Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
AU, в котором Чуя в очередной раз переезжает и находит в новом доме письмо от прошлого жильца
Примечания
Метки будут добавляться по мере выхода глав!)
Мой тгк: tramomar
16. Я люблю тебя, но тебе скажу, что ненавижу
21 октября 2024, 08:59
Когда в нём снова просыпается способность здраво мыслить, он в больнице. Белый яркий свет слепит глаза, и он серьезно не помнит дорогу до больницы. Он сидит на стуле перед операционной и понятия не имеет, что с его сестрой. Он не знает, сколько прошло времени прежде чем он додумался достать из кармана джинс телефон, чтобы хотя бы позвонить родителям или попросить Барбару ещё посидеть с Чихэру, или позвонить Осаму. Он так чертовски сейчас в нём нуждается. Ему нужно, чтобы хоть один человек заверил его, что всё будет в порядке. У него очень много пропущенных от Дазая. Чуя не знает, потянет ли три часа один, пока Осаму приедет из Токио. Накахара отправляет только адрес и «Осаму приезжай как можно скорей», это всё, на что его хватает. Он отправляет короткое сообщение родителям с объяснениями и Барбаре про младшую сестру, он потом объяснится перед ней. И он снова окунается в ор голосов в голове, где каждый по очереди винит его в случившемся. И Чуя согласен с каждым из них, он мог предостеречь это. Но он пустил всё на самотёк, решив, что всё стало хорошо. Он уверен, что это тот же парень, что и сломал ей ребро летом. Может быть, он сейчас бы с удовольствием разрыдался, но его глаза сухие. Он разучился это делать. Сердце билось в произвольном ритме, иногда ускоряясь до невозможности, а иногда будто останавливалось. Кими уже сделали операцию, когда пошёл пятый час его сидения тут. Но она была в реанимации и не в сознании. Чуя был в неопределенности, и это пугало его больше всего. Он не знал, что будет дальше. Ему было страшно ровно столько же, сколько и стыдно, что он испытывает такие эмоции, когда его сестре так плохо.
Накахара не оборачивается на шаги, когда слышит их слева от себя. За пять часов он уже привык к звукам ходьбы. Его взгляд был устремлён только на дверь, когда врач выйдет и скажет ему, что Кими пришла в себя после операции. Только этого предательски долго не происходило.
— Чуя, — Накахара слишком долго не верил своим ушам, чтобы повернуться. Ему на плечо опускается чья-то холодная рука и только тогда он поднимает глаза. Боже, как же он рад его видеть. Он поднимается, хотя ноги слабовато выполняют свою работу, — ты, — рука Осаму останавливается, когда он видит, что Чуя весь в крови. Вся его футболка, руки, лицо, даже джинсы. Это было адское зрелище. Это было то, что в детстве Осаму видел в кошмарах. Он не выносит вида чужой крови. Его накрывает тошнота буквально за долю секунды, и это не только неприязнь, это и волнение за Чую. Осаму не будет отрицать, что стал тревожным ещё в раннем детстве. Ему было страшно, что пока он играет, спит, идёт в школу, да в любой промежуток времени его мама может залезь в петлю, и он не успеет. Дазай немного трясёт головой, выбивая ужасно надоедливые воспоминания у себя из головы. Крови в его жизни было слишком много для девятнадцати лет. Он быстро осматривает Чую взглядом и вроде как не видит на нём повреждений. Что, мать его, случилось? Осаму кладёт две руки ему на плечи, притягивая ближе.
Чуя делает первый нормальный вдох, когда его прижимают к себе.
— Чуя, — Дазай чувствует, как тело в его объятьях трясётся, — любимый, что случилось? — в другое время Чуя обратил бы больше внимания на это прозвище. В другое время Осаму никогда бы не сказал таких слов. Вся тревога Чуи теперь передалась и на него, потому что его парень почти никогда не позволил бы себе трястись в чьих-то объятья.
— Кими, она, — его голос впервые звучит так жалко и ему впервые всё равно, насколько слаб он сейчас в своих глазах. Ему просто нужно чтобы кто-то сказал, что всё будет в порядке. Что она будет в порядке. Он не плачет даже сейчас, отчасти потому что уже забыл, как это делается, отчасти потому что сейчас в нём больше шока, чем страдания. — Саму, я-я, — он не может говорить, такая способность просто отнимается у него в тот момент, когда он снова вспоминает бледное лицо Кимико и пол, залитый кровью.
— Чуя, что случилось? — Дазай не хочет наседать на него, но его собственное сердце колотится с бешеным ритмом. Он просто хочет знать, что все живы. Его рука немного зарывается в его волосы, он знает, что не сможет помочь, потому что явно случилось что-то ужасное, но это всё, что он может сделать сейчас.
— Кими ранена, — это всё, что он способен выговорить прямо сейчас.
И у Дазая нет суперспособностей, чтобы знать, что ответить, когда человек, с которым он прожил почти три месяца, сейчас в беде. Дело было не только в том, что Кимико сестра Чуи, она на самом деле была прекрасным человеком. Пару раз ловя его в коридоре, первые пару дней, её взгляд становился настороженным и она вполне серьезно, чтобы Дазай понял, что она точно знает, что говорит, произносила что-то в духе: «Только попробуй сделать ему больно» или «Если я увижу, что ты треплешь ему нервы, поверь, я найду способ потрепать их тебе». И он никогда не думал, что это слишком. Он хорошо понимал её. Осаму был рад, что она так хорошо относится к Чуе. Всё-таки у Дазая нет человека, который бы сказал про него что-то подобное. И да, он никогда бы не позволил себе причинить Чуе боль. Осаму не говорил это Накахаре. Он в принципе заметил, что говорить что-то в духе «я люблю тебя» или «ты мне дорог» не в правилах их семьи. Да в общем то и не в правилах семьи Дазая.
— Как, — Осаму не знает, как реагировать, — как она сейчас?
— Стабильно тяжело, — Чуя не узнает свой голос. — Кровотечения внутренних органов, и она потеряла много крови. Пуля порвала почку. Осаму, мне—
Он не договаривает. Дазай понимает. Он просто обнимает его крепче, притягивая к себе. Они садятся, и Дазай оставляет свою руку на его плече. Осаму не знает, что говорить. Его не так много поддерживали в жизни, чтобы он знал, как это делается правильно.
В любом случае Чуя благодарен ему за это. Искренне. Он возвращает свой взгляд на дверь, где успел изучить каждый винтик. Он правда не понимает, почему так всегда? Вот что случается, когда он теряет контроль над всеми и вся. Он начинает упускать что-то и уже гарантировано всегда случается что-то плохое. Винит ли Накахара себя на протяжении нескольких часов в больнице? Да, он занимается именно этим, ещё больше чувствуя себя жалким, что не может помочь абсолютно ничем. Время, наверное, близится к утру. Чуя не знает. Он абсолютно потерял ориентир в происходящем вокруг.
— Осаму, ты можешь поехать домой, правда, — говорит он через пару часов сидения в тишине. Его голос немного хриплый и совсем тихий. И он говорит серьезно, потому что Дазай явно не выспался. Чуя не подумал бы ничего, если бы он уехал сейчас.
— Чуя, — он кажется удивленным, — не смей думай, что я оставлю тебя, — его рука опускается сверху на Чуину, и эти слова имеют огромный вес для него. Не то чтобы он был хоть когда-то не уверен в Дазае, но это то, что останется в его голове ещё надолго.
— Чуя Накахара? — слышится где-то сверху. Он за долю секунды подскакивает со стула.
— Да?!
— Вы брат Кимико? — перед ним стоит медсестра, и она выглядит крайне дружелюбной, и вроде как на её лице легкая улыбка. Значит ли это, что всё хорошо?
— Мг, — быстро кивает Накахара.
— Извините за такой вопрос, но я обязана, — тупит взгляд в пол блондинка, — вы достигли возврата совершеннолетия?
— Это имеет значение? — он делает глубокий вдох, девушка явно не виновата, потому что спрашивает такие вопросы, но это выводит его из себя. Обращать любые эмоции в гнев легче. Он так привык. — Просто скажите, что с ней, — выдохнул рыжеволосый, стараясь как можно спокойнее сказать это.
— Ваша сестра пришла в себя, — она кладёт руку Чуе на плечо, когда видит массу эмоций и вопросов в его глазах. — Но, Накахара-сан, — она сново поднимает свои глаза-пуговки на него. Девушка была едва ли на год старше Осаму, к тому же ниже Чуи ростом, — я не могу сказать, что она в порядке сейчас. Она потеряла много крови, и врачи очень долго боролись за её жизнь.
Дазай замечает, как грудная клетка его парня начинает подниматься и опускаться немного быстрее, чем раньше. Он подходит сзади, слегка придерживая его за спину, потому что даже его собственные ноги немного подкосились.
— И, — он делает глубокий вдох, — какой прогноз у врача?
— Оунги-сенсей — лучший хирург нашей больницы, — виновато улыбается девушка, — у него было много подобных случаев, и понимаете—
— Мне это, блять, не интересно, — вскрикивает Накахара. Осаму увидел, как медсестра с именем Момоко написанным на бейджике подскочила от неожиданности. — Я спросил про прогнозы!
— Шестьдесят на сорок, — испугано выдаёт Момоко. — Шестьдесят в лучшую сторону, Накахара-сан, — добавляет девушка, будто это облегчает ситуацию. Даже если бы там был один чертов процент, Чуя уже бы не мог существовать свободно.
— Когда её можно будет навестить? — глупо спрашивает Чуя, опускаясь на сидения позади себя.
— В ближайшее время точно нет, — вдыхает медсестра.
— Полиция уже приезжала? — спрашивает Осаму, садясь рядом с Чуей.
И Чуя кажется настолько удивленным этому вопросу, что ответ кажется очевидным. Он даже не думал про это.
— Это то, что я ещё хотела сказать, Накахара-сан, — пропищала Момоко. — Офицеры полиции приехали ещё час назад. Они ждут, когда вы спуститесь к ним в холл.
— Нам нужно идти сейчас? — спрашивает Осаму, когда Чуя кивает ему мол «говори с ней ты». Девушка подтверждает, упуская вопрос о том, кто они друг другу, хотя было видно, что пару раз он проскочил у неё в голове.
И да, Накахара кривит носом при виде людей в форме — это скорее привычка. Они задают банальные вопросы, но его буквально трусит, когда в его глазах снова возникают алые пятна. Чувство вины накатывает всё больше с каждым долбанным словом полицейских. Чуя просто молча благодарен, что у него есть настолько близкий человек, как Осаму, который одним только быстрым, незаметным для остальных, прикосновением может заставить его чувствовать себя лучше, насколько это вообще возможно в данной ситуации. Дазай не должен, Чуя это знает, но он тут, и Накахара рад этому.
Чуе плевать на двоякие взгляды работников полиции, сейчас так точно.
— Мы сделаем всё, что в наших силах, — безразлично кивает мужчина средних лет. Он с самого начала разговора смотрел на Чую с пренебрежением. Его безразличие и чёрствость выводила Чую из себя.
— Но почему-то вы не сделали всё, что в ваших силах перед тем, как её подстрелили, — с желчью выплевывает Чую. — Какого хуя вы вообще допускаете, чтобы по улицам ходили такие отморозки, — выкрикивает он. Ему плевать на их удивленные лица, серьезно. — Разве это, блять, не ваша работа?
— Парень, ты—
— Чуя, — окликает Дазай, перебивая полицейского, хотя был согласен с каждым его словом.
— Что? Вы ахуеваете с того, что хоть один человек не засунул язык в жопу? — он игнорирует Дазая. И ему всё равно, что на него обернулись половина из людей, находящихся здесь. — Я серьезно не понимаю, какой толк от полицейских, которые даже ничего не делают, чтобы такого не случилось.
— Если бы у тебя не было столько пиздеца сегодня, я бы закрыл тебя в участке, — сквозь зубы процеживает один из них. Тот, что пополнее и с мерзкими усами, закрывающими большую родинку.
— Да пошли вы, — выдыхает Чуя, вырываясь из хватки Осаму, чтобы поскорее не видеть их мерзких лиц.
— Я бы с удовольствием харкнул вам двоим в лицо, — наклоняясь перед двумя мужчинами, с оскалом выдыхает Дазай, — но не хочу тратить на это время, — он не успевает даже посмотреть на их удивлённые лица, потому что сразу же уходит, догоняя Чую. Зная себя, он поступил бы именно так, как сказал, но он не хотел оставлять Накахару одного.
Он не рискует подходить к нему слишком близко, потому что он не знает, хочет ли Чуя побыть один сейчас. Он просто идёт сзади, пока они возвращаются назад на этаж, где были до этого. Момоко сказала, что Чуя ещё может поговорить с врачом, если он хочет и, конечно, он сделает это.
Врач был мужчиной лет сорока пяти, с идеально выбритым лицом и мешками под глазами. Невысокий полноватый брюнет. Он им не улыбается, когда Чуя представляется, и он понимает, почему. Операция Кимико длилась несколько часов, и всё это время он был на ногах. Чуя много чем обязан этому мужчине, если он смог сохранить жизнь его сестре.
— Поезжайте домой, Накахара-кун, — еле видно и очень устало улыбается мужчина. — Тут дело времени. Всё, что в наших силах, мы уже сделали.
— При всём уважении, Оунги-сенсей, но я не могу оставить свою сестру здесь, а самому уехать домой.
— Вам как минимум нужно принять душ, Накахара-кун,— удивительно, но Чуя даже не помнил, что вся его одежда и руки были в крови. Все насколько часов, что он сидел в больнице, ему даже в голову не приходило банально отмыть лицо и руки. — Вы можете вернуться завтра, после двух и если что-то случится, мы позвоним вам, — уверяет врач, хлопнув Накахару по плечу, будто в знак подтверждения своих слов.
— Я понял, — кивает Чуя. — Спасибо, — он говорит это так искренне, как только может, немного кланяясь.
Чуя провожает врача взглядом и молча, беря Дазая за руку, выходит из больницы.
Вдыхать свежий воздух поначалу даже кажется странным, ему нужно минут пятнадцать, чтобы иметь возможность хотя бы отойти от входа больницы. Накахара даже не замечает, когда на его плечи приземляется кожаная куртка на пару размеров больше. Апрель был не сильно холодным, но сейчас было около часу ночи, а он был в одной футболке. Дазай молча стоял рядом. Он ничего не говорил и ничего не спрашивал, он даже находился в паре шагов от Чуи. Но Накахаре было и этого достаточно, чтобы просто не упасть на землю от усталости и безысходности.
— Ты едешь домой? — всё же спросил Дазай. Чуя слышит звук колесика зажигалки.
— Врач сказал, что мне нечего тут делать, — он оборачивается, забирая сигарету, наверное это то, что может сделать лучше. Хотя ничего не может сделать то, что произошло, лучше.
— Я вызову тебе такси, — кивает он, доставая телефон из кармана джинс.
— Я хочу, чтобы ты был со мной Осаму, — говорит Чуя. Он не может себе представить, что с ним будет, если он останется сегодня один.
Дазай не хотел спрашивать, нужен ли он или Чуя хочет побыть один сегодня. Он определённо поступит так, как будет лучше для Чуи.
— Конечно, — Осаму немного притягивает его к себе, снова чувствуя, как Чуя падает к нему в руки.
Дорога проходит в оправданной тишине. Дазай может только представить, насколько Чуя устал за эти последние часы.
Когда они приезжают домой, Дазай видит, что Чуя начинает дышать чаще, и Осаму заходит первый. Ему нужно пару секунд, чтобы понять, почему весь пол на кухне в крови, а с порога в нос ударяет запах металла. Дазай берёт Чую за руку, прежде чем завести в дом и сразу ведёт в комнату, усаживая его на кровать. Осаму опускается на корточки перед ним, чтобы посмотреть в глаза, взгляд пустой, мыслями он явно где-то далеко отсюда. Он может только представить, что чувствует сейчас Накахара, если позволяет такую заботу к себе. Осаму нежно берёт его за руку, заведя в ванну. Дазай приносит ему чистые вещи и полотенце, потому что за всё время он точно знает, где всё это лежит и выходит.
Чуя не считает, сколько времени проходит, когда он наконец-то выходит из под горячих струй воды. У него столько мыслей в голове, смешавшихся в одну неразборчивую кучу. Потому что он понятия не имеет, что делать, пока не приедут родители и как скоро они вообще приедут. Когда ему выставят счёт за больницу? А что ему делать с учёбой? А что, если…? Он не хочет думать об этом. Ему страшно, но он не хочет допускать мысли, что с ней что-то случится. Он не сможет простить себе этого.
Осаму нет в комнате. Чуя видит, что на первом этаже горит свет, но ноги не могут туда спуститься. Его постель уже расправлена, а на столе стоит чай и лапша быстрого приготовления, это не залезет ему сейчас в горло, но ему приятно, что Дазай подумал и об этом. Он делает пару глотков чая, который немного остыл, но всё, чего он сейчас хочет, это хоть на минуту остановить поток мыслей в своей голове.
Как только Дазай возвращается, Чуя понимает, что он там делал. Кровь на полу. Он не мог бы её убрать. Он чувствовал себя жалким и слабым, когда кто-то проявляет к нему столько заботы. Но сейчас он таким и был, и это ужасно. Все последние пару часов были синонимами к слову ужас. Когда они ложатся, все его мысли только о том, чтобы не услышать звонка из больницы. Чтобы она продержалась эту ночь. Может быть, его снова начинает трясти.
— Чуя, — окликает его Осаму, притягивая чуть ближе к себе.
Чуя не отвечает, но Дазай знает, что он слышит его.
— Ты не виноват, — Чуя не верит в эти слова.
Осаму чувствует, как Чую трясёт всё то время, что он пытается заснуть. И конечно он отвечает, что в порядке, потому что это Накахара, и он буквально никогда не скажет кому-то, что ему дерьмово. Но он просыпается посреди ночи трижды и Дазай, каждый раз сжав зубы, делает вид, что не замечает этого. Он знает, что не может помочь. Эта не та ситуация, где его объятья что-то решают, где в слова поддержки будут верить и где он вообще хоть на что-то способен. Разве он имел право даже говорить, что всё будет хорошо, если не знает. Дазай был истинным лгуном, но не с ним. Не с Чуей.
Он слышит тихое сопение возле себя только когда в комнате полностью светлеет.
***
Следующие пару дней в Чуиной жизни поистине можно назвать адом. И он даже не побоится этого слова. Он не может нормально спать, когда каждый звонок может означать, что он потерял одного из своих самых важных людей в жизни. И на самом деле он один со совсем этим. Да, Осаму рядом. Но Чуя не имеет право наваливать свои проблемы на него. Он и так помогает достаточно, чтобы это было слишком. Про Люси и Сэтору он вообще не хочет вспоминать. Накахара уже давно привык не расчитывать на своих родителей, они всегда были чем-то нестабильным. С тех пор как они переехали сюда, Люси и Сэтору то и делали, что уезжали. Они будто купили этот дом, чтобы избавиться от груза в виде детей, закрывая их в одном месте. За последние полтора года его родители исполняли только свои желания, ни разу не считаясь с желаниями собственных детей. Безусловно, раньше они делали то же самое, но тогда они хотя бы были вместе. И Чуя должен быть объективен, поэтому, конечно, они были не самыми плохими родителями, им просто по большей части было всё равно. Они уезжали, прикрываясь работой и пропадали на месяцы, оставляя на детей все трудности, с которыми они не должны были ещё столкнуться. Да, опять же, справедливости ради, они правда привозили деньги и даже очень неплохие, но их детям деньги нужны были в последнюю очередь. Накахара не хочет говорить лишнего, потому что он уверен, что они переживали за свою дочь, просто они априори не понимали всей серьезности ситуации. Люси по телефону сказала, что они вернутся так быстро, как только смогут, но она не задала Чуе вопросов, что он будет делать до этого, оставшись один на один со всем пиздецом. И сейчас, правда, у него начинает ехать крыша. Говорят, время лечит, но оно нихрена не лечит, когда это твоя сестра. Когда это случается с тем, с кем ты жил всю свою жизнь, тебе всё равно на время, потому что это твоя сестра. Потому что он любит её, потому что чувствует себя виноватым в этом. Вина за случившееся съедает его изнутри, и Чуя ненавидит это чувство. Он предупредил преподавателей, что по семейным обстоятельствам его не будет в университете пару дней. Чуя просто надеется, что его не исключат в первый же месяц учёбы. Это было бы смешно. И наверное университет это не самая большая проблема, потому что сейчас ему нужны деньги на лекарства и больницу. И не маленькие деньги. Он накопил какую-то сумму со всех своих прошлых подработок, но когда Чуя всё же заставил себя спуститься вниз, где он хранил их всех, ни йены не оказалось. Все деньги, ради которых он проводил часами на работе, загружая себя так, что иногда сон не доходил и до четырёх часов в день, были украдены. И это хоть чуть-чуть вносило ясность, зачем тот упырь пришел к ним в дом. Разбираться во всей ситуации у Чуи не было сил. Это не самое важное, когда его сестра в больнице и состояние её весьма нестабильное. Своими подработками он вряд ли заработает много и быстро. И больше всего Чую «веселило» то, что все счета его родителей были заблокированы из-за досрочного расторжения договора на их теперешней работе. Это было вишенкой на торте пиздеца. За эти пару дней все сообщения о работе были пересмотрены и, конечно, Чуя устроился барменом, когда нашел такое предложение, потому что это хотя бы что-то. Но этого было недостаточно. Брать деньги у Осаму или Барбары всё равно оказалось бы малой суммой, а быть кому-то должным Накахара ненавидел больше всего. На пятый день Кимико выписали из реанимации, переводя в обычную палату. Она пришла в себя полностью, но это не улучшало её состояния. Ей всё также нужны были очень дорогостоящие препараты, и к тому же к этому прибавилась оплата палаты. Несмотря на то, что ему пока не разрешали заходить к ней, Чуя всё равно не мог не приходить каждый день. Даже подумать о том, что он будет сидеть дома, когда она там одна, было невозможным. С каждым днём его сон сокращался всё к меньшему количеству часов, хотя он понимал, что Чихэру уже начинает задавать вопросы, почему она живёт с Барбарой всё это время, правильного ответа для неё он найти не мог. Он приходил к ней пару раз в день перед и после работы, но ему было ужасно от того, что он кинул её. Хотя был ли у него другой выход? Он был безумно благодарен Осаму, который приезжал так часто, как только мог, избавляя его от домашних дел и вопросов с едой. Он будто снова в прошлом лете, когда он один с сестрой и у Кими проблемы. Только сейчас всё намного сложнее. А страшный исход то, что он начинает думать про простое решение, чтобы его сердце переслало колотиться каждый раз, когда у него есть минута, чтобы слушать голос в голове. Ему не хочется думать о плохом, но вряд ли у него сейчас есть контроль над своими мыслями. Может, он будет считать себя слабым человеком позже. Но это всё-таки может быть и позже. Сейчас ему правда тяжело. И он знает выход из этой ситуации, который просто заставит его немного спокойнее мыслить. Ему не нужно много времени, чтобы он нашёл, где купить то, отчего, казалось, уже давно отказался. Белая продолговатая таблетка уже через час летит далеко в его горло. Воу, Чуя, ты снова погряз в этом дерьме, — орет где-то глубоко и далеко голос в голове. Когда он начал общаться с Тачихарой и стал заниматься их делами, он сталкивался с огромным количеством наркоты. От пары грамм травы до сотни грамм мефедрона. И Чуя видел массу людей, которые умирали из-за этого буквально у него на глаз. Он столько раз спасал Тачихару от передоза, что ему бы не хватило пальцев рук и ног, чтобы сосчитать. И Чуе было только пятнадцать, когда ему на самом деле начали предлагать что-то из этого. Он никогда не соглашался. Насколько бы хреново ему не было, он не пробовал ничего из того, что сам продавал в маленьких зип-пакетах. Единственное, что не могло обойти его стороной, это успокоительные. Сильное и быстродействующее. Аптечные наркотики ничем не лучше обычных, Чу, — всегда говорил ему Тачихара, но Накахара просто отказывался признавать их таковыми. В любом случае именно Мичизу и кинул ему на стол пару таблеток, когда они только что убежали от придурка с пистолетом. И это правда помогло, потому что Чуя слишком резко втянулся во всё это, чтобы успеть привыкнуть. Он никогда не был зависим, но в те моменты, когда его накрывало, он хорошо знал, что может ему помочь. В те годы, когда вокруг него было одно насилие, чтобы не сойти с ума, он мог найти спокойствие в одной таблетке. И Накахара быстро почувствовал грань, когда он начал подсаживаться, чтобы слезть. Но когда ты привык быть спокойным от действия таблеток, научиться контролировать себя самому было сложно. И Чуя не всегда мог. Из-за одного из таких случаев они с родителями уехали из Киото. И, конечно, Чуя перестал, как бы трудно ему не было. Сорвавшись только после встречи с Фёдором. Но ему никогда не было настолько трудно как сейчас. Он не осуждает себя, потому что он хочет быть спокойным перед походом в больницу. Он ещё не может заходить к ней в палату, но приходить туда хотя бы чтобы пообщаться с врачами кажется правильным и логичным. Он проводит там много времени, просто сидя возле её палаты. Действие успокоительного не дает ему накрутить себя, но полностью остановить его поток мыслей оно не может. Он выходит из больницы только спустя несколько часов. Ему просто нужно время там, чтобы хотя бы чуть-чуть ощутить свою задействованность. Когда он стоит возле больницы, он не хочет идти домой. Ему не нравится быть вечно слабым перед Осаму. Он не должен так волноваться, и он не должен переживать за него. Он просто стоит, облокотившись на стену больницы сбоку. Наверное, ещё неделя такого графика, и он смог бы заснуть прям тут. И он правда прикрывает глаза, как минимум потому, что действие таблетки всё ещё активно. В его руке не первая за сегодня сигарета, уже начинающая жечь кончики пальцев. Бычок полетел в мусорку, заставляя вернуться в реальность из мнимой дрёмы. Упаковка от таблеток, лежавшая в его кармане до этого, пошла туда же. Осаму сейчас живёт с ним, и он не хочет, чтобы он задавал вопросы. Наверное, Чуя бы занял свою позу снова, но справа показался знакомый силуэт, который он точно не ожидал увидеть. — Это серьезно перестаёт быть похожим на совпадение, — безразлично выдает Чуя, ему сейчас было как-то побоку на учителя, его даже перестали удивлять их встречи. — На этот раз это отнюдь не совпадение, — пожал плечами Огай. — У меня есть хороший друг, работающий врачом, и он недавно упомянул про твою сестру, — сделав пару шагов ближе, сказал Мори. — Я узнал фамилии и решил, как твой учитель, наведаться сюда, — это звучит так глупо, что Чуя даже не воспринимает всерьез его слова. Огай был похож на ворона в чёрном одеянии. У него были угольные волосы, завязанные в низкий тугой хвост и чёрное пальто с такого же цвета высокими ботинками и тёмно-серым свитером. Его глаза отдавали фиолетовым, ярко контрастируя с идеально-белыми зубами. — Какая доброта, — хмыкнул Чуя. — Только вот вы уже не мой учитель, — пожимает плечами Накахара. — Вы догадались, что я буду тут? — с усмешкой спрашивает он. — Нет, мне сказали, что ты всегда приходишь в одно и то же время, — спокойно выдыхает мужчина. — Ладно, — кивает Чуя. Он ждал, пока Мори как-то более внятно аргументирует своё присутствие здесь. Огай не делает никогда и ничего просто так. — Знакомая упаковка, — кивает Огай на переполненную мусорку. Это больница, почему он думает, что это его? Почему он вообще комментирует это. — Я уже не удивляюсь вашим познаниям, сенсей, — слегка улыбаясь кивнул Чуя. — Плохо спишь? — догадался Огай, хотя, наверное, в случае Чуи его круги под глазами было видно. — Я слышал, что твои родители ещё не появлялись в больнице. Ты сам оплачиваешь счета? — Мне кажется, ваша доброжелательность уже перешла рамки личного, — огрызается Чуя. — Просто если ты хочешь заработать, я могу помочь, — развёл руки учитель. — Работа? — Предположим, — улыбнулся Мори. — И я должен верить вам, несмотря на то, что вы пытались задушить меня? — фыркнул Чуя в ответ. Он не решает сразу отказываться, потому что сейчас у него нет привилегии крутить носом перед работой. — Брось, Накахара, — желчно улыбнулся учитель. — Неужели ты запомнил?! Что такого в том, что мои руки оказались на шее человека, который вывел меня из себя?— несмотря на абсурдность его слов, похоже, что он говорил серьезно. — Разве тебе не знакомо чувство, которое тянет тебя на это? — Мори сделал шаг вперёд, слегка наклоняя голову, чтобы встретиться с бывшем учеником глазами. — Разве у тебя не бывало желания задушить кого-то, чтобы его кости ломались у тебя под рукой, Чуя? — улыбка стала шире и зубастее. — Не говори, что тебе не знакомо это. — Отку— — Это не важно, Чуя-кун, — отмахнулся Мори. — У тебя есть свободные пару месяцев? — Что это, блять, должно значить? — резко выдыхая через нос, спросил Чуя. — Я не люблю загадки, Мори-сенсей. У меня дохуища дерьма сейчас, и если вы хотите мне что-то предложить, то делайте это прямо. — Я говорю что ни на есть прямо, — лицо Огая резко делается спокойным. — Я оставлю тебе номер, а ты позвонишь, — залезая в карман, чтобы достать портмоне, сказал Огай. Он протягивает Чуе чёрную визитку с каллиграфическими алыми буквами. — Почему вы думаете, что я приму ваше предложение? — снова спрашивает Накахара, пряча визитку в карман джинс. — Чуя, — склоняя голову чуть набок, улыбается Огай, — всё куда сложнее, чем тебе кажется, поверь. Для нападения с оружием должна быть серьёзная причина, — брюнет резко стал серьезным, а его взгляд убийственным. — На что вы намекаете, сенсей? — Долги, — жмёт плечами Мори. — Долги? — У твоей сестры есть задолженность кому-то, — сладким тоном произносит учитель. — На чём основаны ваши обвинения? — поджигая сигарету, спрашивает Накахара. Его руки намного трясутся. — Чуя, я предложил тебе работу, думай сам, — ухмыльнулся Огай, прежде чем развернуться и уйти, оставляя Накахару наедине со своими мыслями. Конечно, Чуя думает об этом. Он думает об этом на протяжении всей следующей недели. Может, здравый смысл и говорит ему, что Огай это синоним к слову странно и думать над тем, что он говорит, так долго – глупо. Но есть и та часть Чуи, которая понимает, что Мори может знать то, что говорит. Когда Чуе выставляют первый счёт, он уже начинает понимать, что ему не хватит подработок, чтобы закрыть его. И это был счёт только за две недели, но он уже был огромен. Его родители хоть и много обещали, толком ничего не могли сделать. Денег у них и самих не было, они были в другой стране без работы и с долгами. Компетентными в договорах они никогда не были, и как понял Чуя, на них хотели поиметь кругленькую сумму. Он просто надеется, что они разберутся сами и ему не придётся думать ещё и о их финансовых проблемах. Чуя и изначально не сильно на них рассчитывал. Если ему нужно сделать всё это самому, то пусть будет так. Конечно, и Барабра, и Осаму предлагали ему деньги, но он не мог их взять, когда Бари сидела с его сестрой и иногда брала её на ночь, кормила его и возила в больницу. А брать деньги у Осаму было ещё хуже, во-первых, он сам разрывался на работе, чтобы оплачивать свои счета за общежитие и университет, а это была очень не маленькая сумма. А во-вторых, он всегда был рядом и делал всё, что мог, чтобы Чуе было хоть как-то легче. Оправдано, что сон по четыре, а бывало и по три часа медленно убивал его. В сутках просто не хватало столько времени, чтобы он успевал всё, что должен был. Чтобы его не попёрли, Накахаре нужно было хоть иногда появляться на парах, на которых он чаще всего отключался. В те моменты, когда ему попадается отражение в зеркале, он пугается, не узнавая себя. У Чуи уже почти чёрные круги под глазами, и он очень похудел, потому что у него просто нет времени на еду, да и лишних денег тратить он не хочет. Его волосы больше не такие ухоженные, а былой стиль изменился на «первое, что попало под руку». Дазай не будет говорить Чуе, что он волнуется, но это так и есть. Особенно в тот момент, когда Чуя чуть не упал в обморок при нём. Дазаю сложно осознавать, что он бессилен и то, что Накахара даже не примет от него никакую помощь. Он приезжает каждые выходные, и пока Чуя не видит, хотя бы покупает продукты и готовит хоть какую-то еду. И даже если Чуя не будет это есть и пожалуется, что Дазай тратит деньги, он сделает это для Чихэру. Он убирается у них дома по выходным и ходить гулять с Чуиной сестрой, чтобы его парень смог поспать хотя бы лишние пару часов. Дазай всё равно считает это недостаточным, но это всё, что позволяет ему сделать Чуя. Это логично, что он рядом, когда Кимико разрешают навещать. Да, он не может пойти в палату, но он просто надеется, что его присутствие в коридоре хоть как-то сможет помочь. Чуя благодарен за то, что Дазай всегда с ним. Он чётко понимает грань, когда он нужен, а когда Чуя хочет побыть один. И сейчас, да, он чертовски ему нужен. Прежде чем зайти к Кими, Чуя смотрит в экран телефона, чтобы посмотреть, насколько ужасно он выглядит. Он не хочет, чтобы она чувствовала себя виноватой, хотя он и знает, что она будет. Он делает глубокий вдох, прежде чем зайти к ней в палату. Они не виделись больше двух недель, такого раньше никогда не было. Он делает внушительный шаг в палату, прежде чем ему понадобится минута, чтобы пробежаться по Кимико глазами. Она выглядит так по-другому. Она знатно исхудала, её длинные волосы не ухожены, как Чуя привык их видеть, а синяки под глазами очень выделяются на фоне бледного лица. В её руке катетер, рядом капельница, а она смотрится дико на фоне стольких проводов и приборов. Они никогда не были слишком близки, как могли быть другие братья и сестры. Они не смотрели вместе фильмы, обсуждая вторых половинок, едя при этом мороженое. Они не рассказывали друг другу секреты. Да они, блять, вообще долгое время практически не общались. Но сейчас Кими лежит перед ним беспомощно, после нескольких операций и ни один врач не может сказать точно, что с ней будет дальше. Её маленькое, бледное, худое, тело не может вынести столько. Она не должна была выносить столько. — Привет, — еле слышно говорит Чуя. Он старается улыбаться. Накахара так скучал по ней, что единственное его желание было упасть в её объятья словно маленький ребёнок. — Привет, — Кимико оглядела его с ног до головы быстрым взглядом, и на её губах появилась слабая улыбка. Чуя может только представить, какого ей было тут одной. Накахара делает ещё пару шагов и садится на стул перед её кроватью. Он не знает, что говорить. — Чуя, — спустя пару минут говорит девушка, — извини меня. — Кими, ты, — он шокирован тем, что она в принципе говорит это. — Нет, Чуя, я виновата, — перебивает его она, — если бы я не ввязалась в дерьмо, у тебя бы не было столько проблем, — Кимико выглядит виноватой, и Чуя не знает, как ему реагировать. — Я никогда не хотела доставить тебе столько хлопот. — Кими, то, что ты говоришь сейчас, не имеет смысла, — выдыхает Чуя через какое-то время. — Всё уже случилось, и тебе не нужно думать обо мне в этой ситуации. Я просто хочу, чтобы ты выздоровела и сделаю всё для этого. И ты тоже сосредоточься на этом. Она улыбается ему более искренне чем ещё пару минут назад, и Чуя делает это же в ответ. Они говорят какое-то время, которое им дают прежде, чем Накахаре нужно будет уйти. — Чуя, — окликает его Кимико, когда он уже выходит из палаты. — М? — Я люблю тебя, Чу. И спасибо за всё, что ты делаешь, — он расширил глаза, пытаясь вновь прокрутить у себя в голове услышанное. — Я тебя тоже, — быстро реагирует Чуя. — Ты же знаешь, да? — Конечно, — кивает она. И с какой бы улыбкой он не хотел оставаться, когда он выходит, она автоматически падает с его губ. Чуя слишком устал, чтобы держать её долго. Особенно когда ему предстоял разговор с врачом, и он даже не ждал, что тот его обрадует. Кими нужна ещё одна операции, потому что пуля задела некоторые органы, и Чуя вообщем-то не сильно в этом разбирается, чтобы запоминать детали. Всё самое важное он вынес из этого разговора. Ему нужны деньги. Много и срочно. У него не могут оставаться сомнения, что ему делать, когда буквально недавно ему предложили работу. Сейчас он уже серьезно будет согласен на всё, если это всё хоть как-то поможет. В коридоре его встречает Дазай. Чуя даже не будет отрицать, что он помогает ему морально не упасть в яму. — Ты как? — встаёт Осаму, когда увидел Накахару. И как бы Накахара не хотел не врать, он всё равно отвечает «нормально», хотя его состояние нормальным было в самую последнюю очередь. Он понятия не имел, что ему делать и как вести себя дальше. — Я думаю, — рискнул снова подать голос Дазай, — с ней всё будет хорошо, — кладя руку на плечо, кивает он. — Хоть бы это было так, — выдыхает Чуя. — Осаму, — его глаза теряются где-то в ботинках, — ты можешь забрать рецепт на лекарства у врача. Я хочу пойти покурить, ладно? — М? Ну да, — немного удивлено кивает Дазай. Как только Чуя зашёл в лифт, он проверил каждый карман, доставая из переднего визитку из чёрного картона. Он сделал выбор. Накахара правда достает сигарету, потому что часто это одна из единственных его трат на себя. Он может не есть хоть сутки, но без едкого никотинового дыма день пойдёт очень сложно. Цифры вылетают из его пальцев с сопровождающей мелодией, и уже через пару секунд он слышит гудки. Его бывший учитель взял со второго звонка. — Мори-сенсей? — Здравствуй, Чуя-кун, — Накахара слышит его зубастую ухмылку прямо через телефон. Его даже не удивляет то, что его сразу узнали. — Я согласен на ваше предложение, — выдыхает Чуя в трубку. — Конечно, — довольно шепчет Огай. — Вы скажете, что мне нужно делать? — Да, вживую. — К чему такая секретность? — А к чему такая спешка? — задал встречный вопрос Мори. — Скажи мне, когда ты будешь готов приступать, и я пришлю за тобой машину. — Мне нужно решить, где будет моя младшая сестра в это время. Вы настолько уверены, что я соглашусь на любую работу? — всё же задаёт вопрос, который хотел. — У тебя нет выбора, Чуя-кун, — спокойно отвечает бывший учитель. — И разве тебя пугает скверный труд? — с явным намёком спрашивает голос в трубке. Чуя уже давно понял, что Мори намного проинформированнее, чем должен быть обычный учитель. И он явно не простой человек, работающий в школе. У Накахары нет времени на то, чтобы думать об этом. — Если всё будет нормально и ты сделаешь всё, что я от тебя хочу, то это будет только пару месяцев, — добавляет мужчина чуть позже. — А если нет? — Ты сделай так, чтобы было да, Чуя-кун, — это последнее, что слышит Накахара перед тем, как Огай сбросит трубку. Чуя уже так устал, чтобы думать, так устал, чтобы хотя бы переживать о том, на что он согласился, что он попросту этого не делает. Он только облокачивается на стену больницы позади себя, спускаясь по ней вниз, чтобы хотя бы сесть на корточки. Его сигарета оказывается забытой, напоминая о себе, обжигая пальцы. Он просто хочет, чтобы всё это побыстрее закончилось. — Чуя? — слышится откуда-то справа. Он поднимает глаза, встречаясь с карими. И, наверное, он хотел бы сейчас просто заснуть в его объятиях, чтобы все проблемы просто ушли куда-то сами. Но в жизни едва ли всё так легко. Чуя чувствует, как начинает раскалываться со всех сторон. Дазай не должен видеть его такого. — Я ждал тебя у входа, — протягивая руку, чтобы Чуя встал, говорит Осаму. Чуя видел столько вопросов в его глазах, которые он не решается задать. Они оба знают, что Чуя будет врать. Он никогда не скажет, что всё откровенно хуёво. — Мг, — только и кивает Накахара. Почему он не подумал до этого, что ему придётся не видеться с Осаму несколько месяцев. Он замечает, как его бросает в дрожь, которая холодом проходится по всему телу. — Ты домой? — смотря прямо в глаза, спрашивает Дазай. Оу, ноги Чуя начали подкашиваться. С каждой секундой, пока он смотрит в те карие глаза, которые уже привык часто видеть, на него всё больше накатывает тревога. — Да, чуть позже поеду, — он надеется, что Дазай не заметил дрожь в его голосе. — Можно с тобой? — это то, чего бы Чуя сейчас очень хотел. Но он не может поступить с ним так, когда уже скоро просто пропадет. — Не думаю, что это хорошая идея, Осаму, — он впервые использует к Дазаю настолько холодный тон. Ему просто нужно побыть сегодня одному и разобраться со всеми вопросами, заполнявшими его голову. — Извини, — с еле видной улыбкой говорит Осаму. Он был таким дураком, извинявшись за то, в чём даже не виноват. — Напиши, когда приедешь, — выдыхает Чуя, с трудом заставляя своё тело развернуться. — Хорошо, — немного растеряно говорит Дазай. — Чуя? — Накахара ощущает руку на своём плече. — Что? — не оборачиваясь, отзывается он. — У тебя точно всё нормально? — Мг, — Чуя не хочет так делать, но он просто уходит, оставляя Осаму одного. Он знает, что на его спине сейчас пристальный взгляд, он знает, что Дазай не понимает сейчас, что происходит. Но ему просто нужно побыть сейчас одному. Ему нужно подумать, что делать дальше и как он должен себя вести. Он знает своего парня и знает, что Дазаю сейчас некомфортно, потому что он не любит не понимать ситуации. Просто Чуя не может сейчас поступить по-другому. Ему нужно пару часов прогулки по городу, чтобы его масли хоть немного встали на место, а наигранная улыбка вернулась на его лицо. Он не хочет, чтобы Чихэру видела его грустного, ведь всё, что он делает сейчас, это для того, чтобы его близким людям было хорошо. И он приходит делать всё для этого.***
Последние пару дней были будто гвоздём в крышке гроба его спокойствия. Он согласился на работу и в большей степени ему было всё равно, что придётся делать, но это всё было как-то слишком неизвестно для привыкшего всё контролировать Чуи. Он ходил, понятия не имея, чем может занять себя, испытавши уже весь спектр эмоций. И самое ужасное, что всё это время мысли съедали его изнутри, сменявшись одна за другой. Он часто был горазд на импульсивные поступки, принятые под пеленой эмоций, но в этот раз он очень хорошо обдумал то, что казалось ему сделать необходимым. И это решение выглядело одновременно как самым правильным, так и самым ужасным в этой жизни. Но оно было единственным, на его взгляд, верным. Его руки немного трясутся, когда он поднимает телефон и ищет нужный ему номер. Долго искать не приходится, Осаму был единственный, кому он звонил так часто. Долгие гудки накаляют обстановку, хотя он и не собирается говорить ничего такого. Сейчас. — Да? — время близилось к вечеру, голос у него звучал крайне уставшим. И боже, Чуя так соскучился по нему даже за эти пару дней, что они не виделись. — Привет. — Дазай, ты занят? — строго спросил Накахара. — А? — Осаму ещё с детства хорошо разбирался в переменах настроения у людей, а у его парня это было заметить ещё легче. — Сейчас нет, а что? Что-то случилось? — С чего ты взял? — выдохнул Накахара. Его слова были крайне не искренними. — Не знаю, — напрягся Осаму, — ты звучишь странно. — Нам нужно поговорить, — натягивая джинсы, произнёс Чуя. — Сегодня. — Хорошо, — растерянно пробормотал Осаму. — Я могу приехать только к десяти. — Не нужно, — оборвал его Чуя, — я приеду сам. — Может— Чуя не дожидается, пока он закончит. Он забрасывает. И ему уже буквально через минуту чертовски стыдно за это. Он выходит из дома через пять минут, одевшись наспех в первое, что попало ему под руку. Телефон разрядился, успев отправить только последнее сообщение. Всю дорогу Чуя ехал в тишине, наедине с голосом в голове, который больше всего хотел развернуться и даже не начитать тот разговор, за которым ехал Чуя. Два часа как назло пролетели слишком быстро, Чуе бы очень хотелось пропустить свою остановку и не выходить, но он не может. Дорогу до общежития он идёт пешком, свежий воздух всё же всегда помогает расставить мысли по местам. И продумать реплики на перёд. Когда он подходит, Осаму уже ждёт его, облокотившись на холодную кирпичную стену с сигаретой в руке. Когда он видит Накахару, уголки губ автоматически тянутся вверх, и Чуе так обидно, что он не может ответить тем же. Он так давно его не видел, и Чуя невероятно по нему скучал. Ему так нравилось наблюдать за чертами или привычками Дазая, которые он никак бы не смог разглядеть в экране монитора. Ему открывался новый Осаму, и он понимал, что влюблялся в него ещё больше, хотя казалось, что больше уже не было куда. Дазай любил холодный душ и спать в носках, сильно горячий чай, добавляя в него по три ложки сахара. Он останавливался у каждой бездомной собаки, гладя её, а иногда и специально заходил в магазины, покупая еду животным, которые, казалось, не нужны были больше никому, кроме него. Осаму смотрел на небо каждый вечер, всматриваясь в яркие звезды, будто хотел высмотреть там для себя смысл жизни. Когда Дазай слушал музыку, он прикрывал глаза, покачивая головой. Осаму любил читать книжки, иногда засыпая с ними, будь то на кровати или кресле. Ему не нравилось, когда кто-то кроме Чуи прикасался к его волосам, но когда это делал он, Дазай немного дрожал от его прикосновений. Он напоминал Чуе кота, который шипит на всех кроме него. Он часто делал комплименты, любил следить за реакцией Накахары. Чуе нравилось замечать это. Он любил каждую из этих черт своего парня. Он стал для Чуи не просто парнем, он стал чем-то особенным. Накахара не может поверить, что это любовь, которую испытывают люди, ведь это было слишком сильное чувство, которое могло толкнуть на что угодно. Он, вероятно, никогда не скажет, насколько влюбился в Осаму, но в своих мыслях он может посвятить ему все слова мира, чтобы доказать Осаму, что чувствует. Дазай стал не просто его парнем, он больше не может представить жизни без его улыбки или смеха. Он не хочет просыпаться утром, если Осаму нет рядом с ним в одной кровати. Любовь к нему стала такой правильной, стала смыслом жизни. Чуя не привык чувствовать себя уязвимым, он всегда избегал этого, но сейчас Дазай Осаму был его главной слабостью. И Чуя к сожалению мог понимать, чем это чревато. Поэтому он тут. Поэтому ему придётся, как бы он не хотел начинать диалог, даже при мысли о котором у него стынет кровь. Может, поэтому, никогда ранее не влюблявшись, Чуя чувствовал себя таким сильным и независимым. Дазай делает пару шагов к нему ближе, сокращая расстояние между ними до пары сантиметров. Его рука уже через несколько секунд оказывается на Чуиной скуле, заводя пальцы за ухо. Его руки такие нежные и привычные, Накахара не может оттолкнуть его. Хотя бы ещё один раз. Дазай приближается медленно, будто ждёт, что его могут прервать. Сначала он просто оставляет нежный поцелуй на его губах, а потом его язык медленно проникает внутрь, сплетаясь с Чуиным. Руки Чуи, казалось, против его воли притянули Осаму за шею, чтобы он стал ближе. Конечно, он знал, что если Осаму его парень, то это нормально, что он целует его так, и Накахара тоже не впервые делает это, но то, как получается целоваться у Дазая, не получалось ни у кого другого. Чуя правда чувствует что-то похожее впервые. Он знает, что значит этот поцелуй. Прощание. Это последний раз, когда он прикасается языком к этим губам, а его руки могут так сильно обхватывать его шею. Он ощущает приятное жжения тепла на своей щеке, а другую руку на талии, которая забралась ему под футболку. По сравнению с холодным вечером пальцы у Дазая были слишком тёплые. По спине бежали мурашки. Чуя не будет отрицать, что хотел бы его сейчас. Но это было бы слишком. Как бы противоречиво это не выглядело, он просто не может отказать себе хотя бы в последнем поцелуе. Как бы неправильно это не было. Ему приходится разорвать поцелуй, пока он ещё мог это сделать. Чуя уверен, что его губы сейчас красные. Он чувствует холод без его рук. — Я просто давно хотел сделать это, извини, — хмыкает Дазай. Чуя бегает по нему глазами, будто стараясь уловить каждую деталь его лица, запоминая. — Хорошо, — выдыхает он. Накахара снова возвращает наигранную строгость и безразличие, натягивая их на лицо как маску. — Ты хотел поговорить, — кивает Осаму. — Мг, давай отойдем, пожалуйста, — они стоят у боковой стены общежития, и если бы хоть кто-то вышел из него, они сразу же попали бы под обзор. Чуя хотел, чтобы они были только вдвоём. — Чуя, ты правда пугаешь меня, — идя за Накахарой, в шутливой форме сказал Дазай. Чуя ни минуты своей жизни не жалел, что познакомился с Осаму, не жалел, что ответил на то чёртово письмо. Ни минуты. До этого момента, когда его глаза пересеклись с карими глазами Дазая, и он уже точно знал, что ему нужно сказать. Нет, не потому что он так хочет, а потому что так будет правильно. Он любит кого-то настолько сильно впервые, но он точно уверен, что поступить нужно именно так. Они отошли достаточно далеко, чтобы остаться незамеченными. Чуя не торопился. Он достал и закурил сигарету под пристальным взглядом Дазая, выдыхая дым куда-то в сторону. — Дазай, — это прозвучало так грубо и холодно, что резало по ушам. Чуя давно не назвал его по фамилии. Он увидел, что Осаму напрягся. — Я хочу поговорить с тобой. — Да, ты уже сказал это. Я тебя слушаю. — Дазай, я хочу, чтобы мы расстались, — он набирается мужества, чтобы посмотреть прямо ему в глаза, и за долю секунды он видит там массу эмоций. — Чуя, — с смешком выдыхает Осаму, — если ты приехал в Токио специально, чтобы подшутить надо мной, то это не смешно. — Нет, — он качает головой. — Хотел сказать, что ты мне больше не нужен, — каждое слово вылетающее из его же губ ощущалось как новое ножевое ранение. — Чуя— — Я не понимаю, что ты не услышал? — он сказал это чуть громче. — Наверное, я сейчас не доверяю своим ушам или мозгу, который обрабатывает всё как-то не так. Что случилось? — почему Осаму делает всё таким сложным? — Я же сказал, что больше не хочу ни встречаться с тобой ни общаться. Вообще, Дазай, — он делает шаг назад, вдыхая новую порцию дыма. — Я не люблю тебя и не вижу смысла продолжать ебать друг другу мозги, — он так старается, чтобы его голос не сорвался. На слишком долгие пару минут между ними повисает тишина. Чуя слышит гул проезжающих машин где-то далеко и шаги прохожих на соседней тропинки, чей-то разговор по телефону и лай собак. Ему даже кажется, что в какой-то момент он слышит биение своего сердца. Всё, кроме его голоса. — Дазай, я просто хочу, чтобы ты исчезнул из моей жизни, — когда тишина затянулась, сказал Чуя. — Исчезнуть, — собственный голос резонировал по ушам. Дазай всегда был готов, что жизнь повернется к нему пятой точкой. Он неосознанно, но всегда ждал подвоха. И единственный человек, которого он любит, единственный человек, которому он готов доверить свою жизнь, говорит, что не хочет больше видеть его. С раннего детства Осаму боится остаться один, это был самый большой его страх. В четвертом классе его собаку насмерть сбила машина. Он полтора часа просидел с её мертвым телом в руках, потому что просто не знал, как распрощаться со своим другом. От него уходили девушки. Первая его любовь умерла, лучший друг тоже. Чуя был самым лучшим из всех людей в его жизни. Не сравнимый ни с кем. Больше всего Дазай боялся, что проснется в один день с осознанием того, что Чуя какая-то выдумка, которую придумала его голова. Он боялся, что ему передалась болезнь матери и Накахара будет обычной галлюцинацией. Как только он начал верить, что в его жизни всё начинает идти как нужно, Кими забрали в больницу, а теперь человек, который построил его заново, убивает, не оставляя возможности на восстановление. Жалкий голос в голове уверял, что это не смешная шутка, здравый смысл был умнее, заставляя ноги подкашиваться. — Почему? — Ты никогда не был тупым, Дазай, — выдыхает Чуя. Он бы хотел знать, насколько больно ему делает, но он не может залезть в чужую голову. Осаму с виду был спокоен. Его глаза всё также были на Чуином лице. — Я уже говорил, потому что всё, что было, это не серьезно. Глупость, которая должна закончиться. Я попробовал что-то новое, но мне надоело, — их отношения для него всё. Он чувствует, как предает сам себя, когда говорит это. Он ещё когда ехал сюда, знал, что ему будет сложно говорить всё это. Но Чуя искренне не видит другого выхода. Если ограбили его дом и сделали такое с его сестрой, он не может быть уверен, что завтра не навредят Дазаю. А если кто-то посмеет, Чуя не переживёт, если с ним что-то случится по его вине. Он не простит себе этого. Чуя не знает, насколько опасную работу ему предлагает Мори, но это точно не сбор яблок или официант в закусочной. Он просто считает, что оградить Дазая от проблемы, то есть от себя, будет правильным решением. Чуя безумно не хочет сделать ему больно, но лучше он отвернёт его от себя сейчас и при таких обстоятельствах, чем потом узнает, что с ним что-то случилось. Чем грубее он разорвёт с ним отношения, тем больше вероятности, что Дазай забудет его быстрее. Чуя уже работал на криминальных работах, и он хорошо знает этот мир изнутри. Если люди, которые что-то хотят, узнают о твоих связях с кем-то, близкий тебе человек может пострадать. Он никак не мог допустить этого. — Ладно, — односложно отвечает он. Карие глаза тупят взгляд в собственных кроссовках, но Чуя замечает, насколько взгляд этот холодный, такой, каким никогда не был. Не с Чуей. Он чувствует себя паршиво, когда не видит его глаз. Чуя привык всегда примерно знать, что думает Осаму и мочь спросить об этом. Но сейчас он больше не имеет таких полномочий. — Я просто хочу, что ты ответил на один вопрос, Чуя, — он пытается звучать спокойно и годы жизни с такими родителями, как его, научили сдерживать эмоции в себе. Дазай делает глубокий вдох, который звучит раздраженным. Может, он придумал себе что-то? Может, их отношения никогда и не были отношениями? Может, он совсем не так хорошо знает Чую, как ему казалось? Дазай проебался по всем фронтам, потому что окунулся в него с головой, топя макушку. Он впервые чувствует себя таким полным идиотом. — Неужели ты такой лицемер, что столько времени встречался с человеком, которого на дух не переносишь? — это звучало как вопрос самому себе, Дазай больше не смотрел на него. Он пытался сохранять спокойствие, но он просто закипал. Он впервые чувствует злость от грусти и растерянности. Осаму всегда привык получать ответы на свои вопросы, привык просчитывать всё наперёд и знать, кто и что сделает дальше. То, что говорит сейчас Чуя, выбивает землю у него из под ног. Он правда не понимает, что сделал не так. Был бы он тем маленьким Осаму, он бы уже разрыдался прямо тут. Скорее всего ему не жаль, что он потерял этот навык уже очень давно. Чуя тоже опустил взгляд. Ему ещё никогда так не хотелось умереть как в эту минуту. — Я— Его перебивают. — Чуя, ответь, — его голос стал таким холодным, будто он разговаривает абсолютно с другим человеком. Накахара замечал, что Дазай говорит так с незнакомцами. — Я не понимаю, какой ответ ты хочешь услышать, — он правда звучит так, будто ему наплевать. Чуя репетировал. От собственно тона его немного дёргает, Чуя никогда не говорил так с ним. — Тебе было отвратительно, когда ты целовал меня? — боже, за что он делает это с Чуей? Он никогда бы не смог соврать. Он не хочет отвечать на этот вопрос. У него подкашиваются ноги. Чуя не плачет, он давно забыл, как это делается, его глаза даже не щипят, он просто думает, что такое состояние у обычных людей перед слезами. — Дазай, это— Он не знает, что отвечать. Тут сто процентов нет какого-то правильного ответа. Этот вопрос выбил у него весь воздух из груди. — Я хочу, чтобы ты ответил, — жмёт плечами Осаму, переводя холодный взгляд карих на Чую. Эти глаза больше без эмоций. — Нет, никогда, — он не смог бы ответить по-другому. Чуя никогда не был настолько жесток. — Тогда я рад, что не заставлял тебя делать это, — устало усмехается Дазай. Чуя прошелся по его лицу, хотя и знает, что Осаму не показал бы ему никаких новых эмоций, если бы не убрал вообще все. Они молчат, стараясь не встречаться взглядами. Накахаре очень хотелось бы узнать, что конкретно сейчас думает о нём Осаму. — Я, — первый разрывает тишину Накахара, — надеюсь, ты понял, Дазай, — его голос предательски дрогнул, что выбивалось из общей картины его наигранного пофигизма. Они стояли в тишине, просто смотря друг другу. Дазай выглядел так, будто всё ещё пытался уловить у Чуи в глазах, что это враньё или злая шутка, которая совсем не была для него смешной. — Чуя, — повторил он его имя так, будто одним только словом мог что-то изменить, — почему так? — он даже слабо улыбнулся, только без тех ямочек, которые так нравились Накахаре. — Я не хочу спорить с твоим решением, если ты подумал, что так будет лучше для тебя, мне просто чертовски интересно, что я сделал не так? Чуя ненавидел тот факт, что Осаму винит себя. — Ничего. Просто я увидел, что ты воспринял нашу интрижку слишком серьезно. — Чуя выплевывает это слово против своей воли. Назвать то, что он чувствует к Осаму, «интрижкой» ни с какой стороны не было правдой. Если враньё — грех, то он будет гореть в аду сто процентов. — Мы просто провели время вместе и на этом всё. — Провели время вместе, — повторил шатен. — Интересно, — хмыкает он, немного прикусывая сухие губы. — То есть ты ничего ко мне не чувствуешь? Всё, что было, притворство? Или это просто я воспринял всё по-другому? — Прости, Дазай, — жмёт плечами Чуя. — Я не скажу тебе ничего такого, что уже бы не сказал. Для меня в этом всём никогда не было серьезности. Мне только недавно открылись глаза на то, под какой призмой смотришь ты. — Удивительно, что я оказывается настолько тебя не знаю, — Чуя увидел струйку крови на его губе. Он давно заметил эту привычку у Дазая. Эти слова, казалось, ранили больше всех остальных. Было так больно, что казалось, будто что-то рвёт тебя изнутри. Чуя просто представлял свою здоровую сестру и безопасность Дазая, когда говорил всё это. Так было куда легче. — Будь счастлив, Чу-чу, — он слегка кивнул головой, а его улыбка стала шире. Осаму прошёлся по нему глазами, он не сказал больше ни слова, развернулся к нему спиной, может быть, в надежде, что Чуя повернёт его обратно, но когда ничья рука к нему не прикоснулась, он ушёл. Чуя смотрел на спину, которая с каждой минутой становилась всё дальше от него. Сейчас больше всего на свете он хотел бы догнать и поцеловать его или хотя бы обнять. Но это было до того эгоистично, что он не мог себе позволить сделать это. Чуя смотрит не него, понимая, что на этом конец. Их отношения останутся только в воспоминаниях и редких фотографиях в галерее его телефона, в их переписках с бесчисленным количеством сообщений, в его памяти. И если сделать Дазаю больно сейчас, но спасти ему жизнь — это правильный выбор, то он не задумываясь так поступит. Потому что так правильно. Пусть Чуя и согласится на работу Мори, он будет хоть в чём-то уверен. Чуя идёт на это ради сестры. Они оба напьются этой ночью.