прощание.

      мы стояли в снегу. кажется, мы делали так уже не первый, не второй и даже не третий раз. мы смотрели на до сих пор не успокоившийся пожар и, наверное, сожалели о чем-то. я беззвучно просил прощения у всех, кому причинил боль. он сожалел о том, что не смог помочь мне и жителям. иногда мы садились на упавшее давным-давно дерево, и он обнимал меня. я чувствовал, как мы оба дрожим. вряд ли от холода, холод стал добрым другом и спутником. он не морозил, наоборот — грел. мы дрожали, зная, что можем быть для всех врагами. но отказывались это принимать, поэтому и не уходили. прощаться с городом, где прошло так много всего, не хотелось.       он смотрел на луну, сохранявшую наши слова, наши истории и наши прикосновения. я смотрел на него, удивляясь, что он все еще на моей стороне. мы любили то, что уничтожили, и надеялись, что не уничтожим друг друга. когда он смотрел на меня в ответ, мое сердце падало куда-то вниз, и становилось больно. я уверен, ему тоже было больно. но если мы не думали о пожарах и разрушениях, если мы просто сидели на замёрзшем упавшем дереве, то было хорошо. мы никогда не чувствовали себя так хорошо, когда сидели, укрываемые снегопадом, и улыбались только друг для друга.       мы стояли в снегу и смотрели, как меняется день на ночь. иногда я плакал и проклинал себя, а он убеждал меня в обратном и говорил: «это произошло бы в любом случае, не смей себя винить». я все равно винил. он никогда не плакал, но я всегда успевал увидеть его редкую улыбку, полную такой слабости и безнадежности, что я сам так улыбался. тогда я приглашал его на танец. это было удивительно, как сильно он любил танцевать. у нас не было музыки, но он всегда напевал что-то знакомое, что разрушить просто невозможно.       мы ходили туда и по одиночке. он ходил и сидел прямо в снегу, смотря на небо и иногда загадочно посмеиваясь. я ходил и стоял на упавшем дереве, пытаясь вспомнить, что я такого сделал, и решить, что же нам делать дальше. мы всегда возвращались в одном и том же настроении: немного раздраженные, немного опечаленные, немного довольные, немного усталые, немного любящие, немного любимые. и мы сидели в моей лаборатории молча, но понимали, что это и был наш разговор. молчаливый диалог был нашим маленьким кусочком надежды, что однажды мы все-таки соберемся и уйдем. уже пора.       я пошел на наше место не вечером, а утром, в тот день, когда мы решили уйти. солнце освещало безоблачное небо, снег красиво блестел в моих глазах. он подошел ко мне и сказал: «нам пора. идем домой». домой, подумал я. у нас обоих нет дома. мы оба его разрушили. может быть, мы оба даже этого хотели. уже поздно рассуждать о своих желаниях. но я понял, что мой дом будет там, где будет мы, наши молчаливые разговоры, наши прикосновения, наши небольшие чувства. я кивнул, и он пошел вперед, выше. я клянусь, он обернулся. обернулся так, как орфей, который сопровождал свою любимую эвридику из царства мёртвых.       и тогда я пошел за ним. мы уже не оборачивались. мы оставили незабываемые воспоминания приторной луне и попрощались.