Test & Recognise

***

Вернувшись домой с отвоёванной наконец футболкой, Неро застал картину, не вызывающую ничего, кроме вздоха: красивая женщина с тёмными густыми волосами сидела за столом в окружении грязной посуды, пустых упаковок из-под быстрой еды и нескольких банок пива. Играла её любимая ретро-радиостанция, привычное звучание которой уже насквозь пропитало стены этого дома и сейчас мягко разливалось по помещению, наполняя пространство особой атмосферой. Голова подростка пухла от навалившихся за минувшие сутки новостей, но увиденное, хоть и не прибавило ему покоя, при этом нисколько не удивило его. — Опять спустила выручку за смену на пиво? — невозмутимо произнёс юноша, скинув свой портфель на один из кухонных табуретов и невольно вслушиваясь в неторопливую, расслабляющую мелодию старенького поп-рока. Она удивительно хорошо резонировала с его растрёпанным состоянием. — Прости, Риз, я та-ак устала, — протянула женщина жалобным тоном. — Мне нужно было немного прийти в себя. — Ты старше меня в два раза, почему я должен учить тебя элементарным вещам? — спросил Ризотто утомлённо, на что брюнетка виновато прикрыла глаза. — Ты хотя бы сверяешься с расчётами, которые я сделал? Отмечаешь расходы? Мы не должны тратить больше необходимого, — подчеркнул парень, глядя на неё со строгостью. — Ризотто, прошу, только не сейчас, — Мисато схватилась за голову и распласталась по столу всем корпусом, подкрепляя этим жестом окончание разговора. Тогда, оглядев женщину напоследок, светловолосый воздержался от возмущённых комментариев в её адрес из солидарности с её самочувствием. Вместо этого он молча подсчитал количество пустых упаковок и банок на столе, в мусорном баке, на всякий случай проверил холодильник на наличие обновок в виде извечных полуфабрикатов, и отметил расходы самостоятельно, прикинув в уме стоимость всех найденных продуктов.

***

В глубине души он знал, что у тёти всё равно не выйдет с точностью следовать установленным ради их же блага правилам, ведь дисциплина вовсе не её конёк. Хотя она несомненно старалась в меру своих возможностей, но неизбежно что-то упускала. К тому же она действительно сильно выматывалась, работая водителем такси преимущественно по ночам, когда тариф выше, или вообще сверхурочно, что не могло не сказаться на её эффективности. Мисато редко унывала, но сегодня её хвалёный оптимизм, видимо, дал слабину. Всё же женщина не была железной, как тот же старый, но удивительно живучий байк, доставшийся ей от отца, на котором она любила погонять и проветрить голову в свободное от работы время. Правда, чего от этого было больше: вреда или пользы — оставалось под вопросом. Несмотря на всю её любовь к вождению и быстрому транспорту, это увлечение, кажется, не отвечало ей взаимностью: на дороге тётя вечно попадала в аварии и прочие передряги. То помнёт крыло на рабочей машине, то поцарапает чужую, то ещё что-нибудь. На их и так скромный доход наваливались штрафы с компенсациями за ущерб, которые Мисато приходилось выплачивать вместе с платой за ремонт машины работодателя. И это не учитывая неизбежные бытовые расходы и коммунальные счета. Порой деньги уходили и на починку её разваливающегося мотоцикла, который и без каких-либо дорожных происшествий едва держался на ходу. Ризотто был не в восторге от трат, не касающихся первостепенных нужд, но женщина не могла бросить свой байк — он был ей дорог, как память об отце, и ко всему прочему являлся её незаменимым инструментом для поддержания душевного равновесия. Мисато никогда не отрицала свою вину, как за долги, так и за мелкие промахи, как сейчас, но подросток и не мог всерьёз её винить, только делал замечания и присматривал за женщиной по возможности. Глубина его благодарности ей была слишком велика, чтобы размениваться на мелочи по типу житейских неудач. В трудный момент, когда он лишился родителей, тётя, не задумываясь, взяла над ним опеку, хотя тянуть помимо себя ещё и ребёнка ей далось нелегко. Но несмотря на сложности, она всё равно одарила его практически материнским теплом, окружила заботой и поддержкой. Может, тётя и не была идеальна, но он знал — она делает всё, что в её силах. Ему одному было известно, сколько она взвалила на себя тогда и чего ей это стоило. А так как с мужчинами Мисато тоже не везло, рассчитывать она могла лишь на него, ведь ждать помощи было больше не от кого. Поэтому Ризотто стремился как можно лучше закончить учёбу и достойно устроиться, чтобы они, наконец, встали на ноги. А пока он просил только об одном: лишь бы тётя поменьше встревала в неприятности и не оставляла царапин на чужих машинах.

***

Покинув кухню, Ризотто поднялся наверх к своей маленькой, сооружённой с помощью самодельных стен, комнатушке. Их существование было призвано разделить второй этаж, изначально являющийся единым помещением, на две части. Основная комната была отведена под спальню Мисато и для хранения большей части вещей, а здесь находился его собственный угол. Это был маленький дом типовой застройки: весьма компактно организованное пространство, рассчитанное на одного или от силы пару человек. Домом полноправно владела тётя, раньше она жила в нём со своим отцом. Жилище выглядело таким же потрёпанным, как и байк, и всё прочее, что осталось ей после него. Отчаянно напрашивался капитальный ремонт, хотя юноше казалось, что многое уже не подлежит никакому восстановлению, и поможет только переезд. Но стоило сказать спасибо и на этом. Пусть дом и в плачевном состоянии, зато вполне просторный, ведь подобная планировка была далеко не пределом компактности бюджетных жилищ. Не будь у Мисато этого жилья, они наверняка ютились бы в какой-то «коробке», сидя друг у друга на головах: язык не поворачивался как-то иначе назвать типичные «апартаменты» для бедняков площадью в несколько квадратов. Рассчитывать хоть на маломальские удобства там не приходилось, лишь бы втиснуться самому, а задумываться о личном пространстве и подавно. А тут у него даже была какая-никакая, но отдельная комната, где он мог получить необходимое ему уединение. Оказавшись с собой один на один, Неро распаковал футболку, впихнутую в школьную сумку прямо вместе с пакетом, и вновь взглянул на неё. Не верилось, что этой вещи, бывшей на грани рваного тряпья, буквально подарили вторую жизнь. И хотя он ещё давно заметил, что руки у преследователя росли из нужного места, разглядывая бессчётное количество аккуратных, кропотливых стежков, он понимал, что это, должно быть, стоило ему по-настоящему большого труда… Немного посидев в раздумьях, Ризотто не удержался и достал все записки, которые чудесным образом у него сохранились, а затем внимательно перечитал их. Теперь красиво выведенные иероглифы заиграли совсем другим смыслом; в один миг все эти бесконечные комплименты и подбадривающие слова стали предельно ясны и однозначны. Это вгоняло Ризотто в смятение. Парень совершенно не знал, как к этому относиться. Старые рок-баллады и блюз с вечернего радиоэфира, доносящегося снизу, до самой ночи сопровождали его удручающие размышления.

***

С тех пор никаких записок и обедов действительно больше не появлялось. С одной стороны, Ризотто был удовлетворён тем, что его поняли с первого раза. Но с другой — было отчего-то неспокойно на душе. Его не отпускало чувство, будто он упустил что-то очень важное. Изо дня в день Неро продолжал размышлять и по инерции приглядывался к сверстнику, когда тот не видел. Сложно было не обращать на него внимание после всего. Если точнее, это было просто невозможно. Ему признались. Как бы он ни относился к данному факту, это далеко не пустяк, только не для Ризотто. Ситуация сложилась поистине экстраординарная, ведь с ним такого никогда не происходило и, по его мнению, не должно было произойти. Это не то, что он мог просто выбросить из головы. Несмотря на то, что его методично выбивали из колеи вот уже много недель, сейчас его феноменальной концентрации действительно пришёл конец. Сосредоточиться на учёбе стало в разы сложнее, на занятиях он то и дело вспоминал о случившемся, думал о поступках Доппио, его мотивации, пытался снова и снова анализировать его действия и слова. Винегар даже толком не вошёл в его жизнь, лишь слегка потоптался рядом, а старательно выстроенная светловолосым реальность уже начала рушиться, как карточный домик. Полный провал. Именно этого он и пытался избежать, ограждаясь от любых возможных социальных связей. Но как бы ни было прискорбно, процесс уже запущен, и Ризотто осознавал, что не сможет обратить его вспять и с лёгкостью восстановить свой привычный ритм. Он так и продолжал задаваться безответными вопросами, пока не пришёл к выводу, что единственным способом вернуть себе прежние размеренные будни и самообладание будут только новые решительные действия. Абстрагируясь от розоволосого и странной, неопределённой связи, волею судьбы сформировавшейся между ними, он ничего не добьётся, а лишь усугубит своё рассеянное состояние, загнав в бесконечный круг навязчивых мыслей. Ему следовало расставить всё по полочкам, разобраться, как это возможно, — что он стал объектом чьего-то воздыхания. А как итог, разрешить противоречие между его личным восприятием и действительностью. Так что юноше ещё предстояло испытать Винегара на прочность и тщательно исследовать его намерения и чувства, чтобы удостовериться в их искренности. И хотя утверждение, что чудной парень мог проявить столько усердия ради бессмысленной лжи, звучало не менее невероятно и даже жестоко, пока что Ризотто не был готов безоговорочно доверять чужим словам. Его критичная и неуверенная в себе натура требовала как можно больше доказательств. А раз он уже попал в эту ловушку, то предпочёл бы потратить заведомо упущенное время на конкретику, а не на пустые домыслы.

***