоновари развернулись к Салли. — Джейк, мы понимаем, почему вы прибыли к нам. Защита семьи — великая цель. Нет ничего важнее родных. Но Меткайин — не место для лесных. — что-то внутри у всех застыло и оборвалось. Странное ощущение умирающей птицы в клетке разлилось в жилах ледяной водой. Голос Тоновари стучал в висках не хуже очереди пулемётов. — Но мы хотим вам предложить лучший из возможных вариантов. Если вы захотите, то Мармору предоставят вам урутру… — Мой клан поселился в Святых землях пару десятков лун назад. Небесные люди разрушили наш дом, убили народ… Но часть смогла укрыться в тенях. Мармору возродились у Древа Душ под покровительством Хранителя. Мы дети мрака и теней, мы летали на икранах и скрывались в ветвях деревьев, а сейчас бороздим Океан и говорим с морями. Мы лучше всего понимаем вас, вынужденных покинуть дом. Поэтому, как доверенное лицо Аза’ота, я хочу предложить вам урутру у нас. — слово взяла Умейва, протягивая руку в сторону детей Салли и супругов. Семья была явно расстроена, поражена и воодушевлена подобными событиями. — Я осознаю, что всё сейчас сказанное слишком сильно влияет на вас. Поэтому Тоновари любезно предложил вам остаться на время, дабы всё обдумать. Тем более, я пока не могу улететь отсюда, покуда не выполню своё задание. Но, думаю, с приходом Римтанши и тулкунов, мы сможем отправится в Святые земли.       Джейк, поражённый услышанным, смог только поблагодарить. А последнее сказанное лишь взволновало в душе бывшего Оло’эйктана давно забытое… — Это один из моих сыновей — Аонунг. А это моя дочь и будущая Тсахик — Цирея. Они помогут вам расположиться, пока вы обдумываете и ожидаете Римтанши. «Римтанши»… Нетейам насторожил уши, уже второй раз услышав какое-то знакомое старое слово. Он не мог вспомнить, чтобы так называли какого-то великого На’ви, или же чтобы кто-то носил подобное имя. Но, видимо, в клане Меткайин и Мармору очень уважали его. Возможно, это кто-то подобный Рук’е — Собиратель или Странник.       Сколько же загадок и удивления привнесла в их жизни Умейва…?

***

      Впереди показалась рыжая вода. Вскоре рассвет вспыхнул небывалым пламенем на горизонте, заставляя мир на секунду померкнуть, исчезнуть в ярких лучах, чтобы через мгновение вновь ожить. Будто с приходом утра, вся планета внезапно просыпается. В воде вновь забурлила жизнь, хищники ушли на глубину, вновь чувствуя праведный свет, грозящий им выдуманной местью за унесённые жизни. Мрак отступает, давая место яркой жизни.       Римтанши наблюдал, как на Святых островах раскрывают свои бутоны дивные светочувствительные растения. Как меркнут при свете дня их пылающие синевой части. А так же, как между его чешуёй перестают сиять линии. Кажется, в его венах огни далёких звёзд нашли своё пристанище только сейчас, отчего сегодняшняя ночь, освещённая его личным «пламенем», была очень удивительна и красива.       В ещё прохладные воды Океана медленно выплыли дневные дозорные клана Мармору и охотники. Всадники на икранах устремились на парящие острова за травами и мясом. Юные леоноптериксы показали свои ещё неокрепшие крылья лучам, чувствуя прохладное дыхание морей и нарастающее тепло. Мать предупреждающе рычит, вскоре уже вылетая из пещеры и направляясь за едой.       Наблюдая, как просыпается жизнь, Хранитель отчасти благодарит и себя вчерашнего. Каждый день может стать боем, откуда он вырвется победителем и носителем знамени свободы и спокойствия, либо, истекая кровью, опустится на дно, поглощаемый Океаном. Римтанши не знал, как долго он будет жить, что станет причиной его гибели, но что он точно осознавал, так это свою важность для Океана. Как Хранителя его существ, как Святого зверя На’ви, как сына Эйвы а так же ещё одного звена бесконечной цепи жизни и смерти.       Стряхнув с себя налипший песок, он ещё раз глянул на остров, где расположился клан, когда-то состоящий из пепла и праха, оставшегося после разрушения огнём войны. Ныне же среди корней деревьев тут и там расположились хижины На’ви, на земле и в воде появились фермы, а прирученные звери ластились в руках хозяев. Было ещё слишком рано, поэтому на побережье виднелись лишь единичные взрослые. Дети ещё видели сны, убаюканные песнями родителей.       От воспоминаний тех очень длинных песенных нитей некоторых На’ви, в которых вплелось столько горя и боли, сердце Римтанши обливалось кровью. Как бы он не хотел, прошлого не изменить. На суше нет существ, подобных ему, Хранителей, способных оберегать детей Эйвы даже ценой собственных жизней. Десятки На’ви погибли в всёпоглощаемом пламени войны с Небесными людьми, демонами, пришедшими из звёздного неба.       Но что бы не случилось — это дело минувших дней. Ящер так же знал, что не все небесные люди принесли смерть в их дом. Он слышал несколько далёких и не очень голосов тех, кто готов был поставить на кон многое, дабы отсрочить тот неумолимый марш. Пандора… Нет, Эйва принимала их, понимала боль и неуверенность в действиях. Римтанши тоже чувствовал, как эти люди разрываются между долгом перед сородичами, страхом смерти и осознанием великой боли планеты. Порой он видел, как умирала их планета, некогда такая же, как Пандора — зелёная, пестрящая лесами, омываемая океанами. Там бурлила жизнь. Но что-то убило её. И виной всему были её дети…       Возможно, только после этого Римтанши понял, зачем Эйва ещё до Первых Песен создала три закона…       Ныряя в воду, лазурную чешую омыл небольшой холодок. Утро только вступало в свои права, поэтому воды Океана, ещё пронизанные северными течениями, не смогли прогреться. Но плыть надо. Он и так позволил себе отдохнуть час и поесть. Конечно, было бы плохо, если бы он плыл на голодный желудок, но наиважнейшим сейчас являлось уберечь тулкунов, а затем Океан.       Почему-то, уплывая из Святых земель, ему чудился треск костра и голос какой-то На’ви, рассказывающая историю любви и новой жизни…

***

      В клане Меткайин к ним относились с настороженностью. Нетейам понимал, какой-то частью себя, глубоко зарытой под ворохом проблем и обязанностей. Но принять подобное отношение к отцу, великому Торук Макто и Оло’эйктану клана Оматикайя, к матери, известной воительнице и дочери Мо’ат, будущей Тсахик, к родным он не мог. Они не вредили Пандоре, не несли в сердце своём даже капли недовольства, тем более ненависти. Они были детьми Эйвы наравне со всеми, даже не смотря на то, что Джейк — не истинный На’ви. Но его приняли, ему даль шанс.       Нетейам, как самый старший, был заменой отца, поддержкой матери и оберегом для младших. Как бы Ло’ак порой не бесился, как бы Кири не бурчала, а Тук не скучала, он всегда защищал их, был тем голосом разума, который пока в них, в силу обстоятельств, ещё спал. Они ещё не ощутили всего, что испытал старший сын Салли.       Но он чувствовал «родство» с Умейвой и Элизардом — старшим сыном Тоновари.       С девушкой, потому что та уже много пережила, растеряла всю юношескую пылкость и весёлость, променяв их на тлеющие угли, где мелкими прозрачными языками пламени трещала решительность, воинственность, самопожертвование, осознание. Её длинные песенные нити, которые он приметил ещё в самом начале, не были такими красочными, как у других подростков из его клана. Там больше чёрного, пепельного, кроваво-красного. Даже больше, чем у мамы, хотя она буквально прошла войну вместе с отцом, потеряла дом и своих близких. Порой мелькала лазурь и насыщенный янтарь, так напоминающий её глаза. И шрамы… Отец всегда говорил, что шрамы украшают только мужчину, не дело подставлять любимых и близких сердцу под расчётный огонь. Любая рана на Нейтири всегда заставляла Салли-старшего беспокойно обвивать хвостом чужой, мягко переплетать пальцы. Нетейам часто наблюдал, как он волнуется даже о небольшой царапине, хотя мама — воительница, охотница, одна из лучших в клане.       Была… От этого обычно спокойно лицо Нетейама морщилось, словно от саднящей боли. Покидать клан было больнее, чем получить пулю в плечо.       Элизард же был с ним в одном положении. Старший в семье, наследник. От него ожидали многое. У парня, старше Нетейама на две луны, было совсем не красочное детство. То, что он успел услышать в виде похвал и воспоминаний, которыми Элизарда встречали пожилые На’ви или девушки, явно было вынужденным решением. Решением быть опорой отца, помощником Тсахик, старшим братом в конце концов. Элизард будто отражение его в водной глади. Сквозь лазурь глаз проглядывалась та же усталость, что и у него и Умейвы. Только вот все трое умело скрывали это за улыбкой, хмуростью или напускной серьёзностью.       Вынырнув на поверхность на своём резвом илу, парень похлопал по тонкой гибкой шее зверя и вдохнул воздуха. Тот довольно зажурчал, будто ручеёк, и понёс Нетейама к берегу. Берег без единой души. Он отыскал это место случайно, не понимая, почему здесь никогда не бывает народ. Меткайин почему-то будто не замечали этого пяточка чистейшего песка. Здесь недалеко, в зарослях кустарников и высоких трав, был ключ родниковой воды, а так же плодовые деревца. Всё для временного перерыва.       Нетейам очень редко позволял себе вздохнуть полной грудью, кажется, бессовестно убегая от своих обязанностей, пока семья спала. Раннее утро всегда встречало парня спокойствием. Иногда желание оказаться абсолютно одному, даже без живых существ, как мелких жучков или хисаявов, становилось непреодолимым, и он уходил ещё до первых лучей к Древу или же в лес, где мог просидеть на поляне близь озера, разглядывая рыб.       Здесь у него отняли место, где он отдыха душой. Поэтому, под покровом рыжих вечерних всполохов, когда родители укладывали остальных в гамаки, он, под предлогами, уходил искать это место. И вскоре нашёл. Кусочек земли, где, кажется, не собирается ходить ни один Меткайин. На этом берегу он мог немного привести мысли в порядок, чтобы вскоре вновь отправится «неустанно» следить и оберегать Ло’ака, Кири и Тук.       Вздохнув, Нетейам разорвал связь с илу, которому так и не дал имени. Эти существа были местными аналогами лютоконей, не соединяющимися пожизненно, но старающиеся ездить только с одним выбранным На’ви. Кто точно связывал себя нерушимой тсахейлой лишь с одним членом племени, так это скимвинги — ретивые и опасные хищники, на которых разъезжали воины и охотники. Цирея говорила, что им ещё нужно наловчиться на илу, дабы затем, если они захотят и правда связать себя с Океаном, объездить одного скимвинга на всю жизнь.       Вспоминая Цирею, в противовес к ней вставал Аонунг. Задиристый средний ребёнок Тоновари и Ронал. Парень не был уж супер плохим, просто хулиганская кровь текла в его жилах. Кажется, если бы не слишком бы похожие характеры, которые чуть ли не были идентичны, Аонунг с лёгкостью нашёл бы язык с Ло’аком. Но та драка…       Всего ничего прошло с их появления в племени Меткайин, как они обустроились, обдумывая слова, произнесённые Умейвой, и делали небольшую передышку, а Ло’ак уже успел серьёзно повздорить с сыном Тоновари. Отец сильно разозлился, а участие самого Нетейама в потасовке и вовсе разбудило зверя. Хорошо, что Умейва и Элизард были рядом, девушка смогла не только раздать всем участником «битвы» смачных пинков и тумаков, дабы те остепенились, но ещё и пристыдила Аонунга и его друзей за подобное отношение. Напомнила, что сама является такой-же беженкой, «чужой среди своих», как она выразилась. Что бы это не значило, средний сын вождя сразу присмирел, почему-то виновато поглядывая на девушку. Будто не она произнесла эти слова, а с его уст вышли. Элизард же напротив, стоял молча за спиной Умейвы, но во взгляде ярких глаз цвета юкки читался немой укор вперемешку со тщательно скрываемой злостью. Старший сын Тоновари всем своим видом не предвещал ничего хорошего, поэтому после того, как их отполоскала в песке и воде Умейва, наследник был готов лично за шкирки подвесить братца и всех остальных где-нибудь на корне дерева, на виду у всех, чтоб неповадно было.       И язык почему-то не слушался, не поворачивался сказать, что Аонунг первый принялся оскорблять Кири, за что закономерно получил.       После вчерашнего Нетейаму и Ло’аку сильно влетело. И если сейчас всё обошлось простым устным выговором, то что будет в следующий раз, напрягало. А что этот «раз» будет, парень не сомневался.       Возвращаясь к Умейве, таинственной На’ви покрытой загадками, Нетейам так и не смог поблагодарить её. После взбучки от обоих отцов, Элизард увёл девушку, и спустя этот разговор та исчезла. Наследник, с которым Нетейам нашёл язык и точки соприкосновения, которыми были чуть ли не параллельно отзеркаленные судьбы, после скользящего вопроса о Умейве ответил, что та отправилась на охоту, так как её зверь вёл себя неспокойно и не хотел брать пищу с чужих рук. Понимающе кивнув, интерес утих. Всякое бывает, скимвинг или банши могут слишком сильно привязаться к своему компаньону.       Только вот он не видел Умейву, возвращающуюся на звере. Даже когда было уже совсем темно, а все На’ви рифов были готовы увидеть свой первый сон, её всё ещё не было.       Было странно волноваться за кого-то, с кем знаком от силы неделю или две. Честно сказать, Нетейам не хотел считать дни после того, как они семьёй покинули клан.       Он до сих пор помнит мягкое колыхание изумрудной травы. Крики и зов сотен существ, населяющих их родные леса. Каждый шорок, каждый шелест высоких крон, всё в лесу было неустанным и, кажется, никогда бы не замолчало, если бы не Небесные люди. В первые дни ему казалось, что Эйва мучает его, показывая сказочные сны детства, когда люди ещё не прибыли и, возможно, уже не прибудут на эту планету. Там всё было так красочно, что ощущалось, побег в Океан был лишь кошмаром. Здесь же всё было как раньше. И высокие деревья, укрывающие тенями поляны, и короткие травы, куда не ступи, послышится писк и тихий, на грани слышимости, топот лапок. И журчание воды, и стук дождя, и гул ветра в вышине гор Аллилуйя.       Но потом он просыпался, наваждение спадало, как будто его обливали с ног до головы прихвастни Аонунга ледяной ночной водой. Сладость сна сменялась горечью утраты дома. Родных, знакомых и просто тех мест, где прошло его детство. Нетейам был старшим, поэтому прожил дольше всех в лесах у гор Аллилуйя.       Внезапно, тень мелькнула над закрытыми веками, от чего по телу прошлись мурашки, реакция на забранное секундное тепло. Он только и успел раскрыть глаза, как послышался вскрик: — Skxawng, pe nantang aynga niä?! — грозный голос был приглушён рёвом огромного, нет, гигантского леоноптерикса тёмных цветов, который пронёсся над ним, чуть ли не рассекая грудь острыми массивными когтями. Песок взвился тирейкингами ввысь потоками воздуха из-под мощных крыльями.       Нетейам от инстинктивного ужаса застыл, не в силах даже подняться на ноги. Он смотрел на приземляющего Торука, на его зло оскаленную пасть, откуда показались грозные обсидиановые клыки. Видел бугры перекатывающихся мышц под толстой шкурой грозного хищника. Только не пламенная раскраска заставляла опасаться его, Последнюю Тень, а иссиня-чёрные линии с слабыми голубовато-серыми пятнами, напоминающими туман. А эти глаза… Они смотрели с нескрываемой жаждой растерзать.       Торук был зол. Ужасно зол.       Большая голова склонилась к земле и со спины леоноптерикса спрыгнула маленькая, по сравнению с повелителем неба, фигура. Прямо под исполинским зверем была Умейва.       Девушка разорвала связь мягко, но злость читалась на её лице. Похлопав своего напарника, она будто одним лишь взглядом заставила Торука не идти за ней, оставляя на месте грозно рокотать так, что через землю чувствовалось. Нетейам готов был задохнуться от страха перед этим существом, восхищением перед Умейвой и осознанием, что эта утончённая воительница — Торук Макто!       Янтарные глаза сверкали в утренних лучах уже выходящего из-за горизонта Полифема. Четырёхпалая ладонь потянулась к поясу Нетейама, с силой, которая вряд ли должна была быть в этих хрупких руках, потянув парня вверх, заставляя чуть ли не подпрыгнуть над землёй. — Ты что тут делаешь, болван? А если бы я тебя не заметила? А если бы Керусу был без меня? Он бы тебя убил! — ошарашенный таким напором, парень отступил на шаг, продолжая переводить ошалелый взгляд с Умейвы на «Керусу», который был явно недоволен произошедшим. — Ты… Ты — Торук Макто…       Девушка прищурилась, продолжая сверлить взглядом парня, готовая по крайней мере разрешить Керусу закопать его прямо здесь в песок так глубоко, чтобы его никто не нашёл. — Кхм… — парень передёрнул плечами и кашлянул, пытаясь убрать из голоса ту хрипоту, вызванную шоком. Пришедшее осознание, что его могли не просто раздавить, а без присутствия наездницы, ещё и разорвать, так как он, видимо, был чужаком, брало его рёбра в холодящие тиски, сжимая сердце. Так вот почему сюда никто не ходит… — Да, именно поэтому. Это место для нашего приземления и его территория для отдыха и сна. А если бы я была на Рокото, то от твоего илу, который недавно уплыл, осталось лишь кровавое месиво. — парень смутился, впервые мысль, что была в голове, слетела с его языка вот так… Девушка рыкнула, а затем потёрла лицо, устало прикрывая глаза.       Только сейчас Нетейам заметил мешки под янтарными глазами, осунувшееся лицо и спутанные волосы. Умейва была измотанной и помятой, будто по ней пробежалось стадо титанотериев. Кажется, она держалась лишь на силе воли и упрямости.       Не зная как быть, он глянул на Керусу, который медленно подошёл к ним, тенью прикрывая хозяйку от начинающих припекать лучей. Огромное животное было вполне разумным, дабы всё происходящее осознавать. Поэтому усталость наездницы он видел, а не только отдалённо чувствовал через тсахейлу.       Не особо обращая внимания на незваного гостя, тёмный леоноптерикс подставил сильную шею в знак поддержки. Облокотившись на неё, Умейва тяжко вздохнула, отмирая. — Нетейам, верно? — парень кивнул, не решаясь нарушить тишину. Девушка, разминая шею, кинула на него взгляд подёрнутых недосыпом глаз. — Почему ты здесь? Неужели в клане никто не предупреждал, чтобы ты сюда не ходил? — Я… — задумавшись, не зная, что ему сказать, он в рефлексном жесте зарылся пальцами в волосы. Умейва продолжала молча стоять, наблюдая за ним и ожидая его слов. — Мне нужно было место, где я мог… отдохнуть. Раньше… я уходил в лес или к Древу Душ к бабушке. Там было… тихо. И нет, мне никто ничего не говорил. Я не спрашивал. — … — девушка ничего не ответила, продолжая смотреть на него некоторое время. Затем медленно вздохнула, на секунду прикрывая глаза. Злость угасла, оставляя на своём месте лишь какую-то опустошённость и вялость. Ей не хватало сил поддерживать подобные яркие эмоции. Не после ночного дежурства, охоты Керусу и волнения за Римтанши и тулкунов.       Хранителя не было уже долго, от чего в сердце закрались черви беспокойства, беспардонно гложущие, высасывающие соки. У Умейвы было слишком много бремени, чтобы ещё к нему прибавлялся страх за важных ей существ. — Ха… Хорошо. Ты можешь сюда приходить. Керусу тебя не тронет. — легонько хлопнув по тёмной шее, тем самым вызывая утвердительный бурчащий рокот явно не согласного, но всё же принимающего такой расклад дел Торука, который, видимо, сказал «да» лишь чтобы хозяйка быстрее разделалась с этим На’ви и ушла спать к себе в хижину. — Но лучше пешком. Будь здесь мой скимвинг, от твоего илу вряд ли потом что-то осталось. Он у меня агрессивный, вечно голодный и жаждущий крови. — М… — благодарно склонив голову, он ещё раз взглянул на довольно тёплые отношения леоноптерикса и Умейвы. Сразу в противовес вставали слова отца. Как ему было сложно справляться с могучим хищником, как сложно было не только управлять, но и принимать мощь, пульсирующую в его теле.       Заметив задумчивый взгляд парня, Умейва взяла его за руку, подставляя его четырёхпалую ладонь прямо под нос Керусу. Зверь прищёлкнул пастью, будто специально заставляя нервничать, как бы ему не оторвали бы руку, но всё же принюхался, видимо, запоминая запах Нетейама. Парень завороженно наблюдал за огромной головой, чьи голубовато-лавандовые гребни были подобны клинкам. — Пойдём. Я покажу, как пройти сюда пешком.       Оторвавшись от Торука, Нетейам заметил, что прохладные пальцы с запястья пропали, а сама Торук Макто уже стояла у зарослей, ныряя в них. Её хвост с большой тёмной кистью махнул на прощание и если бы парень не обратил внимание на голос, то остался бы один.

***

      Римтанши прибыл под радостные вскрики На’ви и приветственные всплески. Меткайины кинулись в воду, уже на глубине приветствуя исполина и ярко улыбаясь. У них у всех было то, чем поделиться с Хранителем. Дети же удостоились ласковых толчков и разрешение дёрнуть пару мелких ненужных чешуек. Зато сколько визга и восторга будет, когда мелочь будет хвастаться перед друг другом полученной «реликвией». И если дети пока играли с ними, то вот уже потом они будут проходить обряд посвящения в воины, где получат большие чешуйки со спины, дабы позже создать себе оружие и броню.       Хранитель устало сверкал глазами, но оживился, когда большая тень пробежала по воде. Керусу со своей напарницей громко приветствовал его, грохочущим рёвом оповещая уже всех и каждого. Вынырнув на поверхность, дабы лучше разглядеть воспитанницу на звере, он так же загрохотал. От подобных звуков вода заколыхалась, вибрируя в такт. На’ви на берегу, которые ещё не успели или уже не могут хорошо плавать, замахали руками, приподнимая хвосты.       Явление Римтанши всегда было сродни праздникам. Все кланы Океана тепло встречали великана, наподобие братьев и сестёр приветствуя и делясь историями из жизни, невзгодами, беспокойствами. Старики любили попричитать на молодёжь, на хворь. Подростки же любили жаловаться на скуку, наказы родителей, делились беспокойствами о любви или же радовали видом новых, мило выглядящих пар.       На’ви любили, почитали и глубоко уважали Римтанши, они чувствовали нерушимую крепкую связь титана и Эйвы, то, как Великая Мать даже не имея способа лично защищать своих детей, смогла оберегать их через созданий, проживающих на Пандоре. Хранитель был не простым зверем, а Священным, Слушающим Эйву и души её детей. Ящер был подобен полубогу.       Римтанши же обожал вести простые, не возвышенные разговоры. От Эйвы он знал, что нельзя вмешиваться в судьбы напрямую, нельзя говорить будущее. Именно поэтому она посылала лишь образы, видения каких-то важных событий завуалированно. Ящер был тем, кто расшифровывает послания и приносит их в массы. Но не всегда ему удавалось точно понять предостережения Матери. И он до сих пор несёт в сердце вину за эти случаи. Ведь его ошибки стоили многим жизни… В простых разговорах ему не нужно было подбирать каждое слово, он так же любил просто слушать и смотреть на собеседника, на его эмоции, выраженные в мимике, жестах, глазах. А так же он знал, что порой ему так же стоит делиться тяготами.       Умейва чаще всего бывала в его пещере, даже чаще Тсахик и Оло’эйктанов. Девушка знала о многом: о победах, о поражениях, о грусти и горе по унесённым, несохранённым жизням, о болях от новых и старых ран. Она часто лечила его, потому что Римтанши странно-комфортно ощущал себя в её присутствии. Будто даже шрамы переставали ныть. Ящер не знал, за что ему это маленькое благословение, некогда спасённый комочек жизни, за которого он готов отдать свою жизнь. Умейва всегда казалась ему родной, словно собственный детёныш, её хотелось оберегать, укрывать от дождей, рассказывать длинные истории и греть в штормовые ночи.       Но малышка выросла, превратившись в независимую, прекрасную и бесстрашную девушку-воительницу, уже не прибегающую к нему в слезах от обид или ранок. Удел всех родителей с тоской наблюдать, как их ребёнок вырастает, отдаляется и в конечном итоге исчезает за горизонтом, оставляя тебя позади…       Выходя на берег, Римтанши вместе с водой отпустил тянущее чувство ностальгии по ушедшим годам. Порой его и правда охватывал поток мыслей и воспоминаний о На’ви, которых уже приняла Эйва, о тех, кто доживают свои последние закаты, и мило бегающих новых семенах.

Мы все семена Великого Древа…

      Улыбнувшись, Римтанши наклонился к земле, позволяя через подошедших Тоновари и Ронал образовать общую тсахейлу с ним. Прикосновения мало ощущались через хитиновые пластины, но тепло чужих тел, циркулирующая энергия в них напоминало бесконечную паутину рек и озёр на месте сердец. Это… Сложно описать словами, это можно только почувствовать. То единение мыслей, эмоций, состояний… — Я вижу тебя! — Ты существуешь. — Ты жив…       Разорвав контакт, Хранителя каждый приветствовал с улыбкой на устах. С правого бока приземлился Керусу, помогая крылом спуститься Умейве. Девушка нежно улыбнулась, прикасаясь лбом к носу и прикрывая глаза, нашёптывая какие-то слова облегчения, поддержки и радости.       Опалив горячим дыханием явно вымотанную Умейву, Хранитель осмотрел толпу рифовых На’ви, цепляясь взглядом за малышку в первых рядах. Ребёнок был с необычной для этих краёв синей кожей и не сильно частым, ветвистым рисунком. Короткие волосы были заплетены в мелкие косички. Яркие, сверкающие изумлением и детским восхищением, жёлто-зелёные глаза встретились с его чёрно-золотыми.       Вновь наклонив голову, он осторожно приблизился к малышке, не разрывая контакта. На'ви расступались, с удивлением смотря, как Хранитель изучает её. Кажется, он не чувствовал в ней крови демонов.       Детская четырёхпалая ладонь потянулась к носу титана, прикасаясь к гладкому панцирю фамильного синего цвета. Светлая, невинная улыбка озарила лицо, от чего в уголках на щеках появились маленькие милые ямочки.       Осмелев, девочка погладила размашистыми движениями морду Хранителя, продолжая завороженно наблюдать за полуприкрытыми фантастическими глазами. Глубоко выдохнув, от чего косички на голове девочки заколыхались, словно от сильного порыва ветра, Римтанши улыбнулся, показывая ряд белых клыков. — Тук! — чей-то голос разорвал нависшую над берегом тишину. Девочка невольно отошла на шаг, уже смотря, как сквозь толпу чуть ли не прорывались ещё пятеро таких же синекожих На’ви. К девочке подбежала высокая женщина, подхватывая ребёнка на руки и ошалело смотря на монструозную фигуру Слушающего Эйву.       К ним подошли ещё четверо: двое молодых парней, девушка и рослый мужчина. Тот сначала осмотрел, кажется, жену и младшую дочь, лишь после чего перевёл взгляд широко раскрытых глаз. Парни реагировали по-разному. Если помладше отпрянул на пару шагов, явно напуганный, то вот старший встал на месте.       Нить связи потянула Римтанши как никогда прежде, заставляя вглядеться в такие же, как у девочки, жёлто-зелёные глаза, выискивая, в чём причина. Что-то блеснуло в глубине чёрных зрачков, от чего великан рвано вздохнул. Это он… Это его На’ви.